Предателями не рождаются

Пролог

Виктор Степанович бодренько вышагивал по обросшим зеленью тротуарам родного Красногорска. «Какой же красивый город!» – хотелось крикнуть землякам. В последнее время городок, и вправду, расцвел. Взлетели ввысь разноцветные многоэтажки. К подножиям высоток лепились разноцветно-пластмассовые детские площадки. Кому-то не нравится новострой. Мол, однотипно, без души, прямые линии и углы. А Виктор Степанович обожал.
Ощущалась в современном строительстве первородная сила и мощь. Человек – покоритель Вселенной. Высотные многоквартирные дома - наглядное доказательство столь смелого утверждения. Впрочем, Виктор Степанович не собирался доказывать никому и ничего. Они шел и наслаждался жизнью. Стоял чудесный солнечный июньский день. Прогноз погоды не обещал дождя до четверга. Виктор Степанович никуда не спешил. Он радовался каждому мгновению, каждой секунде, каждому вздоху. Наверное, это и есть счастье.
Не так давно, еще на прошлой неделе, он просыпался каждый день ровно в шесть утра. Делал зарядку, завтракал овсяной кашей и спешил на работу в Красногорский Водоканал, где проработал без малого сорок лет. Оглядываясь назад, Виктор Степанович не без удовольствия отмечал, что он счастливейший человек - прожил полную событий жизнь.
В детстве маленький Витя учился в самой обычной, но лучшей в мире, советской школе. Затем получил престижное высшее образование и, как молодой специалист, в 1982 году пришел на работу в Красногорский Водоканал. Ему полагалось общежитие, он не отказался. В 23 года от роду съехал из родительской квартиры.
Началась полная соблазнов и забот самостоятельная жизнь. В Красногорском Водоканале Виктор Степанович встретил свою Валю, Валечку, Валюшу из бухгалтерии. Всего два года молодожены ютились в тесноватой комнате общежития для семейных пар. В 1986 году счастливые супруги Юрьевы переехали в не новую, но просторную двухкомнатную квартиру на улице Павшинская. Валентина вскорости забеременела, и в положенный срок родила двойню - мальчика и девочку. Сашу и Машу. Что еще нужно для счастья? Ничего. Или почти ничего.
А время какое интересное началось? Перестройка, гласность, ускорение. Запрещённые ранее книжки издавались. Митинги и демонстрации проходили. Появились новые свободные демократические партии. В страну приехали запрещенные ранее иностранцы, появились доллары и новая музыка – Модерн Токинг, Скорпионс, Пинк Флойд. Виктор Степанович, который в юности увлекался полулегальной рок-музыкой и рубил бодрящие рифы на гитаре, понял, что пришло настоящее время. Прежнее советское существование теперь казалось унылым и однообразным, заранее кем-то определенным. Отныне жизнь никогда не будет скучной и пресной.
Сказочная эйфория от новых веяний быстро сменилась неожиданным разочарованием. Девяностые не принесли Виктору Степановичу роста благосостояния. Вместо кругосветных путешествий, яхт и светских приемов, пришлось затянуть пояса. Тяжело было многим, не только семье Юрьевых.
«Предательство партийных элит», - в голове поселилась устойчивая мысль, услышанная в новомодном ток-шоу на первом канале.
Виктор Степанович видел, как закрывались одно за другим неприспособившиеся к перспективным рыночным условиям предприятия, недавние громады советской промышленности.
- В том повинны перекосы планово-административной советской системы, – объяснили по телевизору, - в кризисе виноваты большевики.
Виктор Степанович согласился. Зачем стране столько некачественных телевизоров и радиоприёмников, если бытовой ширпотреб дешевле и проще закупать в Германии или Японии? Там и качество лучше. У каждой страны своя уникальная специализация и место в глобальной мировой экономике.
Красногорский Водоканал не закрылся. Предприятие регулярно реформировалось и переходило из одного подчинения в другое. Иногда задерживали зарплату, но на жизнь хватало. Немного помогали родители, которые из старенькой дачи сотворили малое сельхозпредприятие по обеспечению семейства картофелем, грибами и солениями.
К 1994 году подросли детки и пошли в школу. Иногда бывало сложновато приспособиться к новым экономическим реалиям, но вода в квартирах нужна всем и всегда. Водоканал выстоял. Виктор Степанович не без гордости думал, что в жизни ему везет.
Смутные девяностые ушли в прошлое. В 2004 году дети успешно закончили среднюю школу, и одновременно потупили в высшие учебные заведения. Саша – в юридическую академию. Маша – в Социально-психологический университет. Дети получились у Виктора Степановича на загляденье: умные, ладные, не ленивые. Глава семейства видел в том немалую заслугу супруги Валентины.
В нулевые годы у семьи Юрьевых появилось свободное время и немного денег, которые по обоюдному согласию тратили на путешествия в Турцию и Египет. Счастливейшее время. Жить бы и жить. Наслаждаться и наслаждаться. Но в начале 2011 года внезапно заболела Валентина.
Поначалу жена стала уставать на работе, приходила домой вялая и раздражительная. Виктор Степанович уговаривал, чтобы та легла, отдохнула, не волновалась. Обещал доделать домашние дела: вынести мусор, сходить за продуктами, сварить кашу на двоих.
Потом Валентина сходила к врачу. Семью потряс страшный диагноз – онкология. Но Виктор Степанович не сдавался. Он искал народные рецепты, читал газеты. Посещал тренинги и семинары по здоровому образу жизни. Общался с целителями и магами. Многие обещали выздоровление, но за деньги.
Виктор Степанович без промедления продал доставшуюся от родителей дачу. Отправил супругу на лечение в Германию. Деньги быстро закончились. Валентина вернулась домой. Похудевшая, оттого помолодевшая. Но болезнь никуда не пропала, а лишь затаилась на время.
В 2016-м году Валентины не стало.
- За что ты так со мной? – кричал он в пустой квартире.
«Предательство небесных сфер», - прошептал себе под нос покинутый муж на 40-й день.
Претензии предъявлять было некому. Небеса безмолвствовали. Виктор Степанович безутешно горевал почти полгода. Работа, внуки и резьба по дереву в стиле «Татьянка» вернули его к жизни.
Последние годы вдовец жил спокойно и размеренно. На прошлой неделе в пятницу его почетно проводили на пенсию. Он мог бы остаться и еще поработать, но Виктор Степанович не хотел. Зачем? Ведь в мире столько интересного и неизведанного. Дети поддержали отца в решении насладиться свободой на пенсии.

Глава 1

Виктор Степанович с утра придирчиво осмотрелся в зеркале. Немного отвисший живот, мышцы дрябловаты. Не то, что в молодости. Седины бы поменьше. Может, подкраситься в черный цвет? А что? Сейчас многие старички молодятся. За внешность Виктор Степанович поставил себе крепкую четверочку. «Буду ходить по утрам, скину пару килограмм, мышцы подтянутся», - решил он.
Вперед, к свершениям!
Слишком рано он вышел из дома. Лучше бы повалялся в кровати лишние полчаса. Куда ему торопиться? Да и зачем? Но он вышел из подъезда в привычные за многие годы работы 7-30 утра. Знакомцы и примелькавшиеся лица кивали, здоровались. Люди шли на работу.
Виктор Степанович почувствовал себя не в своей тарелке. Как будто он не такой, как все. Лентяй, что ли? Да, нет же! Вы не так поняли! Я – нормальный. Я - на пенсии! Мне некуда спешить. Я отдыхаю. Я - на заслуженном отдыхе!
Люди ускорились на электричку в 7-44. Электропоезд отъехал, и улицы сразу опустели. Сердце у Виктора Степановича защемило. Ничего страшного, успокаивал он себя. Привыкну. Люди ко всему привыкают. Я не желаю оставшуюся жизнь проработать и умереть в рабочем кабинете! Нет, и нет! Не хочу!
Виктор Степанович решительно махнул рукой, и зашагал в сторону от станции, куда никогда не ходил, но всегда хотелось заглянуть. Какие там стоят дома, какие люди живут? Имеются ли там волейбольные площадки и хоккейные коробки?
Еще не привыкший к свободе пенсионер прошел между гаражами, вышел во двор недавно построенного дома. Красивые разноцветные лавочки. Современная детская площадка. Песочница. Красотища! В советское время таких площадок не строили. Виктор Степанович вспомнил металлические шведские стенки и качели времён социалистической юности. Улыбнулся. Те сооружения, конечно, понадежнее. Но эти намного красивее. Красота спасёт мир, как сказал Федор Михайлович Достоевский. И Виктор Степанович полностью согласился с классиком отечественной и мировой литературы.
Тревога постепенно рассеялась. Виктор Степанович присел на ярко-разноцветную скамейку. Жаль Валентина не дожила до этого дня, подумал Виктор Степанович. Ходили бы с ней по паркам и улочками Красногорска. Зимой в Новый год поехали бы на дачу. Виктор Степанович осекся, вспомнил: дачи-то у него теперь нет. А жаль.
Праздношатающийся пенсионер прикрыл глаза. Вспомнил последние годы с Валентиной. Странно, но период болезни супруги для Виктора Степановича стал по-своему замечательным. Сердечный муж настолько увлекся заботой о жене, поиском рецептов с неизлечимым и коварным недугом, что ощутил себя полностью реализованным человеком. Вершителем судеб, не меньше. Жаль не получилось вылечить Валентину…

Виктор Степанович помнил тот скорбный день, когда начались мытарства, и даже точное время. 16 октября 2011 года, 17-43 по московскому времени. В тот вечер он пришел с работы, как обычно. По тротуарам крупными каплями хлестал холодный дождь. Всего пару минут от остановки автобуса до подъезда, но плащ промок насквозь. Виктор Степанович скинул верхнюю одежду и только тогда обратил внимание, что вешалка в прихожей наполовину пуста. На крючках висят только его, Виктора Степановича, вещи – ветровка, бейсболка с надписью: «Бецема», осенняя куртка. Валиных вещей не было. Он глянул на часы: 17-43.
- Валя! – крикнул Виктор Степанович дрогнувшим голосом.
Тишина. Разулся. Повесил рабочий портфель на крючок в прихожей.
- Валентина! Ты дома?
Нет ответа. Виктор Степанович вошел в зал. Посредине комнаты стояли три чемодана, две картонные коробки и узлом связанные вещи в простыне. На диване, лицом к стене, лежала Валентина, грациозная, молчаливая.
- Валечка, что случилось, милая? - спросил Виктор Степанович, присаживаясь рядом.
Всхлип. Еще всхлип. Он взял сухонькую ладонь супруги, слегка сжал.
- Не хочешь рассказывать?
- Не хочу.
- Слава богу. Ты здесь, а то я черт знает, что подумал.
- Не смешно.
- Я и не смеюсь. Ты зачем вещи собрала?
- Я уезжаю.
- Куда?
- Не важно куда. Важно – почему. Ты со мной живешь уже почти тридцать лет, а так ничего про меня и не понял.
- Как же мне понять настоящую русскую женщину?
- Мог хотя бы постараться для приличия.
Валентина повернулась на спину. Лицо ее было заплакано, тушь и помада размазаны по лицу.
- Что случилось? Тебя кто-нибудь обидел?
- Меня никто не обидел. Я другого не пойму: за что мне всё вот это?
- Солнышко мое, я честное слово, не пойму, о чем ты говоришь? Расскажи, что случилось, и я тебе помогу.
- Если помолчишь, хотя бы пять минут, то я все расскажу. Не тарахти! У меня голова кругом от твоей трескотни. Солнышко, милая… Что тебе надо?
- Молчу. Говори, - Виктор Степанович смиренно положил ладони себе на колени.
- Я не хотела тебе говорить, - Валентина глубоко вдохнула и выдохнула, - до последнего надеялась, что обойдется. Но нет. Счастливого финала не будет. У меня рак. Я умираю. Все! Трудно было дотерпеть и выслушать меня?
Валентина зарыдала громко и надрывно, руками теребила волосы, терла глаза, пыталась высморкаться в наволочку. Виктор Степанович обнял супругу, та неловко отмахивалась. Чуткий муж достал Валентине чистый носовой платок.
- Диагноз точный? – спросил здоровый человек больного, - врачи, бывает, ошибаются.
- Точный. Точнее не бывает.
- Зачем вещи собрала?
- Я ухожу от тебя. Найдешь себе моложе и здоровее!
Новый взрыв эмоций и потоки слез. Валентина вырвалась из объятий мужа. Отвернулась.
- Что за глупость ты несешь, милая? Куда ты поедешь?
- Я еще не решила. Но отравлять тебе жизнь не стану.
- Я тебя люблю и никуда не отпущу, - твердо возразил настоящий мужчина.
Он встал. Прошелся по комнате. В серванте зияли магазинной пустотой опустевшие рамки от семейных фотографий.
- Я сейчас сварю кофе. Жду тебя через пять минут на кухне. Возражения не принимаются. Это мое мужнино слово. Поняла?
Валентина всхлипнула, ничего не ответила.
- Слышишь меня? – повысил голос мужчина.
- Слышу.
- Придешь?
- Приду…
Полдела сделано. Виктор Степанович выдохнул, переоделся в домашнее - тапочки и спортивный костюм с надписью «Россия». Зажег плиту, поставил турку. По квартире разлетелся бодрящий и позитивный запах не свежемолотого кофе. В ванне зашумела вода. Умывается, - отметил Виктор Степанович. На соседней конфорке зашкворчала яичница из трех яиц. Два отборных яйца много, одного - маловато. Супруги Юрьевы часто жарили яичницу из трех яиц на двоих.
Валентина вышла на кухню в махровом халате, волосы в пучок, раскрасневшееся лицо.
- Будешь яичницу? – спросил мужчина-повар.
- Буду.
- Может по пятьдесят грамм коньяка, для снятия стресса?
- А мне можно?
- Я не знаю. Думаю, что в небольших дозах можно. Что тебе врачи сказали?
- Нет. Я не буду. Извини.
- Тогда я тоже не буду.
Виктор Степанович расторопно накрыл стол: дымящаяся яичница, немного зелени сверху, бутерброд со сливочным маслом в придачу. Бутылка коньяка, едва показавшись на столе, скрылась в кухонном тайнике.
- Успокоилась?
- Да.
- Тогда рассказывай все по порядку.
Валентина рассказала, что уже почти месяц посещает врачей, сдает анализы и проходит всевозможные исследования. Ему не говорила, чтобы не расстраивать. Хотя самый первый врач в районной поликлинике сказал, что с большой вероятностью – это онкология. Сегодня пришли последние анализы – сомнений нет. Все результаты – положительные.
- Почему ты раскисаешь? Неужели ничего нельзя сделать?
- Я не раскисаю. Шансов до обидного мало. Бывают чудесные случаи выздоровления. Есть суперсовременные клиники в Израиле или в Германии, но это бешенные деньги. У нас таких нет.
- А в России?
- В России тоже есть клиники, но в нашей стране вообще лучше не болеть. Ты же знаешь.
- Я не хочу сдаваться без боя. Давай бороться? – Виктор Степанович сжал ладонь супруги.
- Давай, - кивнула Валентина, - доставай коньяк. Только по чуть-чуть…
Они выпили по пятьдесят грамм. Оба раскраснелись. После ужина пошли в обнимку в зал. Предстояло разложить собранные Валентиной чемоданы. Многие вещи навевали воспоминания. Супруги неторопливо раскладывали семейные фотографии. Затем развешивали платья в шкаф. Виктор Степанович попросил Валентину примерить его любимое сиреневое платье со смелым декольте и не удержался…
Вечер закончился далеко за полночь после страстных и продолжительных объятий. Каждый из любовников в точности знал отведенную ему роль. Они прекрасно помнили, где массировать, где гладить, где давить, а где можно и покусывать. Многие годы совместной постели создают при достаточном усердии идеальных любовников.
- Мне гораздо лучше, - поведала Валентина после.
- Вот видишь! Я вылечу тебя, - гордо сообщил герой-любовник Виктор Степанович, - у меня имеется волшебна палочка!
- Будешь лечить меня каждый день!
- Буду!

