Одноклассники

   Я проснулась со странным предчувствием, что сегодня что-то произойдет. Это предчувствие не покидало меня все утро, пока я готовила завтрак, провожала мужа на работу, пила утренний кофе. Днем за домашними делами и хлопотами как-то перестала думать об этом, и только ближе к вечеру, когда зазвонил телефон, и на экране высветился незнакомый мне номер, я вспомнила про утреннее предчувствие и с замиранием сердца ответила на звонок.

   - Юлька, привет! - услышала я мужской голос, который сначала показался мне незнакомым, но в тот же миг я сразу узнала Алика, моего одноклассника, с которым не виделась после окончания школы ни разу. В голове всплыл образ немного нескладного, но в то же время очень обаятельного мальчишки, с которым я сидела за одной партой весь 10-й класс.

   - Привет, - ответила я, заметив, что мой голос как-то странно осип, пришлось даже немного откашляться, чтобы он зазвучал по-прежнему.

   - Ты чего хрипишь, - засмеялся Алик, - не узнала меня? Помнишь Алика Сорокина - свою школьную любовь?

   И он опять засмеялся, и я вспомнила, как он смеялся тогда, в наши школьные годы: открыто, звонко и так заразительно, что невольно начинали смеяться все вокруг. Но сейчас я не засмеялась в ответ, а тихо сказала:

   - Алька! Я узнала тебя. Как ты меня нашел? 30 лет прошло. Ты же, кажется, уехал за границу?

   - Уехал, а теперь вот приехал, - весело ответил Алик, - мне твой телефон Ирка Булакина дала, я ее по старому адресу разыскал. В общем, я приехал буквально на неделю, у меня дела в Москве, и вот решил собрать наш класс! Очень хочется увидеться со всеми! Знаю, вы периодически встречались, а я вот не мог! А так хотелось! И тут такая удача: наша фирма отправляет меня в Россию! Я со всеми делами уже управился и вот занимаюсь теперь исключительно сбором всех наших. Юлька, приходи обязательно! Я уже 15 человек нашел, сейчас скину тебе адрес ресторана.

   Алька говорил и говорил, а я стояла с телефоном, прижатым к уху, и не могла ничего сказать, только кивала, как будто он мог видеть меня...

   - Ребята, познакомьтесь, - наша классная руководительница Ольга Владимировна представила нам новенького высокого коротко стриженого парня, - Алик Сорокин. Приехал к нам из Владивостока. Будет учиться в вашем классе. Алик, - она повернулась к нему, - садись за третью парту.

   И она указала на место рядом со мной.

   - Ольга Владимировна, - воскликнула я, - со мной же Кондратьев сидит.

   Она сверкнула в мою сторону золотой оправой очков и строго сказала:

   - Кондратьев пока болеет, и мы потом разберемся, кто с кем будет сидеть. Садись, Сорокин.

   Вот так мы и оказались с Алькой за одной партой. И сразу же подружились с ним. Он вообще как-то сразу подружился со всем классом, влился,  как, смеясь, говорил он. Было такое ошущение, что знакомы мы с ним сто лет, настолько легко и просто чувствовала я себя, когда Алька был рядом. А рядом он старался быть постоянно, и мне это очень нравилось. Нравилось, когда он что-то с увлечением мне рассказывал, а рассказчик он был превосходный, нравилось, когда после уроков мы бродили с ним по городу, забыв про время и про все на свете. Учился Алька на отлично, много читал и много путешествовал с родителями по всей стране. Он казался мне тогда очень интересным человеком. И я влюбилась в него, а он влюбился в меня, хотя я не была красавицей, как мне казалось тогда, и были девочки в классе красивее меня, которые тоже вздыхали о нем и кидали в его сторону красноречивые взгляды.

   А потом случилась эта история...Ее невозможно забыть, она перевернула всю мою жизнь, настоящую и, как оказалось, в последствии, будущую.

