Хроника трёх дней или честно об Аргентине

               
               
                СУББОТА
                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 Я лежу с закрытыми глазами. Заснуть не могу. «Зря, наверное, сиесту сегодня сделал. Не надо было. Да, ладно! Уже прошло. Надо заснуть!»
 Но сон не идёт. Я думаю о своём новом романе, его структуре и, наверное, засыпаю.
 Неожиданно подскакиваю с кровати. «Неужели проспал? Такого не может быть! Ведь я поставил будильник. Так на всякий случай, ведь я просыпаюсь в нужное  мне время  и без него».
 Негромко и уютно гудит кондиционер. Я встаю и беру телефон с полки. Половина второго. Рано ещё, но я знаю, что больше не смогу заснуть.
 Иду в ванную, умываюсь, тщательно бреюсь. Затем готовлю мате косидо себе в дорогу. Кипячу воду, потом оставляю её минут на десять для того, чтобы она остыла градусов до 80-85. В большую литровую кружку насыпаю пять больших ложек жерба мате и заливаю этой кипячёной водой. Пока напиток настаивается, я готовлю себе яичницу.
 Потом процеживаю через ситечко, прямо  в термос, ароматный напиток зеленоватого цвета и закручиваю его пробкой.
 После завтрака,  тапер с начинёнными мясом блинами, бутылку с холодной минеральной водой и термос  укладываю в сумку. Вешаю  свою сумку-кобуру через плечо, закидываю рюкзак за спину и выхожу из дому.
 На улице сразу же погружаюсь в липкую жару. Волны удушливых смешанных ароматов ночной фиалки, эвкалипта, жасмина, липы вызывают у меня лёгкий кашель.
 До проспекта идти всего два с половиной квартала. В  три часа пять минут я сажусь на железную лавочку  автобусной остановки.
 На противоположном тротуаре только что закрылся бар, который работает до трёх часов утра по субботам и воскресеньям. За столиками, вынесенными на улицу, ещё сидят несколько человек и что-то допивают из пластиковых стаканов.
 По проспекту взад и вперёд курсируют патрульные автомобили полиции. С рёвом,  на высокой скорости, проносятся мотоциклисты без касок, что является грубейшим нарушением правил дорожного движения. Иногда  проезжают автомобили, из открытых окон которых громко орёт музыка.
 В три часа двадцать минут должен подойти автобус номер 51. У него очень хороший маршрут: да самой столицы автобус едет по прямой: по проспекту имени Иполлита Иригожена. 45 километров по пригороду, где один город незаметно сменяется другим. Сплошная стена домов. Через каждый квартал светофор. В субботу ранним утром я могу через час тридцать или час сорок минут теоретически быть уже в Автономном городе Буэнос-Айрес.
 В три часа двадцать минут появляются огни автобуса, который движется в мою сторону. Издалека мне хорошо видна подсвеченная электрическими лампочками цифра 51.
 «Прекрасно! Замечательно!» - радуюсь я. Автобус приближается к остановке. Я поднимаю руку и тут же резко её опускаю. Внизу на лобовом стекле автобуса висит малозаметная табличка «До ротонды де Лос Пинос».
- Ё моё! Ё моё! -невольно, с разочарованием, вскрикиваю я.
 Абсолютно пустой автобус проезжает мимо.
 Ротонда де Бурсако или ротонда де Лос Пинос — треть всего пути до столицы. Автобус, который идёт туда мне осложняет всю дорогу. Ведь с этой ротонды, в такое раннее время, да ещё и в субботу,  я ничем не смогу уехать.
 Следующий автобус номер 79 должен прийти  в три часа сорок пять минут. Этот автобус имеет странный, очень извилистый маршрут. Если всё будет хорошо, то я приеду в столицу около шести часов. На работу, конечно, опоздаю. Очень не люблю я опаздывать. Всю мою жизнь являюсь за пятнадцать и даже тридцать минут до условленного часа. Но сегодня суббота и нет поездов. Никто мне и слова не скажет. По субботам многие традиционно опаздывают.
 За столиком , напротив, бара остаются два человека. Они курят и о чём-то громко беседуют. Отдельные слова даже долетают до меня.