Глава 2

Виктор Степанович открыл глаза. Часто-часто заморгал, дабы отогнать желание расплакаться. Не хватало ему расчувствоваться до слез на виду у прохожих. Что скажут люди? Совсем сбрендил дедок на старости лет. И будут правы.
Сентиментальный пенсионер осмотрелся. Солнце сменило положение, вышло из-за крон тополей. Его скамейка оказалась на солнцепеке. Виктор Степанович пересел на другую лавочку, которая пока находилась в тени. На площадке появились дети детсадовского возраста с мамочками. Посижу еще немного и пойду дальше, - решил Виктор Степанович.
Как же похорошели мамочки за последние годы, - отметил он про себя. Наряды у них красивые, сами фигуристые, причёски - модные, и детки на загляденье. Виктор Степанович бывало по выходным ходил на прогулки с собственными внуками, и не раз подмечал эту существенную разницу между современными мамочками и его ровесницами в середине восьмидесятых.
Он очень хорошо помнил молодые годы. В памяти сохранились образы, как одевались тогда люди, как старались выделиться одеждой, переплачивая спекулянтам и фарцовщикам за импортный ширпотреб.
Люди изменились? Наряды? Или сказываются особенности стариковского восприятия? Раньше, во времена юности и молодости больше ценились ум, талант, достижения человека, его потенциал. Внешняя красота и наряды отходили на второй план. Не у всех, конечно. Вспомнить хотя бы актеров и певцов, щеголявших в красивых импортных костюмах.
Сам Виктор Степанович никогда не считался модником, не выделялся одеждой или прической. Что было в советских магазинах, то и носил – серый шерстяной костюм фабрики Большевичка, скороходовские полуботинки. Что еще нужно?
В советские времена ценились надежность и практичность.  Или так теперь только кажется? – вдруг засомневался Виктор. Супруга Валентина всегда поддерживала мужа во внешней нетребовательности. А как иначе могла поступать жена, с которой прожил, душа в душу, тридцать два года?
Сейчас времена изменилась, - продолжал рассуждать Виктор Степанович. Теперь на первое место выходит внешность. Какое ты производишь впечатление. Какая у тебя машина и одежда. К какому дизайнеру ходишь. Без рекламы - никуда. А представительная яркая внешность, это и есть реклама. Молодежь тонко чувствует веяния времени, без красивой обертки сейчас не пробьешься.
Виктор вновь закрыл глаза…

Как-то на работе Виктору Степановичу рассказали про чудесный случай исцеления знакомого знакомых от онкологии в Троицком монастыре. В тамошней обители живет старец - отец Мефодий. Лечит любые самые безнадежные недуги. Виктор Степанович навел справки, почитал статьи в интернете. Есть такой человек. Лечит. Надо ехать. Пришел вечером после работы и рассказал новость Валентине:
- Я знаю, что мы с тобой атеисты. Воспитание получили коммунистическое. Марксизм-ленинизм в институте изучали. В бога не верим.
- Ты чего это, Вить, задумал? – жена посмотрела на мужа грустными глазами.
- Я думаю, что нельзя сдаваться. Надо что-то делать. Таблетки ты не пьешь, выбрасываешь.
- Они мне не помогают. Я без них себя лучше чувствую.
Валентина в последнее время заметно похудела. Иногда смотрелась в зеркало и говорила мужу: «Смотри какая я стройная – как в молодости. Правда?»
- Ты предлагаешь ничего не делать и ждать сложа руки?
- А ты, что предлагаешь?
- Я предлагаю бороться!
- Как? Дачу ты уже продал. Продавать квартиру я не дам. Где будешь жить после меня?
- Зачем мне жить без тебя?
- Жизнь – великий дар, Витенька. Живи, пока есть силы и возможности, а я устала. Прости. Мне больно. Я жду и не дождусь, когда закончатся мои испытания.
- Не говори так! Прошу тебя!
- А ты не терзай душу, Витя!
- Ну, послушай меня!
- Говори, только быстро, сил моих нет.
- Мне посоветовали обратиться к старцу Мефодию из Троицкого монастыря. Говорят, что лечит и помогает всем страждущим.
- Ты серьезно, Вить?
- Конечно. Мы все варианты уже испробовали. Почему же не попытаться еще раз? Люди зря болтать не станут. Говорят, помогает даже в безнадежных случаях. Лечит рак, СПИД, бесплодие…
- Ну, бесплодие мне не грозит.
- Поедем?
Валентина устало прикрыла глаза. Задумалась.
- Вить, я так устала. Вижу, как ты мучаешься. Прошу одного, чтобы все поскорее закончилось. Если ты настаиваешь, то давай сходим. Только уже я не верю ни во что.
Виктор Степанович подскочил от радости. Уговорил! Есть шанс!
Он узнал расписание электричек, автобусов, телефон монастыря. Позвонил, ему рассказали, что запись на прием к старцу распределена на две недели вперед. Что же делать? Надо приехать, записаться в очередь, ходить на службы, - ответила спокойным умиротворенным голосом невидимая послушница. Если богу будет угодно старец примет и вылечит в любой день. Виктор Степанович взял отпуск на две недели. На следующий день супруги Юрьевы поехали в монастырь.
Духовная обитель встретила величием голубых со звездами куполов и церковным перезвоном. Валентина быстро уставала, часто присаживалась на скамеечки у ворот, на дворе, в храме.
- Никогда в церковь не ходила, - созналась Валентина, - тяжело мне здесь. И не понятно.
Виктор Степанович познакомился с обслуживающим персоналом, с монахами и трудниками, с местными бабками и нищими. Однако, сам старец Мефордий был недоступен, как президент страны. На прием к целителю супруги в первый день не попали, но в очередь записались. На ночевку Валентину определили в гостевой дом при монастыре. Виктору Степановичу сказали, чтобы ехал отсюда. Делать ему здесь нечего, если здоровый. Валентина сама справится со своим недугом. На все воля божья.
Но Виктор Степанович не уехал. Вышел за ворота и попросился на постой в первый попавшийся дом. Для местных жителей брать постояльцев-паломников, оказалось обычным делом. Во втором по счету доме его взяли на постой за 1000 рублей в сутки без питания. Миловидная хозяйка средних лет выделила ему койку в отдельной комнатке на втором этаже.
Рано с утра Виктор Степанович вернулся в монастырь. Валентина радостно встретила мужа. Видимо, ей немного полегчало, или она хорошо выспалась. В гостевом доме находилось много других паломников и страждущих. Она была одна из многих. Душа Валентины успокаивалась, затеплилась робкая надежда, если не на выздоровление, то на утешение в последующей жизни.
На третий день, супруги Юрьевы увидели старца Мефодия в первый раз. Валентина и Виктор сидели на скамейке возле трапезной и разговаривали о детях, о доме, о погоде. Сначала супруги заметили необычное волнение среди посетителей монастыря. Затем людское завихрение стихло. Все замерли. Из-за угла вышел высокий мужчина средних лет в черной сутане, с бородой, в черном колпаке. Кто-то встал на колени, кто-то принялся усердно молиться, кто-то дернулся и схватил святого отца за подол. Валентина и Виктор Степанович молча смотрели на старца, почему-то в мыслях сформировался иной образ – старцу положено быть в преклонном возрасте, с седыми волосами, со сморщенным лицом, спокойным и добрым…
Отец Мефодий прошел сквозь людской поток, как ледокол через Ледовитый океан, раздавая крестные знамения и ценные указания:
- Не ходи ко мне больше. Пока не бросишь курить - не ходи. Не занимай времени, - сказа он какому-то мужичонке в кепке.
- А ты, мать, чего пришла? Мы с собой договорилась на завтра. Приходи к трем часам. И не забудь принести, что обещала.
- Я сегодня принесла, - женщина бросилась на колени, над собой подняла руки с узелком.
- Не суетись, матушка. Терпи. Сказал – завтра, значит – завтра.
Виктор Степанович и Валентина выделялись из общей толпы страждущих: тихо сидели и смотрели на процессию. Не суетились, на колени не вставали, к батюшке не бросались. Старец Мефодий остановился напротив супругов Юрьевых, повернулся к ним, перекрестил.
- Поздно пришла. Раньше надо было, - сказал он Валентине.
Валентина опустила глаза, крупная капля скатились по щеке.
- Не плачь. Напрасно это. Слезами горю не поможешь. Иди за мной.
Старец махнул рукой и пошел сквозь толпу, продолжая степенно раздавать благословения и указания. Виктор Степанович и Валентина переглянулись. Их позвали? Да. Супруги, взявшись за руки, направились за святым отцом.
Мефодий вошел в келью, оставил дверь открытой. Супруги Юрьевы, поклонившись, вошли в скромное жилище старца. Белые стены, пара икон, деревянный топчан, скамейка, соломенный матрац, лампада. И подсвечник с обгоревшими свечами. Скромное убранство кельи умиротворяло и дарило надежду. Верилось, что этот человек знает о жизни и смерти больше всех остальных. А значит, может помочь.
- Присаживайтесь, - Мефодий указал вошедшим на лавку у стены.
- Здравствуйте, святой отец, - неловко поздоровался Виктор Степанович.
- Как звать?
- Валентина.
- Вижу, что больна. Вижу, что знаешь. Обманывать не стану, поздно пришла. Болезнь уже взяла твое тело и не отпустит. Надо подумать о душе.
- Хорошо, святой отец, - смиренно кивнула Валентина, - я уже смирилась. Желаю одного, чтобы страдания закончилось побыстрее.
- Не торопись. Всему свое время. Знаешь, почему заболела?
- Не знаю. Кабы знала, то не болела.
- Слушай меня, Валентина, внимательно. Растолковывать и по два раза повторять у нас с тобой времени нету. Потому слушай и запоминай. И ты тоже слушай, ты - в ответе за жену, - сказал старец Виктору Степановичу.
- Хорошо, - кивнули супруги в унисон.
Старец встал, зажег лампадку. Взял в руки молитвенник.
- Беда твоя, что живешь не в согласии с собой и с богом. Аборты делала? Мужу говорила?
- Каюсь, батюшка. Грешна.
- Это хорошо, что сознаёшь вину. Висят у тебя на душе не рождённые детки. Сама знаешь и мучаешься. Но бог милостив, будешь молиться, душу спасем.
- Что надо делать, батюшка? – спросил Виктор Степанович.
- Венчались? – спросил старец.
- Нет.
- Стало быть - надо обвенчаться. Детей крестить. Назначаю вам двухнедельный пост с молитвами. Покажу, какие молитвы читать. Через две недели жду в храме с детьми и внуками. Исповедуетесь, всех покрестим, всех обвенчаем. На все остальное - воля божия. Даст бог, поможет. Расскажи мужу, виновата ты сильно перед ним. За то и страдаешь. Любит он тебя. Вижу это. Потому простит, и тебе облегчение придет.
- Спасибо, батюшка, - молвила Валентина.
- Идите с богом, - старец перекрестил супругов Юрьевых, выдал им молитвенник и отправил домой.
- Это все? – спросил Виктор Степанович.
- На сегодня – все, - коротко ответил старец.
Обратную дорогу Виктор Степанович и Валентина молчали, иногда поглядывая друг на друга.
«Какие аборты? Когда?» – спрашивал мысленно Виктор Степанович.
«Ну, и хорошо, что он теперь знает, - думала посвежевшая Валентина, - если простит, то хорошо. Не простит, так мне и надо».
«Молчит. Извела себя совсем, глупенькая. Любые грехи можно понять и простить», - изучая проплывающие перелески Подмосковья, отвечал Виктор Степанович.
Уставшие после долгой дороги, супруги Юрьевы по очереди приняли душ и уснули, едва коснувшись головой подушки. Виктор Степанович проснулся первый и долго смотрел на спящую супругу. Как жить без нее? Сколько отмерено на этом свете вдвоем? Что будет после смерти? Встретятся они там? Или теперь только в другой следующей жизни?
Валентина крепко спала. Ее грудь монотонно поднималась и опускалась. Виктор Степанович перебирал в голове вопросы, не утруждая подбором ответов.
- Почему Виктор выбрал именно Валентину? Или она его выбрала?
- Случаен ли их союз или браки заключаются на небесах?
- Как повернулась жизнь, женись он на Тамарке, студенческой подружке?
- Почему Валентина не рассказала про беременность?
Валентина открыла глаза.
- Нам надо поговорить, Витя, - сообщила она.
- Надо, - согласился муж.
Супруги перешли на кухню. Виктор Степанович налил чай.
- Ты меня простишь?
- Конечно.
- Я забеременела в 1985 году. Мы жили тогда в общежитии.
- Это из-за жилплощади? Мы бы справились. Почему ты мне не рассказала?
- Нет. Причина другая. Тот ребенок был не от тебя.
В окнах потемнело. В звенящей тишине капелька воды, стекая из смесителя, громоподобно ударялась о дно металлической раковины. Валентина теребила край скатерти. Виктор Степанович пытался и не мог протолкнуть комок слюны. Казалось, мгновение не закончится никогда.
- От кого? – выдавил из себя Виктор Степанович.
- Ты только не перебивай, прошу тебя, - вдруг энергично затараторила Валентина, - до тебя у меня был ухажер Лешка Петренко. Высокий, стройный. Красиво ухаживал, дарил цветы. Но ты мне больше нравился, честное слово! Мы с тобой поженились. У нас все было хорошо. Но Лешка не отставал. Всюду преследовал. Буквально проходу не давал – на работу звонил, после работы встречал на проходной, стоял в очереди в магазине. Я просила его оставить меня в покое, он не соглашался. Говорил, что все равно буду его. Ты как-то уехал на стажировку в Ленинград. Тебя не было неделю. Лешка меня пригласил в ресторан. Сказал, что хочет отметить наше расставание и исчезнуть из моей жизни навсегда. Я, дура, согласилась. Он поднял тост. Я выпила. Больше ничего не помню. Очнулась утром в его постели. Лешка сказал: «Теперь проваливай, шалава!» Мне было безумно стыдно, я никому ничего не сказала. Он меня, и правда, больше не доставал. Но через месяц я поняла, что беременна. Рожать от нелюбимого мужчины, не хотела. Пошла и сделала аборт. Вот и все.
Валентина рассказывала историю, с надеждой вглядываясь в лицо мужа. Видно ей было нелегко. Виктор Степанович не ожидал столь вероломного предательства от жены. В ней-то как раз он был уверен. Никогда, ни капельки сомнения не было, что Валентина ему верна. Ревность? Разборки? Подозрения? Это не про их семью. Бывало супруги вздорили, но только по поводу цвета обоев или марки пылесоса.
- Я выпью, - сказал Виктор Степанович.
- Я тоже, - Валентина достала рюмки.
Виктор Степанович разлил коньяк, давно пыливший в шкафчике.
- Прости меня, Витя, если можешь.
Злость, ревность, обида переплелись с жалостью к незавидной участи жены. Если онкология явилась результатом страданий и переживаний, пускай и не осознанных, то жизнь Валентину уже наказала. И наказала жестоко. Виктор Степанович залпом проглоти коньяк. Посмотрел на жену. Та сидела, опустив глаза, ждала приговора мужа.
- Мне надо подумать, - сказал Виктор Степанович.
- Хорошо. Я согласна. Я понимаю.
- Я думаю, что прощу. Не переживай. Мне нужно свыкнуться с этой мыслью. Все хорошенько обдумать. Немного времени и только. Хорошо?
- Прости меня.
- Не торопи.

В ту ночь супруги Юрьевы впервые за семейную жизнь заснули в разных комнатах. Вернее сказать, пытались. Оба не сомкнули глаз. Виктор Степанович вспоминал прожитую с Валентиной жизнь: как растили детей, как переживали, когда детки болели. Радовались успехам в школе. Давали советы, как общаться с понравившимся сверстниками.
Можно, конечно, взять и перечеркнуть тридцать лет совместной жизни, закатить скандал, устроить развод с больной женой. Рассказать детям, что их мать - падшая женщина. Что получишь взамен? Боль, страдания и разочарования. Жизнь насмарку. Ну, ошибся человек, с кем не бывает. Она же извинилась, раскаивается. Что с того, что долго молчала. А что бы ты ей ответил, расскажи она об этом в 85-м году? А если бы Валентина родила ребёнка от Лехи? Девочку с черными кудрявыми волосами, и Виктор Степанович догадался, что ребенок совсем не похож на него.
Тогда бы он точно развелся. Нет сомнений. Погоревал бы для приличия, и завел новую семью. Был бы он счастлив с другой женщиной, как с Валентиной?
А он был счастлив? – задумался Виктор Степанович. Скорее – да. Чем нет. Ему было интересно проводить совместные вечера. Они с удовольствием ходили в лес за грибами, ездили на дачу, проводили отпуска. С пониманием относились к промахам и неудачам друг друга. В конце концов, у них чудесные дети! Неужели из-за какой-то глупой ошибки молодости, Виктор готов перечеркнуть годы совместной жизни?
Он вспомнил, какой красавицей Валентина была в молодости. Ничего удивительного, что за ней бегали ухажеры. Виктору Степановичу даже льстило, как оглядывались прохожие, стоило супругам выйти на прогулку в город. Валентина умела правильно одеваться, подчеркивая выгодные места фигуры – тонкую талию, стройные девичьи ноги, грудь…
Жили супруги Юрьевы скромно, но Валентина обладала талантом перешивать старые вещи: что-то приталить, где-то пришить оборку так, что ее наряды выгодно выделялись среди знакомых и коллег по работе. Надо сказать, что женскую красоту Валентина сохранила до последних дней. Несколько уставшая и похудевшая, но все равно чрезвычайно соблазнительная и сексуальная. А осознание того, что супруге оставалось совсем немного, странным образом манило и возбуждало Виктора Степановича.
За окном забрезжил рассвет. На работу сегодня не надо, отпуск продолжался, можно и поспать. Виктор Степанович улыбнулся. Надо идти к жене, мириться. Без Валентины не заснет. Очевидно, как дважды два. Он сунул ноги в шлепанцы, зашел в ванну, почистил зубы, помыл подмышки…
- Ты спишь? – спросил Виктор Степанович, пристраиваясь к Валентине под одеялом.
- Не сплю. Я тебя жду.
- Мне тоже без тебя не спиться. Я тебя простил. У меня только одно условие.
- Какое?
- Мы об этом никогда не будем разговаривать и вспоминать.
- Я согласна.
Виктор Степанович запустил руку под ночную рубашку Валентины. Время остановилось. Почти, как в молодости. Как 1984 году после свадьбы. Как в 1986-м после новоселья. Как 1987-м году через месяц после родов. Как в 1994 году первого сентября после праздничной линейки в школе у детей. Как в 2005 году после выпускного вечера совсем уже взрослых дочери и сына. Так было много-много раз. Оставалось, вероятно, не очень много. Надо наполняться и запасаться впрок, - подумал, а затем улыбнулся Виктор Степанович, проникая в сокровенные уголки тела супруги.