   Было 8 марта. Мы всем классом собрались у нашей одноклассницы Ирки на даче в Малаховке отпраздновать этот день. Погода тогда выдалась по-настоящему весенняя: ярко светило солнце, снег почти весь растаял. В тот год стояла ранняя и на редкость теплая весна. Мы веселой гурьбой сошли с электрички и двинулись к Иркиной даче. Все были нагружены провизией, и когда добрались до дома, с облегчением побросали тяжелые пакеты и сумки и с удовольствием попадали в кресла, так как совершенно выбились из сил.

   Потом мальчишки растапливали камин, извели кучу дров, которую так заботливо приготовили Иркины родители, надымили, перепачкались и от этого всем было очень весело. Мы, девчонки, накрывали на стол, и предчувствие чего-то радостного и светлого не покидало меня весь этот день. Конечно же, мы пили вино, конечно же, танцевали, и Алик не отходил от  меня ни на минуту.

   Я знаю, что такое счастье! У него есть запах, это запах тающего снега, мокрых голых ветвей и еще цвет яркого солнца и нежно-голубого неба. И цвет глаз Алика, такой же синий, как небо, которое отражалось в его глазах.

   Вино ударило в голову, закружило все перед глазами, и я запомнила только руки Алика и его горячее дыхание возле самого моего лица, когда он нес меня в какую-то комнату, наверное, это была спальня.

   После этого дня у меня осталось чувство неимоверного счастья, а еще горечь и страх месяц спустя, когда я с ужасом поняла, что со мной случилось что-то страшное и непоправимое.

   - Залетела! - в ужасе округлив черные глаза, прошептала мне Ирка, моя закадычная подружка. Только ей я могла доверить свою сокровенную тайну, родителям я, естественно, ничего не говорила и даже Алику почему-то стеснялась открыться.

   - Да ты что!? - уговаривала меня Ирка, - Надо Алику обязательно все рассказать! Он что-нибудь придумает, он же мужчина!

   Я тоже считала, что раз он мужчина, то должен как-то разрешить этот ужасный для меня вопрос. Я очень боялась, что скажет мама, а уж про папу и думать было страшно. Папа преподавал в пединституте историю, был очень строг и воспитывал меня, придерживаясь такого мнения, что чем больше родители запрещают своим детям, чем больше контролируют каждый их шаг, тем лучше. Мама во всем соглашалась с отцом и отчитывала меня за самый, казалось  бы, незначительный проступок. Правда, училась я хорошо, была спокойным и тихим ребенком, так что никаких особенных хлопот у моих родителй со мной и не возникало.

   И вдруг такое! Катастрофа! Вся жизнь, наша уютная, размеренная жизнь с привычным укладом, где самым большим преступлением в глазах мамы и папы, которое я могла совершить, была случайно схваченная мною тройка по физике, вся эта счастливая и спокойная жизнь рушилась, как карточный домик, по моей вине.

   В школе полным ходом шла подготовка к экзаменам. Тогда, в те далекие годы моей юности, мы сдавали экзамены по билетам, не было еще никакого ЕГЭ, мы записывали ответы на билеты в толстые тетрадки, потом усердно зубрили их и обходились без репетиторов. Нашими репетиторами тогда были учителя, которые проводили с нами консультации и очень переживали за нас, не меньше, пожалуй, чем мы сами. Правда, папа все-таки нанял мне репетитора по физике. Ну ни как не давалась мне эта наука, не понимала я ничего, и все тут! Но меня выручала хорошая память, и только благодаря зубрежке у меня по этому предмету стояла твердая четверка. Да и вообще почти по всем предметам я училась на одни четверки, кроме моей любимой литературы и английского языка. Здесь у меня всегда были пятерки.

