Предгрозье. гл.. 43. 44

     43. На этой же седьмице к городу подошло войско хана Батыя. Окружив Рязань плотным кольцом, степняки стали готовиться к штурму.
     Рязанцы тоже поднесли к стенам города багры, топоры, луки со стрелами; наносили воды в корчаги, сложили костры из дров. Мужчины, вместе с оставшимися воинами дружины и под руководством раненого князя, заняли оборону у всех ворот, по всем заборолам. Женщины готовили съестные припасы для защитников, всё, что нужно для перевязки ран. На земле у стен складывали дрова для костров, горшки со смолой, лили воду на укрепления оборонительного вала, чтобы те обледенели. Воины дружины, оставшиеся лежать убитыми на поле брани под Воронежем, взывали к Рязанцам: не сдавайтесь, отомстите за нас.

«Оборона Рязани (16 декабря - 21 декабря 1237 г.) от войск Батыя».

    « 16 декабря монголы подошли к Рязани. После короткого боя на подступах к городу полчища Батыя «обступиша град Рязань и острогомъ оградиша». Осада началась. Рязань осадили объединенные силы монголов во главе с самим Батыем. Рашид-ад-Дин в «Истории Угедей-каана» пишет, что «Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-хан, Кулькан, Кадан и Бури сообща осадили город Арпан (Рязань).

После возведения «острога» вокруг города начался приступ. Ордынцы непрерывно бросали на стены свежие силы, изматывая осажденных. «Повесть о разорении Рязани Батыем» сообщает, что «Батыево бо войско переменишася, а гражане непрестанно бьяшеся». На шестой день осады начался решительный штурм Рязани. «В шестой день рано, — пишет автор «Повести...», — придоша погании ко граду, овии с огнем, а инии с топоры, а инии с пороки, и с токмачи, и лествицами, и взяша град Рязань месяца декабря в 21 день».
 О том, что город не сдался, а был «взят копьемъ», сообщает и южнорусский летописец. Город был подвергнут страшному разгрому. «Татарове же взяша град Рязань... и пожгоша весь и князя их Юрья оубиша и княгиню его, а иных же емше мужей и жены и дети и черньца и черниць и ерея, овых рассекаху мечи, а других стрелами стреляхуть», — так рисует суздальский летописец трагическую картину гибели Рязани. «Множество мертвых лежаша, и град разорен, земля пуста, церкви пожжены..., только дым и земля и пепел», — пишет автор «Повести о разорении Рязани Батыем» о состоянии города после нашествия.»

(Свидетельства письменных источников о разрушении Рязани полностью подтверждаются археологическими материалам).

     44. Скворец построил свою избу рядом с монастырём. Изба вышла просторная, тёплая. Вместе с женой поселились в ней с надеждой народить ребятишек, трудиться, радоваться жизни. Но судьба распорядилась иначе: жена вторыми родами померла. Некому было помочь ей, а до бабки-повитухи в Рязань не поспели, далеко. Так и остался вдовый Скворец с дочкой о трёх годочках при монастыре помогать в трапезной, да всякую нужную работу творить. Узнав от Серафима, что приведут детей из Рязани, сам вызвался приютить их у себя и ухаживать за ними. Настоятель отец Амвросий дал своё благословение. Так дети оказались в избе Скворца.
     Проснувшись на новом, незнакомом месте, ребята приуныли. Вспомнились родные избы, родители, привычный уклад. Пришлось деду Илейке растормошить мальчишек, ему помогала бойкая Красава.
     – Ишь, разрюмились! Ну, ладно Рюма, он и назван так, а ты что насупился, Втор? А ты, Ждан? А ты, Белян? Идите, дровишек нарубите с дедом да принесите, печь надобно растопить. А пока угар выйдет, прояснеет, пойдёмте позёмку разметать, к церкви путь торить. Столько дел, поиграть недосуг!
     Пока расчищали тропки к трапезной, к колодцу, к церкви, печь протопилась, угар вышел. Скворец позвал снедать. В глиняных корчагах напряжил репку с мёдом, который Илейка принёс. Хлебы ещё вчера напёк, да молоко в крынках поставил, дети ведь!
     Вместе со всеми села за стол и дочка Скворца – рыженькая испуганная Мирослава, не выпуская из рук соломенную куклу. А до этого никак не садилась с детьми.

     В день прихода ребятишек и деда Илейки девочка спряталась за печкой и никак не хотела оттуда выходить. Отец, устав её уговаривать, махнул рукой: 
     – Дичится Мирослава, детишек в монастыре никогда не было, непривычно ей.
     Когда пришедшие ребятишки разложили свои котомки на лавках и стали их разбирать, девочка неслышно вышла из своего укромного уголка и с интересом стала рассматривать пожитки гостей. А когда Красава достала тряпичный мячик и соломенную куклу, которые украдкой взяла с собой, у маленькой хозяйки дома разгорелись глазки: никогда не видела она такую странную игрушку, похожую на девочку. Умница Красава искоса наблюдала за Мирославой, и, как бы невзначай, спросила:
     – Вот, думаю, кому бы дать поиграть мою Люлю? Мне-то пока играть недосуг, дел много. Мячик оставлю до лета, в ямки будем катать, а вот Люля…
    Малышка сделала в её сторону два несмелых шага и протянула ручку открытой ладошкой вверх.
     – Тебе интересно, Мирослава? Давай, научу, как с Люлей играть. Вот, положишь её на руку, и качай, да песенку ей спой, она ещё маленькая. Потом спать положи на лавку. Пусть отдохнёт. Ну, и гулять можно её взять. Будешь играть с Люлей?
     Подала Мирославе куклу, показала, как положить и покачать. Соприкосновение девочек смягчило испуг младшей и утвердило в правильном решении старшую. Затеплился добрый огонёк симпатии. Мирослава незаметно для себя перестала дичиться, с интересом старалась подражать старшим ребятам, привыкать к ним, вместе с детьми трапезничать.