Жизнь российская Книга-1, Часть-1, Гл-77

Глава 77

"Забытый рецепт"
Ещё одно невезенье прилепилось


Седина – признак старости, а не мудрости.
(Еврейская пословица)



Василий благополучно сдал кровь в обоих кабинетах, оборудованных для забора этой самой людской кровушки, без которой и жизнь не жизнь. Да уж… кровь людская не водица… Так народная мудрость гласит. Что лабораторные исследования покажут – никому неизвестно. Результатов ждать надо. Они всё скажут: здоров человек иль нет.

Сперва в одном кабинете у него капельку забрали – из пальца. Там ткнули чем-то острым в подушечку и через трубочку отсосали. Было видно, как кровушка бурлила по тоненькой стеклянной трубочке, из которой потом в пробирку кровь выдули и губной помадой на той пробирке номер написали.

Затем в другом кабинете, который рядом находится, через стенку, у него из вены шприцем выкачали некоторое количество и тоже в пробирку специальную слили, и тоже красной губной помадой подписали. Мол, его это кровушка! Этого гражданина! Этого пациента. Этого больного человека. Сказали, что результат у доктора будет. А если вдруг его у врача не окажется, то пациенту придётся к ним придти, мол, вместе искать тогда они станут по дате, по времени и по фамилии. Таковы, дескать, порядки. Так, мол, всегда они делают, если результаты теряются. «Понял, мил человек?» Так спросили сестрички.

«Ясно-понятно…» Так девчатам ответил Кульков. Правила есть правила. Против правил не попрёшь. Порядок во всём должон быть! Да-да! Везде он нужон! Особенно в медицине. Медицина – наука сложная. Порядок любит. Соблюдать надо порядок. Иначе не судьба… Иначе… Иначе… Смерть иначе! Погибель! А то… и ещё хуже…

Василий Никанорович побалагурил с этими двумя сестричками, которые совсем даже не! больно проткнули ему кожу иглой. Одна Васю крепко сзади держала, чтобы с ним плохо не стало, а вторая вену иглой сперва искала, потом колола. Удачно сестричка иглу всадила. Вася-Василёк даже не почувствовал. Он много раз кровь сдавал в своей долгой жизни. Привычный он к таким процедурам. А сестрички перестраховались. Им показалось, что этот пожилой дядечка может в обморок упасть. У них были такие случаи.

Кульков поблагодарил девушек в белых халатах за душевное к нему отношение, за удачно проведённую медицинскую процедуру и вышел в коридор.

За дверьми он подсушил ранку на пальце, осторожно дуя на неё со всех сторон, затем посидел на подвернувшейся лавочке минут пять, прижимая плотнее ватку на вене.

Когда удостоверился, что больше не кровит, выкинул ватку в урну и направился прямиком в аптеку, которая располагалась совсем рядом, на том же этаже, недалеко от лестницы и лифта. В этом специализированном фармацевтическом киоске выдавали только льготные лекарства и только по рецептам этой поликлиники.

Опять у раздаточного окна стояла вереница страждущих. Без таких верениц редко бывает в подобных учреждениях. На этот раз человек пять-шесть ожидало своей очереди. Вроде бы немного. Но на вид все злые и нетерпеливые. Глазами по сторонам зыркают. Охают и ахают. Кто-то что-то под нос себе бормочет. У кого-то слюни изо рта брызжут. Кто-то ругается громко. У кого-то кулаки чешутся. Ощущение такое, что ещё минута… и они по мордасам лупить будут любого… встречного-поперечного…

Вероятно, давно эти бедолаги здесь торчат. Однако, давненько эти бедняги ожидают своего счастливого часа, когда примут их и обслужат как полагается. Видать, осточертело им стоять и ждать. Да… ждать и догонять – хуже некуда. Все об этом знают.

Кульков сперва хотел по привычке занять очередь, уже раскрыл пошире рот, чтобы у уставших людей спросить, кто из них крайний, но в последний момент в голове что-то торкнуло, в мозгах перемкнуло, он передумал и подошёл поближе к окну выдачи, чтобы просто, никому особо не мешая, узнать у аптекарей, а есть ли у них в наличии такое-то лекарство, которое ему лечащая врачиха недавно выписала. Но у него тут по неизвестным причинам напрочь вылетело из головы замысловатое его название, а рецепт, как назло, он, растяпа этакий, дома оставил. Негде посмотреть, как правильно оно называется.