Через две недели Юрьевы обвенчались. Службу проводил старец Мефодий. Вместе с родителями обвенчалась и Маша с мужем Василием. Валентина с Виктором Степановичем в счастливом и освященном браке прожила почти десять месяцев и умерла теплым майским утром, 16-го числа. Виктор Степанович до последнего мгновения держал за руку свою Валентину. Губы уже не шевелились, но слабеющий взор жены сказал:
- Прощай.
- До свидания, любимая, – прошептал Виктор Степанович.
Ладонь Валентины ослабла. Виктор Степанович упал головой в подушку. С этого мгновения он не услышит голос любимой. Никогда…

- Мужчина! Ваша бутылочка? Не нужна?
Высокий хрипловатый голос вырвал Виктора Степановича из сентиментальных воспоминаний. Перед ним стояла старушка, приличного вида, с пластиковым пакетом, из которого проступали силуэты пустых бутылок и алюминиевых пивных банок.
- Это не мое. Берите.
- Благодарствую, - улыбнувшись, сказала пенсионерка.
Старушка, кряхтя, нагнулась за бутылкой. Отлепила прилипший листок. Вытряхнула окурок.
- Что за привычка кидать папиросы в бутылку? Воняет же потом, сил нет.
- Принимают еще стеклотару? – спросил Виктор Степанович.
Раньше, еще в советское время, он никогда не выкидывал бутылки. Сдавал по 20 копеек за штуку. Стеклотару тогда принимали в любом продуктовом магазине или у пивных ларьков. Где теперь принимают бутылки, сколько полагается за зеленую поллитровку?  - Виктор Степанович не представлял.
- Принимают, а как же.
- Где?
- Так я тебе и рассказала, - беззлобно огрызнулась старушка, - мне конкуренты не нужны.
- Хорошо. Хорошо. Я вам не конкурент. Просто интересно, сколько сейчас дают за пустую бутылку?
- Цена везде разная. Рынок, надо понимать. Смотря куда сдавать.
- Примерно, сколько?
- Ближайший прием стеклотары на Заводской, там за пивную бутылку дадут 70 копеек. А ежели дойти до улицы Народного Ополчения, там можно за рубль сдать. Но я туда не пойду. Далеко.
- Понятно.
- Загорелся, милок, прибыльным бизнесом?
- Если честно, то не очень, бабушка.
- Какая я тебе бабушка? Мне всего-то шестьдесят пять лет. Я еще ого-го!
- А мне шестьдесят два, - сообщил Виктор Степанович.
- Вот видишь, мы с тобой, считай, ровесники. Чего вылупился? Не ожидал? Если я прикид сменю, то можно еще и на танцы сходить. Пригласишь меня, кавалер? Ты я вижу свободный. Без кольца. А?
- Нет, спасибо. Я не готов.
- Неволить не стану. Думай. Я тут часто гуляю. Долго не думай. Вдруг, отойду в мир иной? – старушка заливисто расхохоталась.
- Хорошо, - улыбнулся Виктор Степанович, - подумаю.
- Ты тоже не первой свежести ухажер. Может, я твоя судьба и последняя любовь в жизни? – старушка жеманно согнула правую ногу в колене, призывно подобрала подол платья, - долго не тяни, а то придет к тебе женщина с косой. Не отвертишься от предложения. Локти будешь кусать, да поздно.
- Прикольная вы, - улыбнулся пожилой ухажер, - как вас зовут?
- Лидия Ивановна. Для тебя просто - Лида.
- Очень приятно, Лидия. Меня зовут Виктор.
Лидия слегка присела в книксене.
- Надоедать кавалерам нельзя. Ухожу. До встречи, Виктор.
Старушка, слегка покачивая бедрами, пошла в сторону. Чувствуя на затылке взгляд кавалера, не забывала внимательно осматривать урны и песочницы. Виктор Степанович мечтательно вздохнул. Годы идут, что-то меняется. Раньше он знакомился и предлагал дружбу женщинам. Теперь инициатива у слабого пола.
После безвременной кончины Валентины, Виктор Степанович жениться не собирался. Он не представлял себя в роли жениха. Сможет ли хоть кто-то заменить Валентину. И зачем? Для чего омрачать светлую память супруги? Она на наверху, наверное, все видит, - подумал Виктор Степанович.
Он часто беседовал с воображаемой супругой. Небеса слегка раздвигались, в проеме возникал призрачный лик супружницы Валентины…
- Здравствуй, любимая, – начинал Виктор Степанович.
- Добрый день, Витенька!
- Как твои дела?
- Какие у нас дела? У меня все хорошо. Расскажи о себе. Это намного интереснее.
- На пенсию вышел. Сегодня отдыхаю первый день.
- Сам ушел? Или попросили уступить дорогу молодым?
- Сам. Не хочу работать. Хочу отдыхать. Наслаждаться каждым днем.
- Пенсии-то хватит? Али на шее у детей решил разместится?
- Я немного скопил, долларов прикупил, вклад пенсионный сделал в Сбербанке. Думаю, хватит. Много ли мне надо?
- Если что бутылки пойдешь собирать, - у Валентины появились язвительные женские нотки, - да? Предприимчивый ты у меня, Витенька.
- Зачем ты так, Валя?
- Я видела. Как глазки загорелись-то при виде женской юбки. Мыслишки шаловливые забегали. Сердечко застучало. Не боишься перенапряжения, муженек?
- Валентина! – рыкнул Виктор Степанович, - прекрати!
- А если не прекращу?
- Тогда я пошел. Когда вернется нормальное настроение, тогда и продолжим.
- Как же быть в хорошем настроении, если ты вытворяешь черт знаешь-что! Пользуешься, что не дам сковородой по твоей тупой башке!
- Я не хотел. Лидия сама начала. Извини.
- Меня вокруг пальца не проведешь! Мне сверху видно все! Ты так и знай!
- Валечка, милая. Извини. Я больше не буду.
- То-то же. Прощаю.
- Спасибо.
- Хотя, знаешь, что обиднее всего?
- Что?
- Что я ничего не могу. Я – плод твоего воображения. А в твоём мозгу я какая-то истеричка и ревнивая сучка!
- Извини. Я не хотел.
- Вот именно! Ты не хотел, ты не подумал! Вечно я должна обо всем думать. Если тебе не напомнить вынести мусор, он будет лежать в пакете в прихожей неделю, пока не развоняется на всю квартиру.
- Это не правда. Я регулярно выношу мусор.
- Не может быть!
- Может!
- А на прошлой неделе, кто вынес мусор, только когда из-под пуфика потекла вонючая лужа от сгнившей картошки?
- Я, - Виктор Степанович стыдливо опустил глаза.
- И не спорь со мной.
- Я и не спорю.
- Чего хотел-то? – успокоительно спросила Валентина.
- Я тебя люблю.
- Я тебя тоже люблю, - ослепительно улыбнулась, удовлетворенная ходом перепалки, супружница.
Солнце вновь вышло из-за листвы тополей. Воображаемый лик Валентины скрылся в лучах земного светила. Виктор Степанович оглянулся, и пересел на прежнюю скамейку, на которую  теперь падала тень. Отчитанный за нерадивость, вдовец сдвинул козырек бейсболки на лоб, мечтательно улыбнулся: «Хорошая, она все–таки у меня. И пропесочит, и приласкает, и уму-разуму научит».
Детей на площадке заметно прибавилось. Виктор Степанович придирчиво осмотрел новых мамашек. Ему понравилась девушка в фиолетовом платье. Молодая мама привела на площадку сразу троих детишек-погодок. Никого не выпуская из виду, спокойно раздавала указания. Детки ее слушались и шалили в меру. Валентинин типаж, подумал Виктор Степанович. Чёрные прямые волосы, прическа каре, заразительная улыбка, прямой убедительный взгляд. Хорошо! – отметил Виктор Степанович. Скинуть бы сейчас годков тридцать...
Зачем же он тогда уехал в Питер? Ведь из-за этой поездки жизнь пошла наперекосяк. Тогда Валентина не пошла бы к Алексею на свидание. Не было бы стыдливого конфуза, предательства-измены, прерывания беременности. Сидели бы сейчас на лавочке вдвоем, в обнимку. Рано ушла Валентина, для женщины пятьдесят три года - не возраст.
Обращаясь к событиям прошлых лет, Виктор Степанович теперь по-новому всматривался в детали, подмечая события, на которые раньше не обращал внимания.

Глава 3

Весной 2010-го года супруги Юрьевы взяли отпуск и полетели в Египет. Это была не первая поездка за рубеж. Но, к сожалению, последняя. Так получилось, что Валентине скоро стало не до путешествий. Денег не хватало даже на лечение. С теплотой и нежностью вспоминал Виктор Степанович те деньки.
Жаркая, светлая и приветливая Хургада. Улыбающиеся, с хитринкой местные жители, смешно коверкающие великий и могучий русский язык. Удивительно приятные цены на трикотаж и косметику, масло черного тмина и крем алоэ-вера, печеный картофель на улицах южного города и свежевыжатый сок из сахарного тростника…
Когда супруги Юрьевы стояли в очереди на регистрацию в аэропорту Домодедово начались странности, на которые Виктор тогда внимания не обратил. Настоящие женщины часто бывают с придурью, махнул он рукой. А его Валентина, Валечка, Валюша, и подавно. Виктор Степанович снисходительно относился к странностям супруги, порою даже наслаждался непредсказуемым поведением.
Подобное поведение привносило в их размеренную семейную жизнь ощущение эксперимента и новаторства, которые раскрашивали приевшийся быт удивительными красками.
Валентина, вдруг, обмотала голову арафаткой, одела темные очки.
- За нами следят? – спросил Виктор Степанович, подыгрывая жене и озираясь, как настоящий Джеймс Бонд.
- Не обращай внимания, - заговорщицки ответила супруга.
- Первый, первый, прием, - принял условия игры самый тайный и самый специальный агент ГРУ, ФСО и ФСБ, - на горизонте спокойно. Приступаем к посадке.
- Да. Хорошо, - казалось, слегка устало ответила «напарница».
- Первый-первый! – продолжил Виктор Степанович, - дайте координаты для посадки. Прием.
- Аэропорт Хургада вас утроит? - Валентина подозрительно обернулась, не следят ли за ними шпионы.
- Отлично, - едва сдерживаясь от смеха, продолжил Виктор Степанович, - давненько я не тревожил остатки Рамзеса Пятого.
Во время полета супруги продолжили ролевую игру «Шпиономания». Виктор Степанович подумал, что, наверное, смешно смотреть на играющих взрослых со стороны. Ему немного за пятьдесят, а они с женой веселятся, как малые дети. Но, это же хорошо.
Валентина прижалась к иллюминатору, накрылась пледом и не вставала до конца полета. На вопрос, не хочет ли она в туалет, жена ответила полушепотом?
- Нельзя. Разве ты не понимаешь? Мы на грани провала. Терпи.
- Я все же риску, - ответил Виктор Степанович, и сходил в уборную.
В аэропорту супруги Юрьевы необычно долго стояли на улице и не заходили в зал прилета. Вошли в вестибюль, когда внутри оставалась пара замешкавшихся пассажиров. К автобусу супруги пробирались перебежками. Лишь в отеле Виктор Степанович смог расслабиться. Валентина широким жестом скинула арафатку и заказала ром с колой в баре у рецепшена.
- Гуляем, - дала отмашку командирша.
Виктор Степанович поддержал жену, и супруги Юрьевы понеслись в отрыв. Однако, пили алкоголь в меру. Плясали и пели в караоке без меры. Днем купались в бассейнах и на море. Катались на водных горках и на бананах, поднимались в небо на параплане, вечером отрывались на дискотеках, укладывались спать далеко за полночь, часто не встали на завтрак, давая фору многим молодым гулякам.
- Ты меня любишь? – спросила Валентина укладываясь спать на третий день отпуска.
- Да, - с громким выдохом ответил Виктор Степанович.
Он без сил упал на кровать рядом с супругой.
- Имеется ли такая вещь, которую ты мне никогда не простишь?
- Почему ты спрашиваешь?
- Мне интересно. Ты меня любишь? Это значит, ты любишь во мне все: и плохое, и хорошее, все достоинства и недостатки, которых, надо сказать, не мало.
- У тебя нет недостатков, - зевнул Виктор Степанович.
- Я серьезно. Если ты узнаешь, что у меня до тебя был мужчина, и я его, допустим, любила. Ты меня разлюбишь?
- Я знаю, что у тебя был мужчина.
- Откуда? – насторожилась Валентина.
- Ты, извиняюсь за интимные подробности, не была девственницей при нашей первой близости.
- А?  - выдохнула Валентина, - это ни о чем не говорит. Это не обязательно должен быть мужчина.
- Женщина? – заинтересовался Виктор Степанович и приподнялся на локте, - это интересно. Расскажи.
- Девственности можно лишиться случайно, в время физкультуры или на приеме у врача, например. Или из любопытства.
- Продолжай. Не останавливайся.
- Почему ты меня никогда не спрашивал об этом?
- О чем?
- Как я потеряла девственность.
- Я думал, что это не важно для наших отношений. Когда мы встретились, тебе было двадцать два года. Для меня непорочность невесты не являлась обязательным условием. И потом, у меня до тебя тоже были женщины. Поэтому, все честно.
- И все же, вернись к моему вопросу. Что ты не сможешь мне просить?
- Зачем тебе это знать?
- Надо. Говори, - потребовала Валентина.
Виктор Степанович пытался серьезно подумать и ответить на поставленный вопрос. Но после утомительного дня под жарким солнцем ленивые мысли расползались и не желали концентрироваться. Выпитый алкоголь давал о себе знать.
- Я тебе прощаю все, чтобы ты ни сделала, - был ответ.
- Честно?
- Да, - икнул Виктор Степанович.
- А предательство?
- Я не могу этого представить, потому что хочу спать, - зевнул Виктор Степанович, - ты меня не предашь никогда.
- А если такое случится под дулом пулемета. Допустим, немцы придут в деревню, и я выдам твое расположение, дату рождения и номер телефона?
- Зачем?
- Я испугаюсь. Потому что на мне остаются дети, их надо кормить и воспитать хорошими людьми. Потому что не хватит сил и храбрости. Я же женщина, слабая и беззащитная. Немцы будут сильнее меня?  Если я буду в беспамятстве, и они воспользуются мной в сексуальном плане?
- Ты ничего не будешь помнить? – переспросил Виктор Степанович.
- Да.
- Это будет до замужества или после?
- После.
- Если ничего не помнишь, то прощаю. Если сама пошла к немцам и принялась сотрудничать, то смахивает на предательство. Тогда не прощаю…
«Странные мысли у тебя на отдыхе в Египте», - подумал Виктор Степанович и заснул.
Часы показывали два часа ночи. Валентина в печальном одиночестве спустилась в бар. Купила пачку сигарет, курила оставшуюся ночь и пила платные коктейли. Курила и пила. Курила и пила. Пришла в номер только под утро. Завалилась рядом с непроснувшимся еще мужем. Проспала завтрак, обед, встала только под ужин.
- С сегодняшнего дня, я не пью, - сообщила Валентина мужу.
- Мне одному теперь пить? – удивился Виктор Степанович.
- Это вообще не важно. Твое дело.
Через день супруги поехали на экскурсию «Джип-сафари» в пустыню. Вновь повторилась игра в шпионов. Виктор Степанович обрадовался, что к жене вернулось хорошее настроение и желание шалить. Вечером, в отеле Валентина вернулась в образ степенной российской женушки, не сдержала обещания про спиртные напитки.
Впрочем, выпила она немного. Совсем не курила. Виктор Степанович заметил, что супруга постоянно о чем-то думает. Скорее всего женские дни или хандра по родине, свойственная русским людям на чужбине, подумал он.
- Ты мне изменял? – спросила Валентина перед сном.
Скажите, люди, что за странная привычка спрашивать неудобные вопросы на ночь глядя? Хочет нервы пощекотать? Чтобы человек волновался и ворочался до рассвета?
- Нет, - как можно тверже ответил Виктор Степанович.
- Честно?
- Честно.
- А хотел?
- Нет.
- Врешь.
- Почему?
- Потому что нормальный мужик всегда оценивающе смотрит на чужих женщин, представляя страстные сцены грехопадения с жгучими красотками.
- Откуда ты знаешь?
- Мне рассказывали.
- Мужчины, с которыми ты занималась грехопадением?
- Нет.
- Валентина, твои вопросы странные. Не иначе, как у тебя самой имеется грешок? Так?
- С чего ты взял?
- Ты постоянно о чем-то думаешь. Ты странно себя ведешь на отдыхе. Задаешь каверзные и неприятные вопросы, как будто в чем-то подозреваешь. У тебя все нормально?
- У меня все нормально, спокойной ночи, - ответила Валентина, отвернулась и заснула.
Или сделала вид, что заснула. Виктор Степанович долго лежал и разглядывал переливающиеся тени на потолке. Засматривался ли он на других женщин? Да, было дело. Разве в том имелся большой грех? И как не смотреть, ведь красотки специально одеваются, чтобы мужчины их мысленно раздевали и уносились в бессмысленно-бездумные эротические приключения.
Да, конечно, каждая женщина наряжается не для всех, а для одного единственного и реального мужчины. Или для нескольких. Я же не хватаю всех симпатичных женщин за интимные места, не настаиваю на романтических встречах под Луной. Не затаскиваю в постель. Вполне себе невинно посмотрю, оценю, и пойду к тебе, моя любимая Валентина.
Виктор Степанович представил соседку с третьего этажа, молодую женщину по имени Эльвира. Имя знойной красавицы он под большим секретом выспросил у подъездных старушек. Соседке было на тот момент лет тридцать, не больше. Эльвира находилась в самом горячем возрасте – фигура, ноги, грудь, энергетика, эмоциональность…
Виртуально-мысленный эротический вечер, впрочем, не состоялся. Виктор Степанович заснул, едва довел Эльвиру до дверей ресторана. Во сне же постельные сцены не продолжились.

С утра на трезвую голову Виктор Степанович серьезно поговорил с женой о недопустимости беспочвенных подозрений.
- Если есть факты и доказательства, предъяви. Давай объяснимся. Не тяни резину! Нет доказательств - не начинай пустую болтовню. Подозрения унижают, между прочим, и оскорбляют. Если ты меня любишь, то должна понимать. Самое главное в семейной жизни – это доверие и уважение.
- Хорошо, - согласилась Валентина.
Отдых продолжился, но тень чего-то нависшего над супругами осталась. Валентина находилась в странной параллельной реальности. Часто задумчиво сидела и смотрела вдаль. Кроме того, странные шпионские ролевые игры повторялись каждый раз, когда супруги покидали территорию отеля – выходили в магазин за сувенирами, выезжали на экскурсии, и в самолете по дороге домой вплоть до аэропорта Домодедово. Неужели она что-то предчувствовала или среди туристов узнала ухажера Алексея? – думал теперь Виктор Степанович.

