Старинные часы. Глава 21

Глава 21

Последние дни августа выдались в этом году особенно дождливыми. Казалось, лето спешит уступить свои права приближающейся осени. Кое-где уже пожелтели листья и по ночам на землю опускались первые туманы. Правда, ещё иногда гремели грозы, но они становились короче, напоминая об уходящем лете далёкими зарницами.

Самолёт, на котором прилетели Эмма и Сергей, приземлился в аэропорту Пулково. Питерская погода встретила их моросящим дождём, что составляло резкий контраст с солнечным Мехико, где они пробыли два месяца. Это путешествие не было запланированным. Твёрдое намерение на время увезти Эмму из Петербурга появилось у Сергея, когда Торопцов пришёл к ним в дом.

Звонок в дверь тогда раздался минут через пять после ухода Сергея. Эмма была уверена, что это он вернулся за какой-нибудь впопыхах забытой вещью, но к её великому изумлению на пороге стоял Торопцов. В одной руке он держал торт, в другой шампанское.
– Не прогоните незваного гостя? – сходу спросил он. – Эмма подумайте, ведь я совершенно неожиданно для себя узнал, что мы с вами соседи!
– Я переехала сюда недавно, поэтому ни с кем не знакома. Но близких соседей видела. Вас среди них нет.
– Прошу прощения. Я выразился не совсем верно, – принялся он плести паутину лжи. – Ваши окна должны выходить на перекрёсток с двумя многоэтажками? Так в одной из них я и живу. Можно ли в этом случае считать нас соседями?
– Думаю, да. Но вы не стойте в дверях, проходите.
Торопцов огляделся вокруг, намереваясь оценить обстановку. К его великой радости Сергея не было дома. Отдав Эмме торт и шампанское, он сунул руку в карман, чтобы нащупать включенный диктофон. В первую очередь для хорошей записи, удовлетворяющей требованиям хромого, нужно было выбрать место. Квартира хоть и была большой, но современная планировка сводила две комнаты и кухню в одну гостиную.
– Поставлю чайник, а вы располагайтесь.
«Где-то здесь и надо приспособить диктофон», – подумал Торопцов.

Он искоса наблюдал, как Эмма наливает воду в чайник и достаёт из шкафчика чашки. Такой он, разумеется, видел её впервые. Худенькая девушка в домашнем светлом костюмчике могла быть царицей. Это он понимал хорошо. Прохаживаясь по комнате, делал вид, что рассматривает книги на полках, фотографии в рамках, разные безделушки. Последних здесь было немного, ведь в холостяцкой квартире Сергея Эмма появилась недавно, а тот был любителем минимализма. Остановившись у подаренной им картины, Торопцов внимательно смотрел на неё. Она висела в рамке.
Засыпая чай в заварник, Эмма сказала:
– Я благодарна вам за этот подарок. Жаль, что вы незнакомы с художницей.
– Мне тоже.
– На самом деле у меня из головы не выходят ваши слова о ней. Ведь, как я поняла, она оказалась в какой-то непростой жизненной ситуации? Возможно ли ей как-то помочь?
– Об этом сложно сказать. Но если хотите я попробую что-нибудь узнать для вас.
«Завтра вытрясу из хромого душу, – подумал Торопцов, – ведь это он всучил мне картину».

Тик-так-дон-дили-дон-тик-так вдруг раздалось в комнате, и Торопцов обернулся. На стене висели часы с необычным циферблатом. Две стрелки, выполненные в форме танцующих фигурок, соединились внизу, указывая на странный символ, заменяющий цифру шесть.
Он подошёл ближе, чтобы разглядеть какую-то надпись в центре круга и в этот момент ему пришло в голову, что диктофон можно положить на небольшой столик прямо под часами. Взглянув на Эмму, разрезающую на кусочки торт, он быстро засунул его за большую вазу и отступил на несколько шагов, как бы желая получше разглядеть часы. Торопцов уже даже хотел сказать что-нибудь на их счёт, но в этот момент случайно увидел в зеркале напротив часов своё отражение. Не поверив своим глазам, он зажмурился и повертел головой. Вдруг стало казаться, что время пошло медленнее. Он наблюдал за своим отражением - оно жило и двигалось в зазеркалье. В плавающей размазанной картинке Торопцову мерещилась извилистая дорога, по которой он сам уходил куда-то вдаль, постепенно превращаясь в чёрную точку. Эта точка просуществовала лишь мгновение прежде, чем исчезнуть навсегда.
«Что это? – испуганно подумал Торопцов, глядя, как на перевёрнутое отражение часов накладывается дрожащая призрачная лента дороги. Себя в зеркале он больше не видел, как если бы не стоял сейчас прямо перед ним. В нём отражались только часы. Две танцующие фигурки-стрелки вращались по кругу назад.