В мозгах закрутились многочисленные варианты хитрого наименования этого чудодейственного медикамента, из которых Василий сразу выбрал одно единственное. Ему отчётливо показалось, что лекарственное средство, которое позавчера выписала врач Ольга Олеговна, именно так и называется. Ясно себе это представил. Побуквенно!!

Он даже почувствовал полную в этом уверенность. И уже нисколько не сомневался и не колебался в своей уверенности.

Но так как название было не из простых, а очень уж заковыристое и замысловатое, даже весьма мудрёное, то Кульков постановил произнести его громко, чётко, внятно и по слогам. «Да, так надо: громко, чётко и внятно!» – бурлило в его мозгах.

Чтобы это хитро-мудрое название не выветрилось из его дырявой головы, Василий Никанорович нагло втиснулся в очередь, решительно отодвинув плечом рыжего мужика-неврастеника, совавшего свою бумагу в аптечное окошко трясущимися руками так, что попасть в щёлку никак не мог, сколь ни пытался.

Кульков резво нагнулся вплотную к дырке; если б не стекло, то всунулся бы туда с головой (а может, и весь бы влез… с руками и ногами даже…) и как можно отчётливее и внятнее проговорил громко и с явным напором почти по отдельным буквам:

– А ов-ци-л-ла кака-ци-л-ла у вас по-сту-пи-л-ла?..

Очередные тут же зашикали на него, стали ругать за хамство и неуважение.

После того, как Вася-Василёк отмахнулся от них как от назойливых мух, наиболее разговорчивые и уважающие себя больные интеллигентные персоны стали указывать ему, чтобы он не отвлекал работников аптеки своими дурацкими вопросами. И не лез поперёд батьки. Про пекло они не сказали; то ли не знали, то ли предпочли скромно промолчать.

Вася-Василёк ничего не ответил. То ли не хотел отвечать, то ли не расслышал.

Интеллигенты дальше стали Кулькова поучать. Уму-разуму учить.

Они стали его носом тыкать и попрекать: чтобы он, скотина стоеросовая, уважал добрых людей и относился к ним бережно и благосклонно. Они, мол, все тут больные. Все до одного. А тот бедолага-неврастеник, которого он сейчас так грубо оттолкнул, вообще болезный по всем статьям. Мол, зря он это сделал. Дескать, не будет ему прощенья. Мол, бог всё видит и соответствующие выводы сделает.

Люди ему говорили, что всем, которые пришли в этот аптечный киоск, снадобья нужны. Все, мол, тут стоят. Все, мол, ждут. И стар, и млад. Вон… с грудничками даже маются, страдальцы. С костылями тоже в очереди стоят. С палочками и посохами… С радикулитами… с другими острыми болезнями и недугами. С перебинтованными головами. С загипсованными руками и ногами. А он, мол, крепкий пень. Пахать-де на нём, на быке, да пахать… не переставая. Сено косить… иль стоговать… Ямы копать!! Иль закапывать их!! И рожа у него… всемером не обделаешь… А если, дескать, ему, козлу и ишаку, надо спросить, пусть сперва встанет в хвост, отстоит сколь положено, а потом и спрашивает сколько хочет, шакал он вонючий и хрен собачий. И пусть не мозолит им тут глаза своими отвратительными жёлтыми штанами.

А из окна вежливо ответили:

– Дайте рецепт – мы посмотрим.

– Да я дома его забыл, – с недовольством буркнул Кульков и удалился восвояси.

Он был готов разорвать себя на части. В клочья. На мелкие кусочки. Измесить! На фарш перемолоть! На котлеты! Или… ещё что-нибудь непотребное с собой сделать.

