Упартый. Часть 3, гл. 3

Начало см. http://proza.ru/2022/11/26/623
Предыдущая часть см. http://proza.ru/2023/03/07/453


               Воспоминания то пролетали быстро, словно кадры старого чёрно-белого кино, то замедлялись, одаряя цветом, запахом…

               Вдруг увиделась детская ручонка, из которой выскользнул маленький прозрачный флакончик, испуганные глаза:
               – Дедушка, я подушиться хотела…
               По комнате пронёсся забытый аромат прохладного летнего вечера, свежесть и горечь полыни.
               – Ничего, солнышко. Это были духи твоей бабушки, думаю, она сама дала бы их тебе…

               Когда-то они с Аллой купили эти духи в «Берёзке».
               Статью о творчестве Мицкевича, опубликованную в «Известиях Академии Наук», перевели в Польше, гонорар выплатили чеками Внешпосылторга, и Стас с Аллой решили купить в «Берёзке» что-нибудь памятное. Димке достались индийские джинсы Avis, Жорику – шубка из   цигейки (зима в том году была холодной), а на оставшуюся мелочь продавщица посоветовала купить флакон духов с золотой крышечкой: «У такой красивой женщины, как ваша жена, обязательно должна быть тайна».
               Потом выяснилось, что эта «тайна» есть почти у каждой второй советской женщины, но Алла пользовалась духами с удовольствием. Они напоминали ей лето, свежесть полевых цветов...

               – Бабушка Ира? – склонила головку набок малышка. – Она не разрешает мне брать баночки из её тумбочки.
               – Конечно, там у неё лекарства. Я говорил про бабушку Аллу, – Стас кивнул на фотографию-портрет молодой женщины на стене.
               – Красивая… бабушка.

               Воспоминания перебивали одно другое, менялись и запахи: в аромат духов ворвался запах сгоревшего пирога…


               Первую зимнюю сессию в мединституте Жорик завалил. Домой он забегал только переодеться и быстро что-нибудь съесть. Где пропадал, не рассказывал, но глаза блестели. Стас с Ириной Аркадьевной, вздыхая, переглядывались, вопросы не задавали: захочет – сам скажет. А после каникул Жорик привёл худенькую, сероглазую девчушку:
               – Это моя девушка, Таня. Она учится на педиатрии, на третьем курсе; мы решили, что будем жить вместе.

               – Вы собираетесь пожениться? – уточнил Стас, как оказалось, очень некстати.
               – Нет, пока поживём так, присмотримся друг к другу, – спокойно ответила гостья.
               Неловкая пауза затянулась. Девушка оглянулась по сторонам, принюхалась:
               – У вас что-то горит, похоже, пирог.

               За столом Таня по-хозяйски разливала чай, нарезала спасённый пирог:
               – Георгий говорил, что вы, Станислав Владимирович, не женаты?
               – Да.
               Кивнула:
               – Это хорошо.
               – Что же тут хорошего? – не выдержала Ирина Аркадьевна, прижимая платок к глазам. – Дочь моя молодой умерла, Станислав один детей поднимал.
               – Ба, Таня о другом говорила, – вмешался Жорик.
               – Я имела в виду: две хозяйки на кухне редко уживаются, – пояснила гостья, не заметив неловкости.

               Правду сказать, на кухне не стало ни одной хозяйки. Молодые питались исключительно пиццей, роллами, бутербродами, закрываясь в своей комнате. Ирине Аркадьевне Стас купил мультиварку, и она, поворчав, что терпеть не может всю эту новомодную технику, варила на двоих супы, каши… Когда Тани не было дома, к ним иногда присоединялся Жорик:
               – Бабуль, обалденно вкусно. Как в детстве.
               Ирина Аркадьевна расцветала.

               Когда беременность Тани стала заметна, Стас рискнул поговорить с сыном:
               – Вам с Таней надо расписаться, малыш.
               Малыш, ростом с отца, но гораздо шире в плечах, насупился:
               – Предлагаешь отвезти её в ЗАГС силой? Каждый день прошу, не хочет. Говорит, для неё это не имеет значения.
               – А для ребёнка?
               – Не знаю я, пап, – Жорик вздохнул. – Говорят, с беременными нельзя спорить. Пусть будет, как Таня хочет.

