Снегирь

«Если есть перевоплощение, в следующей жизни я хотел бы стать снегирём и создавать собою красоту в мире...»

Из кухни донёсся манящий запашок. Он с наслаждением принюхался и сглотнул слюну. Обернулся. Юлька на кухне чем-то бренчала. Желудок сладостно заныл. Ну да, что-что, а котлеты у Юльки — шедевр. Просмаковав ожидание, он вздохнул, взял себя в руки и вернулся к компьютеру. Но мысли уже сбились. Снегирём, стало быть... гмм... и что, ну, снегирь, котлету из него не сделаешь, но всё-таки должно же у него быть предназначение, высшая ценность бытия, добра и зла, смысл Вечности, с этим как? Нет, очередной рассказ из цикла «Птицы» определённо не получался. Непроизвольно память вновь полоснула обида — в прошлый раз лирическое «Я хочу быть снегирём» наглая антипатичная девица откомментировала: «Да ты же дятел!». Девица, конечно, пошла в бан, но обида не утихала. Грубый век, грубые и примитивные нравы. Высшее прекрасное и грубое примитивное всегда — противники, всегда в борьбе, — попытался утешить он себя. Нельзя давать грубому одерживать верх. Нет, он напишет рассказ, он покажет всем эту борьбу! И победу красоты. И рот всем завистникам тоже заткнёт. Однако заноза в душе ныла.

— Володь! — окликнула из кухни Юлька.

— Чего? — мрачно отозвался он.

— Давай разбери мясорубку, давай, помоги.

Обречённо выдохнув — вот же! — он поплёлся на кухню. Когда котлеты, не поспоришь. Юлька хлопотала у стола, руки её были в муке. На сковородке шкворчало.

— Давай, разбери. И порежь салат. Скоро будет готово.

Он взял нож.

Миска наполнялась. А мысли вновь вернулись к рассказу. Перед глазами стояла картинка: снегиря нещадно долбит дятел забаненной девицы. И тут пронзительно резанул дверной звонок. Очередной помидор выскользнул из рук.

На пороге стояла соседка Надя. В последнее время она зачастила к ним. Молоденькая, хорошенькая, кругленькая. Он уже не раз исподволь ловил на себе её завлекающие взгляды, и каждый раз внутри сладко замирало что-то вопросительное. Но сейчас он её совсем не хотел. Угрюмо-выжидающе уставившись на неё, молчал. А Надя, словно ничего не замечая, обволакивающе промурлыкала:

— Володенька, у меня там раковина засорилась, не справиться самой, помощь нужна мужская, уж выручи одинокую девушку.

В нём взмыло возмущение. Тут котлеты — и вдруг раковина! Но он сдержал себя и буркнул:

— Мы ужинать собрались.

— Ой, да я тоже ужин приготовила, а посуду стала мыть — и вот... Вода не уходит.

Не зная, как отделаться от настырной, он произнёс:

— Спрошу у жены.

— Ну пусть Юленька войдёт в положение, ей-то хорошо, у неё ты есть, она горя не знает, а я всё сама да сама...

Юлька вопросительно посмотрела на него. Нехотя он доложил:

— Надька там просит помочь с раковиной.

В глазах жены зажглось подозрение, и, обтерев руки, она вышла в прихожую.

— Ой, Юленька, очень надо! Беда просто! — завидев её, затараторила Надька.

— А сантехника вызвать тебе никак? — поинтересовалась Юлька.

— Вечер же, какой сантехник! Нет, ты не подумай ничего, я отблагодарю! Ну не к кому больше обратиться!

Юлька колебалась. Но, пересилив себя, ответила:

— Хорошо. Через час. Мы ужинаем.

— Ой, как буду признательна! Просто вот молиться на вас обоих стану! — и дверь закрылась.

Юлька вернулась в кухню, подозрительно потянула носом и поспешно перевернула котлеты. Потом, не глядя на него, уронила:

— Смотри. Мне.

— Ой, да нужна она мне сто лет! — взвился он.

— Сто не сто... смотри...

— Ой, не проедай плешь! Я-то при чём?!

Над молчаливым ужином витало напряжение. Котлеты уже не казались такими вкусными. В голове вновь всплыл снегирь, вдумчиво глянул круглым глазом, начал чистить пёрышки; ликующе грянула ода «К радости» и — захлебнулась растерянными нотами под внезапным валом мутной воды. В небе усмехалась раковина, полная котлет. Как иглой, прошило жгучее отвращение; он зажмурился, отгоняя мучительное видение. Сейчас думать об этом было невыносимо. Потом. Как-нибудь.