Рабочие моменты

          В ожидании лоцмана советский теплоход «Дальний восток» встал на рейде у входа в Гаванскую бухту в непосредственной близости от скалистого берега, на котором возвышалась старинная морская крепость Эл-Морро. Вскоре на борт судна поднялись представители местной власти, в том числе санитарно-эпидемиологической службы. По распоряжению старшего помощника капитана, судовой артельщик – матрос Георгий или просто Жора, исполняющий обязанности заведующего провизионной кладовой, провёл работников карантинной службы в «артелку» – помещение, состоящее из трёх больших продуктовых камер. По условиям санитарного режима Кубы, на время стоянки в порту, пользоваться мясной продукцией, за исключением консервированной, не допускалось. Убедившись, что вся запретная продукция находится в одной холодильной камере, санитарные врачи опломбировали дверь, о чём составили соответствующий акт.

          Запрет запретом, но после двухнедельной мясной диеты, буфетчица кают-компании всё чаще стала просить артельщика принести для командного состава на завтрак что-нибудь из запретного. Исполнить просьбу для Жоры, по сути, не представляло труда. Дверь холодильной камеры открывалась при помощи ручки, наподобие рычага, на краю которой крепилась пломба. Стоило только ручку потянуть, как пломба срывалась. Однако можно было открыть двери и другим, известным ему, способом: просунуть в щель на второй половине запорного устройства, плоский твёрдый предмет, и толкнуть им «язычок» замка. В этом случае ручка оставалась неподвижной, а пломба, следовательно, неповреждённой.

          Сменившись с ночной вахты, Георгий открыл холодильную камеру, взял палку сырокопчёной колбасы, и отдал буфетчице. Заручившись обещанием не оставлять запретный продукт на виду, ушёл спать. Как оказалось, на этом дело не закончилось. Перед обедом по судовой трансляции прозвучала команда артельщику пройти на капитанский мостик. Поднимаясь на верхнюю палубу, Жора увидел на трапе спускающихся навстречу женщину-мулатку, чуть более сорока лет, в белом медицинском халате, в которой узнавался санитарный врач, а за ней – старшего помощника капитана. В одной руке тот держал бумажный лист, предположительно, какой-то документ, а в другой – палку сырокопчёной колбасы. 

          – Что это такое? – приставив к носу подчинённого из-за спины работницы карантинной службы деликатесный продукт, сурово спросил он.

          – Колбаса, – ответил на несложный для него вопрос Георгий, понимая, что пришёл час расплаты за несанкционированную выдачу запретного продукта.

          – Ах, колбаса! – и, размахнувшись, старпом попытался нанести ему удар по голове, хоть и съедобным, но всё же твёрдым, предметом. Однако нахождение впереди другого человека помещало это сделать: колбаса лишь слегка задела плечо артельщика.

          Напуганная увиденным, санитарный врач прижалась к переборке.

          – Это не колбаса! – срываясь на крик, произнёс старпом, – это целая машина «Волга!» – При этом он поднял над собой лист бумаги, который держал в руке. – Смотри! – Протокол о нарушении санитарных правил! Нам теперь такой штраф выпишут, что вовек не расплатимся!

          – Да успокойтесь, Валерий Александрович, – произнёс Георгий, – никаких нарушений нет! Пломба на холодильной камере целая, а откуда взялась колбаса, я не знаю. Может, до прихода в порт в буфете лежала?

          – Дверь, точно, не открывалась? – с надеждой в голосе, спросил штурман, – пломба не повреждена?

          – Да, точно, я утром видел.

          – Так… – на мгновение задумался старпом, и, кивнув головой на представителя карантинно-санитарной службы, скомандовал: – иди с ней в артелку, делай с ней что хочешь, но, чтобы было всё улажено. После этого отдал ему колбасу с протоколом, и сказал проверяющей, чтобы она спустилась в провизионную кладовую.