«Вот олух царя небесного! – взорвался старший охранник. – Вот балбес! Фраер… в галстучке атласном… Ну как же так… Почему не взял с собой рецепт? Скотина я этакая… Болван!! Кретин!! Идиот!! Шалопай беспутый… Охламон! Хунвейбин пекинский. Оглоед стоеросовый…» – корил он себя самыми последними ругательными словами, выбирая из них похлеще, пообиднее, покрепче да посолонее…
 
Далеко уходить от аптеки ему не хотелось, в голове крутилось: «А вдруг вспомню точное название. А вдруг вернётся в башку… А вдруг… А вдруг… А вдруг…»

Потолкался он в коридоре, побродил, походил туда-сюда, понервничал, поойкал, побарахтался по ближайшим местным тёмным закоулкам и приземлился на стоявшую у стеночки свободную длинную скамеечку.

С надеждой великой сел на неё. С чаянием… С упованием… А вдруг… А вдруг… А вдруг в голове название лекарства появится…

Сидел он долго. Припоминал все детали и тонкости произошедшего.
Придумывал он свои версии. Изобретал. Фантазировал. Перебрал в уме почти весь справочник по фармакологии. Листал его когда-то… Когда искал лекарство от чесотки. Чёрт дёрнул в тот раз собачку милую, но блохастую… погладить… Да… Было такое нехорошее дело… Давно, правда. Почти забылось.

Василию не сиделось. Он ёрзал, маялся, ногами сучил, места себе не находил.  вставал неоднократно со скамейки и прогуливался по коридору. Ходил к Ольге Олеговне. Спросить у неё название хотел. Но её не было на работе. Не её смена. Пытался узнать у других людей. Но никто… ничего… не знал и не подсказал.
Стучался в кабинет Ильясова Ашота Карфагеновича: «А вдруг… вернулся…»
Но… не судьба. Дверь на замок заперта. За ней тишина.

Кулькову мыслишка одна в голову влезла очень даже интересная: «Видать, там ему лучше. На земле той… обетованной… Поэтому многие бегут туда… за хорошей долей…»

Вновь разбитый вдребезги и побитый как собака Василий Никанорович стремился узнать у других пациентов как то лекарство называется. У таких же бедолаг спрашивал. У несчастных. У бабушек спрашивал, у дедушек. К молодым обращался. Но… тоже не судьба. Никто не помог. Вообще никто. Одни плечами пожимали. Вторые у виска пальцем красноречиво крутили, да ещё постукивали по лбу им многозначительно. Не дурак ли, мол, он… что до такого снизошёл. Третьи молчали как рыба. Как на пустое место смотрели. Как на ноль без палочки. Вроде бы его тут нет. Да и не было никогда. Другие головы вниз опускали, глазками хлопали, руками махали. Не до тебя, дескать, мил человек… не отвлекай… не мешайся… не путайся тут под ногами… самим, мол, тошно… сами, мол, тоже многое хотели узнать… да где уж. Четвёртые (таких немало было) честно признавались, что не специалисты в этом медицинском деле. Не изучали, дескать, ничего такого. Не знают. Не ведают. Ни сном, ни духом. А некоторые хитромудрые индивиды, некоторые паршивые пациенты откровенно посылали его в разные неприличные места. В дальние. В похабные. В интимные. В задние и передние. Красноречиво так говорили. Повторять даже стыдно. Шестые… Да что о них говорит… о шестых… о седьмых… о восьмых… о девятых… о чертях полосатых… Ну их всех… к лешему… Надоели они... хуже горькой редьки. Ну их… в карамельку… Пошли они все к чёрту лысому…

Сидел Василий Никанорович на скамеечке как неприкаянный… – обтекал…
Или стоял у стеночки… – обтекаючи…

Потом ходил по коридору туда-сюда, туда-сюда. Дышал. Успокаивался. В чувство себя приводил. Нормализовывался. Нервы свои на узде крепко держал, чтобы не шалили они, не бедокурили, чтобы не натворили они чего-нибудь такого… этакового, из ряда вон выходящего. Чтобы потом стыдно за себя не было.

Думал Кульков, размышлял: что же делать-то? Как же быть? Что предпринять? Как исправить создавшееся дурацкое положение.

И вот… в голове что-то забрезжило… заклокотало… Прояснение появилось.

«Эврика! По телефону из дома позвоню! Да! Вот как надо сделать», – посетила его разум очень даже неплохая мысль. И он чуток повеселел. И направился в гардероб.



Продолжение: http://proza.ru/2023/03/16/334

Предыдущее: http://proza.ru/2023/03/14/408

Начало: http://proza.ru/2022/09/02/1023