Глава 4

Скучающий вдовец открыл глаза. Чудесный солнечный день продолжался. Почему Валентина так странно вела в той, ставшей последней, поездке? Терзала ли ее совесть за проступок в далеком 1985-м году? Или жена что-то узнала про Виктора Степановича? Кто-то из доброжелателей наговорил гадостей? Жена с буйной фантазией домыслила? Настоящих доказательств измены Виктора у Валентины не было. Он точно знал.
«Надо купить минералки с газом, - подумал он, - что-то жарковато становится».
Виктор Степанович глянул на часы. Десять часов утра. Время-то как летит! Ну, и хорошо, - подумал свободный от работы пенсионер, - что еще делать целыми днями? Вспоминать. Гулять с внуками. Можно было бы путешествовать, при наличии денег. Но странная коронавирусная пандемия, практически перечеркнула удовольствие и возможность длительных туристических поездок. «Это большой риск, - думал Виктор Степанович про Ковид-19, - в чужой стране обязательно заразишься». В его пенсионном возрасте рисковать не хотелось. Уж, лучше посижу дома. Тем более, сейчас лето. И тепло.
А что делать пенсионеру зимой? На лыжах в парке ходить. Надо бы достать старенькие лыжи с балкона, смазать и проверить крепления. Еще стоит записаться в танцевальный кружок при ДК или на курсы английского языка. Буду общаться с ровесниками, брюзжать и ругать правительство. Надо обязательно придумать занятие. Главное, сохранять позитивный настрой. Сидеть в одиночестве дома неправильно.
Виктор Степанович зашел в ближайший супермаркет. Полки магазина ломились от товаров с красивыми этикетками. Не то, что в Советском Союзе. Пенсионер вспомнил пустые полки универсамов с длинными рядами консервов «Завтрак Туриста» и замороженными картофельными биточками в картонной упаковке. Чего греха таить, сейчас с продуктами и снабжением намного лучше. Почему коммунисты не смогли обеспечить граждан великой страны продуктами? Загадка. Не хватило времени, сил и знаний? Умений? Рыночной хватки и личной мотивации?
Где-то в глубине души, Виктор Степанович жалел о распаде Великой страны Советов. Часто вспоминал и тяжело вздыхал. Возможно, потому что в те времена был молодой, и житейские проблемы казались привычными и несущественными. Россия – великая страна, ей всегда найдется достойное место в истории. Мутные времена бывают у любого государства. Преодолев кризисы, неизбежно наступит выздоровление и начнется планомерное развитие к вершинам экономики, нравственности и государственности. Немного высокопарно? Может быть. Чуть-чуть.
Виктор Степанович купил минералку с эмблемой магазина, так дешевле. Полбуханки черного хлеба и парочку яблок, стариковскому организму нужны витамины. Улыбчивые кассиры рассчитали довольного жизнью пенсионера. Виктор Степанович вышел из магазина и побрел по неизведанным тропам родного Красногорска дальше. Домой идти не хотелось.
В советское время продавцы не улыбались, вспомнил Виктор Степанович, как будто совершали странное одолжение: скажите спасибо, что мы вас обслуживаем и тратим наше драгоценное время. Сейчас есть перегибы в другую сторону и часто улыбаются не искренне, но так правильнее и светлее, - подвел итог довольный обслуживанием потребитель.
Взор Виктора Степановича останавливался на новеньких маслянисто-черных асфальтовых тротуарах. Гладкие бордюрные камни, ярко-белая разметка, свеженькая краска на оградках. Исполненный оптимизмом пенсионер забрёл в следующий внутренний дворик со скамейками, песочницами и пластмассовыми горками для детей. Виктор Степанович нашел свободное место, новеньких лавочек было предостаточно.
На этой площадке представленное общество отражало несколько иной социальный срез. Кроме мамашек с детьми, на скамейках расположились старушки. В вязаных панамках. Мужчин-пенсионеров не было. Сильную половину человечества представляли с десяток малышей в голубеньких шортах. Мужчин старше восьми лет, кроме Виктора Степановича, на площадке не наблюдалось.
На него совершенно резонно обратили внимание старушки. Вдовец пенсионного возраста ощутил на себе пеструю палитру взглядов и мыслей от «Какой милый мужчинка!» до «Чего приперся сюда, старый пердун?».
О, женщины, женщины, - подумал Виктор Степанович, - сколько тысячелетий эволюции пройдет в этом мире, прежде чем что-то изменится.

- Ты ничего не понимаешь! - кричала Валентина.
- Почему? – непонимающе спрашивал Виктор Степанович.
- Я не знаю!
- Поясни.
- Ты вроде умный человек. У тебя высшее образование. Отец двух детей. Карьеру сделал неплохую. Но ты слепой что ли?
- Я не слепой.
- Ты меня не слышишь.  Я как будто разговариваю со стеной.
- Да, объясни, что случилось! - Виктор Степанович мысленно стукнул кулаком по столу.
- Мне надоело слушать твою коммунистическую чушь. Советский Союз развалился. Туда ему и дорога!
- Совершенно с тобой согласен.
- Если ты пойдёшь на большевистскую демонстрацию, домой не возвращайся!
- Это еще почему? - вспылил Виктор Степанович.
- Потому что я хочу спокойно жить и умереть в глубокой старости в кресле качалке на берегу Средиземного моря, а не в лагере для заключенных на Колыме.
- Самое страшное в жизни - это безразличие и равнодушие, - парировал Виктор Степанович, - если мы будем закрывать глаза на бесчинства властей, то чего ждать на Страшном суде?
- Я не знаю, что тебя спросят на Страшном суде, но твоя жизнь до того дня превратится в ежедневный кошмар. Я тебе обещаю!
- Валя! Я тебя не понимаю. Мы живем в правовом демократическом государстве. Что будет человеку, который высказывает собственное мнение? Времена тоталитаризма прошли безвозвратно!
- Витя! Домой не пущу, - отрезала Валентина.
Виктор Степанович тогда не пошел на митинг, а хотел. С завистью смотрел на друзей, которые вышли с плакатами на Площадь Революции. Демонстранты возвращались заряженные энергией, с горящими глазами, взахлёб часами рассказывали про необыкновенный дух единения и воодушевления.
Отрезвление наступило не мгновенно, но достаточно быстро. Спустя пару недель начались тихие репрессии против организаторов и участников. В полицию вызвали почти всех демонстрантов. Накладывали штрафы, сообщали на работу. С экранов телевизоров пропали некоторые популярные телеведущие, побывавшие на мероприятии.
Виктор Степанович задумался, а ведь и с ним могли сделать что-то подобное. С уважением теперь поглядывал в сторону прозорливой супружницы Валентины. Как же она прочувствовала тонкий переломный момент в жизни российского общества и смогла предугадать тяжкие последствия для участников инакомыслия?
Расследования, многочисленные интервью показали, что массовые митинги и беспорядки были организованы не без помощи зарубежных врагов России. Виктор Степанович вдруг осознал пронзительную мысль, что надо спасать Отечество, оно в опасности. У России нет друзей, есть конкуренты и соперники. Сила нашей Родины в сплоченности. Не время для митингов и демонстраций. Надо поднять экономику, избавиться от предателей и ревизионистов, определиться с национальной идеей. Тогда и настанет светлое время для эффективных и нужных реформ. Пока надо ждать и работать. Работать и ждать.
- Спасибо, - буркнул Виктор Степанович Валентине спустя месяц.
Тем временем, руководство Водоканала прогрессивно развивалось в ногу со временем. Снабжение водой – стратегически важное дело. Кого-то из свободомыслящих работников вынудили уйти на пенсию, кого-то лишили премий, с кем-то провели воспитательную беседу. Диверсии и инакомыслие в Водоканале не положены. Не время сейчас. Где-то он уже слышал подобные высказывания, подумал Виктор Степанович. Правда же говорят, что история развивается по спирали. Сделали виток, отошли от заданной траектории, и хватит. Надо возвращаться на заданную орбиту.
Так начинались нулевые…

Самым тяжелым временем было, пожалуй, начало девяностых. Веселые, романтичные, шумные и перестроечные восьмидесятые отгремели, отшумели. К сожалению, в светлое будущее мы не попали. Надо потерпеть, - подумал тогда Виктор Степанович, - вот перестроим экономку, переналадим на новый капиталистический лад, заменим износившиеся шестеренки, смажем новым универсальным рыночным маслом в виде зеленых долларов, и понесется родимая Русь-матушка, птица-тройка, богом славная к вершинам мирового могущества.
- Выздоровление будет болезненным, - говорили с экранов телевизоров.
И Виктор Степанович верил. Ведь прогресс неизбежен. В России самобытный и умный народ, самая читающая нация. Одна шестая часть суши. Жаль, что отвалились союзные республики, ведь там росли персики, абрикосы и мандарины, но мы братские народы не оставим. Сами выберемся из канавы и их, заблудших, подберем. Русские своих не бросают.
Шли годы, но жизнь не налаживалась. Вот уже шахтеры вышли перед Белым домом. Почему-то стали задерживать зарплату. Деньги у государства пропали? Куда? Виктор Степанович, не понимал, что происходит, но верил, что это всего лишь временные трудности. Жизнь обязательно наладится.
Валентина меж тем уволилась из Красногорского Водоканала и устроилась бухгалтером в странный, на взгляд Виктора Степановича, кооператив по пошиву трикотажа от зимних шапочек до футболок и трусов. Новая работа жены находилась на противоположном конце города в каком-то полуподвальном помещении. Виктору Степановичу кооперативная работа жены не нравилась, хотя Валентина хвалилась начальством. Рассказывала про деловую хватку и светлый ум учредителей, умение находить решения в, казалось бы, безвыходных ситуациях. Жена приносила в дом заработную плату в пять раз больше мужа. Это задевало, раздражало, унижало мужское достоинство Виктора Степановича.
Он, скрипя сердцем, ради любопытства и для знакомства с начальством пришел на частное трикотажное производство. Черная металлическая дверь, без вывески, без охраны, без турникета. Бетонные полы крошились в пыль, тусклый свет в коридорах подавлял. Прямо в проходах сложены тюки с тканями, бобины с нитками и поломанные швейные машинки. Короче, полный бардак, никакой организации труда. Куда смотрят пожарники и санэпидстанция? Виктор Степанович так и сказал вечером супруге:
- Ты как хочешь, а я на работу к вам не пойду. Ваша фирма не проживет и до конца года. С таким подходом к производству, вы долго не протянете.
- Но мне регулярно платят зарплату и больше, чем тебе.
- Это не продлится долго, уверяю тебя.
- Витя, очнись! Нам надо кормить и одевать детей. На это нужны деньги. На твоем любимом Водоканале не платят, а если платят, то на твою зарплату ничего не купишь.
- Не все продается за деньги. Я выбираю стабильность и перспективу. Надо мыслить государственно и масштабно. Когда твоя шарашкина контора рухнет, и вы окажетесь на улице без средств к существованию, моя работа будет как нельзя кстати.
- Хотелось бы в это верить, - поверив в доводы мужа, махнула руками Валентина.
- Время кризиса необходимо тратить на личностный рост и духовное развитие. По моему мнению, самое время сесть за написание кандидатской диссертации. Я звонил вчера в институт. У них полно свободных мест в аспирантуру. Никто не идет. Недальновидные аспиранты побросали научные степени и кинулись в бизнес. Дураки. Ха-ха-ха.
Хилый смешок Виктора Степановича рассеялся в суровом взгляде Валентины.
- Вот смотрю я на тебя, милейший друг мой, Виктор Степанович, и думаю, а на какой планете ты живешь? Каким воздухом дышишь?
- Не переживай, Валя, жизнь наладится. Пойми ты меня правильно: будущее не может быть за такими кооперативчиками, как ваш. Будущее за большими, не побоюсь этого слова, гигантскими комбинатами с глубокой степенью переработки продукции, с международной кооперацией и экспортными перспективами сбыта готовой продукции. А вы что? Будете вечно торговать на Рижском рынке? Какой в этом рост? Где ваши перспективы? Это же убожество. Не обижайся, только, прошу тебя.
- Ты – молодец, индустриализатор, строитель развитого капитализма. На какие деньги сейчас существовать будешь? Не хотела тебе напоминать, и унижать. Но где деньги, Вить?
- Валя, не будь мелочной. Это тебе не идет! Сегодня ты больше зарабатываешь, вчера – я больше зарабатывал. Мы – семья. Так и должно быть. Я буду работать на перспективу. Когда ваш кооперативчик загнется, я дорасту до начальника управления в Госснабе или Госплане. У меня будет личная Волга с водителем и паек из спецраспределителя. Наши дети будут обслуживаться в Кремлевской поликлинике. Это же круто. Правда?
- Ой, Вить, как же ты ошибаешься, - недоверчиво улыбнулась Валентина, - наш Советский Союз потому и распался, что страна переродилась в спецраспределители и пайки, а нормальной экономики уже не было. Одни гиганты металлургической и химической промышленности.
- Логика развития общества говорит о том, что рано или поздно коммунистическому обществу быть. То, что творится сейчас, всего лишь мелкая заминка на извилистом пути прогресса.
- Ладно, спорить с тобой бесполезно, - махнула Валентина на мужа рукой, - делай, как знаешь.
- Учение Маркса всесильно, потому что оно верно, - процитировал напоследок Виктор Степанович.
Спустя неделею, он подал документы в аспирантуру. Ступив на крыльцо родного ВУЗа, Виктор Степанович как будто помолодел. Прошелся по обшарпанным коридорам родного института, зашел в столовку, выпил фирменного компота и съел сосиску в тесте. Мысленно всплакнул. Поднялся на третий этаж и зашел на кафедру, где работал однокурсник Гришка Осипов - умный парень, отличник и немного сдвинутый на методе конечных элементов в прочностных расчетах металлических конструкций.
Виктор Степанович освободил сегодняшний день и не торопился домой. Обнялся с товарищем студенческих годин. Достал из портфеля заготовленную бутылку деревенского самогона, настоянного на еловых шишках с добавлением корочек черного хлеба, по цвету не отличишь от коньяка. А запах! Гришка ловким движением достал из нижнего ящика стола две рюмки, блюдце и пожухлую половинку лимона.
- Прости, не готовился, – извинился за скромное угощение Гриша.
- Это я должен проставиться.
- Почему?
- В знак уважения, что двигаешь науку, несмотря ни на что. Когда там наверху закончится перестройка в мозгах нашей элиты - как ты думаешь, кто будет нужен и востребован?
- Кто? – Гриша отвинтил крышку бутылки, принюхался, - божественно!
- Такие как ты, которые не променяли науку на сиюминутные заработки, не посрамили честь и не запятнали высокое знамя отечественной науки. Давай выпьем за вас - ученых.
- Давай, - махнул рукой Гриша.
Нечасто слышал в последнее время хвалебные речи младший научный сотрудник Григорий Осипов. Жена пилила с утра до вечера из-за отсутствия денег. По выходным м.н.с. ездил на подмосковные дачи и подрабатывал простым плотником, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Денег не хватало катастрофически. Гриша и сам свято верил в то, что разруха и нищета не навсегда. Такого просто не может быть. Люди одумаются. Государство вновь повернется лицом к науке. Справедливость восторжествует.
- Как жизнь? - сморщившись от самогона, спросил Виктор Степанович.
- Если честно, не очень, - смахнув слезу от переизбытка чувств, ответил Гриша.
- Что так?
- А ты газеты не читаешь? Телевизор не смотришь?
- Почти не смотрю. Ничего нового по ящику не рассказывают.
- Молодец, а я не могу без телика.
- Ты мне лучше расскажи, как жизнь в институте? Бьет ключом?
- Не очень. Разбегаются аспиранты и ученые, как крысы с корабля.
- Куда?
- Кто-куда. Кто в коммерцию. Кооперативы понаоткрывали и торгуют чем ни попадя. Кто не хочет разрывать с наукой, смотрят в сторону Запада. Там наших специалистов ждут с распростертыми объятиями. Знаешь какие деньги там обещают?
- Какие?
- Двести-триста тысяч в год.
- Чего?
- Долларов, конечно. У них так принято, считать доходы в годовом исчислении.
- Врут, небось, - усомнился Виктор Степанович, и подлил самогонки в стаканы.
- Не врут. Разваливается наш институт, Витька! Остаются одни старики. Чего им рыпаться? До пенсии пару лет осталось дотерпеть.
- А я пришёл в аспирантуру поступать, хочу двигать науку.
- Ты серьезно?
- Да. Только на заочную, конечно, без отрыва от работы.
Гриша посмотрел на приятеля поверх очков, пожал узкими плечами.
- Дело твое.
Виктора Степановича зачислили на заочное отделение аспирантуры без вступительных экзаменов. Можно сказать, по блату, но в основном из-за катастрофического недобора желающих вкладывать в отечественную науку душу, ум, сердце и свободное время. Теперь вечерами отец семейства Юрьевых погружался в книги, конспектировал, вычислял, записывал в толстую тетрадь. На работе в обеденное время перепечатывал записи в программе Лексикон. Диссертация росла и пухла день ото дня. Несмотря на скромные доходы и смутные перспективы, ощущение правильно выбранного пути не покидало Виктора Степановича.
Но линия судьбы наметила новый неожиданный поворот. Виктор Степанович стал замечать, что Валентина чаще задерживается на работе:
- У нас месячный отчет…
- Налоговая проверка…
- Надо готовить документы для банковской проверки…
- Я пересчитывала лимит кассы…
- Представляешь, приехал клиент из Улан-Удэ, привез целую суму трехрублевых купюр. Пока не пересчитаем, уйти нельзя…
До поры до времени, подобные отговорки успокаивали Виктора Степановича. Он замолкал, понимающе кивал, разводил руками. Что еще делать? Валентина зарабатывала день ото дня больше, он же за книжками богател интеллектуально, но семейному бюджету его занятия наукой прибавки не приносили. Как известно, кто приносит в дом больше денег, тот и заказывает музыку. Мужское самолюбие Виктора Степановича страдало, но он не отступал от намеченного пути, держался как мог.
Придя однажды с работы домой, Виктор Степанович в ванной обнаружил красно-кружевное женское белье. Оно вызывающе висело над ванной и сушилось. Легкомысленная полупрозрачная маечка и легкие круженые трусики. Дочке Маше такие вещи носить было рановато. Виктор Степанович взял в руки эротичное белье. Понюхал, помял в руках – мягко, душисто, красиво. Ничего не скажешь. Растянул трусики, как резинку. Валентинин размер. Но жена для двигающего науку мужа подобное белье не надевала ни разу, хотя супружеский долг Виктор Степанович исполнял с завидной регулярностью. Он бы заметил.
Растревоженный муж кинулся в спальню, выдвинул ящичек с женским бельем. Обнаружил там еще три нераскрытых упаковки с модельными, кружевными, тончайшего шелка трусиками.
- Что это? – едва дождавшись Валентину с работу, крикнул Виктор Степанович с порога, ничего не подозревающей, супруге.
- Что?
- Это, - Виктор Степанович подкинул вверх разноцветные трусы.
- Витя, это – трусы.
- Я вижу, что это трусы. Откуда они у тебя?
- Это образцы нашей продукции. Я взяла на пробу. Очень удобные, между прочим. Еще один комплект, кстати, сейчас на мне.
- Как?  - Виктор Степанович побагровел.
- Я – женщина, Витя, - Валентина гордо прошла в ванную, сняла с веревок элегантное белье, и пошла в спальню.
Виктор Степанович, опустив голову, поплелся за женой.
- Я хорошо зарабатываю, и имею право покупать вещи, которые мне нравятся.
- Но как? – только и смог выдавить из себя Виктор Степанович, - как ты в этом ходишь на работу?
Только сейчас он заметил, что черная элегантная юбка на Валентине, пожалуй, слишком коротка и через чур высоко показывает окружающим красивые ровные ноги его жены. А белая, слишком воздушная блузка, имеет нескромный вырез, через который с лёгкостью можно наблюдать волнительную грудь его супруги. Прическа с мелированными кончиками волос слишком молодёжна и вызывающе красива. Виктор Степанович опустил глаза, взгляд уперся на обвисшие коленки домашних треников, появившееся пузико из-за сидячей работы, и ощутил, что между ним и Валентиной растет пропасть величиной с километр. Он понял, что теряет ее…
- Я женщина, и хочу выглядеть в свои тридцать лет привлекательной и желанной!
- И я, - кивнул Виктор Степанович.
- Что?
- И я хочу.
- Кто тебе мешает?
- Скромность, наверное. Мне кажется, что если я буду одеваться слишком молодёжно, то получится какая-то измена тебе. Я буду привлекать взгляды молодых сотрудниц и прохожих на улице.
- Правда?
- Мне кажется, что не должен подавать повода для ревности и провоцировать семейные разборки. И деньги на все это роскошество нужны немалые.
- Витенька! – Валентина подошла вплотную к супругу, - я тебя люблю…
Дальше воспоминания нечеткие. Виктор Степанович побагровел. Понял, что надо что-то делать. Мужик он или не мужик! Страстно заключил Валентину в объятия. Грубовато, что бывало с супругами редко, повалил на кровать. Затрещали пуговки воздушной блузки. Повозившись немного с юбкой, которая не снималась, он задрал подол выше талии. Нервно дрожащими пальцами стащил кружевные трусики синего цвета…