   Алик шел на золотую медаль, все дни перед экзаменами, почти весь апрель мы с ним не виделись вне школы. Он очень серьезно готовился поступать в какой-то престижный военный институт, хотел идти по стопам своего отца, который закончил в свое время этот же институт и сделал неплохую военную карьеру. Алик был генеральским сыном, но все же ему предстояли немалые испытания при поступлении, так как его отец обещал помочь только в том случае, если сын будет иметь блестящие знания и золотую медаль.

   - Чтобы не краснеть потом за тебя, - говорил он Алику.

   И вот случилось так, что моя бдительная мама догадалась обо всем прежде, чем я успела открыться Алику.

   Как-то в один далеко не прекрасный вечер они с отцом провели со мной беседу, скорее не беседа это была, а допрос с пристрастием, и я под тяжестью неопровержимых улик и доводов, приведенных мамочкой, вынуждена была во всем сознаться, заливаясь слезами и все-таки надеясь на помощь и поддержку самых дорогих мне людей.

   Но вместо поддержки и участия, которые так необходимы мне были тогда, я увидела кричащего папу и покрасневшую от гнева маму, которая кричала тоже. Слов я уже и не вспомню,но столько злобы и ненависти было в их словах, что казалось, будто в воздухе повисла эта злоба, и ее, наверное, можно было даже потрогать руками и отгонять от лица как надоедливую муху. Чаще всего они повторяли слово "позор"! И еще все время папа говорил: "Вот она, благодарность!"

   Все! Больше ничего не оставила мне память об этом вечере. Как будто щелкнул выключатель, и я осталась в полной темноте и тишине. Но я тогда думала, что я вовсе не одна в этой зловещей тишине, нас двое: я и мой дорогой Алька, мой самый близкий, как мне казалось, самый любимый человек.

   На другой день в школу я не пошла. Мама повела меня к своей знакомой врачихе, и после унизительного для меня осмотра, после всего того позора, который мне пришлось испытать в том страшном кабинете, после всех слов, произнесенных врачихой и моей мамой, когда они говорили обо мне в моем присутствии так, как будто меня здесь не было, после всего этого ужаса я вся в слезах бежала к Алькиному дому, и мне хотелось только видеть его, и казалось, что когда я его увижу, все плохое исчезнет, как и не бывало.

   Я долго ждала на скамеечке около подъезда, потому что Алик еще был в школе. И вот наконец-то я увидела его. Была почти середина мая, Алик шел в белой рубашке и в потертых джинсах, коричневая кожаная сумка была небрежно заброшена через плечо. Как он дорог был мне в эту минуту, как я надеялась на его помощь! А он, увидев меня, радостно заулыбался и побежал навстречу мне, мы обнялись, стоя под окнами его дома, и мне было все равно, увидит нас кто-нибудь или нет.

   - Юля, ты почему сегодня в школе не была? - с тревогой в голосе спрашивал меня Алик. - Заболела, что ли? Смотри, скоро уже экзамены. Сейчас никак нельзя болеть! Столько еще нам предстоит!

   Он взял меня за руку и с такой любовью посмотрел на меня, что я тут же не выдержала и разрыдалась, слезы брызнули из глаз, и я, не вытирая их, начала все рассказывать Альке. И по мере моего рассказа я замечала, как меняется он в лице. Как в его глазах появляется страх, и этот страх уже никуда не уходит, а только крепнет и меняет его голос и даже движения его рук. Пожатие из ласкового становится каким-то жестким, а потом он и вовсе выпускает мою руку из своей.

   - Юля, мне сейчас совершенно не нужен никакой скандал, - говорит Алик, - ты же знаешь, куда я буду поступать! Если эта история всплывет, у меня все будущее полетит к чертям! Ты понимаешь?

   Он с испугом смотрел на меня и даже сделал шаг назад, только бы не стоять рядом, только бы не коснулось его то, в чем погрязла я!

   - Мне нужно посоветоваться с отцом.