 По проспекту туда, сюда медленно курсируют патрульные полицейские автомобили. Обгоняя их, на высокой скорости, оглушительно ревя моторами «пролетают» мотоциклисты без касок.
 Подходит невысокий парень лет двадцати пяти.
- Доброе утро! Автобус 51 проехал? - озабоченно спрашивает он у меня.
- Да, проехал, но до ротонды де Лос Пинос, - отвечаю я.
- Сукины дети! Поездов нет! Автобусов нет! На  работу опять опоздаю, - жалуется он.  - Пойду я на станцию. Может туда что-нибудь подъедет? - вслух размышляет парень, поправляя маленький рюкзачок за спиной.
- Иди! - равнодушно пожимаю я плечами.
  Парень направляется в сторону станции, а я достаю телефон и смотрю который час. « Три часа сорок пять минут. Автобуса нет,  -мне становится тревожно, - так и на час можно опоздать и больше. Жду ещё десять минут и пойду домой. Придётся ехать на работу на моём верном ФИАТе,» - решаю я.
 На автомобиле можно было поехать сразу, но где я его оставлю? Улочки  рядом с вижей бедноты Савалета  облюбовали наркоманы. Их там десятки! Они курят пако и спят прямо на голых плитках тротуара. Поэтому существует огромная вероятность того, что мой автомобиль разграбят: взломают двери, разобьют стёкла, снимут колёса. Страховая компания мне когда-то весь ущерб возместит, но до этого момента меня ждёт большая головная боль. Ехать на работу на собственном автомобиле — это  для меня самый последний вариант.
 Три часа пятьдесят минут. Автобуса нет. Три часа пятьдесят пять минут... Автобуса нет. Я  взваливаю рюкзак за спину, беру сумку и оставляю остановку. Прохожу метров двадцать и вижу, как по проспекту, в мою сторону, быстро едет автобус с большой, хорошо освещённой, цифрой 79.
 Я разворачиваюсь и мчусь на остановку. Поднимаю руку, и автобус останавливается.
- Доброе утро! До Конститусьона, пожалуйста! - говорю я водителю и прикладываю мою карточку СУБЕ к аппарату, на экране которого высветилось «$ 27». Знак $ в Аргентине — это символ местного песо. А цены в долларах США обозначаются здесь  таким вот символом :  USD.
  Я быстро осматриваю автобус. Все сидячие места заняты. «Что же делать? Буду стоять,» - вздыхаю я, и вдруг мой взгляд падает на пустое сиденье в левом ряду. Я, не раздумывая, занимаю его.
 Автобус новый, современной конструкции, рассчитанный  в основном на перевозку стоящих пассажиров.
 Место, которое я занял, очевидно, изобрёл лучший последователь членов Святой Инквизиции. Сиденье расположено на заднем колесе автобуса. У человека, который на нём сидит, колени находятся на одном уровне с подбородком. Ноги вытянуть невозможно из-за переднего сиденья, которое расположено вплотную. После пятнадцати минут езды в такой изощрённой позе, у сидящего начинает жутко болеть спина. После тридцати минут деревенеют ноги… Нет ни одного человека, который выдержал бы эту пытку в течение двух часов.
 Автобус подъезжает к станции. Здесь на остановке собралась толпа. Человек тридцать, не меньше. Все по очереди поднимаются в автобус и оплачивают свой проезд. Многие, сквозь зубы проклинают железнодорожников.
 Из здания на углу раздаётся громкая музыка. Несколько месяцев назад здесь открыли пивной бар. По субботам и воскресеньям в нём функционирует ночная дискотека.
- Бух! Бам-бам! Бам-бам! - у автобуса подрагивают стёкла. «Бедные люди, живущие в ближайших кварталах! Это же издевательство над ними!» - думается мне, и я вздрагиваю, вспоминаю КЛУБ СУНДЕРЛАНД на Виже Уркиса, где мы жили до переезда в Алехандро Корн. Там по субботам происходило то же самое.
 Я смотрю на телефон. Ровно четыре часа. «Сегодня мне придётся опоздать на работу минут на пятнадцать. Это неприятно, конечно, для меня, но только с моральной точки зрения. За опоздания в  Групо Сан Мигель не штрафуют. Служащих же Потихьяна, как и многих других предприятий Аргентины, лишают специальных месячных выплат. Зачастую- это довольно серьёзные суммы..