Некоторое время он не мог даже пошевелиться, но потом усилием воли заставил себя отойти. Вначале он ещё чувствовал напряжение. Им завладела какая-то непонятная, невесть из чего родившаяся, тревога. Казалось бы, без видимой на то причины она вдруг всё окрасила серой краской. Даже Эмма на миг перестала быть такой желанной, какой была ещё мгновение назад.
Торопцов сел на диван и уставился в одну точку. Он не мог бы сказать, как долго просидел так, но очнулся он от её прикосновения к своей руке.
– С вами всё в порядке? – спрашивала Эмма и Торопцов поймал себя на мысли, что не слышал, как она подошла и села с ним рядом. Он молчал несколько секунд, глядя ей в глаза. Прижимая её руку к своей груди, он постепенно начал приходить в себя. На самом деле сейчас ему очень хотелось спросить, что с ним произошло, но Торопцов побоялся, что Эмма примет его за умалишенного.
«Может быть всё это мне только показалось? – подумал он. – Ну, конечно, а иначе это безумие какое-то! Не будь дураком, Торопцов!».
Откинувшись на спинку дивана, он вздохнул с облегчением и взглянул на Эмму. К нему вновь вернулись все его прежние чувства и Торопцов наклонился ближе, прижал к губам её руку и тихо сказал:
– Я люблю вас. Люблю с первой встречи.
Эмма растерянно молчала, поэтому Торопцов попытался её обнять.
– Если бы я только мог надеяться на то, что когда-нибудь вы ответите мне взаимностью! Я был бы счастлив!
Обхватив за талию, он привлёк Эмму к себе и не обращая внимание на сопротивление, принялся целовать её.
– Будьте моей, – горячо шептал он, рассчитывая, что его страсть сумеет подчинить её. – Будьте моей женой. Подождите! Подождите, не торопитесь отказывать мне. Я уверен, вы созданы для меня!
– Отпустите меня немедленно! – резко и строго сказала она. – В своём ли вы уме? Вы решили, что любовь можно вызвать с помощью силы?
Торопцов ослабил натиск, сообразив, что перегнул палку. Тем временем, вырвавшись из его объятий, Эмма встала с дивана и отошла в сторону, остановившись возле часов.
– Если бы вы только полюбили меня, – не сдавался Торопцов, повторяя свои признания.
– На это вам лучше не надеяться, потому что моё сердце занято, – отрезала Эмма. – И давайте поставим на этом точку.
Подходя к ней, он сказал:
– Вы слишком категоричны.
В этот момент он даже не придал значения тому, что видит себя в зеркале.
– Это слишком жестоко, а вы не жестоки. Вам следует быть гибче, податливее. Не нужно портить нашу с вами любовную драму!
– Любовную драму? О чём вы? Нет никакой драмы! Нет и быть не может!
– Ну почему же? Вы так ошибаетесь, Эмма! И вы совсем не знаете меня. Однако только в вашей власти превратить её в счастливую сказку. Неужели вы станете упираться? Не надо – мой вам совет, потому что я всё равно не отступлю. Вы моя, а на всё остальное мне плевать, дорогая.
– Даже на то, как я к вам отношусь?
Торопцов усмехнулся.
– В этом мире нет ничего вечного. Вы думаете, что ваша любовь к Сергею непоколебима? Ох, Эмма скоро всё может измениться. Тем более, как я уже сказал, вы созданы для меня. Потом вы сами поймёте это, а пока, дорогая, я не буду торопить вас. Время пока терпит. Я подожду чуть-чуть.

