Игры и забавы школьно-дворового отрочества

     Росли мы в многодетном дворе как в многодетной семье, где легко можно было получить вкусный, со сковороды или из духовки, пирожок или обидное слово, а то и подзатыльник. Двор с двух сторон был закрыт домом с пристройкой и высоким забором с решеткой, заросшей диким виноградом, с двух других – сараями.
     Примерно в 61-62-м годах стабилизировался детский состав нашего двора: шесть девчонок и шесть мальчишек от 8 до 14 лет, не считая приезжающих летом. К этому времени и двор приобрел свой долгосрочный облик. Исчез огромный мусорный ларь – отходы забирали рабочие с бортовой машиной, проходящей по улицам в определённое время. На месте ларя стали ещё два сарая.
     Сарай Жестянщика из первой квартиры перекрыл подход к стволу шелковицы. Возникла проблема: забраться как-то на крышу и по ней, не гремя жестью, пробежать к дереву. Хорошо, что запирался сарай на большой амбарный висячий замОк. Когда мне надоело терять время на поиски и устройство подставки, я решил проблему спортивно-цирковым способом. Короткий разбег, толчок вперёд и вверх, так чтобы носок одной ноги попал на заушины амбарного замка, толчок с заушин и половина туловища с руками и маховой ногой уже на крыше. Все пацаны освоили мой способ, а вот девчонок на дереве почти не осталось. Приходилось рвать ягоды не только себе, но и соседям.

     Выросли тополя, разделив на две части шумную зону от ворот до лестницы. Сначала мы растоптали отсыпанную жужелицей и обозначенную половинками кирпичей дорожку, которая мешала во всех спортивных играх, потом как-то постепенно исчезла круглая цветочная клумба, вместо которой отцы вкопали стол и четыре лавки, для вечерних взрослых посиделок с домино, картами или лото. Днём на нём мы играли в настольные игры, подаренные мне на днях Рождения.
     На месте засыпанного старого сухого колодца и в двух других «мёртвых» участках внутренней тупиковой зоны появились три палисадника, увитых диким виноградом, со столиками и лавочками. Часто летом семьи устроителей там и обедали, на ветерке, спасаясь от комнатной духоты.

     В тихую зону под двумя абрикосовыми деревьями кто-то из соседей выставил ставшие ненужными две железные кровати. Сначала мы днём прыгали или играли на их пружинных сетках, потом набросав старого тряпья, отдыхали, набегавшись по двору, а потом использовали по прямому назначению. Всё лето Павка, Толик и Санька, мы с Юркой на раскладушках спали на свежем воздухе под шелест листвы, укусы комаров и стряхивание падающих с веток гусениц. Если среди ночи нас накрывал дождь, перетаскивали одну или обе кровати под балкон и досыпали, прижавшись друг к другу как родные, забыв дневные разборки. В разгар курортного сезона к нам присоединялись сверстники-гости – смех и рассказы затягивались за полночь.

     Менялся и набор игр. Отходили простые догонялки, прятки (раз-два-три-четыре-пять, я иду искать, кто не заховался – я не виноват), пускание бумажных голубей и парашютов из носовых платков с камешком вместо человечка, выдувание мыльных пузырей из самодельного мыльного раствора и бумажных размокающих трубочек.

Павка Попов научил и какое-то время играл с нами в «ножички», «пристеночек» на деньги. Он же принёс первую жосточку. Обычно она делалась самостоятельно. Подбирался кусок войлока или кожи с шерстью, диаметром от четырех до шести сантиметров, круглой или квадратной формы. Затем расплющивался кусочек свинца, не слишком тяжелый, но и не слишком легкий, иначе больно ударял ногу или не обеспечивал устойчивого полета жосточки. В свинце прокалывали, как на пуговицах, две-четыре дырки и пришивали к коже. Суть игры заключалась в многократном подбивании жосточки вверх, на счет, внутренней стороной стопы ноги, не давая упасть на землю. Своеобразное жонглирование, как позже мы это делали мячом. Наградой победителю могла быть денежная ставка, жосточка побежденного или несколько шалобанов проигравшему.