 Автобус выезжает из Корна и останваливатся. Здесь на остановке тоже стоит большая группа людей.
 Автобус набивается почти до отказа. Многие садятся прямо на пол и, закрыв глаза, мгновенно засыпают. Трое парней удобно устроились на  полу, рядом с моим пыточным сиденьем и пьют мате. Их не волнует, что автобус прыгает на ухабах, кренится то влево, то вправо. Ребята по очереди чинно сосут матэ из бомбижи, при этом о чём-то тихо разговаривая между собой на гуарани. «Парагвайцы. Строители наверное,» - думаю я.
  Загруженный до отказа автобус резво мчится по дороге, уже не останавливаясь на  остановках, на которых люди отчаянно размахивают руками, посылая проклятия в адрес шофёра.
 Водитель, с лёта минует светофоры, на которых едва загорелся красный свет, свободно, без всякого сомнения, проезжает на жёлтый.
 Сосед, устроившийся впереди меня (на очень хорошем месте) неудобно прижался левой щекой к стеклу и очень громко храпит. Почти все пассажиры сидят с закрытыми глазами или спят. Только ребята, сидящие на полу по- прежнему степенно пьют мате и тихо беседуют на гуарани.
 Не останавливаясь, автобус минует Гернику и въезжает в Глев. Здесь  возле станции выходят несколько человек. Шофёр вынужден открыть дверь для посадки пассажиров.
 Мама дорогая! В автобус всунулись ещё человек двадцать. Сидящие на полу парагвайцы вынуждены встать. Они продолжают пить мате стоя в жутких условиях, прижатые  телами людей со всех сторон.
 Какой-то толстый мужик почти лежит на моей голове. Его грязный рюкзак норовит  ударить меня по лицу. Я вжимаюсь в стену автобуса. Из открытого окна влетает чуть прохладный воздух. Я закрываю глаза и погружаюсь в дремоту. Выводит меня из неё  резкий поворот автобуса, когда толстый мужик падает на меня.
- Прости! Шофёр думает, что  дрова везёт, Сукин сын! - шепчет он мне на ухо и отодвигается в сторону.
 Мои ноги затекли. Поясница уже начинает болеть. «Сколько же я выдержу в такой изощрённой позе? Наверное, надо будет встать. Поберечь здоровье,» - думается мне. Я, вдруг, вспоминаю, рейс на границу с Чили в июле 2000 или 2001 года.

 Была зима. Мы сопровождали две фуры с дорогими медикаментами из Автономного города Буэнос-Айрес к пограничному переходу Христос Спаситель в Андах.
 Двое кабинерос и автомобиль поддержки с двумя охранниками. Шофёры были чилийцы. Они спешили. Гнали грузовики, почти не останавливаясь.
 В Мендосу, столицу одноимённой провинции, мы приехали в 15 часов.
  Водители совещались минут десять, что же им делать дальше. Останавливаться на ночлег  на окраине города или подниматься в горы. Решили подниматься, заранее зная, что засветло не успеют.
- Ты смотри в штаны не наложи! - ехидно заметил сорокапятилетний Рикардо- водитель грузовика, с которым я ехал в кабине.
- Почему? - удивился я.
- Щас увидишь! - хохотнул он, и его некрасивое грубое лицо оживилось.
 Дорога была узкая, извилистая и резко поднималась к тяжёлым серым облакам, которые висели ниже андских вершин.
 Внизу, в долине, текла горная речка Мендоса и виднелись руины заброшенной   Трансандинской железной дороги, которая когда-то соединяла Аргентину и Чили. Небольшие здания станций, заваленные упавшими огромными валунами. Разрушенный мосты, покосившиеся столбы семафоров...
  Когда навстречу, из тоннеля, показывался встречный автомобиль, шофёр прижимался вправо, чтобы его пропустить. Тогда колёса грузовика зависали над бездной, и пористые щёки Рикардо становились бледными.
- Не смотри вниз, а то в штаны наложишь! - не уставал повторять он мне. - Вверх лучше смотри.
