История немецкого карнавала

Предыдущая страница   http://proza.ru/2023/02/21/1756

История немецкого карнавала - это история беспрерывных запретов церковью. Но клерикальные праздники, увеселения литургического цикла привели к возникновению полусветских карнавалов и маскарадов XIX века, организуемых различными гильдиями.  Таким образом, средневековый карнавал сочетал соперничавшие церковную и светскую традиции.

Городские массы высмеивали те или иные непорядки и искали развлечения в маскараде и сатире.
Но поначалу карнавал был прежде всего шествием, восходящим к языческим обычаям, к культу весенних празднеств, ублажения богов плодородия и природных сил.

Карнавальный ритуал созревал постепенно, уступая место христианским воздействиям, новым символам толкования карнавала как последних дней неограниченной свободы накануне поста, когда ещё можно есть мясо.

Истоком карнавала в Германии многие учёные-фольклористы считают древнеримские сатурналии. Раскопки кёльнских археологов свидетельствуют о том, что  мистериальные культы проникли на Рейн cамое позднее во II тысячелетии нашей эры. Сюда переместились и римский пантеон во всей его полноте, и почитание тех богов, которые явились предшеcтвенниками карнавальных увеселений и шутовского озорства.
Многие черты римских сатурналий в изменённой форме сохранились в карнавале и по сегодняшний день.
На ритуалы германцев наложил свой отпечаток и другой праздник древних римлян,  связанный с древней магией плодородия - луперкалии - в честь бога Фавна (Луперка), связанный с древней магией плодородия.

Карнавальный праздник в Кёльне тесно связан с судьбой этого города. В средние века "священный Кёльн" ("hillige Coellen") был вторым по величине городом Германии. Он был призван олицетворять не только могущество Рима, но и превосходство римской культуры.

В древнем Кёльне германские культы, и прежде всего ритуалы плодородия, смешались с римскими обычаями. Хроники свидетельствуют, что здесь насчитывалось около сорока римских, пять кельтских и семь германских божеств. Кёльн являлся римской колонией, столицей римской провинции Нижняя Германия. Это позволяет утверждать, что кёльнский карнавал - продолжение и христианизированная форма римских сатурналий и луперкалий.
 
В наше время, как и в Риме, по городу тянется бесконечный ряд открытых повозок, переполненных гуляками в масках, как и в Риме, изо всех окон на ликующую  карнавальную толпу глазеют зрители... Полагают также, что обычай украшать на праздники дома и улицы гирляндами из цветов и листьев - тоже от римских времен.

Но корни опьяняющего рейнского карнавала гораздо глубже - в языческих обычаях франков германских племён, населявших эту землю с конца IV века, в древних ритуалах изгнания зимы и ритуалах плодородия, в которых переплелись римские, кельтские и германские обычаи. Переодевание в медведей, оленей, козлов и других животных, связанных с ритуалом плодородия, сохранялись в рейнских деревнях вплоть до VIII-IX веков.

О борьбе между язычеством и христианством свидетельствуют многочисленные запреты древних обычаев синодом и городскими властями.

Папа Григорий II по просьбе короля франков Карлмана (правил с 768 по 771 год) в 742 году издал список непотребных языческих обычаев и суеверий. Настоятель бенедиктинского монастыря Регино фон Прюм в своих проповедях 900 года строжайше запрещал монахам смотреть "мерзкие развлекательные сцены" с медведем и предаваться таким дьявольским занятиям, как ношение демонических масок.

Влияние церкви значительно укрепилось при Карле Великом (742-814), когда в Кёльн перенесли резиденцию архиепископа, и при архиепископе Бруно (середина X века).  Проповеди этого времени запрещали февральский обряд изгнания зимы как языческий.

Но хитрые язычники сумели внедрить свои обычаи в масленичные праздники.
И даже церковники не устояли перед разгулом праздника.

Историки считают свидетельством двойной морали поведение церковных сановников средневековья, с одной стороны, предававших анафеме бесовские игрища, с другой - с радостью предававшихся карнавальным увеселениям, например, таким: согласно канону, вначале избирался шутовской епископ. Затем низший сановный чин, сидя на осле, провожал его в церковь, где звучала хвалебная песнь и отправлялось богослужение на старинный манер. Шутовская церемония сопровождалась плясками и пиршеством.

Не менее знаменит "ослиный праздник". На осла сажали роскошно наряженную молодую женщину с ребёнком на руках (намёк на бегство Марии из Египта). Затем процессия в сопровождении духовенства направлялась в церковь, где происходила шутовская литургия, на которой стоящие вокруг осла вместо "аминь" блеяли по-ослиному.

Монастыри и церковные приюты не оставались в стороне. Вот как описывала молодая кёльнская монахиня в своем письме местный карнавал: "Рясы и чёрные накидки побоку, переодеваться в карнавальные одежды весьма потешно. Но само собой разумеется, что это случается только за стенами монастыря... Мы переживали карнавал со всей страстью... Танцевали и прыгали весь день напролёт. Ночью, когда аббатиса ушла спать, мы пили чай, кофе и шоколад и играли в карты и шашки".

"Наступление свободы" публично провозглашалось отцами города с балкона ратуши. Сохранилось описание того, что происходило вслед за этим провозглашением: "И тут наступало безумное оживление на всех улицах, во всех домах, продолжавшееся три дня. Приостанавливалась торговля всякого рода, время принадлежало только одной безумной страсти. Одиночки и небольшие процессии в масках появлялись у знакомых, чтобы вместе предаться шутовским забавам, или выходили на улицы и разыгрывали веселые сценки в том или ином доме, в кабаке или постоялом дворе, открытых днем и ночью, или просто на улицах, переполненных радостными и ликующими горожанами, и все это... ради веселого, приятного времяпрепровождения и забавы. Все ночи подряд происходили балы, на которых маски продолжали дружеские, шутливые, но часто и далеко не безобидные забавы, переходя от танцев ко всеобщим розыгрышам".

Кёльнский епархиальный синод свидетельствовал в 1662 году: "Светское легкомыслие глупых людишек прокралось очень далеко, устраиваются с большим шумом даже целые шутовские спектакли, бьют в литавры, как будто бы созывают на борьбу, показываются потешные зрелища на потребу публики, женщины переодеваются мужчинами, слышатся смех, шутки, громкие разговоры".

Но у религиозных маскарадов даже в лоне церкви было огромное число сторонников, о чём свидетельствует дошедший до нас текст XV века, который можно назвать своеобразным манифестом шутовства:
"Наши предки были великими и достойными уважения мужами. Они учредили шутовской карнавал по мудрому разумению. Давайте будем жить как они, и делать то, что делали они. Мы празднуем шутовской карнавал, чтобы доставить себе наслаждение, чтобы шутовство, унаследованное нами, могло найти выход по меньшей мере один раз в год. Бочки с вином разорвутся, если из них время от времени не выпускать воздух. Мы все - старые бочки, сбочаренные не столь искусно и из которых бы улетучилось вино мудрости, если бы мы позволили ему продолжать бродить из-за неустанного внимания на службе Господней. Надо давать ему по временам небольшие передышки, дабы оно не пропадало без пользы..."

По материалам статьи В.Ф. Колязина "От мистерии к карнавалу: Театральность немецкой религиозной и площадной сцены раннего и позднего средневековья."