               Осенью родилась Катенька. А спустя месяц Таня засобиралась домой:
               – Так всем будет лучше: Ирина Аркадьевна не станет придумывать ненужные советы, Жорка сможет не вставать по ночам, а Станиславу Владимировичу не придётся по два часа гулять с коляской во дворе только ради того, что ребёнку нужен свежий воздух.
               – Я делаю это с радостью, – попытался сказать Стас.
               В ответ услышал:
               – А я без всякой радости принимаю вашу опёку…


               Дальше вспоминать не хотелось. Но так уж устроена жизнь: из радости рождается боль, из боли – радость.
               Жорик не находил себе места, не мог понять, почему Таня запретила приезжать к ней и дочке, а телефон упорно твердил: абонент вне зоны доступа. В конце концов, не выдержал, поехал в маленький городок, где жила Танина мама, и вернулся с завёрнутой в несвежее одеяло, плачущей малышкой.
               Сбивчиво рассказал, что Таня уехала в Сибирь, с парнем, который, оказывается, был её первой любовью. Дочку оставила маме. Мама работает по сменам, когда уходит на работу, за девочкой присматривает соседка-школьница…

               – Ну, не мог я дочку там оставить! Танина мама и не возражала: соседке платить приходится, да сожитель ещё какой-то пьяный… Катюша им всем обуза. Выгреб из кармана всю наличку, которая была, они мне и отдали… Пап, я «академку» возьму, вытянем ведь?
               – Зачем «академку», не надо. Я откажусь от лекций, и в Институте перейду на полставки, буду по вечерам ходить на работу. Ну, а на крайний случай, надо будет подыскать на несколько часов хорошую няню. Правда, хорошие няни нынче дороги…

               – Мальчики! О чём вы рассуждаете?!
               Ирина Аркадьевна, сидя на кровати, прижимала малышку к себе и кормила из бутылочки.
               – Зачем в доме посторонний человек? У ребёнка есть какая-никакая, но родная бабушка.
               – Прабабушка, – ревниво поправил Стас.
               – Бабуль, ты же с трудом поднимаешься, – удивился Жорик.
               – Надо будет, поднимусь, – уверенно ответила Ирина Аркадьевна. – Ты, Жора, врачом будешь, а не знаешь, что у человека, чтобы выздороветь, цель должна быть. Как дружка моего – собачки – не стало, затосковала я: у вас работа, учёба, мне и поговорить не с кем. А теперь... Теперь у нас солнышко появилось. Ну, если на руках не смогу носить, так двое мужчин в доме. Девочка с детства должна привыкать к тому, что мужчины её на руках носят…


               Старик улыбался, вспоминая, как хорошо было просыпаться ранним утром от топота маленьких босых детских ножек, как терялась в его большой руке крохотная Катюшина ладошка, как требовательно звучал её голосок:
               – Дедушка, скажи, где небо начинается? Там, где крыши домов, уже небо или ещё нет?

               А тот разбитый флакончик духов нежданно излился последним романом. Думалось, что с писательством покончено, новые сюжеты не возникали, но… забытый аромат преследовал днём и ночью. Он настойчиво нашёптывал историю несложившейся любви гордой паненки и студента, исключённого из университета за неподобающие мысли, встретившихся где-то на сибирских дорогах. Впрочем, любовь не бывает несложившейся, она или есть, или нет…

               Оказывается, от приятных воспоминаний тоже устаёшь. Старик захлопнул ноутбук, с трудом перебрался на кровать. Закрывая глаза, пробормотал:
               «Я здарожыўся трохі,
                Я хвілінку пасплю».*

*Нил Гилевич. Народный поэт Беларуси.
          Притомился с дороги,
          я чуток отдохну...
                Перевод Анны Дудки

Продолжение см. http://proza.ru/2023/03/26/1693