Буран

- Доча, дорогу закрыли – буран! Я у бабушки осталась. Ты там не засиживайся, а то скоро очки придется покупать – все в «тыкалке» своей. В холодильнике полно еды с Нового года – поешь, помойся и спать. И не вздумай по подружкам своим шляться – вот завтра вернусь и пойдешь, потерпят они, ничего с ними не будет. Смотри мне! Ну все, время позднее, мы тоже с бабушкой сейчас чаю попьем, да и укладываться будем. Привет тебе от нее. Ну пока, пока!

Телефон подождал две секунды и погас. В тишине пустой квартиры ударами молота покатилось эхо от ее неистово заколотившегося сердца. Она глубоко вздохнула и набрала номер. Пара гудков, щелчок.

- Привет! Мама осталась в городе… Ты можешь прийти?..

Посмотрела на часы и быстрее, быстрее, бегом затолкала в шкаф полуразобранный чемодан и разбросанные вещи, поправила покрывало на кровати, подхватила свое розовое махровое полотенце с ромашками и бросилась в душ. Руки дрожали, скорее, «ну почему тут мыло так долго смывается?..»

Выскочила озябшая, так и не настроив старый смеситель, завернулась в полотенце. «Давай, давай, суши!» – фен делал все, что мог, громко жужжа на максимальной мощности. Наскоро расчесала волосы. Цветочный дезодорант лизнул прохладным языком ее подмышки и повалился за стиральную машину: «Ладно, потом подниму…»

Полотенце на крючок и бегом к себе в комнату одеваться. Холодное зеркало шкафа обдало ее презрительным взглядом, в голове тут же пронеслись  мамины слова о ее внешности… «Ну и ладно!..» - она решительно рванула створки шкафа. «Что же надеть?.. Джинсы с рубашкой? Или по-домашнему – спортивный костюм?.. Вот оно! Точно! Платье, в котором я была на выпускном! Классное! И он его должен помнить…»

Они учились в параллельных классах и не особо общались, так просто «Привет! Привет!» А на выпускном… Как-то случайно получилось, что отстали от своих шумных компаний и разговорились, и прогуляли смеясь и болтая вдвоем до самого утра. Удивительно… Рядом с тобой много лет может быть человек, а ты о нем ничего не знаешь, и вдруг неожиданно, как будто только встретились, как будто только впервые познакомились… Следующие две недели они все свободное время проводили вместе – в сопках, на озере или просто наматывая круги по поселку – разговаривая обо всем на свете и весело, и легко, и серьезно, о прошлом, о будущем и о Самом Главном… А потом они разъехались в разные города – «поступать». Семестр тянулся долго, двигаясь скачками от одного его звонка до другого, от одного его сообщения до следующего. И пусть это было каждый день, ей очень его не хватало. На зачетной неделе она простудилась и Новый год встретила с подругой в общежитии, а домой вернулась только вчера. Он тоже приехал к родителям. Пришлось наговорить маме про плохое самочувствие, чтобы к бабушке не ехать, а тут буран…

Ее сердце глухо бухнулось куда-то вниз живота, когда он негромко постучал в дверь. Его глаза искрились застрявшими на длинных ресницах снежинками.  – Привет! – он смотрел на нее не мигая – Ты такая красивая!.. – сердце гулко толкалось в животе… - Будешь чай?   - Чай? Да…, чай…, буду… - он пошел за ней на кухню. В коридоре внезапно взял ее за руку и повернул к себе. Сердце замерло. Они отражались в глазах друг друга, глядящих в упор. Километры и месяцы ожидания, словно растянувшие до предела невидимую резинку между ними, внезапно исчезли, схлопнулись, швырнув их друг к другу, пронзив электрической дугой их тела от соприкоснувшихся губ до кончиков пальцев ног. Горячие, влажные, они будто не могли напиться, жадно и требовательно, лишь разжигая жажду, переполняясь жаждой до краев. Его руки скользнули вниз по нежным изгибам прохладного шелка, скрывавшего кипяток ее тела. Она удержала его руку: - Пойдем… Дверь ее комнаты закрылась, чуть скрипнув нижней петлей. Плюшевый Топа исчез в тумбочке. Пластиковая заколка с сердечками распустила по плечам каштановую волну и закатилась под кровать. Она стояла перед ним, порывисто дыша, не в силах скрыть дрожь, волнами прокатывавшую по всему телу. Его глаза приблизились вплотную, заполнив собой комнату, и будто горячий мед заструился через губы, растекаясь и наполняя ее. Платье беззвучно соскользнуло на пол. Застежка, наконец, сдалась и легкие бретельки хлопкового белья выпустили ее юный упругий бархат в его руки, воспламеняя каждый миллиметр кожи. Хеллоу Китти с маленьким розовым бантиком коснулись ее стоп. На миг замерев, она прижала его к себе и тяжелые пуховые волны одеяла приняли их первый танец.

Так быстро, словно вспышка… Они лежали, прижавшись друг к другу, мокрые, тяжело дыша, и сердце, будто одно на двоих, оглушительно колотилось, вторя хлопающим на ветру дверям подъездов.

Она гладила его затылок, шею, плечи, постепенно возвращая ему силу, и теперь, не спеша, сантиметр за сантиметром они пили друг друга, исследуя, открывая, постигая первые буквы алфавита этой новой удивительной планеты чувственности. И когда вновь она ощутила его внутри – теплого, живого, дрожаще-пульсирующего, сознание важности и неповторимости происходящего яркой вспышкой навсегда запечатлело его родинку, тиканье часов, вой ветра и скрежет ледяной крошки по стеклу, и еще массу едва уловимых нот, соткавших мелодию этой волшебной ночи.


Полярное утро успокоило ветер.
- Мои сегодня на вахту. Сможешь прийти на ночь?
- Нет… Мама не пустит… Но, знаешь… - я приду на весь день!..

Она закрыла за ним дверь. Одеяло, еще теплое, нежно укутало плечи его ароматом. Ее кровь, кипящая, словно весенняя река, взломавшая тяжелый зимний панцирь, успокоилась, и она крепко заснула, улыбаясь новому, так ждущему ее, дню.