   Это были последние слова, которые я услышала от Алика. Нет, он еще сказал, что обязательно позвонит мне вечером. Но вечером позвонил его отец и долго разговаривал сначала с моей мамой, а потом и с папой. А уже через три дня родители забирали меня из больницы, где через муки я наконец-то освободилась от давящего на меня чувства крушения всей жизни. Так казалось тогда мне, глупой девочке, которая до всего случившегося считала самой большой трагедией, если родители не купили японский магнитофон или не отпустили гулять.

   Я появилась в школе только через неделю со справкой о перенесенном гриппе. И узнала, что Алика перевели в другую школу. Это вызвало, конечно, всеобщее недоумение. Перед самыми экзаменами - и вдруг другая школа! Но отец Алика привел какие-то неоспоримые доводы, касающиеся учебного процесса, как объяснила нам наша классная, и все как-то перестали удивляться. И только мы с Иркой знали истинную причину этого перевода. Ирка оказалась верным другом, никто не узнал моей горькой тайны.

   Постепенно все забылось. После школы я поступила в институт, где преподавал мой отец, на третьем курсе вышла замуж, несмотря на недовольство родителей, которые считали сверх-глупостью выскочить замуж в 20 лет. Но мой жених очень нравился папе, подавал большие надежды, как он говорил, и мы сыграли свадьбу.

   Про Алика я ничего не слышала до сегодняшнего дня, вернее, знала, что он где-то за границей, но где именно, и как он там очутился, я не знала, да и не хотела знать.

   Детей у нас с мужем не было. Это была моя расплата за тот давний аборт, он сделал меня бесплодной. Поначалу муж очень переживал, мы испробовали кучу методик лечения, но все было тщетно. Грехи юности не дали мне испытать счастье стать матерью. Очень жестокий урок вынесла я из той давней истории, но ничего не попишешь... Усыновлять ребенка не хотел мой муж, и мы жили с ним вдвоем и, надо сказать, жили хорошо. Почти никогда не ссорились, вместе ездили отдыхать, купили дачу, на которой я развела небольшой огород и с удовольствием копалась в грядках, пока мой муж растапливал баньку или жарил шашлыки. К выращиванию ягод, овощей он был равнодушен, но всегда был рядом и помогал мне,чем мог.

   И вот сегодняшний звонок. Итак, Сорокин пригласил меня на встречу. Он пригласил всех наших одноклассников, которых смог разыскать, всех с кем учился, дружил и любил. Дружил он со многими, любил меня одну. И, как мне кажется, рассуждал, что вот теперь, по прошествии стольких лет, почему бы и не встретиться, не вспомнить юность, посмеяться над нашими школьными проделками, над шуточками, которые мы откалывали в отношении учителей, а то, что случилось  со мной тогда, ну что ж, это же все осталось в тайне, никто, кроме Ирки, и подумать не мог, что мне тогда пришлось вынести. И то, что Алька просто предал меня, никому не было известно  А раз так, по его мнению, то нечего ворошить, можно и встретиться, и повеселиться, а потом укатить за границу в свой новый дом, вспоминать с улыбкой прошедшую встречу и думать, что вот, как все удачно сложилось, здорово все-таки, "что все мы здесь сегодня собрались", как поется в одной очень известной бардовской песне.

   Первым моим желанием было послать всю эту встречу куда подальше, забыть о его звонке и продолжать жить как ни в чем не бывало. Тем более что все переживания уже давно улеглись, и неспособность моя иметь детей тоже уже не причиняла мне никакой боли.

   Никакой? Но почему же тогда так тяжело на душе после этого звонка, после этого, как оказалось, не забытого мною голоса? Такого веселого, такого жизнерадостного голоса! Он все забыл. Или и помнить нечего было? Ну подумаешь, перешел в другую школу! Ему было не привыкать. Его отец служил в разных городах, и Алька поменял в своей жизни много школ. И девушек, наверное, после школы поменял немало. И даже Родину поменял. Такой вот меняла по жизни!