На утро Виктор Степанович придирчиво обследовал мужской отдел семейного гардероба. Выбросил на помойку старые заношенные брюки и вельветовый костюм. Достал собственную заначку на черный день. Внимательно пересчитал. В субботу Виктор Степанович поехал на Тушинский вещевой рынок. Один. Без жены. У Валентины был внеурочный рабочий день. Муж промолчал, ничего не поделаешь. Деньги семье нужны, и не он их зарабатывает. Он строчит диссертацию на перспективу. Его время еще настанет.
Походив между серо-голубых навечно пришвартованных морских контейнеров, Виктор Степанович выбрал, примерил, и, дотошно сторговав скидку, купил зеленый пиджак, черные модные штаны и коричневую барсетку. Уж такая была мода в те времена. В тот же вечер, пока жена была на работе, Виктор Степанович выгулял обновки в районе станции «Павшинская». Купил стакан семечек, бутылку пива «Оболонь». 
Обновленный Виктор Степанович шел и плевал семечки с высоты нового перспективного имиджа на тротуары родного Красногорска. Он замечал взгляды незнакомок, порою завистливые, иногда осуждающие. Ничего привыкайте, теперь жизнь пойдет по иному маршруту. Мир принадлежит сильным и красивым. Это аксиома!
Обновив гардероб, Виктор Степанович не поменял внутреннего содержания. Не сменил работу, не нашел идей для самореализации. Он продолжал ходить на низкооплачиваемую работу в Водоканал, перемигивался с моложавыми сотрудницами из бухгалтерии.  Рвения в написании диссертации поубавилось, но достойное занятие не бросил. Виктор Степанович свыкся с регулярными обновками Валентины, и неприятных разговоров не допускал. Его жена должна красиво одеваться, пускай, и не за его счет. Что поделаешь?!
Ущемленный муж почти успокоился, ревность утихла. Он привык ко второстепенной роли в семье, и что жене позволено чуть больше вольностей: Валентина могла поздно прийти с работы, ее слово было решающим при планировании семейного бюджета. Виктор Степанович заходил после работы в магазин и покупал продукты для дома по заранее утвержденному Валентиной списку. Он готовил куриный суп или макароны по-флотски в пятилитровой кастрюле на всю семью, ставил стирку и гладил постельное белье.

Однажды Валентина, не предупредив заранее, не пришла ночевать. Была пятница, осень, шел дождь. Виктор Степанович вышел на балкон, погода даже не нашептывала, а настойчиво кричала, что упустил ты, глупец, свое семейное счастье. Твою любимую женщину сейчас лапает в дорогом гостиничном номере более удачливый конкурент. Кто он - директор, учредитель или брутально-мускулистый бандит-охранник? Виктор Степанович представил, как рвется в порыве страсти нежное кружевное белье Валентины. Как его привлекательная супруга бесстыдно кричит, раздвигает ноги и задыхается от удовольствия.
Шумели деревья, крупные капли стучали в подоконник. Глупец, глупец, глупец! Женщины любят сильных и успешных. А ты? Что ты сделал, чтобы стать кумиром для любимой женщины? Виктор Степанович отыскал завалявшуюся пачку сигарет, закурил. Табачный дым раздирал глотку, туманил мысли. Несчастный муж шумно затягивался, с кашлем выдыхал дым. Холодный влажный ветер подхватывал и уносил сизые облачка в темноту ночи. Моя жизнь пропала, - повторял Виктор Степанович, - пропала на веки…
А вдруг Валентина просто забыла ключи? – осенила догадка Виктора Степановича. Сидит бедная женушка в лифтовой и не может попасть в квартиру. Какой же я дурак! Уже неделю не могу починить дверной звонок! Виктор Степанович кинулся в прихожую, с силой толкнул дверь наружу. Та резко распахнулась и гулко стукнула о бетонную стену. Никого. Глупо, конечно. Валентина никогда ничего не забывала. Ключи мог забыть он, рассеянный супруг. В этом не было бы ничего удивительного. Но не Валентина.
Убитый горем муж вернулся на холодный балкон. Ему вдруг показалось, что на скамейке у подъезда сидит продрогшая от холода фигурка жены. Его Валюша, Валечка, солнышко ненаглядное! Виктор Степанович в домашних тапочках выбежал на улицу. Но нет. Вновь показалось. Приподъездные лавочки пустовали. Холодные брызги и пронизывающий ветер. Вот и все, что ждало растерянного главу семейства Юрьевых на улице. Виктор Степанович, опустив голову, вернулся в дом.
Затем ему пришла мысль, что Валентина обиделась и ждет его извинений на остановке автобуса. Да. Именно так. Какой же он дурак, как сразу не догадался? Озаренный надеждой, муж схватил зонтик, плащ, ноги прямо в тапках сунул в резиновые калоши. Добежал до остановки. Мокрая от дождя лавочка пустовала. Глупо, конечно, получилось. Но в его положении надо цепляться за любую соломинку, надеясь на самое невероятное чудо.
Вдруг на противоположной стороне Ильинского шоссе остановились серые Жигули. С заднего сиденья выбралась женщина в бежевом плаще. Открыла над головой сиреневый зонтик.
- Валя! – крикнул Виктор Степанович, - я здесь!
Гулким эхом раскатился последний призыв утопающего в страданиях мужчины. Женщина обернулась в сторону Виктор Степанович, и оказалась незнакомым армянином с густой кучерявой бородой. Мужчина улыбнулся. Виктор Степанович пожал плечами.
Какое-то время он гулял по Ильинскому шоссе, вглядываясь в проезжающие мимо автомобили. Иногда казалось, что с заднего сидения на него вглядываются неспокойные глаза Валентины. Но машины проезжали мимо, притормаживая, чтобы не обдавать Виктора Степановича грязной холодной водой. А брошенному мужчине было так плохо, что на воду он не обращал никакого внимания. Виктор быстро промок, зонтик безвольно волочился по земле. Тревожные мысли крутились, не находя правильного выхода: он виноват, нет ему прощения, а Валентина в душном номере с каким-то негодяем…
Вдруг Виктора Степановича осенило: пока он бродит в тоске по ночному городу, Валентина пришла домой. А мужа нет дома. Что подумает жена? Виктор Степанович бросился домой. Да. Конечно супруга уже дома, немного запозднилась. С кем не бывает. Ничего страшного. Сейчас она расскажет невероятную историю опоздания. Они будут часто вспоминать этот нелепый день и смеяться на семейных праздниках.
Дома никого не оказалось. Чудес не бывает. Если может случится что-то страшное, то всегда произойдет. Спасения не будет. Виктор Степанович достал бутылку припасенного самогона. Выпил три рюмки подряд. Не закусывая. Скинул мокрые вещи в ванную. Будь что будет, махнул рукой мужчина-брошенка. Если суждено чему-то произойти, то пускай произойдет. Противится судьбе вредно и бессмысленно. Виктор Степанович лег на кровать и заснул тяжелым тревожным сном.
Во сне он бегал по темным этажам родного института. У Виктора Степановича вот-вот должна состояться защита кандидатской степени. Где-то на подоконнике он оставил папку с текстом диссертации. За разговором с Гришей забыл. Вернулся, рукописи на месте не оказалось. Остаток ночи он, задыхаясь, носился по этажам, заглядывал в пустые аудитории, спускался на лифте, поднимался на чердак. Запускал руку в грязно-прокуренные урны. Затем вдруг оказывался в сыром подвале.
И вот он стоит перед экзаменационной комиссией, а сказать нечего. Все нужные мысли застыли на бумаге, которая утеряна безвозвратно. В голове пусто. Без бумажки он не человек и не ученый. Надо было сделать копию, - пронеслась светлая мысль. А теперь даже дома нет запасной распечатки. Компьютер сгорел, дискета не сохранилось. Пять лет жизни коту под хвост. Дурак я, дурак…
Виктор Степанович слышал, как проснулись дети. Как они не стали будить отца, и тихо играли в детской комнате. Он слышал, как тихо провернулся ключ во входной двери. Дети выбежали и обняли загулявшую мать.
- Где ты была? – спросил Саша.
- На работе, - шепотом ответила Валентина.
- Почему так долго? – не отставал сыночек.
- Так надо. Где папа?
- Спит.
- Вы голодные?
- Да.
- Сейчас я вас накормлю.
Виктор Степанович окончательно проснулся. Но лежал и боялся открыть глаза. Зачем? Почему так получилось? С новой силой обрушились угнетающие вопросы. Для чего теперь жить? И для чего он жил до сих пор? Он вполне приличный семьянин, любит детей, жену… Любил жену, - поправил он себя.
Почему же так произошло? Из-за его эгоизма? Он же был не плохим мужем. На сторону не заглядывался. Или почти не заглядывался. Но, точно, не позволял походов на сторону. Работал, в дом зарплату приносил. Не алкоголик, не наркоман, не преступник, не вор и не мошенник. Звезд с неба не хватал, но жизнь еще не закончена. Она только начинается. Все еще будет. Я еще докажу. Я смогу… Может быть…
С кухни донеслись аппетитные запахи жаренных блинов. Как же с Валентиной уютно и тепло в доме! Горячая слезинка скатилась на подушку. Как начать разговор? Как простить? Как понять такое? Почему бы ей самой не зайти в спальню, не объясниться? Теперь надо честно рассказать мужу, что случилось? Виктор Степанович лежал и слушал, как на кухне смеются радостные дети. Почему им так хорошо, а ему так плохо? Бедняжки, они еще не знают, что безоблачной семейной жизни пришел конец!
Дверь в спальню тихо отворилась. Виктор Степанович зажмурил глаза. Валентина на цыпочках подошла к кровати. Присела на край.
- Спишь?
- Нет.
«Только не открывай глаза! – твердил про себя Виктор Степанович, - пока ты не открыл глаза, ситуацию можно спасти. Ночной кошмар окажется сном. Как только увидишь ее наглые глаза, доверие пропадет. Иллюзия рассеется!»
- Прости меня, я виновата, - тихо произнесла Валентина.
- За что?
- Я не ночевала дома. Это ужасно.
- Где ты была?
- Ты меня простишь?
- Это зависит от тебя. Где ты провела ночь?
Виктор Степанович хотел спросить: «С кем ты провела эту ночь?», но удержался от провокации-оскорбления.
- Я тебе все объясню. Ты только не сердись.
- Я постараюсь. Рассказывай.
Виктор Степанович открыл глаза, поправил волосы. Валентина была в офисной одежде: черный короткий жакет, белая с предательским разрезом блузка, короткая черная юбка. Пуговки на месте. И то хорошо.
- Я слушаю.
Валентина рассказала, что вчера, в пятницу, под конец рабочего дня, на фабрику приехал директор - Илья Сергеевич, накрыл стол в честь покупки новенького джипа Гранд Чероки черного цвета. Шеф произносил тосты, что мы настоящая команда. Наша фирма развивается семимильными шагами и недалёк тот день, когда мы выйдем со брендированной продукцией на мировой рынок, завалив высококачественными и дешевыми трусами Европу и Соединенные Штаты Америки.
Бухгалтерии он по такому случаю выписал премию по пятьсот долларов каждому, между прочим. Валентина положила конверт с серовато-зелеными купюрами на кровать перед Виктором Степановичем.
- Выглядит, как подкуп. Я не продаюсь.
- Ты неправильно понял. Это моя премия.
- За что?
- За хорошую работу. Всем выдали. Не только мне.
- И вы пьянствовали всю ночь?
- Нет, не всю. Илья Сергеевич решил похвастаться, и повез нас за город. Он решил показать свой новый коттедж. Вить, я таких никогда не видела. Это что-то невообразимое…
Коттеджа как такового еще не было. Стройка только начиналась. Строители выкопали котлован, заложили фундамент и стенки подвального помещения. Все это благолепие находилось в районе Апрелевки по Киевскому шоссе. Строительство кипело в всем поселке. Новые русские строили дворцы, резиденции и поместья. Илья Сергеевич обещал пригласить сотрудников на новоселье. Рассказывал, что сзади дома будет крытый бассейн и подземный гараж на пять машин. На краю коттеджного поселка планировалось поле для гольфа и десяток теннисных кортов.
- Такая жизнь будет у всех работников нашей фирмы, - разошелся Илья Сергеевич, - после Нового года я планирую выкупить еще десять участков для передовиков нашего трикотажного производства.
- Представляешь, Вить, если у него получится, то и мы сможем жить за городом в шикарном доме. Как тебе новость?
- Не верится мне, Валя, в добрых дядечек.
- Ты его не знаешь, он хороший. Умный. Если он что-то задумал, то обязательно сбудется.
- И что было дальше? Где ты была всю ночь?
Дальше везение покинуло компанию Ильи Сергеевича, и новенький джип Чероки на подмосковных ухабах пробил одновременно два колеса, провалившись задним мостом в глубокую лужу. Представляешь: темно, грязь, идет дождь. Что делать? Оказалось, что денег в карманах у шефа не осталось. Валентина и сотрудники оставили сумки с кошельками на работе. Директор обещал вернуть сотрудников в офис и продолжить веселье. Босс ушел искать трактор или шиномонтаж.
- Мы, пять глупых баб, просидели оставшуюся ночь в джипе. Илья Сергеевич вернулся за нами только под утро, пьяный, оборванный, но с деньгами. Выдал обещанную премию и деньги на такси. Вот, собственно и вся история. Сообщить и предупредить тебе я никак не могла, сам понимаешь.
- Интересная история. Это правда?
- Да.
Валентина сидела перед мужем слегка уставшая после бессонной ночи, но не пьяная. Пуговки на блузке на месте, колготки без подтяжек, царапин и других следов бурной ночи не наблюдалось.
- Прости, если можешь. Я не хотела. Так получилось.
- Хорошо, - отмяк Виктор Степанович, - спать хочешь?
- Очень.
- Ложись.
Валентина легла рядом и мгновенно уснула. А Виктор Степанович лежал и думал, какой же он дурак. Как мог подумать о жене так плохо? Почему вчера буквально сходил с ума от раздирающего душу страданья, от боли и ревности? Надо доверять жене и ценить людей, которых посчастливилось встретить в жизни.
Успокоившийся муж осторожно освободился от объятий спящей супруги. После легкого завтрака вышел погулять с детьми на улицу. День выдался на удивление солнечный, свежий и тихий. Видимо горечь, обиды, печали вылились вчерашним ливнем, сгинув в сточных канавах подмосковной канализации.
Счастливый отец с детьми пришли на берег Москвы-реки. Дети пускали бумажные кораблики, которые соревновались в скорости с разноцветными осенними листьями. Душа оттаивала, можно жить, можно любить, дети не разлучатся с родителями. Скалисто-зубастый ураган вчерашней ночи превратился в покатые ровные берега равнинной Москвы-реки. По прибрежной песчаной полосе неторопливо прогуливались пожилые пары. И мы будем прогуливаться с Валентиной на пенсии, - подумал тогда Виктор Степанович.
Нельзя сказать, что его полностью удовлетворил рассказ Валентины. Она все-таки взрослая замужняя женщина, мать двоих детей. Зачем безрассудно и легкомысленно ехать куда глаза глядят в столь поздний час? Потому что поехали другие сотрудники и подруги? А голова на плечах у жены имеется? Если ваш директор прыгнет с крыши, ты тоже прыгнешь? Но воспоминания об ужасе потерять Валентину были настолько яркие, что Виктор Степанович предпочитал больше не вспоминать ночное происшествие.

