глава 42 Друг обретенный? Тень Единорога

Аполог пятидесятый: друг утраченный или вновь обретенный?

"Друг ли, утраченный мною,
иль предчувствуемый в грядущем,
этой волшебной тоскою
вызван из небытия? " (1)

Она старалась понять, где именно находится эта арка (или ворота) и что с ними было связано когда-то? Но нечто важное все время ускользало от понимания. И она прекратила думать об этом, отдавшись стихии. Одна из волн, особенно высокая, едва не поглотила ее, девушка чувствовала, что теряет сознание и подступает темнота. Тогда она решила и с темнотой обойтись, как с волной, и не стала убегать от нее. Все больше кружилась голова, а руки, стараясь ухватиться за что-нибудь прочное, ловили лишь пустоту. Тем не менее она оставалась храброй, говоря себе, что предки ее никогда не сдавались, и, исчезая, пыталась сохранить хотя бы проблеск сознания. Видимо, ей это почти удалось, ведь она запомнила руки, подхватившие ее из этой воронки с такой легкостью, словно была тонким зеленым листком на поверхности вод.  Кажется, ее несли, прижимая к сердцу, она слышала его стук под самой своей щекой и даже слова, обращенные к ней, не понимая их значения. (Может, говорили на иностранном языке?) Впрочем, и не хотела понимать, думая о том, что, быть может, правильнее раствориться в этой мгле, где исчезают все вопросы: о доме, семье и близких, и даже о Бене... Хорошо бы погрузиться в этот покой и безразличие! И тут услышала: “Не в этот раз, дорогая! Я тебе не позволю оставить меня одного!” Именно этот возглас заставил ее поменять намерение и убежать от надвигающейся опасности… Через какое-то время она осознала, что вдали (где-то на полпути между светом и тьмой) ее почти ослепляет яркая повторяющаяся вспышка. И возник интерес, любопытство к тому, что же может так блестеть, так звать и быть таким неожиданно прекрасным? Но некая тень закрывала этот чудесный блеск временами, и, хотя глаза отдыхали, возникала тревога: а что, если свет не вернется? Тогда тоска сжимала сердце. Ей надоела эта борьба, и она с упорством и решимостью сбросила тяготящие узы наваждения, и бесконечным усилием воли слегка приподняла ресницы. На нее обрушился мир красок и звуков! Она поняла, что лежит на диване напротив открытого окна, в которое врывается острый свежий ветер, раздувая полосатую, как радуга, штору, хлопавшую на ветру словно парус. В уши ворвался радостный и громкий шум прибоя, а запах сосен и водорослей наполнил дыхание. Вдруг она поняла, что так нестерпимо блестела вода ярким солнечным утром. Время от времени занавеска, трепетала от вздоха океана и скрывала его невозможный блеск, но при следующем порыве ветра вновь заставляла опускать ресницы. Она не могла припомнить, чтоб видела раньше такое сияние. Лежала и наслаждалась покоем и великолепием открывшегося ей мира и гадала о том, как здесь оказалась. Но обстановка не вызывала беспокойства, она продолжала плыть течением своей судьбы и ждала, что последует дальше. Ощущалась слабость, мешало небольшое головокружение. Не хотелось вспоминать, что произошло накануне, кто-то ей назначил встречу… Кажется, сын Бена? Она отправилась в надежде узнать что-нибудь о друге, а вместо этого оказалась под градом насмешек и обвинений. Ее удивило, что Мэл мало обеспокоен исчезновением отца, и даже отсутствием какой-либо информации о нем (либо парень не захотел поделиться с нею). Впрочем, чутье подсказывало, что последнее маловероятно. Все эти мелькнувшие подробности как бы заслонили от нее то, что подсознательно она пыталась сообразить, чем знакомо ей это место? Когда она здесь побывала? И тут приятный голос спросил: “Проснулись? Как самочувствие?” Чей-то стройный силуэт заслонил окно, юноша с беспокойством вглядывался в ее бледное, осунувшееся лицо. Она подумала: наверное, так мог выглядеть Бен в молодости... Она смотрела на него, словно не узнавая, и в то же время понимая, что нашла важный ответ. В этот момент перед ней находился Эним. Еще одно открытие, связанное с ним, ускользало, просачиваясь как песок или вода между пальцев … Она пробормотала:
Я стою на берегу,
Бурю взором стерегу.
И держу в руках своих
Горсть песчинок золотых.
Как они ласкают взгляд!
Как их мало! Как скользят
Все - меж пальцев - вниз, к волне,
К глубине - на горе мне! (2)
 