   Я подошла к зеркалу и попыталась посмотреть на себя его глазами. Ведь он помнил меня юной девчонкой, тонкой и звонкой. В отражении на меня смотрела еще не старая женщина, но морщинки у глаз, опустившиеся уголки губ и немного оплывший овал лица меня не порадовали.

   "Да, Юля, постарела ты!" - с грустью подумала  я.

   И одежда из 42-го как-то незаметно перебралась в 48-й размер и неумолимо подбирается к 50-му. Похвастаться нечем! Хотя многие и говорят, что я выгляжу гораздо моложе, но Сорокин-то помнит меня семнадцатилетней! И то какая я сейчас, далеко не то, какой я была раньше. А если уж и стоило появиться перед ним, то только во всем блеске!

   Произвести такое впечатление, от которого у него отвиснет челюсть и сердце запрыгает в груди, и захочется так мне понравиться, что не замечу я его лысины, его живота и его вставных зубов. Мне очень хотелось, чтобы он был старым, лысым и толстым! И чтобы у него все было плохо! Нелюбимая жена, скучная работа, сопливые хулиганы дети. Уж дети-то у него наверняка есть. Да и жен, наверное, было не мало, если учитывать его привычку все менять. Хотя, что это я! Какая мне теперь разница, сколько у него жен и счастлив ли он в браке? Не вспоминала же я о нем все эти годы! Черт бы побрал его с этой встречей! Не пойду, конечно, но душу-то растравил! Не зря мне сегодня с утра как-то не по себе было. Вот и не верь после этого в предчувствия!

   А вечером ко мне заявилась Ирка. Мы с ней дружим до сих пор. В школе были не разлей вода, а сейчас и вовсе как родные. Ирка моя, Ирка! Черноглазая красавица. Ты тоже хлебнула в этой жизни. Вышла замуж по большой любви, родила дочку, жила с мужем так, что позавидовать можно было. Он в буквальном смысле на руках Ирку носил. Как я радовалась за нее! Мы дружили семьями, все праздники проводили вместе, и нам с мужем очень нравился Иркин Костик, веселый остроумный парень. Душа компании, одним словом. Прожили они с Иркой почти десять лет, и вдруг - как гром среди ясного неба! Я узнаю, что Костик ушел от Ирки к другой женщине. Это было неожиданностью не только для меня, но, как оказалось, и для Ирки тоже. Как-то незаметно протекал у Костика роман на стороне, никто ни о чем не догадывался. Ирка была ослеплена своим ненаглядным мужем, не замечала ничего и никого вокруг. Когда и как Костик умудрялся ходить налево, так и осталось для нас загадкой. Одним словом,  бросил он Ирку и стал воскресным папой для их дочки Маруськи. Ирка осталась одна, и в личной жизни не было ей больше счастья. Очень сильно любила она своего Костика и не хотела смотреть на других мужчин категорически.

   - Хватит! - говорила она. - Второй раз я так влюбиться уже не смогу, а без любви какая же семья!

   Ко мне они с Маруськой частенько приходили в гости, приезжали к нам на дачу за кислородом, в общем, виделись мы часто, я любила Маруську, как родную, даже мой муж считал их чуть ли не нашей родней.

   И вот сидим мы с Иркой на кухне, пьем зеленый чай с мятой и с нежнейшим печеньем, которое Ирка мастерски печет и называет его "нарядным". И переживаем с ней по поводу предстоящей  встречи. Я горячо убеждаю Ирку, что мне ни к чему идти на встречу, она же не менее горячо убеждает меня, наплевать на эту сволочь Сорокина и обязательно явиться и ослепить его своим обаянием. Но мне совсем не хочется его ослеплять, вид у меня понурый и грустный, все-таки расстроил меня Сорокин, разбередил старую рану, да еще солью присыпал в виде своего радостного голоса. Ирка все-таки вырвала из меня обещание на все наплевать и непременно идти в ресторан. Хотя и сама она взгрустнула, глядя на меня, расстроилась и даже немного всплакнула, но потом взяла себя в руки и ускакала домой кормить свою великовозрастную двадцатилетнюю Маруську ужином.