Глава 5

Хорошо сидеть и вспоминать о прошедших днях. Тревожные события и старые раны почти не тревожат, лишь слегка волнуют и будоражат воображение. Ушибы и раны отболели, швы сняты, синяки прошли, кости срослись. Память сглаживала острые углы. Виктор Степанович еще раз мысленно поблагодарил небеса за прожитые счастливые годы, за супругу Валентину, за детей, за возможность дышать и наслаждаться теплым летним днем.
На площадку крадущимся шагом вышла знакомая старушка-бутылочница Лидия Ивановна. Она шла, как и прежде, заглядывала в урны для мусора, под лавочки и в песочницу. Местные старушки оживились, запшикали на нее. Виктор Степанович поднял руку и помахал, как старой знакомой.
- Кого я вижу? - расцвела старушка, - да ты меня, старый хрыч, преследуешь?
- Нисколечко. Я прогуливаюсь, у меня собственный маршрут.
- Признайся, крепко я запала тебе в душу? – Лидия Ивановна ударила в ладоши, - хотеть женщину – это нормально. Не стесняйся.
- Да. Пожалуй, - кивнул Виктор Степанович.
- Не думаешь ли ты, что это судьба? Извини, забыла, как тебя звать?
- Виктор.
- Вить, нравлюсь я тебе?
- Не знаю пока.
- Ты с этим не тяни. Нет у нас времени, милок. Чай не восемнадцать годков-то нам? Верно говорю?
- Верно, Лидия.
- Или хочешь познакомиться с Веркиной компанией? – Лидия Ивановна махнула в сторону перешептывающихся о чем-то старушек, - выбор побольше. И бабищи вроде как пофасонистее имеются. Вона у Нинки квартира трёхкомнатная, и живет одна. Она бы с удовольствием пустила тебя на постой. Отдавай ей только пенсию. И делов-то.
Лидия Ивановна выставила средний палец правой руки и отвесила конкуренткам неприличный жест.
- Ого! – заметил наметившийся конфликт Виктор Степанович.
- Не долюбливают они меня. А я их… Ха-ха-ха…
Лидия Ивановна громко рассмеялась.
- Почему, если не секрет? – поинтересовался Виктор Степанович.
- Завидуют моему оптимизьму.
- Это как?
- Да проще простого. Я никогда не унываю. Никогда! Сидеть с этими старыми кошелками и трепаться дни напролет мне противно и тошно. Жизнь течет и скоро ее финал. Се ля ви! Неужто я остатки единственной и драгоценно-неповторимой жизни проведу в обществе ущербных неудачников?
- Бутылки собирать лучше?
- Намного. Сравнивать нельзя. Это как небо и земля. Во-первых, целый день при деле. И мусор лишний собираю, для обчества польза, и копеечку лишнюю имею. Так?
- Согласен, - кивнул Виктор Степанович.
- Доход небольшой, если честно. Мне бы и пенсии хватило. Но не могу, я, хоть убей, сидеть сиднем с, прости господи, старыми склочницами. Оно ведь как получается? С кем общаешься, на того и похож становишься. Они кто? Сплетники и лентяи. Я так не же-ла-аю!
- Понятно.
- А склочные бабки мне завидуют. Думают, что я озолотилась на бутылках. Дело не в деньгах! Дело – в жизненной позиции. Понимаешь?
- Почему, Лидия, вы думаете, что эти милые старушки сплетники и склочники?
- Опять, двадцать пять. Да ты меня, Петенька, не слушаешь совсем.
- Витенька.
- Чего?
- Меня Витенька зовут.
- Ну, да. Извини. Вот гляди внимательно и запоминай. Вот та противная старушенция в сиреневой юбке – Верка-гадюка. Увела у меня третьего мужа.
- Вы были замужем три раза? – перебил Виктор Степанович.
- Вот еще! Четыре! Я никогда не сдаюсь, это мое кредо. Знай, Витенька. Если ты думаешь, после того как Верка увела у меня мужа, я остановилась и распустила сопли? Грош мне цена иль три копейки. Я не такая. Я долго не горевала. Отслужила панихиду, справила поминки и вышла замуж еще раз.
- Какую панихиду?
- По мужу, по третьему. Он как к ней ушел, так и помер через три месяца. Уходил, знаешь, нормальным был. Я ей можно сказать конфетку в красивом фантике передала: мужик выстиранный, ухоженный, брючки со стрелочкой, стрижечка – полубокс, одеколон - Шипр. Не мужчина, а загляденье. Она на него и позарилась. Что там произошло, точно не скажу. Не знаю. Верка молчит. Но помер быстро, не успел, значит, насладиться в постели с разлучницей. Она же замужем до того не была ни разу. А баба на вид симпатишная. Это было в 96-м году, тогда ей было сорок семь лет, грудь пышная. Задница упругая, прическа модельная и все такое. Вот он и позарился, кобелина поганая.
- Жаль его.
- Наверно, ты и прав, Вить. Человек все-таки. Не кошка.
- Долго вы с ним прожили?
- Пять лет. Познакомилась я с ним на тренинге в Гербалайфе.
- Ничего себе!
- Весело было. Я подрабатывала. Денег не хватало, началась галопирующая инфляция, на работе платили мало и часто задерживали. Было у тебя такое?
- Да, - согласился Виктор Степанович, - бывало.
- У меня два ребенка на попечении от второго брака. Второй муж у меня был афганец. Не вернулся с войны. В самом конце, в 87-м году, пропал без вести.
- Какая нелегкая судьба у вас, Лидия Ивановна.
- И не говори, Виктор. Но я никогда не отчаивалась, и многое получалось. Детей на ноги поставила, по институтам распределила. Сейчас большие люди, между нами говоря. Имеють большие деньги. Дома. Внуки ростут. Зовут к себе. А я не хочу. Что мне в ихних коттеджах делать? Скукота!
- Совершенно с вами согласен.
- Засиделась я что-то с тобой, Виктор. Приглашаю тебя со мной, ежели не хочешь пропасть в рутине и бесперспективности мещанского бытия.
- Я готов, Лидия Ивановна, - встрепенулся Виктор Степанович, жизнь совершала неожиданный поворот, - а это удобно?
- Неудобно спать на потолке, одеяло сваливается. А остальное допустимо. Пока нравишься ты мне. Если надоешь, не серчай, так и скажу. Терпеть обузу на шее не стану.
- Помочь вам?
- Держи, - Лидия Ивановна протянула Виктору Степановичу пакеты с позвякивающими бутылками.
Сердце волнительно застучало, глазки засверкали, ладошки вспотели. «Давление, - подумал Виктор Степанович, - пару таблеток Цитрамона не помешали бы». Но лекарство он с собой не взял. Махнул рукой. Будь что будет. Взволнованный пенсионер пошел сзади Лидии Ивановны. Новая знакомая шныряляа то влево, то вправо. Возвращалась из-под кустов с бутылкой в руках, кидала добычу в пакет к Виктору Степановичу, и вновь убегала вперед.
У Лидии Ивановны оказалась очень даже стройная фигура, отметил про себя Виктор Степанович. Под балахонистым ситцевым платьем проглядывалось соблазнительное и крепкое тело новой подружки. А что такого? Чему удивляться? А если дело дойдет до объятий и совместного возлежания в кровати? Или мужчина зайдет в ванну, а Лидия Ивановна там переодевается? Виктор Степанович задумался, сможет ли удивить новую спутницу необузданной страстью? Лидия Ивановна ему нравилась оптимизмом, опрятностью, прямотой. Хорошо с такими людьми.
Меж тем, ничего не подозревающая о смелых эротических фантазиях, пенсионерка Лидия Ивановна собирала бутылки и одновременно расспрашивала Виктора Степановича о жизни. Чего стесняться? Он рассказывал. Жизнь, как у большинства людей в нашей стране. Имелись горести, случались и радости. Раньше были молодыми, а теперь вот пожилые.
- Хочешь вернуться в молодость? – спросила вдруг Лидия Ивановна.
- Хочу. А кто ж не хочет?
- Грехи тянут? Что-то хочешь исправить? Али думаешь прожить жизнь по-другому?
Вот так вопрос, - отметил про себя Виктор Степанович, - чем привлекает молодость? Силой, красотой, энергией. Если представить себя помолодевшим, но с жизненным опытом, с навыками и умениями, интересно было бы жить заново?
- Как без грехов? Есть, конечно. Если что-то можно исправить, наверное, исправил бы.
- А ты понимаешь, что сегодняшняя жизнь изменится до неузнаваемости. Отдаешь себе отчет, что менять прошлое опасно?
Лидия Ивановна пристально поглядела на Виктора Степановича. Вынесет ли груз ответственности?
- Что, например? – нерешительно спросил он и поставил уже тяжелый пакет на землю.
- У тебя могут не родится дети, которые сейчас живут. Зато могут родится другие. Ты можешь жениться на другой женщине. Может начаться третья Мировая война, прилетят инопланетяне, тектоническая плита под Красногорском опустится, и город затопит водой.
- Да, ну! Неужели так серьёзно? – засомневался Виктор Степанович.
- А ты как думал? Представь, если бы сто лет назад Октябрьская революция не победила и страной правил Керенский? Мир стал бы другим. Если бы ты в молодости опоздал на первое свидание к своей жене, она встретила бы другого Васю. Что тогда? Никто не может в точности предугадать причинно-следственные связи.
- Тогда давайте, Лидия Ивановна, не будем ничего менять. Прожил я неплохо, ошибался порою, но не до такой же степени, чтобы рушить основы современного миропорядка.
- Не уходи от ответа. Я хочу знать! Требую. Имеется ли у тебя проступок, который желаешь изменить? Из-за которого просыпаешься ночью в холодном поту?
Виктор Степанович нерешительно замялся.
- Есть. Наверное. Но я не хочу об этом говорить.
- Почему?
- Я вас слишком мало знаю. И не хочу потерять.
- Сильно напортачил?
- Сильно, - кивнул Виктор Степанович.
- Хорошо, потом расскажешь, - новая знакомая внимательно посмотрела на Виктора Степановича бездонными карими глазами.
Из черных точек зрачков повеяло манящей тайной, вселенским знанием и уверенностью в собственной правоте.
- Как это у вас получается? – заикаясь спросил Виктор Степанович.
- Что? – вдруг расслабленно улыбнулась Лидия.
- Быть загадочной и привлекательной?
- Это большая женская тайна. Если мужчины узнают, то пропадет жизнь на Земле.
Лидия Ивановна кокетливо присела, легко взмахнула рукой, глазами описала полукруг поверх головы Виктора Степановича, показала язык и повернула направо.
- Бу-ты-лоч-ка, - пропал фальцетом пенсионерка.
Что за женщина? Виктор Степанович отметил про себя, что пропадает. И мало того, ему нравится подобное состояние. Последние пять лет он прожил в одиночестве. Почти привык, что в квартире никого нет. Валентина уютно не шуршит на кухне, не напевает тихий мотивчик из юности. Он научился закладывать белье в стиральную машину, научился печь блины и варить овсяную кашу. Получалось, конечно, не так вкусно, как у покойной жены, но жить можно.
Вдовец Виктор иногда посматривал в сторону проходящих женщин. Перебрасывался парой фраз в магазинных очередях или в маршрутке. Иногда любил оценивающе рассматривать встречных красоток разных возрастов, не обязательно ровесниц. Но и в мыслях не мог представить, что на старости лет появятся серьёзные отношения с женщиной.  А сейчас? Сейчас он познакомился с этой шальной Лидией Ивановной всего около часа назад. И готов бежать за ней на край света? Как так получилось? Что с ним произошло? Виктор Степанович раскидывал вокруг себя килограммы вопросов.
Пока влюбчивый пенсионер предавался размышлениям, Лидия Иванова принесла и положила в пакет три пустые бутылки из-под пива.
- Чего задумался, кавалер? Идем дальше. У нас с тобой сегодня стахановская норма. Нас же теперь двое?
- Лидия, я не претендую на ваши доходы?
- Виктор! Прекрати мне выкать! Я тебе уже говорила, что нам некогда терять время на глупые предрассудки. Мы с тобой не молодые люди. Давай пропустим условности. Держи меня за руку, и шагай смело вперед.
- Признаться, у меня на сегодня другие планы, - робко попротивился Виктор Степанович.
- Не хочешь? – удивилась Лидия.
- Я так не сказал. Я делюсь своими ощущениями. Еще сегодня утром я был одиноким старым человеком. И вот теперь нас уже двое.
- Что тебя смущает? – Лидия Ивановна подперла руки в бока.
- Я как во сне. Так не бывает.
- Почему?
- Я не знаю. Жизненный опыт подсказывает, что с человеком следует долго сходиться. Знакомится, привыкать, прилаживаться, уступать независимые территории, а лишь потом уверенно утверждать, что они вдвоем.
- Тебя смущает, что мы мало знакомы?
- Да.
- Думаешь, я тебя обману?
- Нет. Признаться, не было такой мысли.
- Виктор, что ты надумал? Я не собираюсь с сегодняшнего дня жить с тобой в одной квартире, делить кровать и вести общий семейный бюджет. Мы просто погуляем. Сдадим бутылки и пойдем каждый в свою конурку. Спать и мечтать каждый о своём. Если тебе понравится со мной общаться, приглашаю завтра на совместную прогулку за бутылками. Все.
- А у меня фантазия не на шутку разыгралась. Ты извини, Лидия.
- Прощен. Пошли вперед. Конкуренты не дремлют. Знаешь сколько охотников до легких денег?
- Легких? Я бы не сказал, - разбухщие пакеты ощутимо оттягивали руки Виктора Степановича.
- Так многим кажется. Люди не желают видеть, что приходится делать, например, звездам шоу-бизнеса, чтобы оставаться на Олимпе и зарабатывать большие деньги. Обычный обыватель не вынесет и десятой доли того, что преодолевает Киркоров или Николай Расторгуев, бросившие вызов и сумевшие выделиться из толпы. Окружающие люди всеми силами пытаются уничтожить, как им кажется, подобных выскочек, понизить до общего среднего уровня. Не выделяйся, и у тебя все будет хорошо. Или почти все.
- И это тоже относится к бутылкам?
- Без сомнения. Деньги небольшие - труда много. Люди не понимают и завидуют.
- Лидия, вы хотите, чтобы все старушки встали и пошли собирать бутылки?
- Упаси боже, Виктор! Если они в один прекрасный день пойдут собирать бутылки. Я пойду сяду на скамейку у подъезда, лишь бы не очутиться в их компании. Не люблю стадо.
Лидия Ивановна подбежала к урне, из которой торчал набитый мусором пластиковый пакет. Виктор Степанович присел на лавочку, встряхнул затекшие руки. А он тоже человек из стада? Или шел наперекор судьбе? Ведь прожил достаточно стандартную и невыдающуюся жизнь, против общественного мнения не шел. В конце восьмидесятых было принято критиковать власть и государство, он возмущался и поливал грязью чиновников и казнокрадов. Сейчас не принято, он и помалкивает. Достоин ли он такой женщины, как Лидия Ивановна? За что ему на стрости лет подарок судьбы?
Пенсионерка, тем временем, порхала как бабочка от одной урны к другой, пританцовывала, напевала что-то типа «Ламбады». Радовалась жизни. Неужели так можно? – думал Виктор Степанович. Я же прожил жизнь неправильно. Вот, как надо жить – радуясь каждому мгновению, улыбаясь каждому встречному, мечтая о возможных и невозможных вещах.
- Устал? – Лидия Ивановна добыла на этот раз три бутылки.
- Есть немного, с непривычки.
- Ничего, втянешься, если захочешь. Движение – это жизнь!
- Сюда уже не вместится, - заметил Виктор Степанович.
- Не проблема, - легким движением руки, как фокусник, Лидия Ивановна достала из-за пазухи новый черный пакет, - не первый раз замужем. Я предусмотрела запасной вариант.
Лидия Ивановна по-хозяйски перераспределила тяжести, чтобы было удобнее нести. Сдав стеклотару, она настаивала на справедливом разделе денег. Пополам. Виктор Степанович отказывался, протестовал, но напрасно. Лидию мог остановить только железнодорожный состав. Если бравая старушка что-то решила, то так тому и быть!