Эмма пожала плечами и развела руки в стороны. Она уже даже хотела ответить, что это ожидание бессмысленно, но заметила, что Торопцов больше не смотрит на неё. Мельком бросив взгляд в зеркало, он застыл на месте. В мутном отражении снова возникла дорога. В какое-то мгновение ему даже показалось, что он видит припаркованные на обочине машины, настолько правдивой была эта картина. Он как будто нёсся мимо них на огромной скорости и при этом чувствовал её, словно не стоял сейчас в комнате, а был за рулём своей Subaru Impreza. Так же, как и несколько минут назад, себя самого он не видел.
«Ха, ха, ха, – вдруг послышалось ему. – Зеркала отражают только то, что существует».
Торопцов зажмурился и заткнул уши. Ощутив дрожь в коленях и в руках, он боялся открыть глаза, опасаясь снова увидеть все эти отражения.
Die Uhr l;uft, und die Zeit ist nicht mehr, – прошелестело в тишине. – Часы тикают, и время ушло.
В этот момент Торопцов вдруг почувствовал резкую боль во всём теле и согнулся, обхватив голову обеими руками. Он вскрикнул и не разбирая дороги, пулей вылетел за дверь. Своих действий он не осознавал, а просто бежал вниз по лестнице. Опомнился Торопцов только на улице. Его сильно трясло, но боль постепенно утихла. Переведя дух, он прислонился к фонарному столбу. Способность думать вернулась к нему повисшим в воздухе вопросом: «Что со мной происходит?».
Ещё некоторое время потом он сидел в машине. Откинув голову на спинку сиденья и закрыв глаза, он размышлял: «Никогда больше я не переступлю порог этой квартиры и никому ничего не скажу. Иначе сочтут сумасшедшим. Ведь, как заставить людей поверить в то, что я видел своими глазами? В то, чего нет и быть не может? Куда из этого чёртового зеркала исчезло моё отражение? Как возможно вместо себя, стоящего напротив него, видеть какую-то дорогу? Зеркала отражают реальность, а не создают её! И откуда звучал этот голос? Слышала ли его Эмма или он существовал только в моей голове? Так много вопросов!!!»
Ответить на них Торопцов не мог. В общем, и не хотел. Единственное чего ему хотелось – это убраться отсюда поскорее. Наконец, он стал чувствовать, как расслабляются мышцы и проясняется в голове. С облегчением вздохнув, он тронулся с места. Минуту спустя всё случившееся с ним, он готов был уже считать глупостью, о которой больше не стоит думать. Пусть оно исчезнет, как дурной сон.

Вернувшись домой, Торопцов принял душ, с аппетитом поужинал и с удовольствием растянулся на кровати. Желая уснуть, он проворочался с боку на бок минут двадцать. Сон не шёл, и он снова подумал об Эмме. Но сейчас она больше пугала его, чем притягивала. Казалось, от неё исходила опасность, которой он раньше не понимал.
«Возможно, и это мне только кажется? – размышлял он. – Что это я, в самом деле? Она красива, богата и знаменита. Что я себе выдумал? Торопцов! Пора, наконец, прийти в себя!!!».
Он резко сел в кровати и похлопал себя по щекам. Усилием воли постарался отогнать дурные мысли, но в этот момент перед глазами встала картинка, померещившаяся ему в зеркале. В воображении лентой бежала дорога, маня Торопцова сесть за руль. С трудом дождавшись ночи, он схватил ключи и пошёл к припаркованной у подъезда машине. Постояв несколько секунд возле своей Subaru Impreza, он понял, что придёт в себя только тогда, когда погоняет по ночной трассе, ощутив скорость и дорогу.
Не обращая внимания на приближающуюся грозу, Торопцов выехал за город и понёсся по кольцевой. Надавливая на газ, он опустил окно и высунул в него левую руку. Когда в ночном небе сверкнули молнии и стал подниматься сильнейший ветер, он заорал во всё горло, ощутив закипающую в жилах кровь. Мчась вперёд, чувствовал, как скорость и риск за короткое время вернули ему бодрость духа и ясность мысли. Торопцов больше не был подавленным и растерянным, каким сделала его загадка старинных часов. Напротив, сейчас он чувствовал себя сильным, энергичным и умным. Способным справиться с любой проблемой, включая ту, которую не может объяснить.
«Эмма будет моей! – проорал он, показав средний палец сверкнувшей впереди молнии. Как бы презирая опасность, Торопцов захохотал. – И хромой ублюдок завтра заплатит мне за запись!».