     Взрослые отвлекали нас от уличных соблазнов и неинтеллигентных игр на деньги. Дядя Петя Борисов сделал комплект для игры в «12 палочек» и «Чижика», дядя Толя Рудкин играл с нами в лапту. Бабушка Шура, после приготовления очередного большого «холодца», собрала мне из костей набор для игры в «бабки». Но игра не прижилась –-набор был только у меня.
     Потом, после «Ильи Муромца» и «Александра Невского» - рогатки, мечи, луки-стрелы у мальчишек, куклы-пупсы, наборы кукольной посуды, игры в больницу, школу у девчонок, прыжки через скакалку и верёвку, С появлением асфальта на тротуаре был период активной игры с девчонками в «классики».

     Мы подросли, и луки наши сделались мощнее, а стрелы приобрели оперение и наконечники из жести. Никто не видел, как это произошло, но кто-то сильно поранил дворовую кошку. Вандализм списали на ребят из соседнего двора, которые тоже увлеклись луками и арбалетами. По доброй воле мы прекратили играть в лесных охотников и переговорили об этом с соседними дворами.
В нашем дворе девчонки принимали участие во всех играх – «стоп-штандр», разные варианты казаков-разбойников, кроме футбола, хоккея и баскетбола. Мы тоже поддерживали девчонок в их играх. Но были и чисто мужские игры: лазание по тополям, крышам и чердакам жактовских домов или по строящимся зданиям.

     Русская лапта отпала, когда от каждого удачного удара окрепших рук мяч стал улетать за территорию двора, «12 палочек» и др. после утери инвентаря.
Просмотр немецкого фильма «Фанфары любви» (на большом экране «Рот-Фронта», задолго до «В джазе только девушки»), и наглое проникновение буржуазной джазовой музыки в СССР, привели к созданию нового кастрюльно-инструментального ансамбля негритянско-казачьих ритмов. От этой какофонии у невольных слушателей разыгрывалась жуткая мигрень, и тогда тетя Люба Кукарекина в качестве альтернативы организовала культурную концертную программу, в которой мы сами исполняли различные эстрадные номера. Читали стихи, пели и танцевали, в дуэте с Валеркой Светличным я спел марш космонавтов «14 минут до старта». Все участники показательного концерта получили по стаканчику «Сливочного».

     Дядя Толя Рудкин приобщил нас к игре в волейбол. Принёс сетку, мяч со шнуровкой, научил играть по правилам и возглавил одну из команд. Но, как только мы освоили технику игры и стали вкладывать в подачи и удары всю силу, мяч начал залетать в ветки шелковицы и тополей, за сараи и заборы. Дядя Толя давал команду «природа» (по-нынешнему «форс-мажор») и подача переигрывалась. С его подачи любая помеха в играх долго так и озвучивалась – Природа! Волейбол с сеткой перемежался волейболом в кружок и появившейся игрой в «охотников и уток».

     Тут кто-то вспомнил парковые городки, и мы начали швырять квадратные палки по фигурам из разновеликих чурок. Дядя Петя Борисов посмотрел на это безобразие и изготовил из отходов мебельного производства два комплекта городков и две крепкие биты (без железа).
     Городки нам очень пришлись по душе. Мы разметили как в парке две площадки с городом и пригородом и, делясь на две команды, самозабвенно выбивали сначала 5 стоячих, а потом и все 15 (с лежачими) фигур. И снова нас подвели размеры нашего двора. Городки и биты после удара долетали до стен сараев. От нашего дощатого разносился стук, а от сарая Паниных летела штукатурка. Мы как могли, пытались закрывать её кроватными сетками, но тщетно. Да и шумновато для маленького двора.

     Кроме кормилицы-шелковицы и двух абрикосовых деревьев выросли и шесть больших тополей, запушивавших каждый май-июнь двор и комнаты. От брошенной спички пух вспыхивал как порох, огонь разбегался по земле, оставляя обгоревшие меленькие семена.
     Баба Мотя (Матрёна Попова) беззлобно ругала нас:  – Черти скажени, дом когда-нибудь спалите! Тю на вас! Шоб вас намочило. Паралик вас расшаби! От же, бисовы диты! (Так это звучало на суржике.)