Глава

Уставший, но переполненный впечатлениями и противоречивыми размышлениями о жизни, Виктор Степанович вернулся домой около трех часов дня. От приглашения Лидии Ивановны зайти к ней в гости на тарелку куриного супа, отказался. Сел за Валентинино трюмо, разложил перед собой заработанную мелочь. Внимательно посмотрел на свои руки, на лицо и возрастные морщины. В чем же твое предназначение, Виктор? Зачем пришел в этот мир? Что останется после тебя?
Случайная и радостная встреча с Лидией Ивановной всколыхнула волну вопросов и размышлений. Еще с утра Виктор Степанович собирался спокойно доживать старость и радоваться каждому прожитому дню, планомерно готовиться к уходу из жизни.
Предстояло завершить необходимые дела, разложить документы, написать завещание, напоследок навестить еще живых родственников. Он хотел заканчивать земной путь, и находил в этом осмысленное удовлетворение. Но начинать что-то новое и серьезное? Зачем? Не поздно ли? Ведь и силы не те, и времени остается не так много. У кого бы спросить, сколько осталось жить? Тогда бы отвечать на вопросы было намного легче.
Виктор Степанович натянул кожу на щеке, морщины под глазами расправились, открыв белки глаз. Не поздно ли тебе мечтать? С другой стороны, почему бы не пошалить напоследок? Сердечко выдержит душевные муки и страстные томления? Оно уже не молодое. Иногда прихватывает и ухает, замирая в темной глубине. А хочется же. Хочется ощутить себя молодым, когда многое возможно. Когда смело начинаешь новые дела.
Но стоит ли начинать новое, если нет уверенности, что доведешь до логического завершения. Страшно? Если помрёшь на взлете? Неужели важно, что подумают люди? Главное, чтобы последние минуты жизни был на высоте, чтобы глаза горели. Сердце учащенно билось. Да, именно такого финала хотел Виктор Степанович. Но о смерти еще рано думать. Еще поживем!
- Значит бабу себе нашел? – в правом зеркале сквозь полумрак отражения проступил лик незабвенной супруги Валентины.
-  Здравствуй, милая, – ответил Виктор Степанович с поклоном.
- Признаться давно ждала от тебя чего-то подобного, - голосом полным сарказма и яда сообщила Валентина.
- Зачем ты так? Я ничего плохого не сделал. Ну, познакомился с милой старушкой. Почему я не могу беседовать и проводить время с Лидией Ивановной?
- А клятву при венчании ты помнишь?
- Помню. Но ты же умерла!
- Я думала, что ты меня любишь! А ты – негодяй!
Последние слова Валентина сказала как-то жеманно и игриво. Виктор Степанович чуть было не расстроился из-за начинающегося скандала, но…
- Что ты говоришь?
- Я шучу, дурила. Проверку прошел. Можешь гулять со своей бабищей.
- Она не бабища. Лидия – хорошая и добрая женщина.
- Ага. Какой же ты наивный, Витенька. Четырех мужей отправила в могилу. Ты пятым будешь.
- У нее сложная судьба. Все нет так, как кажется с первого взгляда.
- Витя, не вешай лапшу на уши. Дело, конечно, твое, но сведет она тебя в могилу. Помянешь мои слова в последний момент, но поздно будет. Пойми, тебе нельзя волноваться. Тебе нельзя напрягаться. Ты уже не молод, Виктор! Зачем тебе запоздалая любовь на старости лет?
- Я не знаю. Пока не уверен, что это любовь.
- Правда? – нахмурила брови Валентина.
- Вообще-то, мне она нравится, - улыбнулся Виктор, - это точно. Думаю, что с ней будет интересно.
- Бутылки собирать?
- Да. И бутылки тоже. С хорошим человеком хорошо и в королевском дворце устриц поедать, и в соседском саду яблоки воровать. С тобой, например, я готов лазить за грушами.
- Подхалим.
- Не правда...
Видение Валентины пропало на полуслове. Даже после смерти жена оставалась настоящей женщиной, непонятой и непредсказуемой. Если бы я умер раньше жены, как отнесся к новому избраннику Валентины? – спросил свое отражение Виктор Степанович. Он представил супругу с седым старичком, бодрящимся из последних сил, с шаркающей походкой, с седой нечесаной бородой. Нет. Не стал бы. Пускай развлекается. Старикам и так мало что можно, еще меньше доступно, и уж совсем мало реально интересного. Общение с пожилыми ровесниками – это немногое, что бесплатно и доступно.
Виктор Степанович так устал, что не стал обедать. Лег на диван, чтобы отдохнуть. Но сон не шел.

Глава 7

«Как-время-то летит. Когда-то я был молодым и полным энергии. О пенсии или времени дожития, как сейчас говорят, я и не думал», - думал растерянный пенсионер. Виктор Степанович вспомнил молодость. Лето 1978 года. После первого курса он проводил каникулы в строительном студенческом отряде. Подготовка к летнему сезону началась сразу после Нового года. На стенде у проходной появилось объявление, что идет набор в ССО, желающие должны собраться в актовом зале 06 февраля в 18-00. На встречу пришли жаждущие приключений и легких заработков студенты. Командиром отряда выбрали Димку Прокопенко, старосту из параллельного потока.
Ребята каждую субботу посещали лекции, слушали инструктаж по технике безопасности, обучались навыкам простейших строительных профессий – штукатурить, шпаклевать и красить. В какой руке держать молоток или топор. Уже тогда Виктор Степанович удивился, сколько в их отряде молодых девушек. Что же хлипкие девочки будут делать на тяжелой мужской работе? Как будут месить цемент и таскать кирпичи? Но советские девушки не боялись трудностей. В строительном отряде их была почти треть.
На занятиях по штукатурному делу, Виктор Степанович, в те времена еще просто Витька, оказался рядом с невысокой худощавой брюнеткой Ларисой. Девушка неловко и смешно держала мастерок в правой руке, облаченной в огромную холщовую рукавицу. Картина выглядела настолько нелепо, что не укладывалась в голове. Хрупкая девушка и тяжелый металлический мастерок со штукатурной смесью. В конце занятия предстояло сдать экзамен: за пятнадцать минут надо заштукатурить и затереть примерно один квадратный метр стены. У Ларисы получалось плохо, смесь не липла на кирпичи, комьями разлеталась в стороны, мастерок падал из рук. Но девушка не сдавалась. Смахивая слезы и прикусывая губу, девушка раз за разом черпала смесь из металлического ведра, и кидала… кидала… кидала…
Виктор Степанович понял, что девушка пропадает и экзамен не сдаст. Улучив момент, когда мастер скрылся из поля зрения на пару минут, он решительно отодвинул девушку, быстро накидал раствор на стену, и расгладил полутерком. Затем сунул в руки девушке терку:
- Дальше сама, затирай, но только аккуратно, - шепнул он ей на ухо.
Лариса открыла зареванные глаза, присела на коленки и продолжила работу. Вернулся мастер. Он медленно шел вдоль стены с контрольными работами студентов и оценивающе осматривал штукатурку:
- Откуда вас таких берут? – спрашивал он, не надеясь на ответ.
- Неплохо. Неплохо, - иногда говорил он способному студенту.
- Смочи водой, - дал подсказку другому, - только не сильно.
- Виноградова! – мастер остановился напротив Ларисы, - не ожидал. Если честно, надеялся, что после сегодняшнего дня ты навсегда покинешь нашу группу.
Лариса поправила челку грязной рукавицей, оставив на лбу смешную серую полоску.
- Я старалась.
- Вот скажи мне и всем нам: зачем тебе нужно в стройотряд? - спросил мастер.
- Мне важно.
- Зачем? Деньги нужны?
- Я должна пройти испытание, - твердо ответила комсомолка Лариса.
- Тебе кто-нибудь помогал? Юрьев, это ты?
Виктор Степанович замотал головой:
- Нет.
- Никто ничего не видел?
Мастер окинул взглядом замерших студентов. Тишина.
- Хорошо, я поставлю тебе троечку, Виноградова, но знай – ты занимаешь не свое место.
- Свое! - твердо стояла на своем Лариса.
Виктор Степанович старался не смотреть на Ларису и мастера, чтобы не выдать правду.
- Молодец, Юрьев! Вижу руку профессионала, - похвалил мастер Виктора Степановича, и прошел дальше вдоль стены.
Когда студенты возвращались домой на электричке, Лариса села рядом с Виктором Степановичем, пристально посмотрела ему в глаза.
- Спасибо, Вить. Я тебе очень благодарна. Я бы сама не смогла.
- Пожалуйста. Вообще-то мастер прав. Не для тебя эта работа.
- Почему ты так решил? – напряглась гордая комсомолка.
- Ты хрупкая милая девушка. На стройке нужны силы и мышцы.
- Разве Павка Корчагин отличался богатырским сложением? Отвечай!
- Нет, судя по фильму.
- Мышцы нарастут, если надо. Главное - не пасовать перед трудностями.
- Ха! Ты серьёзно? – хмыкнул Витька.
- Нет, конечно. Я не идейная комсомолка и не революционерка. Но хочу доказать себе, что что-то могу и чего-то стою. Была бы война, пошла бы на фронт медсестрой. Правда.
- Сейчас же не война. Мне всегда казалось, что лучше выбирать дело по душе, по способностям. Зачем лезть в заведомо не свое дело? Какой из тебя штукатур-маляр?
- И ты туда же? Извини, я ошиблась. Я думала, что ты другой.
Лариса схватила свою сумку и пересела на три ряда вперед. Электричка была почти свободна. Вечерний час пик давно прошел.  Мест было много. У Виктора Степановича в то мгновение ничего не ёкнуло. Он не кинулся извиняться и вымаливать прощения у девушки. Ушла и ушла, чеканутая какая-то, - только и подумал он.
Витька продолжил читать свеженький роман «Гостья из будущего» Кира Булычева, отцу дали почитать распечатку коллеги по работе на пару дней. Надо было успеть. Роман нравился. Вот, хорошо бы снять фильм по книге, невзначай проскочила идея у студента Витьки. Лариса еще какое-то время нервно посматривала в сторону незадачливого кавалера, но тому было не девушек всей Вселенной. У него перед глазами мелькала красотка из будущего Алиса Селезнева, межгалактические пираты и загадочный Мелофон.
На следующих занятиях Лариса держалась подальше от Виктора. Тому же нравилась Верка Петрова – спортсменка-бегунья, крепенькая девушка, стройная, с красивой фигурой и волнительной грудью. Вновь обратил внимание на Ларису Витька уже в колхозе имени В.И. Ленина, куда стройотрядовцы приехали на два летних месяца.
Колхоз располагался во Владимирской области. Студенты в новеньких, песочного цвета, хэбэшках с наклейками ССО добрались до Владимира на электричке. Там их встретил лично председатель Николай Антонович Рябов. Ребята разместились в двух фургонах отечественных вездеходов ГАЗ-66.
- Это очень даже замечательно, что вы приехали! - председатель заметно нервничал, - город, так сказать, должен помогать деревне! И мы не останемся в долгу. Завалим родную пищевую промышленность молоком, мясом, картофелем и брюквой! Ха-ха-ха.
Всего полтора часа по шоссейной дороге и студенты приехали на центральную усадьбу. Дорога, кстати была вполне нормальная, асфальтовая с редкими ямками. С центральной усадьбы два раза в день ходили рейсовые автобусы до Владимира. В селе был магазин, клуб и библиотека. На краю села узнавались развалины дореволюционной церкви.
Стройотрядовцев разметили в свободной на летнее время школе. Девушки заняли кабинеты биологии и иностранного языка. Парни расположились в огромном спортзале. Виктор Степанович успел занять место в дальнем углу возле зарешеченного окна.
- Располагайтесь, дорогие мои, - председатель умилялся и размахивал руками, - как говорится, хоть вы и закончили школу, но она вас не забыла. Ха-ха-ха. Вспоминайте школьные годы чудесные!
Ребятам раздали матрасы и постельное белье. Кровати не предполагались. Студенты раскатывали ватные матрасы прямо на полу.
- Как говорится, в тесноте да не в обиде, - прокомментировал неудобство председатель Николай Антонович и добавил, – ха-ха-ха…
Туалет находился на улице. Хорошо, что для девушек и мальчиков раздельные кабинки. Питьевая вода в жестяном баке с привязанной кружкой.
- Мыться будем в общей бане. Банный день – вторник, - предугадав немые вопросы сообщил председатель, - ха-ха-ха…
- Поесть бы, Николай Антонович, - утвердительно спросил Дима Прокопенко.
- Так все готово, - председатель хлопнул себя по бокам широких штанин брюк-галифе, - проходите в столовую. Ха-ха-ха…
В пищеблоке ребятам понравилось. Широкие столы, удобные лавки вместо стульев. Дымящиеся щи, горячая картошка-пюре с котлетой и компот. А запахи? Какие-же тогда были запахи! Чесночок, поджаренный лучок, сливочное масло по ободку картошки… Мужская половина засуетилась, парни переглянулись и вытащили из-за пазух грелки с заготовленной водочкой. Председатель заметил суетные движения под столом.
- Ребята, - серьезно сказал председатель, - я понимаю, что все мы люди взрослые, так сказать, и с аттестатом зрелости. Вы, конечно, сознательные комсомольцы, научно-техническое будущее нашей страны, и все такое… Я и сам могу принять, но в меру! И по поводу. Повод, разумеется есть. Можете немного расслабиться. Прятаться не надо, я вижу, но не переусердствуйте. Завтра с утра на работу. Подъем в 7-00. На объекте над быть ровно в 8-00. С утра вас покормят, как полагается. Хороший работник должен хорошо питаться. Верно, ребята?
- Так точно! - почти хором ответили довольные студенты.
- Строить будем, не к столу будет сказано, коровник. Он позарез нужен колхозу еще вчера, но и к осени сойдет. Привозим новых племенных телок из Голландии. Будем поднимать надои и внедрять новые перспективные технологии. В век космических достижений нам негоже плестись в хвосте научно-технического прогресса.
Студенты далльше не слушали прогрессивного председателя. Наливали вторую, затем третью. Председатель, видя несознательное поведение работников, мудро решил не усугублять и без того неудобное положение, развел руками и покинул столовую. Утро вечера мудренее. Завтра посмотрим кто чего стоит.
- У меня дела. До завтра. Отдыхайте, ребята, - больше не смеясь, попрощался Николай Антонович.
Стройотрядовцы почувствовали свободу, многие до этого жили с родителями. Приезд в колхоз имени Ленина - первый опыт взрослой и самостоятельной жизни. Свобода пьянила, манила, лишала рассудка. Парни быстро осмелели, поставили бутылки со спиртным на стол.
Наметился первый конфликт. Девушки запшикали, пытаясь остановить разнузданное пьянство. Виктор Степанович не охотно участвовал в общем распитии спиртосодержащих жидкостей и был рад, когда свое веское слово сказал командир:
- Ребята, надо остановиться. Не теряйте человеческое лицо, - громко сказал Дима Прокопенко, - на сегодня пьянство закончено. Это приказ, и он не обсуждается.
- Дим, не надо.
- Мы по чуть-чуть, - зашумели с мест.
- Работа не волк…
- Деловой…
- А я за него еще голосовал…
- Я никого не держу, - продолжил командир, - но пьянствовать не дам. Если кто не согласен, вечерний автобус в 18-00. Вперед. Столица вас ждет.
- Дим, ну, ты что? Мы же понемножку, - отступили желающие выпить.
- Я не против умеренного веселья, по праздникам, по рюмочке. Можно. На сегодня – достаточно.
Провинившиеся поникли. Убрали бутылки со стола. Потихоньку разошлись. Виктор Степанович прогулялся по школьному саду. Скоро поспеют яблоки, - отметил будущий работник Водоканала. Потрогал свисающие гроздьями зелепухи. На школьных делянках цвели кабачки, бурьянилась запущенная редиска, забивала сорняки широколистная красная свекла.
Все здесь необычно, в деревне, для городского. Вдоволь надышавшись и насмотревшись деревенских пейзажей, Витька вернулся в школу. Спасть ложиться еще было рановато. Он решил почитать. На лето был намечен наполеоновский план по освоению отечественной и зарубежной прозы. Но жизнь берет свое. Даже в первый день почитать не удалось. От книги студента отвлек красивый девичий голосок. Звонкий голосок старательно выводил «солнышко мое», «рюкзак и ледоруб», «лыжи у печки» и «атланты, которые держат небо»…
Книжка сама захлопнулась на второй странице. Виктор Степанович встал и, как завороженный, пошел на переливы мелодии. Звуки обволакивали, пленяли и вели свозь лабиринт из раскиданных на полу матрасов, далее - по школьным коридорам, отдаваясь эхом в гулких пустующих кабинетах школы и отражаясь от высоких потолков.
Мелодия проникала в потаенные уголки души. Пораженный волшебством, студент Витька и не подозревал о существовании в себе самом подобных тайн. Он, хотя и не посещал музыкальную школу, но слушал популярную музыку с удовольствием. По праздникам любил, сидя у телевизора, смотреть «Голубой огонек». Мог отличить пару мелодий Вивальди от Баха. Он даже знал, что такое Битлз или кто такие Доорз.
Но серьезное увлечение музыкой до этого лета проходила как бы поверх него или мимо.
Красиво? - Да, безусловно.
Нравится? - Да, здорово.
Но сейчас, в полупустой школе совхоза имени Ленина случилось что-то странное и необычное. Виктор Степанович поднялся до уровня магистра изящных искусств и был готов вступить в братство посвященных? Теперь жизнь никогда не будет прежней? Старые устои рушились и рассыпались на мелкие осколки. Их не жалко. Наоборот. Отныне мир наполнится иным светом и гармонией. Витька безвольно брел вслед за мелодией из непознанных и лучших миров.
Через пару мгновений уперся лбом в закрытые двери кабинета литературы. Дернул за ручку. Врата в рай не отворились. Мимо проходили ничего не замечающие стройотрядовцы. Они не обращали внимания на странно озиравшегося Виктора Степановича и на голос поющей девушки. Кто-то шел с ведром воды, кто-то переносил матрас, кто-то - табуретку. Студенты занимались обустройством, разговаривали о погоде и собирались сходить в местный клуб. Неужели они не слышат?
Витька постучал в дверь. Песня прервалась на полуфразе, в воздухе повисла вибрирующая струна. Волшебство прекратилось. Музыку можно еще вернуть? Дверь открылась, и в коридор выглянула Лариса.
- Привет, - заикаясь, начал Виктор Степанович, - это ты?
- Да, - Лариса перекрывала проход в кабинет.
- Это ты пела?
- Я.
- Мне очень понравилось.
- Спасибо.
- Можно я еще немножко послушаю. Мне показалось, что нехорошо слушать твое пение тайно, - продолжил нерешительный студент.
- Проходи, - Лариса распахнула дверь и пропустила молодого человека внутрь.
- Это твоя гитара? - Виктор Степанович тронул гриф гитары.
- Да, - девушка присела на школьный стул, положила ногу на ногу, провела тонкими пальцами по струнам, звенящие звуки наполнили школьный класс.
- Почему она так волшебно звучит? – спросил Виктор Степанович.
- Не знаю. Обычно звучит. Может, в кабинете литературы хорошая акустика, или сказывается энергетика талантливых писателей и поэтов?
- Ты училась в музыкальной школе?
- Немножко. Вообще, меня папа научил играть на гитаре и показал первые аккорды.
- Сыграешь что-нибудь? - Витька сел на пол, прислонился спиной к бетонной стене.
- Ага…
Лариса смущенно улыбнулась. Поправила гитару и запела:
Призрачно все в этом мире бушующем,
Есть только миг, за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь!...
Витька закрыл глаза. Волшебство возобновилось. Голос Ларисы проникал честно и искренне в самую суть его миропонимания. Неужели так бывает? Это же сон.
Нет, не сон, - возмутилось естество Виктора Степановича. Теперь он широко открыл глаза, это надо видеть, это надо осязать, это надо вдыхать и нельзя упустить ни мгновения. Восторженный студент впитывал чарующую музыку всеми органами чувств, которыми наградила природа: глазами, обонянием, слухом, кончиками пальцев. 
Лариса допела песню. Виктор Степанович, не мигая, смотрел перед собой и не подвал признаков жизни. Девушка улыбнулась и продолжила концерт. Что она пела - благодарный слушатель не запомнил, да это и не важно. То была великая музыка. В ней были и Битлз, и Моцарт, и Пахмутова с Ростроповичем, и Шаинский, и даже Александр Градский со «Скоморохами».
- Научи меня, - прошептал зачарованный Виктор Степанович.
- Хорошо, - согласилась Лариса, - это не сложно.
Девушка показала, как держать гитару, где зажимать струны, чтобы они звенели. Рассказала основы нотной грамоты. Пояснила на примерах про минорное и мажорное трезвучие. Открыла тайну простейших, но самых важных аккордов. Витька понял простейший бой и перебор на шесть восьмых...
Жизнь студента Юрьева изменилась в один момент. Окрасилась новыми красками и наполнилась совершенно иным звучанием. Теперь каждый день после работы, Виктор Степанович бежал в класс литературы, где мучил себя, гитару и окружающих. С трудом, но мало-помалу научился извлекать стройные и звонкие ноты.
Другие ребята и девчонки из стройотряда тоже развлекались, как могли. Иногда после ужина ходили в клуб на сеансы кино или на танцы. Знакомились с местными ребятами и девчонками. По началу были опасения, как отнесутся колхозные ребята к незнакомым студентам из Москвы. Виктор Степанович в те годы слышал много историй, когда в схожих ситуациях местные били приезжих или наоборот.
В это лето в колхозе имени Ленина встречи заезжих гостей и местных ребят пока проходили мирно и гладко. В том имелась немалая заслуга председателя колхоза Николая Антоновича и командира стройотряда Димы Прокопенко. Начальники четко отслеживали, чтобы общение не переходило приличные границы, не было ни слишком холодным, ни панибратским. Лучше оставаться на дистанции и жить спокойно, чем с набитым лицом и душой нараспашку.
Председатель и командир стройотряда максимально лишили стройотрядовцев свободного времени. Если студенты станут шататься без дела, а еще не дай бог напьются - пиши пропало. Проблем не избежать. Всех желающих и не желающих привлекли к участию в художественной самодеятельности. Оказалось, среди ребят имеются талантливые певцы и танцоры. Через две недели Студенческий Строительный Отряд выступил в местном клубе с концертом.
Лариса спела несколько песен под гитару. Витька подпевал, читал стихи, и даже станцевал страстный танец яблочко с выходом. Отношения между начинающим гитаристом и Ларисой развивались, стремясь перерасти в настоящее искреннее чувство. Истерзав гитару до острой боли на кончиках пальцев, парочка уходила на край школьной территории. Ребята садились на лавочку у оврага и провожали солнце в закат. Виктор Степанович робко брал ладонь Ларисы и гладил ее тонкие длинные пальцы, удивляясь их розовой прозрачности.
Все еще робкий студент рассказывал, немного привирая для драматизма, как хулиганил в детстве у деревенской бабушки. Как мечтал стать космонавтом или летчиком. Как ездил с отцом на рыбалку и за грибами. Как вступил в четвёртом классе в кружок авиамоделирования и самостоятельно склеил деревянную модель истребителя Великой Отечественной войны ЛА-5.
Лариса немела от сладких речей ухажера, в голове возникали картины будущей совместной жизни. Дети. Обязательно мальчик и девочка. Виктор - настоящий и надежный мужчина. На такого можно положиться.
Студент провожал Ларису до дверей кабинета биологии, робко приближался губами к щеке. Девушка пугливо уворачивалась, и стремительно пропадала в темноте дверного проема. Растерянный Виктор сгорал в томлении и неопределённости. Но как же было прекрасно! Молодо. Многообещающе. Еще никогда он не переживал столь сильных эмоций.
- Ты мне нравишься, - сказал он Ларисе во время следующей репетиции.
- Я знаю, - ответила Лариса, улыбнувшись.
- Откуда?
- По твоим глазам, по твоим словам, по твоей улыбке.
- А я тебе нравлюсь?
- Не скажу.
- Ну, хоть чуть-чуточку?
- Честно?
- Обязательно.
- Есть немножко.
- У меня такое чувство, что я встретил родного человека. Как будто предыдущие дни, месяцы и годы прожиты лишь для того, чтобы мы с тобой сидели в этом классе. Смотрели друг на друга и разговаривали о разной ерунде.
- Мне нравится всё, что ты говоришь, - Лариса облизала кончиком языка губы, - продолжай.
- Мне очень хорошо рядом с тобой и ужасно скучно без тебя. Я обожаю просыпаться, идти на работу, потому что ты всегда рядом. Я ненавижу ночи, потому что они без тебя.
- Ты не высыпаешься, бедняжка? – Лариса сложила аппетитные губки в кружок.
- Высыпаюсь, но хочу поскорее проскочить темный отрезок суток, чтобы скорее увидеть тебя, чтобы услышать твой голос, чтобы прикоснуться к твоей руке, -  Виктор Степанович протянул руку вперед и прикоснулся к ладони Ларисы.
- Признайся, ты - дамский угодник? – Лариса кокетливо убрала руку.
- Если ты скажешь, я буду кем захочешь. Если тебе нравится дамский угодник. То я буду им. Если хочешь - буду волшебником, хочешь - напишу поэму в твою честь.
- Хочу волшебника, - Лариса засмеялась и заболтала ножками под стулом.
- Закрой глаза.
Лариса зажмурилась. Виктор Степанович приблизился и неловко чмокнул девушку в щечку. Лариса вскочила, как ошпаренная, схватилась руками за лицо, как будто ее ужалила оса.
- Что ты делаешь?
- Извини, я не хотел, - нелепо оправдывался Виктор Степанович, - само получилось.
- Никогда! Никогда так не делай, - Лариса развернулась и выбежала из кабинета.
А влюбленный студент обнял гитару, сполз по стеночке на пол и с мечтательной улыбкой уставился в потолок. На губах остался след тепла от щеки Ларисы. Первый поцелуй бывает только раз в жизни. Виктор Степанович, хоть и извинился, но ни секунды не жалел о совершенном.
Он и так запаздывал по влюбленностям от сверстников. Ребята из стройотряда на перебой рассказывали перед сном о своих любовных похождениях, о невероятных эротических позах, о толпах замужних и непритязательных женщин, которые в прямом смысле преследовали юных неопытных мальчиков, не давая прохода.
Виктор Степанович скромно помалкивал, хвалится успехами у противоположного пола не мог. Не было побед и разочарований. Была Ирка Лебедева в седьмом классе. Он поднес пару раз портфель. В девятом классе полюбил Марину Свиридову, но дальше робких взглядов дело не пошло. У Марины появился Васька Лобов, самбист из десятого класса. Любовь как-то угасла. На первом курсе института Виктор Степанович учился, на всякие глупости не отвлекался. Да и девушек в их Институте Транспорта было немного. Это не педагогический ВУЗ. Здесь учат на инженеров.
И вот, наконец, сбылось. Он влюбился. У него появилась девушка. Витька знает, что время, проведенное с Ларисой, ни с чем не сравнится. Ему хорошо рядом с ней. Девушка, конечно, не должна кидаться в объятия студента Виктора. Приличная комсомолка должна проявить выдержку.
В тот вечер как-то само-собой он сочинил первые стихи про любовь. Виктор Степанович даже попытался переложить их на музыку. Получилось не слишком стройно, но душевно и трепетно.
Следующие три дня он ходил за Ларисой по пятам и вымаливал прощение. Обещал, что никогда не позволит подобной выходки. Просил вернуть поруганное доверие и совместные занятия на гитаре. Потому что это судьба и призвание. Он чувствует.
- Что ты имеешь в виду?
- Я хочу серьезно заниматься музыкой.
- Прямо серьезно? Ты бросишь институт и поступишь в музыкальное училище?
- Нет. Я так не думаю. Я буду совмещать. Есть же барды, которые сочиняют хорошие песни, а работают геологами или учеными. Я тоже смогу.
- Ха-Ха-Ха, - слегка надменно рассмеялась Лариса, - для того, чтобы сочинять музыку и стихи нужен талант. Упорство и настойчивость. Необходимо долго и неустанно работать, даже если окружающие против тебя.
- И у меня есть.
- Что?
- Талант. Я вот стихи написал. С музыкой пока не получается. Надеялся, ты мне поможешь.
Виктор достал из внутреннего кармана потертый тетрадный листок в клеточку. Расправил, протянул Ларисе. Та небрежно взяла, взглянула.
- О, боже! Ну и подчерк! Где вас учили чистописанию, юноша?
- Где всех там и меня. В школе, среднеобразовательной.
- Хорошо. Если будет время, я посмотрю твою писанину.
Лариса вильнула узкими бедрами и скрылась на девичьей территории. Мальчикам туда вход воспрещен.
В этот вечер Виктор Степанович, лишённый права видеть очаровательную Ларису, расстроился и пошел с парнями на танцы в деревенский клуб. Читать не хотелось. Смотреть на закаты - не с кем. Появилось страстное желание напиться водки и страдать от неразделенной и непонятой любви. Как Лариса смотрит на Виктора? Почему не прощает? А если он в клубе встретит деревенскую девушку, влюбится и проведет в деревенской глуши оставшиеся годы? Заведет хозяйство – быка, коня и поросят. И еще курей. Варвара, девушка обязательно будет с именем Варвара, нарожает Виктору Степановичу пять детей, а может и семь.
Счастливый отец семейства будет ездить на работу по весеннему бездорожью на большом синем тракторе «Беларусь». В глухом лесу в тихом ручье будет ставить норот на налимов, и вечерами шить ондатровые шапки на продажу. Закрываясь от внешнего мира в бане, он сочинит великие стихи и песни. Запишет на старом кассетном магнитофоне. Отдаст пару кассет МК-60 первой встречной проводнице в привокзальном ресторане города Владимира.
Через год, когда поедет на симпозиум работников сельского хозяйства, услышит собственные песни из распахнутых окон столицы. Лариса, конечно же, узнает его красивый и по-мужски надежный баритон. И все поймет. Скупая слеза сползет на подушку. Она будет искать юношу из студенческой молодости. Спустя десять лет они случайно столкнутся на выходе из станции метро Лермонтовская…