- Дружище, я уже много раз здесь ездил. Видишь, что пока живой , да и штаны всегда оставались сухими, - парировал я, когда мне надоело  слушать его остроты.
- Да ну… - недоверчиво произнёс он и замолчал.
 Смеркалось. Слева  -сплошная скальная стена, а справа — отвесная пропасть глубиной несколько километров.
 Ехали на небольшой скорости. Когда достигли населённого пункта  Пунта де Вакас наступила сплошная темнота. Здесь  можно было съехать на площадку.
- Сейчас покурим минут несколько, а потом вновь двинем! - сказал Рикардо почему-то  охрипшим голосом.
 Дул ледяной пронизывающий ветерок. Недалеко очень тускло светились окна каких-то лачуг. Водители отошли в сторону и о чём-то тихо беседовали.
- … колени у меня почему-то дрожат…. Не могу…. - ветер донёс до меня куски фраз, которые произнёс Рикардо.
- Бывает… я тогда первым еду. Держись… на малой скорости пойдём… - ответил ему его коллега- толстенький с маленькими усиками  сорокалетний Антонио.
 Теперь ехали медленно. Очень медленно. Справа угадывалась пустота, а слева свет фар из темноты выхватывал  острые скалы.  Молчали…
 Впереди блеснули тусклые огоньки.
- Пуэнте де Инка, - обрадованно вздохнул Рикардо, - недалеко осталось.
 Пуэнте де Инка (Мост инков) это крошечный посёлок на высоте 3200 метров над уровнем моря, где живут меньше ста человек. Основная их сфера деятельности — это туризм. Ведь сюда почти круглый год, за исключением зимы, приезжают туристы из многих стран мира, чтобы полюбоваться местными пейзажами. Им здесь продают местные сувениры, еду. Мост инков не является творением человеческих рук. Это каприз природы, которая «построила» над рекой Лас Куевас настоящий мост из скальных пород.
 Рядом с мостом, днём, хорошо видны руины относительно большого здания. Это бывший отель, который открылся в двадцатые  годы прошлого столетия, и был закрыт к середине шестидесятых. Сюда приезжали на термальные источники для лечения.
 На таможню и жандармский пост  в населённом пункте Лас Куевас мы прибыли в семь часов вечера. Часть огромной стоянки для транспорта была уже занята грузовиками, которые расположились здесь на ночь. Таможня откроется только завтра в восемь часов утра.
 После оформления всех таможенных документов  на ввоз медикаментов в Чили  водители двинутся к тоннелю Христа Спасителя, половина которого находится на территории Аргентины, а другая половина уже принадлежит Чили. Недалеко от въезда в тоннель, на высоте 3854 метра над уровнем моря,  на мощном постаменте  в виде земного шара стоит шестиметровая бронзовая статуя Христа, который в левой руке держит семиметровый крест.
  После выезда грузовиков с территории таможни,  миссия вооружённой охраны считается законченной. Мы будем возвращаться в Автономный город Буэнос-Айрес.
 Это будет только завтра, а сейчас мы должны  были скоротать ночь.
 Ночную охрану грузовиков в таком месте, как таможенная стоянка, где всё находится под контролем жандармов можно было не осуществлять. Однако мы,  на всякий случай, решили выставить караул.
 Нас было четверо охранников. Каждому по два часа «работы». Мне выпало дежурить с 00.00 до 02.00.
  Стоянка скудно освещалась  несколькими маломощными электрическими прожекторами. Все спали. Только в окне офиса виднелись двое жандармов, которые не прерываясь, пили мате.  Я ходил вокруг наших двух грузовиков. Сначала было холодно. С заснеженных вершин дул резкий ветер, от которого не спасала даже моя утеплённая кожаная куртка. Потом, вдруг, потеплело, и сверху полетели большие хлопья снега. Ударил сильный порыв ветра, и превратил снегопад в настоящую бурю.
 Когда закончились два часа моего дежурства, с неба  уже сыпался настоящий снежный водопад.
 Я забрался в кабину грузовика. Рикардо сладко сопел в своей кровати, а мне нужно было устраиваться спать сидя на сиденье. Это было мучительно, ведь ноги нельзя было вытянуть. Они затекали. Начала болеть поясница. Каждый час, я вылезал из кабины, чтобы походить и размять ноги. Снег продолжал идти.