Продолжая смеяться, он вдруг испуганно дёрнулся и резко крутанул руль. Почувствовав, что потерял управление, Торопцов успел вспомнить, что диктофон остался на столике под часами. Унося из квартиры ноги, он забыл его!!! Эта мысль обожгла его за пару секунд до того, как на мокром асфальте занесло машину. Ударившись об ограждение, она сделала сальто и вылетела в кювет.
В эту ночь гроза гремела жуткая, поэтому почти не было машин на трассе. Когда же через полчаса после аварии прибыли спасатели, Торопцов ещё был жив. Они вытащили его из покорёженной машины и переложили на каталку скорой помощи. На мгновения он даже пришёл в сознание, но почувствовав острую боль в груди, вскрикнул и закрыл глаза. По дороге в больницу он всё пытался что-то сказать, но врачам удалось разобрать только несколько коротеньких фраз:
– Меня нет в зеркале, а на этой дороге я стал точкой. Она исчезает…
Чтобы избавить от мучений, Торопцову вкололи обезболивающее, но он умер спустя несколько минут после того, как его уже без сознания, доставили прямо из машины скорой помощи на операционный стол. Никто не обратил внимания на сказанные им слова, посчитав их предсмертной агонией или бредом.

Его покорёженную Subaru Impreza вытащили из кювета только утром. Любитель гонок по ночным улицам города и трассе, Торопцов давно был проблемой ДПС-ников. Его спорт-кар числился во многих эпизодах, связанных с нарушением скоростного режима.
– Закономерный конец, – отметили они, оформляя бумаги. – Очень жаль, что свою энергию он растрачивал так бессмысленно. Ведь гениальный был шахматист.
– Да, уж. Немало я хлебнул из-за этих его гонок, будь он неладен. Вернее, упокой его душу.

О гибели Торопцова сообщат в утреннем выпуске новостей. Эмма и Сергей будут завтракать, когда на экране мелькнёт установленная на эвакуатор искорёженная машина. Вчера после неожиданного бегства Торопцова, она долго размышляла о том, что произошло в квартире. О его визите Эмма рассказала Сергею тем же вечером, но утром, узнав об автокатастрофе, они вновь заговорили о нём.
– Это отражение часов, – заметила она. – Оно напугало его чем-то. Так нельзя. Я думаю, что пора изменить эту семейную традицию и снять зеркало.
– Может быть, ты и права. Но не отражения виной тому, что он разбился.
– Они. Отражения вывели его из равновесия, а потом в таком состоянии он сел за руль.
– Ну, не знаю. В этом есть что-то другое, – Сергей подошёл ближе к часам и принялся задумчиво разглядывать циферблат.
Эмма говорила:
– Понимаешь, ведь они много лет висели в мастерской, а потом и в моей собственной квартире. И за все эти годы только два раза проявили свою загадку при гостях. А в лондонской квартире их бывало у меня немало – друзья, коллеги, корреспонденты! И лишь хромой, напугавшись отражения, сбежал тогда из квартиры деда в Минске и вчера Торопцов отсюда. И это всё!
Мгновение Сергей молчал, задумчиво глядя перед собой, затем сказал:
– Действительно странно. Похоже, часы проявляют свою загадку только если их владельцу что-то угрожает: они – твой оберег, любимая. Хромой – очень подозрительная личность. Ты знаешь это. А вот Торопцов? Ему-то что от тебя нужно?
Вдруг он заметил на столике за вазой какой-то предмет.
– Диктофон?
Сергей повертел его в руках и, взглянув на Эмму, спросил:
– Забыли корреспонденты, что ли? У тебя брали интервью дома?
Она отрицательно покачала головой. Сергей отмотал запись на начало и включил диктофон.