     Огонь всегда привлекал и завораживал. Время от времени мы разводили костер у забора, пекли картошку. Во время ремонтных работ с газовой сваркой труб делали из кусочков карбида «Хоттабыча», из алюминиево-магниевых опилок с марганцем  – «бомбочки». Если такую, размером с ноготь большого пальца бомбочку, туго обмотать той чёрной тканевой изолентой, получался оглушающий «бум». Если не плотно –  то звук слабее, но зато очень яркая вспышка. А зимой ещё и алые пятна на снегу от не успевших сгореть крошек марганца или грязные брызги во все стороны при попадании в лужу.
     Под руководством Толика Борисова после полетов Гагарина и Титова, начали делать и запускать свои «ракеты». На толстый карандаш туго наматывалась фольга-изолятор от трансформаторов. Один конец цилиндра скручивался, через другой внутрь набивалась сера от спичечных головок, приклеивались бумажные стабилизаторы и маленький фитиль, и все это запускалось с двух кирпичей. При удаче серебристая сигара взлетала выше трехэтажного дома. Были и неудачные пуски, когда от фитиля раньше сгорал один из стабилизаторов, и завалившаяся на бок «ракета» начинала бешено гоняться по двору за горе-конструкторами, под истерические вопли старушек. Но жертв или ожогов не было.

     Однажды, после обрезки тополей, из веток мы построили большой шалаш по всем правилам. Даже сильный дождь не пробивался внутрь. Чем только ни был он в нашем воображении и простоял почти два сезона.

     А сколько счастья было, когда Толик принес две линзы, под которые мы склеили-скатали два, входящих друг в друга тубуса, и получилась раздвижная подзорная труба, почти телескоп! Созвездия, познанные в планетарии, стали ещё ближе. С ним придумывали темы, и он рисовал серии мелких веселых кадров-картинок и разные «друдлы». С Толиком и Павкой клеили и запускали с крыши дома воздушных змеев, продолжали ловить рыбу с причала.

     Павка над своим сараем выстроил голубятню и голуби стали его единственной всепоглощающей страстью. Толик Борисов, учась в 8-м классе, уже не уделял нам столько времени, как раньше, а с переходом в 4-ю школу для окончания десятилетки у него проблемы стали много серьёзнее наших...
     Поэтому роль лидера перешла к Юрке Рудкину. Каждую осень он привносил из школы что-то новенькое в игры нашего двора. У него на год раньше появился специальный предмет – Физкультура с настоящим физруком – Петром Максимовичем, тогда как мы всё ещё приседали-бегали с первой и единственной Глафирой. Юрка научился прыгать в длину с места, и мы всем двором (и девчонки) научились этому. Он освоил прыжки в высоту «ножницами» и мы стали прыгать через рейку, кто выше. Небольшая куча песка для текущего ремонта во дворе была почти всегда, и мы освоили прыжок в длину и даже тройной прыжок. Обычная «чехарда» превратилась с Юркой в «отмерного осла» и «осла» с прибаутками и прибамбасами.
     Юрка втащил меня через ляду на чердак, мы его обшарили, но ничего интересного не нашли, вообще ничего. Вылезли через слуховое окно на крышу, и Юрка повел меня к краю, примыкающему к соседнему дому. Расстояние не более метра мы преодолели прыжком почти без разбега. Через такое же окно проникли на чердак дома № 16. Тут тоже кроме паутины ничего не обнаружили. Спустились в чужой коридор, благо он среди дня был пуст, и вернулись через калитки в свой двор как приличные пацаны. Только открытые ляды вызвали недоумение взрослых.

     Против игр «в ножички» и жосточки родителям удалось найти замечательный вариант – настольный теннис. По инициативе дяди Толи Рудкина на той же мебельной фабрике с помощью дяди Пети Борисова была изготовлена из реек и фанеры легкая двухсторонняя столешница стандартного размера. Клали мы её на стол для лото-домино. Сначала, не имея ракеток, без сетки часами стучали целлулоидным шариком, кто куском фанеры, кто крышкой от кастрюли. Стол был нам высоковат, но мы росли.
     Сетку и две ракетки из набора дядя Толя приносил с собой и доверял нам только в своём присутствии. Столешницу берегли и после игры убирали от непогоды в подвал.
     Я сделал себе ракетку сам. Выпилил лобзиком из многослойной фанеры, вырезал накладки для рукоятки и долго играл этой деревяшкой. Когда появились ракетки с шипованой резиной, мы тоже начали клеить на свои самопалы, кто что находил. Отчим принес кусок пористой резины 4 мм толщины, ракетка сделалась тяжеловата, но удар стал как из пушки и крученые подачи были на заглядение.
     Анатолий Андреевич Рудкин очень любил эту игру и терпеливо учил нас до тех пор, пока некоторые из учеников начали обыгрывать своего учителя. Сегодня трудно представить себе такую ситуацию: 40-летнего директора завода обыгрывает соседский 13-летний пацан в игре на вылет. (Артель, которой руководили А.А. Рудкин и И.И. Панин с 1957 г. стала Таганрогским заводом механической игрушки (ТЗМИ), с 1967 г. – заводом игрушек "Искра".)
     Когда у него стал выигрывать даже мелкий, но шустрый Светличный, дядя Толя становился к столу всё реже или просил дать ему сыграть две-три партии с разными партнёрами без «вылета». Неудачный приём или атаку комментировал: – Мать честная, курица мясная!
     Потом передал ракетки сыновьям –  Юрке и Игорю, а сетку в общее пользование. Когда у стола собиралось четверо, играли 2х2, когда пять и больше – начиналась весёлая «карусель». Два оставшихся игрока разыгрывали победу в короткой партии.
     От частого перетаскивания у громоздкой столешницы стали понемногу оббиваться углы, от влаги отклеиваться фанера. Мы подклеивали фанеру, но шарик в этих местах то прилипал к столу, то отскакивал в противоположную сторону, что развивало реакцию и придавало игре дополнительную остроту. У сетки начали расслаиваться нитки и образовываться прорехи, сквозь которые пролетал шарик. Сначала мы отмечали это старым возгласом «Природа», потом – «Дырка» и переигрывали спорную подачу. Со временем «дырку» я трансформировал в «дырец», всем понравилось и прижилось сразу, и словцо пошло гулять по просторам дырявых теннисных и волейбольных сеток Родины.

