Мастерская-3

        - Да, мастерская скульптора Гаврилова, - как всегда, дежурно, начинал я.

        - Сашка, это я, Вера! Где Витя? – кричала в трубку его жена – ты меня слышишь или оглох? Где Гаврилов, я спрашиваю?

        - На объекте.

        - На каком объекте? В постели у этой шлюхи? - не унималась Вера.

        - Мне трудно сказать.

        - Саш, ну ты не делай из меня дуру. Ты что не знаешь, что его секретарша из комбината к себе увела. Она как увидела, сколько у него деньжищ, так ей чуть дурно не стало. Он получил гонорар за последнюю работу и складывал деньги в кейс, а она всё это видела, тем более помогала собирать деньги с пола, когда он их, по нечаянности, рассыпал. Ну а вечером была корпоративная вечеринка, сам понимаешь..., выпили… Танцевала с ним и всё терлась, как могла, а он уши распустил. Думал, что влюбилась в него, а ей только деньги подавай...

        – Вы меня извините, но откуда вам всё это известно? – постарался я вставить слово.

        - Ну, да ладно, Байков, не строй из себя мальчика невинного, и знай, у меня везде схвачено, везде свои люди. Они всё и рассказали. И как она с ним весь вечер танцевала, а потом вызвала такси и увезла его к себе на Фрунзенскую, ну а там уже постаралась – в ванной его всю ночь ублажала. Мне всё доложили до мельчайших подробностей. Да, а жена тебе это не делает, но ничего вот как–нибудь встретимся я её обязательно научу. Вообще от неё не отлепишься!

          Я молчал, и мне было не по себе, но почему она опять мне совершенно постороннему человеку рассказывает такие подробности, и что я со всем этим должен теперь делать?..

          Моя семейная жизнь протекала размеренно, хоть и шёл всего второй год в браке, но всё было спокойно и буднично. Жена работала за квартиру в одном из исполкомов города. Я учился и тоже работал, если можно это так назвать. Правда, к зиме я нашёл «настоящую» работу – устроился дворником в Кремлевскую поликлинику. Благо она находилась совсем рядом с мастерской в Сивцевом Вражеке. Работа была не из легких, но морская закалка пригодилась, ведь не каждый будет убирать глыбы льда, сброшенные с крыши и безропотно выслушивать упреки избалованных посетителей.

        - Байков, проснись, о чём задумался? У нас сегодня куча дел, - отвлек меня Виктор Михайлович. – Сегодня  худсовет. Я договорился провести его здесь в мастерской. Так что вечером ждём гостей. Надо готовиться.
 
          Он начал распаковывать сумки.

        - Ну, чего стоишь, помогай.

          И откуда он взял столько продуктов, я такое изобилие только в иностранных фильмах видел. У меня потекли слюнки.

        - Саш, ну ладно, ты что с Урала приехал, красной икры не видел?

          Он стал вскрывать банку.

        – Давай, сделай себе бутерброд, а то ты бедный совсем помогать не сможешь.

          Вечер подскочил незаметно. Мыли полы, расставляли стулья, готовили стол, устанавливали макет с эскизом. Это было офисное здание молибденового завода в Эрденете, в Монголии. Оно представляло собой правильный шестигранник, на фасаде которого находилась скульптурная композиция, изображающая женщину, одетую в национальную Монгольскую одежду, но с крыльями. Вот это произведение искусства и должна была утвердить почтенная комиссия, которая не заставила себя долго ждать. Члены комиссии, ввалились в мастерскую все сразу, при этом довольно расковано вели себя. Шум гам на некоторое время воцарился в прихожей.

          Все важны. Так сразу и не разберёшь, кто тут главный, если только по величине бороды или усов. Есть ещё немаловажные факторы - толщина живота, дороговизна оправы очков. Да много чего ещё можно было придумать…

          А председателем худсовета оказался совсем простецкий дядечка: маленького роста, совсем неприметной наружности, да и оправа очков была простая, - пластмассовая. Это только потом я узнал, что это был местный «товарищ Корейко» и перед ним все преклонялись.

          Говорили. Много спорили, иногда даже до крика. Обсуждали, высказывали мнения, но не забывали уходить к столу – «немного отхлебнуть», как не преминул заметить один из членов комиссии. И тогда голоса их затихали. Физиономии добрели, глаза покрывались поволокой.

        - Ну чего, друзья мои, давайте подытожим. Кто возьмет слово? – начал председатель. – Давайте вы первый, Сергей Эрастович, - всё–таки главный архитектор проекта.
 
        - Что я могу сказать?.. Тут уже так много было сказано... Работа неплохая, да и этот «полёт» над пространством степей...

          По его словам и жестикуляции было понятно, что тот «перебрал».

        - Конечно, есть и сыроватые места, но я думаю, что это поправимо... – он каким–то особым взглядом посмотрел на Гаврилова. – Не так ли, Виктор Михайлович?

        - Да, ну да, конечно.., – начал мять слова Гаврилов. – Я думаю, что это всё поправимо: дня два-три, в-крайнем случае, - недельку...

          Через неделю он дал в комиссию взятку и сразу всё утвердили. Жизнь текла своим чередом. Каждое утро я подметал двор Кремлевской поликлиники, потом забегал в мастерскую будить Гаврилова, на что он всегда ворчал и ругался, при этом просил меня не обращать на это никакого внимания. Затем шеф должен был принять водные процедуры. Только не обольщайтесь в своих фантазиях. Это не бассейн, даже не джакузи, тем более, в те времена, мы и не знали, что это такое.