– Вы принесли деньги? – доносилось сквозь какой-то небольшой шум.
– У меня есть для вас информация. Ею я готов поделиться сию минуту.
– Вначале запись.
– Ваши жесты и взгляды, как способы давления примитивны. Ими вы не запугаете меня, поэтому прекратите отвлекаться от дела. Что касается записи, то её вы получите завтра.
Один из говоривших поперхнулся слюной и закашлялся.
– Почему завтра? Вы сделали её?
– Да.
– Вы куда? Мы не договорили.
– Ошибаешься, хромоногий ублюдок! Слушай меня внимательно: у тебя ещё есть шанс до завтрашнего утра, чтобы принести деньги и получить свою запись и адрес. И предупреждаю, не вздумай меня надуть! Ты хорошо всё понял?!
Дальше слышалась какая-то возня. Разговор прервался на несколько секунд, после чего один из говоривших добавил:
– И, кстати, жених Эммы – Сергей Воробьёв. Если это имя ничего не говорит вам, найдите в интернете его сайт. Он пишет книги и читает лекции по истории.

На этом Сергей нажал «паузу».
– Что всё это значит? – спросила Эмма. – Один из них Торопцов. Это точно. Я узнала его голос, а второго он назвал хромоногим ублюдком. Неужели он снова преследует меня? Хромой был знаком с Торопцовым?
– Постой, ты засыпала меня вопросами. Похоже, что так и есть. Не совпадения же это, в самом деле? Тогда о какой записи они говорили? Давай-ка, прослушаем дальше.

Сергей снова включил диктофон.
– Не прогоните незваного гостя? ...
Далее они прослушали разговор Торопцова и Эммы вплоть до того момента, когда пробили часы, после чего он прервался.
– С вами всё в порядке?
– Вот. Он только, что увидел отражение, – заметил Сергей, – поэтому ошарашен и напуган. Считает это безумием. Послушаем дальше.
– Я люблю вас. Люблю с первой встречи…
Сергей терпеливо дождался окончания объяснений и посмотрел на Эмму.

– Здесь мы как раз стояли возле часов, – тихо сказала она. – Он снова что-то увидел в зеркале. В этот момент он и выбежал из квартиры.
– Жаль, что меня не было дома. Я спустил бы этого влюблённого Ромео с лестницы ещё до того, как он напугался своего отражения.

Потом Сергей долго не мог соединить концы с концами, прокручивая запись снова и снова. Ведь не исключено, что именно её требовал от Торопцова хромой. Но зачем? Что он хотел услышать? Ну, в самом деле, не любовные же признания последнего?!
«Скорее всего, хромому по-прежнему не дают покоя часы, – размышлял Сергей. – Если попробовать понять схему, то становится очень даже прозрачной вся эта чехарда с диктофоном. Хромой ведь был в квартире деда Эммы и прекрасно слышал, как они бьют. Звук у них нежный, но довольно громкий, поэтому всё, что он хотел услышать в этой записи – тик-так-дон-дили-дон-тик-так.
Надо сказать, придумано неплохо, если учесть, что хромому лучше не обнаруживать себя. Торопцов всю работу сделал за него и сегодня утром должен был предоставить ему запись, из которой тот понял бы, что часы находятся здесь. А дальше, скорее всего, он попытался бы залезть в квартиру и украсть их. План сложный и рискованный, учитывая непредсказуемый и независимый нрав Торопцова. А то, что у него именно такой нрав видно, хотя бы по его громким скандалам с FIDE. Возможно всё было бы так, как они распланировали, если бы они могли знать о странной особенности часов. Правда, хромой уже сталкивался с ней минской квартире деда, но, по-видимому, не до конца поверил тому, что увидел своими глазами. Поразмыслив, он, скорее всего, пришёл к выводу, что это всё ему показалось и просто забыл об этом. Теперь можно быть уверенным в одном – хромой снова ищет способ, чтобы украсть их».

Чуть позже, когда Эмма принялась писать ответ Дмитрию Васильевичу, Сергей, устроившись на диване в гостиной, открыл дневник Добролюбова. В своём письме к сыну он написал: «Эти часы бесценны, поскольку созданы в согласии с древними знаниями и верованиями в Высшую Истину, частью которой являемся мы тоже. В них заложена таинственная сила, способная беречь тебя и время твоё».
– Вот и снова они уберегли тебя, Эмма, от беды, – прошептал Сергей.
В этот же день Сергей отнёс диктофон в полицию, где рассказал о своих выводах и подозрениях, а уже через неделю увёз Эмму в Мехико до конца лета.
В Петербург они вернулись уже в новую квартиру, куда незадолго до отлёта перевезли некоторые вещи и, конечно, часы.
От греха подальше.


Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/03/15/1295