          Осмотрев пломбу на холодильной камере, в которой хранились мясные продукты, и, удостоверившись в её целостности, Барбара, как звали санитарного врача, потребовала открыть двери. Злополучная колбаса возвратилась на своё место, и она приступила к установке новой пломбы. Наблюдая за действиями представителя санитарно-эпидемиологической службы, гораздо старше его по возрасту, высокой, без каких-либо видимых выпуклостей на теле, Жора отметил, что, как женщина, она всё же не лишена привлекательности. Под предлогом взглянуть на пломбу, подошёл ближе, и, обняв за худенькие плечи, поцеловал в шею. От удивления Барбара даже выронила инструмент для установки пломб. Не пытаясь освободиться от объятий артельщика, она, слегка отклонившись, пристально посмотрела на него своими большими тёмными глазами.

           – Ссори… – извинился Георгий, и на том же английском, и добавил, наподобие того, что длительное нахождение в море без женщины стало тому причиной. 

          На самом деле Жора несколько лукавил. На пляже Санта-Мария, находящегося в двух десятков километров от Гаваны, куда за время стоянки судна он несколько раз ездил с другими членами экипажа, остаться без ласк привлекательных, правда небескорыстных, кубинских девушек, было просто невозможно. Трудность состояла лишь в том, чтобы каким-то образом, на время, исчезнуть из поля зрения помощника капитана по политической части в тенистых аллеях карибского пляжа.

          В ответ на оправдания артельщика, Барбара улыбнулась, и, как-то, «по-матерински», погладила его по голове. Затем показала жестами, что акт можно порвать, что сама и сделала. Таким образом, угроза наложения на судно штрафа миновала. Всё произошло так, как хотел старший помощник. Однако, прежде чем покинуть артелку, Жора скрутил из упаковочной бумаги большой кулёк, куда насыпал самых дорогих шоколадных конфет и, несмотря на возражение, вручил их Барбаре. В расходной книге, куда заносились взятые членами экипажа в личное пользование продукты, он на странице старшего помощника в тот же день запишет: «Два килограмма конфет «Белочка» на «представительские» нужды».

           Вскоре теплоход покинул Гавану. Заходя в другие страны, и, миновав Суэцкий канал, судно, спустя три недели, пришвартовалось в порту Саудовской Аравии – Джидда. Как и во всех странах, на борт прибыли таможенники, санитарные врачи… В провизионной кладовой на этот раз была опечатана «Таможенная камера», в которой хранились спиртные напитки. После ухода представителей власти, старший помощник позвал артельщика на капитанский мостик, где напомнил о необходимости строгого соблюдения таможенных правил, и назвал размер денежного штрафа в случае их нарушений.

          – Подумаешь, штраф, – сыронизировал Жора, – вас, как ответственного, по их законам могут и в тюрьму посадить, а если узнают, например, что кто-то из экипажа грузчиков водкой угостил или журнальчик откровенный дал, то и палками избить.

          – Ну, ты не очень-то! Палками избить! Смотри, не накаркай!

          В стране, куда зашло судно, на самом деле царили суровые законы. Нарушать их никто из моряков не собирался, но это могло произойти и по незнанию. Например, во время ночной вахты к Георгию ни раз подходили грузчики-йеменцы, и жалобным голосом канючили: «Рюски, араб чам-чам хочет» Сделав бутерброды с ветчиной и сыром, он давал их грузчикам, не задумываясь, разрешает ли им местный закон «чам-чам» такую пищу.

          – Ладно, всё будет хорошо, Валерий Александрович, – улыбаясь, заверил Жора, – но зачем вы меня колбасой били, да ещё на виду такой красивой женщины?

          – То же мне, «били», – возразил старший помощник, – один раз ударил, да и то мимо. Погорячился, бывает… Так сказать, рабочие моменты.

          Подозрительно посмотрел на Георгия:

          – «Красивой женщины». Ты, часом, с ней не того? Знаю я тебя!

          Потянувшись до хруста в суставах, мечтательно:

          – Эх, Жорка! На Санта-Мария бы сейчас! – И, подмигнув, – в море искупаться… по аллеям пляжа прогуляться...