  К восьми часам утра он перестал,  но стоянка была завалена белым ковром глубиной в один метр.
 На лицах всех шофёров я увидел тревогу. Жандармы были озабочены. Вскоре мы узнали от них, что они закрыли проезд по дороге в обе стороны.
- Говорят, что в некоторых местах снега до двух метров высотой намело, - с ужасом в голосе сказал мне Родольфо Гауто, мой коллега, маленького роста рыжий мужчина лет пятидесяти. Из-за сильно выпирающей нижней челюсти и кривых зубов он имел прозвище Пекинес.
- И что теперь нам делать? - с унынием спросил я.
- Как что делать? Ждать! Может несколько дней, а может быть и несколько недель, - Гауто  глубоко вздохнул и почесал пятернёй свои заросшие редкой рыжей щетиной щёки.
  Я даже вздрогнул от ужаса, потому что уже слышал истории о том, как сидели в этих местах мои коллеги  помногу дней. Самому оказаться в такой истории мне казалось маловероятным… И вот случилось!
  Глубокое синее небо. Яркое солнце. Лёгкий морозец. Скалистые вершины гор, покрытые снегом. Красота! Когда же смотришь по сторонам и видишь озабоченные лица жандармов, таможенников, водителей то сразу же забываешь о том, что находишься в таком невероятно экзотическом месте: рядом с перевалом Христа Спасителя в Андах.
 В населённом пункте Лас Куевас живёт не больше ста человек. Это в основном жандармы, таможенники и члены их семей. В Лас Куевас имелся свой маленький магазинчик, из которого моментально исчезло всё съедобное. Водители со стажем, наученные горьким опытом, скупили продукты питания. Уже в девять часов утра на дверях магазинчика появилась фанерная табличка, на которой было выведено корявыми буквами «Закрыто».
 После обеда  специальная дорожная техника начала расчищать путь к перевалу. Говорили, что и ниже Пунта де Вакас тоже.
 У нас, охранников, еда закончилась. Ведь запасов особых мы с собой не брали. Обедом нас угостили водители.
  Я слонялся по стоянке, умирая от тоски. Никакой книги или журнала у меня не было. Делать было абсолютно нечего. Помог жандармам  очистить стоянку от снега, поработав минут сорок железной лопатой.
 Ужином, чай, сахар и чёрствый хлеб, нас снова покормили наши чилийские водители. Наступила ночь.
 Караул уже не выставляли. Зачем? Я, скрючившись, сидел в кабине, пытаясь заснуть. Проваливался в забытье на какое-то время, из которого меня выводила боль в ногах и пояснице. Спускался из кабины и бездумно бродил по стоянке.
 Мои коллеги, охранники, находившиеся в легковом автомобиле сопровождения оказались в «привилегированном» положении, потому что они могли разложить сиденья и спать лёжа.
 Несмотря на страдания, я наслаждался видом ночного звёздного неба, в которое упирались острые вершины Анд. Я понимал, что такой красоты возможно больше никогда не увижу.
 На следующее утро жандармы вытащили из гаража полевую кухню и начали готовить для водителей грузовиков и всех остальных, застрявших на таможне, завтрак, а затем и обед. Кукурузная каша, галетное, твёрдое, как камень, печенье, мате косидо с сахаром.
 Рикардо выделил мне  глубокую миску и ложку, сделанные из нержавейки.  В неё я и получал  из полевой кухни свою порцию еды. Кружку я имел свою.
 На второй день «осады» мне удалось выпросить у какого-то шофёра -аргентинца прошлогодний номер газеты «Кларин», который валялся у него в ящике для инструментов.
 Листы газеты были в пятнах масла, покрытые толстым слоем жирной серой пыли, но я был счастлив. Последующие три дня я с наслаждением  читал каждую страницу по десять раз. В то время я продолжал изучать испанский язык, и газета оказалась как раз кстати.
 Правда мои коллеги - охранники изъяли у меня  пять страниц с объявлениями об интимных услугах и громко вслух читали их, делая непристойные комментарии. Особенно усердствовал второй кабинеро Алехандро Рамос, тридцатилетний болезненно худой парень с густой кучерявой шевелюрой и гнилыми передними зубами. Он читал с выражением и мимикой, иногда отрывался от текста и рассказывал случаи из собственного опыта общения со жрицами любви.