   - На одних чипсах сидит, - сокрушалась Ирка, надевая куртку в прихожей, - если силой за стол не усажу, так и не поест толком.

   Прошло два дня. Я понемногу успокоилась, вечером мы с мужем собирались ехать на дачу, чтобы провести там все выходные. Я уже давно не работала, сидела дома, занималась домашними делами, ухаживала за дачей, и такой уклад жизни меня вполне устраивал. Муж мой неплохо зарабатывал, к тому же мы сдавали квартиру в центре, так что я могла себе позволить сидеть дома, спать вволю и не мчаться каждый день на работу, толкаясь в общественном транспорте или стоя в пробках на своей машине.

   И вот, когда я укладывала продукты, которые планировала взять на дачу, зазвонил телефон. Ирка! И голос такой встревоженный

   - Юля, - начала она после приветствия. - Кое-что надо тебе рассказать. Надеюсь, что ты меня после этого убивать не станешь! Звонил мне сегодня Сорокин, спрашивал, удобно ли будет пригласить на встречу нашу классную, Ольгу Владимировну. Наверное, ему кто-нибудь сказал, что она приходит на все наши встречи.Она же всего на десять лет старше нас. Но дело не в этом. Очень мне не понравился его самодовольный и веселый настрой. Сволочь такая! Вот ведь, как будто он не предал тебя тогда! - я слышала возмущение в Иркином голосе.

   - Да ладно тебе! - на душе у меня было спокойно. - Не хочу опять вспоминать, пусть радуется, мне-то что!

   - Ну как это пусть радуется! - Ирка аж задохнулась от возмущения. - Встречу он готовит! Веселый такой! Что же, так ему и простим?

   - Ира, ну хватит! - взмолилась я. - Ну не изменим мы его! Только душу мне рвешь!

   - Юлечка, ты прости меня, дуру, - Иркин голос из возмущенного стал каким-то просительным, - я ему сказала, что ты с сыном придешь. С твоим и его сыном. Даже сама не пойму, что на меня нашло. Не выдержала слушать его радостную болтовню про то, какую он встречу нам шикарную организовал. Ну и брякнула, а потом и вовсе понесло меня. Придумала, что сын захотел тоже на встречу нашу прийти и с папочкой познакомиться. А он мне: "А разве Юлька тогда не сделала аборт?"

   Слышу, засомневался, я ему говорю, не сделала, родила сына. А он спрашивает, сколько лет сыну. Высчитывает, значит, его ли сын! - Ирка рассмеялась. - А я и не могу сообразить, сколько же лет сыну должно быть! Чувствую, сейчас засыплюсь, быстро подсчитала, что 30 лет назад мы школу закончили, ну и говорю, 30 лет сыну, а про день рождения у него самого узнаешь и поймешь тогда - твой или нет. И трубку бросила. Думала, перезванивать будет, ничего подобного, не перезвонил.

   Ирка замолчала, молчала и я.

   - Юль, ты чего молчишь? - первая не выдержала Ирка. - Не молчи, а? Ну дура я! Зря я это сделала, да?

   Что я ей могла сказать? Первым желанием было наорать на нее, сказать, что и вправду она дура набитая! Какой сын, откуда он возьмется? И вдруг одна мысль как будто обожгла меня. А ведь мог быть сейчас у меня сын. Мог!