     Где игры там и ссоры.
     Мелкие пацанячьи разногласия в ходе игр возникали часто и начинались одинаково со стандартных оскорбительных выкриков: – Ну, ты, зараза! – Сам зараза! (Более воспитанный оппонент мог откликнуться: – Не зараза, а инфекция.) Далее по нарастающей: – Дурак! – Сам дурак! Если фамилия или физиономия не давали повода для считавшихся очень обидными реплик: – Морда жидовская! – или Жид пархатый – дерьмом напхатый! – в ход шли жесты. Жесты тоже долго не отличались разнообразием. К носу поочерёдно подлетали по одной дуле, потом по две стандартных дули с двух рук. После некоторых усилий удавалось поднести противнику: – Рули-рули, вот тебе четыре дули! – скрученных из больших пальцев и мизинцев. Закрепить жест полагалось слоганом: – На-кося, выкуси!
     Оппоненту, не успевшему скрутить сложную композицию из десяти пальцев, оставалось только с презрением сплюнуть под ноги обидчику и приготовить сжатые к драке кулаки.

     Чуть позже, между сплёвыванием и кулаками, появился новый жест (от локтя). При отсутствии поблизости взрослых, следовал удар ребром ладони одной руки по сгибу локтя другой с криком: – А это видел! После чего можно было хватать друг друга за грудки и начинать греко-римско-французскую борьбу. Плевать в лицо запрещалось. За это сразу давали в морду и объявляли бойкот до клятвенного и чистосердечного раскаяния. Действовало правило: лежачего – не бить.

     К 11-летнему возрасту «дурак» и дули остались младшим группам. К жесту «от локтя» добавился жест «от плеча». Годам к двенадцати основную разницу в анатомии и некоторые термины ненормативной лексики усвоили, хотя допускаемыми в особых случаях ругательствами во дворе и школе оставался обычный уличный жаргон.

      (Наверно, в седьмом или восьмом классе в пустяковом споре в школьном закутке я прошел все стадии ссоры и, получив аргумент «от плеча», должен был начать драку или признать поражение. Повод не стоил драки и возможной долгой неприязни. Драться не хотелось. Нужно было снимать и кому-то отдавать очки, чтоб не сломать оправу. Немногочисленные свидетели и друзья со злорадством или разочарованием держали 3-секундную допустимую паузу, и тут, вместо шага навстречу, я выставил в сторону противника параллельно земле правую ногу и ребром ладони ударил по ней у паха. – А это видел!
     Такого ещё никто не делал. Противник застыл в растерянности. Моя поза с вытянутой ногой оказалась насколько неожиданно-нестандартной, настолько же однозначно понятой всеми, что вызвала общий облегчающий смех. Конфликт зачли исчерпанным, и пацаны, с неутихающим хохотом, повторяли жест, тут же названный мной «от бедра», вариант – с обхватом бедра двумя ладонями. Широкого распространения жест не получил, видимо, из-за трудности удержания равновесия на одной ноге без баланса руками.)

На фото. Мама с вялеными чебаками, Франтиком и Альмой у растоптанной дорожки к воротам.