 Эту газету я выучил почти наизусть. Незнакомые слова выписал в блокнот и узнал их значение у моих коллег.
 Дни были похожи один на другой. Синее небо, яркое солнце и морозец. Я практически не спал…
 Все: жандармы,  таможенники, шофёры, охранники молили Господа о том, чтобы не пошёл снег. Всевышний услышал их. Снег больше не сыпался с неба.  В конце четвёртого дня разрешили двигаться в сторону Чили, к тоннелю Христа Спасителя.
 Наши водители пожали нам руки и тут же выехали со стоянки. Мы вчетвером ютились в маленьком Фольсквагене Голь до утра.
 Когда поднялось, солнце жандармы объявили, что открыто движение вниз, к Мендосе. Хуан Карлос Муньос сразу же завёл мотор.
- Чё стоим, мужики? Сваливаем отсюда! Если вдруг снег пойдёт….
 Мы тут же прыгнули в автомобиль, и  невысокий седой Хуан Карлос  перекрестился и на низкой скорости  повёл  Фольксваген.
 Навстречу нам уже ползли грузовики. Справа - скальная стена, а слева пропасть. Долина реки  была засыпана снегом. Мы молчали…
  Через час, на очищенной от снега площадке, увидели крошечный домик, похожий на кукольный, за стеклом которого стояла небольшая гипсовая статуэтка Девы Марии. Это был сантуарий, тысячи которых стоят на обочинах дорог на всей территории Аргентины.
 Муньос въехал на площадку и заглушил мотор. Трое моих коллег приблизились к домику и принялись молиться. Гауто упал на колени,исступлённо  крестился на статуэтку, а затем с плачем принялся лобызать стекло.
 Я, почему-то, сильно смутился. Вышел из Фольсквагена, снял свою кожаную с меховой подкладкой фуражку и стал смотреть в лёгкое белое облачко, летящее в бездонном синем небе.
 На окраине провинциальной столицы города Мендоса увидели придорожный ресторанчик — парижу.
- Хуан Карлос, тормози! - заорал Гауто, - пойдём пожрём!
- Да, давай! Давай! Я уже падаю в обморок с голодухи! - нервно почёсывая свою шевелюру, поддержал его Рамос.
 Придорожный ресторанчик был пуст. Скромная обстановка: выщербленный кирпичный пол, старые некрашеные сосновые стулья и столы. Крышу поддерживали толстенные закопчённые брёвна.
 Посередине располагался огромный очаг, над которым висела толстая решётка — парижа. Жарко горели дрова. В зале было уютно и  тепло.
 Подошёл мужчина с животиком, очевидно сам хозяин.
- Вы с перевала? - поинтересовался он, после того как поздоровался.
- Ага, с него! Чуть не издохли с голоду и от холода! - пожаловался ему Родольфо. - Кушать очень хочется. Мясо есть готовое? Или хотя бы чорисы (колбаски)?
- Уважаемый, так ведь только утро! Время завтракать, а вы у меня обед требуете! Часа через два только. Видите дрова горят. Скоро асадор ( человек, который жарит мясо на париже, то есть делает асадо) будет на решётку мясо выкладывать. Могу только предложить омлет, кофе, мате-косидо и….
- Несите всё, что можно жевать! -  подпрыгнул на своём стуле Алехандро.
 Я заказал три большие медиалуны ( круасаны) и «субмарину».
 Появился худощавый паренёк в чёрном переднике с подносом в руках.
 Для меня он поставил на стол стакан горячего молока, кинул в него половину плитки шоколада, который стал растворяться, превращаясь в напиток, который имел название «субмарина».




 Я выхожу из   забытья — дремоты, когда автобус  подскакивает вверх. Мы пересекаем железнодорожный переезд  в Лонгчампсе.
 Мои ноги стали совсем «деревянными». « Потерплю ещё минут двадцать, до Темперлея. Там, на остановке должны выйти много пассажиров. Вдруг освободится приличное место, и я пересяду на него,» - решаю я и принимаюсь шевелить пальцами ног и растирать ладонями затёкшие икры.