          В кухне на табурете стояла большая пластмассовая бочка из-под глины. Сверху был приспособлен душ. Вот мой любитель острых ощущений каждое утро залезал в эту бочку. Сверху на него спускали целлофановый мешок, спасающий от попадания воды на пол. Гаврилов чем-то напоминал инопланетянина, только что спустившегося с неба в капсуле. Звучала команда – "Байков, давай!" Я открывал кран холодной воды, горячей просто не было, и по резиновой трубочке она поступала на лейку душа, под большим напором омывая бренное тело скульптора. Уже через минуту раздавался крик, напоминающий крик «Кинг–Конга», потерявшего свою возлюбленную. Ещё минута, и я бегу перекрывать воду. Гаврилов вылезает из капсулы голый и весь красный, вытирается жестким полотенцем, фыркает, ворчит, но при этом довольно улыбается.

        – Вот так-то Байков. Вот, как жить надо, а не то что вы современные дохляки…. Давай чаю!..

          Одевшись и позавтракав он уезжал не то по делам, не то к своей пассии, куда  – я не знал. Это тайна, и в неё меня не посвящали. В это время я старался, как мог: лепил гербы, убирался в мастерской. Всеми путями доказывал, что я здесь не лишний.

          Вечером приходил Виктор Михайлович, усталый и осунувшийся. Я никогда не думал, что любовь может так измотать человека. Он вскоре ложился на топчан и сразу засыпал сном праведника, а я вечером докладывал Вере Марковне, как насыщенно прошёл наш очередной рабочий день. Она каким–то образом достала мой домашний телефон и уже трезвонила туда.

        - Саш, ну как там наш подопечный? -  довольно спокойно начинала она, но на этом запас приличных слов заканчивался… и пошло, и поехало: – Я его с работы сниму, он у меня в дворниках походит – я молча продолжал слушать.  – А этой стерве я жить спокойно не дам! Ну я не понимаю, неужели ты с ним ничего сделать не можешь? Как–то на путь истинный наставить.

          Я задумался, машинально отставляя трубку от уха, она продолжала свои излияния.

        - Ты чем занимаешься? – спросила меня жена, проходя на кухню. – А, опять с этой истеричкой беседы ведёшь? Я только не понимаю, Саш, ты что, в личные психологи записался, у тебя что, по дому дел мало? Ты часами проводишь время за телефонными разговорами, выслушивая эти бредни.   

           На этот раз завелась уже моя жена, и я это хорошо понимал, тем более, что она здесь, близко и огреть чем-нибудь может, а Вера Марковна  – далеко, на том конце провода, не долго думая, принимаю единственно правильное решение – кладу трубку…

          Жизнь в мастерской протекала буднично - монотонно. Всё шло своим чередом. Гаврилов вел здоровый образ жизни – холодный душ, пробежки, не курил, но иногда, садясь за стол, наливал рюмочку какого-то зелья, настоянного на корне женьшеня. Напиток был коричневатого цвета - это указывало на то, что в его составе присутствовала ещё и кора дуба. Он тактично предлагал мне: "Ну что, Байков, давай присоединяйся". Я вежливо отказывался.

        – Ты ничего не понимаешь, – начинал меня убеждать Гаврилов. – Это ведь особая настойка, для поддержания мужского тонуса. Понимаешь, о чем я говорю? Не хочешь  – не надо, чего на тебя добро переводить?

          Он выпивал всё до капли и облизывал губы, при этом очень напоминая довольного сытого кота, который только что отведал деревенской сметанки.   

        - Нет, тебе этого не понять. Бывают такие моменты, когда нельзя попасть впросак. Читал про этих индусов?   

          Он поднял палец к верху, как бы указывая на важность момента.

        – Они по полтора часа не отрываясь могут… слабо? Женщина после такого отваливается, как пиявка от тела, напившись крови и ей уже ничего не надо. Вот это секс, я понимаю! А не то, что вы нынешние теперь, тыр–пыр – стыдоба... Да ладно, чего с тобой разговаривать? Серость...   

          На этом, как правило, лекция заканчивалась. Он уходил что–нибудь лепить, а я - в институт.

         …Особенно было приятно утром просыпаться в мастерской. Когда вечером задержишься допоздна, работая над курсовой, или ненароком с женой конфликт какой   случится. Гаврилов ставил раскладушку в большом зале, поближе к книжным полкам, чтобы я мог свободно брать книги, не вставая с лежанки. Я так и засыпал с книгой в руках и с не выключенным светом, где-то в середине ночи проснёшься, щёлкнешь выключателем и спать, блаженно вдыхая в себя запах глины и легкой сырости.

          А утром разбудит тебя гимн Советского Союза. В полумраке мастерской лежишь, и кажется тебе, что летаешь ты где–то в космосе, и так блаженно станет на душе... Но это длится недолго, назойливый скрежет лопаты по мостовой раннего дворника, вернет тебя к действительности и всё расставит по местам.

          Пора вставать мести свой участок, а потом в институт, а потом домой - если жизнь в одной комнате с родителями жены, а часто ещё и с маленьким ребенком есть - «домой», то да. И поэтому вот эту раскладушку среди бочек с глиной, я часто и называл домом. Но это не могло продолжаться бесконечно. Однажды вечером Гаврилов завалился в мастерскую пьяный, да ещё с какой-то девицей, с которой я не был знаком и никогда её раньше не видел, даже не знал, чьей знакомой она была. (продолжение следует)

                2012г