Старинные часы. Глава 27

Глава 27

Закончилась, наконец, долгая дождливая осень. В этом году она почти не подарила солнечных дней и даже бабье лето было коротеньким. В середине ноября выпал снег. Он уже не таял. Лёгкий морозец теперь держался и днём, а к началу декабря он усилился ещё больше. Снег падал пушистыми хлопьями, преображая всё своей белизной. Деревья по утрам покрывались инеем, а с ёлок в городских парках шлёпались тяжёлые комья. Всюду сверкали праздничные огоньки, звучала музыка и шумела торговля. Витрины магазинов теперь заманивали скидками и на улицах часто можно было встретить деда Мороза со Снегурочкой. Город жил ощущением приближающихся праздников.

За несколько дней до Нового года в Петербург прилетела Жанна со своим последним любовником. Красавец испанец купил для неё путёвки на недельный отдых на островах Фиджи, где они собирались провести праздничные дни. Но перед отлётом Жанна решила встретиться с Эммой, чтобы передать подарки и поздравления от отца и сестры. Для этого она уговорила Алехандро оформить путёвки с вылетом из Петербурга. Сняв в отеле номер на сутки, она отказалась от предложения Эммы остановиться у них, сославшись на недостаток времени и пообещала обязательно приехать в следующий раз. По этой причине они, как и несколько месяцев назад в Лондоне, снова встретились в баре теперь уже питерского отеля.

Дмитрий Васильевич написал Эмме письмо, к которому прикрепил пожелтевшую страничку из дневника. О её существовании он узнал, когда снова начал раз за разом перебирать записи отца. Эта страничка выпала из дневника, и отец то ли забыл, то ли не посчитал нужным вернуть её на место. Что написано на ней, Дмитрий Васильевич понять не смог, поскольку она, по всей видимости, хранила часть зашифрованного текста.
Это письмо он передал Жанне. Жаль, здоровье не позволяло ему самому поехать.

На Родине своих предков он был только однажды. Ещё в девяностые годы, когда развалился Советский Союз. Они с Барбарой тогда были под Минском, где надеялись увидеть сохранившиеся дом и ювелирную мастерскую. Долгие годы в его стенах находился районный отдел компартии, а позже администрация района. Это старинное здание с массивными белыми колоннами и широкой лестницей, ведущей к большим дверям главного входа (судя по старым фотографиям) должно было прятаться в тени парка. Но после войны от него остались лишь живописные руины. Место очистили от обломков, расширив территорию соснового парка.

Редкие лучи солнца пробивались сквозь их густую крону и освещали его многочисленные дорожки и тропинки, переплетенные друг с другом в запутанную сеть. Они с Барбарой шли по ним, не ведая куда и казалось Дмитрию Васильевичу, что над ним совсем другое небо, под ногами другая земля и даже воздух другой. Здесь птицы поют иначе, иначе светит солнце и иначе звучит в тиши колокольный звон. Он доносился из глубины парка и, в конце концов, привёл их к той самой церкви, в которой венчались прадед и прабабка Дмитрия Васильевича. Это с неё, согласно письму в дневнике, потом коммунисты снимали купола и её же потом взрывали. И только семьдесят пять лет спустя церковь восстановили и в старом парке вновь звучали «голоса» колоколов с её небольшой звонницы. Тогда всё они увидели сами. Вот только сожалел Дмитрий Васильевич, что не довелось им побывать в Новогрудской крепости, чтобы своими глазами увидеть сохранившиеся развалины одной из башен замка, прикоснуться рукой к древним камням найденного храма и узнать в выбитом на них петроглифе рисунок циферблата часов. Совершить это путешествие тогда не позволили дела компании, требующие немедленного возвращения в Мексику.

Судя по записям в дневнике, его прадед несколько раз ходил с экспедициями в тогда ещё Новогрудский уезд Российской империи, а вот Дмитрию Васильевичу так и не посчастливилось это сделать ни разу. В тот приезд ничего не смогли они узнать и о семье Петровых, сведения о которых затерялись в лихолетье вначале революции, а потом войны. Так и вернулись они в Мексику, ничего не узнав о судьбе младшего из двух сыновей ювелира Добролюбова. Но с собой Дмитрий Васильевич привёз сосновую шишку – маленькую частичку Родины. Её особый воздух, свет солнца, голоса её птиц и синеву её неба, за которое цепляются сосны. Тогда он пообещал себе, что обязательно найдёт свою семью, как бы трудно это не было. Вот только исполнить своё обещание он смог через пятнадцать лет, когда, продолжая поиски часов, начатые отцом, написал антиквару Шишкину. Это и привело его к Эмме. И хоть понимал Дмитрий Васильевич, что уже не удастся ему побывать на Родине своего деда ещё раз (такого длительного путешествия теперь не осилить), осознание выполненной воли прадеда дарило мир его душе. Ведь старый дневник, наконец, попал в руки тому, кому было завещано.

Сейчас, когда всеми делами компании управляла Марианна, Дмитрий Васильевич много читал. Он уходил в свой кабинет, усаживался в удобное кресло перед окном и выходил только к ужину. Он наслаждался тем, что отныне может позволить себе не думать о делах, никуда не спешить и ничего не решать. Отныне ему уже не надо было «держать руку на пульсе», ибо он был свободен. Именно здесь в его кабинете, где кипела деловая жизнь, где раздавались голоса партнёров и конкурентов, где они с Барбарой обсуждали то, что не могли обсудить в офисе, теперь было так тихо, что слышалось биение сердца. Казалось, что здесь остановилось время. Или даже не остановилось, а вернулось к Пушкинской Татьяне, к Арбенину из «Маскарада», к Наташе Ростовой и князю Болконскому из романа Толстого. Теперь вместо индексов и процентов, акций и бирж в воздухе витали стихи. Здесь словно оживали герои прочитанных книг. И здесь же на столе в специальной подставке лежала сосновая шишка. Когда он брал её в руки, то до сих пор ещё чувствовал тот особый запах родной земли, что вызвал в нём волнение много лет назад. Он так бы хотел поделиться своими новыми ощущениями с женой и здесь в этом кабинете обсудить не дела, а стихи и строки из романов.

Сейчас он сожалел лишь о том, что Барбара не дожила до этих дней. В последнее время он стал чаще ходить на её могилку, где садился на скамейку и говорил обо всём, что сотворила с его душой перечитанная классика. Он читал вслух. Читал для неё.
– Знаешь, о чём я грущу? – однажды произнёс он, проведя дрожащей рукой по медальону жены. – Ни Марианне, ни Жанне не дал Бог такой любви, какая была у нас с тобой.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/03/17/1177