“Где я? Что со мной?” - “Не помните?”- он вновь стал говорить ей «вы», присаживаясь на краешек дивана, и поставив поднос с кофе рядом.  “Вы сильно промокли и, видимо, подхватили простуду, которую пытались вылечить коньяком, но, судя по всему, безуспешно. Вы позвонили мне, чтоб я вас забрал. Припоминаете?”- “Я… долго была в отключке?”- “Больше суток. Увидев, в каком вы состоянии, я привез вас к себе и стал ненадолго “братом милосердия”. А теперь еще метрдотелем, - он показал рукой на поднос, - хотите кофе?”- “Благодарю! Так это ты уложил меня спать? Думаю, уместнее говорить мне по-прежнему “ты”, - она невольно взглянула на большую спортивную майку на своих плечах. “У тебя был жар и головокружение. Как ты?”- “Значительно лучше!” Она смущалась. “Ты как будто бредила, и твое состояние вызывало опасение. Пришлось отпаивать тебя травами и делать охлаждающие компрессы.”- “А почему просто не отвез меня домой?”- “Хороший вопрос! Думается, в чужом доме,- он невольно выделил голосом слово "чужой",- мне было бы сложнее за тобой ухаживать... Кстати, разве ты не помнишь, как твердила, что больше не вернешься “в этот ненужный тебе дом”?  И добавила, “что ноги твоей там больше не будет”! Может, просветишь, что это значит? Что с тобой произошло?” - “Да, так. Кое-что.”- “Ну ладно, - сказал он спокойно, - не хочешь – не говори. Зато здесь, по общему мнению, чудесный оздоравливающий климат. Я подумал: пойдет на пользу, вот собственно и все.” - “Мне приснилось, или ты действительно нес меня на руках?” - “Не смог тебя добудиться, ведь ты слегка перебрала, - он усмехнулся, - не пугай меня так больше, ладно?” - “Извини за доставленное беспокойство и неудобства.” Вик по-прежнему была смущена. “Не извиняйся! Я был рад прийти на помощь.” Он улыбался и ласково смотрел на нее, затем взял ее руку и поднес к губам. Она не стала возражать, но позволила и дальше держать свои пальцы в его горячих ладонях, что невольно напоминало ей их первую встречу в кафе, казалось, это прибавляло ей сил. “Ты давно здесь живешь?”- “Сколько себя помню. Хочешь принять душ?” - “Но как мы сюда добрались, ведь это должно быть очень далеко?” - “Не беспокойся об этом, я потом объясню. А сейчас надо бы позавтракать, и, если самочувствие тебе позволит, можем отправиться на небольшую прогулку. Или большую? Как пожелаешь!” Ванна оказалась просторной, красивой, пол и стены были выложены белым мрамором и плиткой цвета морской волны. Украшением служили живые орхидеи на бронзовых постаментах под старину. По одной из стен струился небольшой умиротворяющий водопад, другая представляла вечнозеленый мох, а окно распахивалось в сад полный шиповника и роз. Убранство дополнял белый массивный комод с золотыми ручками и филенками, а над ним в золоченой раме светилось голубым глазом невозмутимое зеркало. В нем отражалась роскошная ванна, из целого куска полированного камня. Прежде, чем принять бодрящий душ, Вик полежала в пене и лепестках, с удовольствием разглядывая цветы за окном и вдыхая запахи моря. Она чуть-чуть поразмышляла о том, почему эта ванна контрастирует своей роскошью с более скромным убранством дома? Наконец, достала из комода белый махровый халат, слегка подсушила волосы и, появившись перед хозяином, задала ему свой вопрос. Эним ответил, что «иногда ему хочется видеть нечто особенно красивое и комфортное, что помогает расслабиться после работы.   Вероятно, по контрасту впечатлений от его деятельности, где он устает, бывает грязен, запылен, а часто измучен”. - “Дом же в целом - скромнее, чтобы не было перенасыщения впечатлениями?» - догадалась Вик. “Вообще-то, я об этом не задумывался. Однако полагаю, все хорошо в меру. Необходимо самому владеть предметами (или ощущениями) и не допускать, чтобы они обладали тобой... если вы понимаете, о чем я?” - “Думаю, да. Ты долго этому учился?” - “Не знаю. Кажется, сразу было мне дано. Проживая здесь, невозможно этому не научиться”.

примечание:(1)Софья Парнок; (2)К.Бальмонт

Глава 42 Догадки?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...