   Если бы я тогда не стала слушать родителей, если бы не струсила и стала рожать. Был бы у меня теперь уже взрослый сын. Самый дорогой, самый любимый, за которого я бы жизнь отдала, который выучился бы, женился, подарил мне внуков, одним словом, жил! Что же я наделала тогда! Избавилась от него и успокоилась, и зажила прежней своей глупой жизнью, как будто и не случилось ничего страшного и непоправимого! Ведь я убила тогда своего сына. И теперь живу спокойно, считаю себя добрым и хорошим человеком и обижаюсь на Сорокина, что он такой радостный и самодовольный. А я-то кто? Ведь это не Сорокин, а я, испугавшись даже мысли о том, что обо мне будут говорить в школе и во дворе, пошла и позволила убить самое дорогое, что могло быть у меня в жизни. Убила крохотную, еще не родившуюся жизнь моего сына или дочери! А милая и преданная моя подружка Ирка жалела меня и хотела наказать Сорокина, который и был-то виноват лишь в том, что струсил тогда и спрятался за спиной своего отца-генерала. А наказывать то надо меня, а не Сорокина! За то, что сделала аборт, и еще больше за то, что забыла все и не позволяла себе даже думать про это. И уж тем более что не считала себя виноватой. Будто и не было ничего!

   В трубке было слышно, как тихонечко всхлипывает Ирка.

   - Ириша, - наконец-то выдавила я, - милая моя подружка, не плачь, пожалуйста, ничего страшного не произошло! Ну, сморозила глупость, ну с кем не бывает? Ты же не со зла. Лучше скажи, что мне теперь делать? В ресторан я теперь уж точно не пойду.

   Ирка, заметно повеселев, прокричала мне в трубку:

   - Да ладно! Придумаем чего-нибудь!

   В общем, проговорили мы с ней до самого прихода моего благоверного с работы, договорились все обсудить позже, и я с тяжелым камнем на сердце укатила на дачу, твердо решив для себя, теперь уже окончательно, не ходить на встречу. Тем более после всего того, что устроила Ирка.

  Но случилось так, что она позвонила мне на другой  же день и объявила, что ей опять звонил Сорокин и сообщил, что на встречу он прийти, к его огромному сожалению, не сможет. Ему срочно нужно улетать домой, какие-то неотложные дела позвали нашего драгоценного Алика в путь-дорогу. Про меня он не сказал ни слова и про сына, выдуманного Иркой, само собой, тоже.

   Мне было понятно, что никаких срочных дел у Сорокина не было. Просто испугался, поверив в существование сына, и не захотел вешать на себя ненужные ему проблемы. Снял банкетный зал в дорогущем ресторане в центре Москвы, заплатив лишь небольшой задаток, и укатил. Предал в очередной раз! Воистину люди не меняются. Они просто стареют, и если ты был в молодости трусом и подлецом, то в старости уж никак не станешь благородным рыцарем.

   А встреча одноклассников моих все-таки состоялась. Пришли все, кто хотел. Про Сорокина почти не вспоминали, не смог и не смог, мало ли что могло произойти.

   Мы с Иркой тоже присутствовали, веселились вместе со всеми,  шутили, вспоминали школьные денечки и сокрушались, как быстро летит время.

   Все прошло точно так же, как и в другие наши встречи. Только вот я была уже не та! Что-то было во мне такое, чего раньше я не замечала. Ушла обида на Сорокина, его я больше не считала своим врагом и отпустила ненависть к нему, поняв, что виновата в случившемся не меньше, а может, даже и больше, чем он. После всего случившегося я вдруг словно проснулась, мне показалось, что до этого я жила в каком-то коконе, и вот теперь порвала липкие и мягкие стенки этого кокона и дышу полной грудью, даже не дышу, а глотаю чистый, свежий воздух моей новой жизни.Другой жизни, не той, что была у меня еще буквально пару дней назад, а новой, наполненной чем-то хорошим и правильным. Такой она и должна быть!

   Через час за нами заедет Ирка, и мы вместе с моим любимым и таким все понимающим мужем все трое отправляемся в один благотворительный фонд помощи больным детям. Теперь мы будем связаны с этим фондом надолго, навсегда. И по-другому я уже не смогу жить!