Колхозные ребята принесли в клуб самогон. Из слабоалкогольных напитков имелась брага - пахучая и мутноватая жидкость. На закуску предлагались малосольные огурцы и семечки. От студенческого братства на стол выставили подарочную бутылку гэдээровского шнапса «Голубой душитель» и бутылку мятного ликера. Виктор Степанович познакомился с местными ребятами. Алкоголь придал смелости, и вытолкнул отвергнутого влюбленного гитариста на танцпол.
Одетая в серые телогрейки и кирзовые сапоги, деревенская молодежь лениво переминалась с ноги на ногу под музыку ансамбля «Самоцветы». Виктор Степанович ворвался в центр круга и изобразил прогрессивный   танец «Буги-вуги», чем вызвал неописуемый восторг присутствующих. Но выпито было слишком много, закусывал неопытный студент слишком мало. Силы быстро покинули танцора. Витька прилег и заснул на сидениях первого ряда.
Как его разбудили и тащили товарищи на ночевку в школу, он не помнил. Но, как только голова коснулась подушки, глаза открылись и голову посетила мысль -  надо срочно поговорить с Ларисой. Именно сейчас у него появились слова, которые дойдут до сердца любимой. Виктор Степанович, пошатываясь и переступая через спящих ребят, дошел до кабинета биологии без приключений.
- Лари-иса-а, - тихонько постучал не протрезвевший студент в дверь.
Тишина.
- Ла-ри-са-а, - Витька попробовал немного громче.
За дверью зашевелились. Зашуршали:
- Лариса, это к тебе. Иди, а то Витька всех разбудит, - зашипели девчонки.
Топот босых ног по деревянному полу. Дверь, скрипнув, отворилась. Лариса, в ночной рубашке вышла в коридор.
- Тебе чего надо? - спросила, щурясь, не проснувшаяся девушка.
- Я к тебе.
- Я сплю. Завтра на работу. Иди спать. Завтра поговорим.
- Я много думал о тебе, - Виктор Степанович, раскинув руки в стороны, плюхнулся на колени.
- Да ты пьян?
- Немного, это для храбрости.
- О, боже! Ты не предупреждал, что ты алкоголик!
- Я не алкоголик. Я чуть-чуть. Для смелости. Смелость, как известно города берёт. Я должен тебе сказать что-то очень важное.
- До утра не терпит?
- Никак.
- Говори.
- Если ты меня не любишь и не хочешь со мной общаться, то я женюсь на Варваре из Калиновки. У нас будет шесть детей и хозяйство – поросята и кролики. Решай, твоя судьба в моих руках. Да или нет!
Виктор Степанович покачиваясь, протянул руку к Ларисе. Та окончательно проснулась, представление ее умиляло. Девушка стояла и улыбалась. Забавный, милый и влюбленный студент нес пургу, чудную и веселую.
- Познакомишь меня с Варварой? Согласись, я должна знать, за кого тебя выдаю.
- Есте-е-ственн-но, - выдавил Виктор Степанович, - идем.
Пьянчужка попытался встать, но споткнулся и шлёпнулся на пол. Раскинул руки, перевернулся на спину. Виктор Степанович пытался сконцентрироваться. В сумраке коридора он видел силуэт Ларисы в белой ночнушке, тонкие голые ноги до колен, белые пятки. Витька приподнялся на локте.
- Я полежу немного. Что-то я устал. Сегодня такой тяжёлый день.
- Полежи.
- Я, между прочим, ходил на танцы. Тебе тоже надо сходить в клуб.
- Весело было?
- Очень. Интересно. П-познавательно. Ты знаешь, что сейчас модно носить в деревне на танцы?
- Не знаю.
- Стеганку и сапоги до колена. Девчонки местные – отпад. Модню-ущие.
- Это тебя от впечатлений развезло?
- Нет. Это самогон. Редкая дрянь, надо сказать…
- Спать не хочешь?
- Хочу. Но я не сказал тебе главного.
- Ты сказал.
- Разве?
- Да. Что ты решил жить с Варварой в Калиновке и рожать детей до 30-го съезда КПСС.
- Это я так сказал?
- Да.
- Вот дурак, - Виктор Степанович замотал головой, - я не то хотел сказать. Я должен тебе сказать, что больше никогда не буду делать так, как я сделал. Ибо это неправильно. Это нечестно по отношению к тебе, ко мне. К нашим отношениям. И вообще надо как было по-другому…
- Как?
 Виктор Степанович протер глаза.
- Почему я все время вру? Ты не знаешь?
- Откуда мне знать? Я вообще тебя плохо знаю.
- А я тебя знаю великолепно.
- Правда?
- Абсолю-ютно, - Виктор Степанович икнул, - извини. Это алкоголь, это не я. На самом деле Витька Юрьев намного лучше, чем может показаться с первого взгляда. Но я не об этом. Я о тебе. Я тебя очень хорошо знаю. Гораздо лучше, нежели можешь себе представить.
- Опять врешь?
- Чуть-чуть. Для образности. Извини. Я совсем запутался. Когда я шел к тебе, то хотел сказать что-то важное и сокровенное. А сейчас забыл нужные слова.
- Тогда иди спать. Завтра вспомнишь и расскажешь. Хорошо?
- Нет. Завтра нельзя, - не сдавался Виктор Степанович, - нельзя откладывать на завтра то, что нужно сделать сейчас.
- Вить, говори скорей и уходи. Поздно уже. Девчонки будут ругаться. Завтра рано вставать, надо выспаться.
- Я тебя услышал. Буду краток. Нам надо помириться. Мне плохо без тебя. Я скучаю.
- Ага, - многозначительно ответила Лариса.
- В голове были другие слова, более точные и правильные. Они улетучились. Извини. Но по сути что-то примерно около того, что я хотел или думал, или чувствовал к тебе в этот ночной час. Извини, за то, что не могу четко сформулировать речь…
- Я подумаю.
- Так не годится. Пока ты не простишь меня и не согласишься продолжить со мной общаться, я не уйду. Я буду лежать у твоего порога до утра. Пускай девчонки и ребята видят глубинную суть моих к тебе чув-вс-ств-в…
- Хорошо. Вить. Я согласна. Давай мириться. Иди к себе.
- Спасибо, - Виктор Степанович кивнул, от кивка его повело, и пьянчужка вновь распластался на полу.
Лариса подавила смешок, затем помогла встать влюбленному юноше, прислонила шаткое тело к стеночке.
- Тебе туда, - показала она в сторону спортивного зала.
- Ты - клёвая девушка. До завтра.
Витька двинулся в путь. Он очень устал, ноги не слушались, голова не работала. Как будто, посыльный донес до Ларисы сокровенное донесение, и силы тотчас покинули его. Или, как марафонца после пересечения финишной ленточки.
Лариса проводила взглядом ухажера, пока тот не скрылся за поворотом. Виктор Степанович с трудом добрался до матраса. Не раздеваясь уснул, тихо, глубоко и без снов.
На утро голова не болела, но чудовищная сухость во рту и трясущиеся руки напоминали о чрезмерном употреблении спиртного.
- Больше никогда. Никогда. Никогда я не буду пить самогон, - обещал себе Витька, умываясь ледяной водой из уличного умывальника.
Самогон еще не выветрился из Витькиного организма, и чтобы взбодриться, юноша разделся до пояса и облился холодной водой. Полегчало. Залив в себя пару литров холодной воды, почувствовал, что можно жить. Стыдно, с трудом, но можно. Пытаясь восстановить ход вчерашних событий, выдвинулся на завтрак.
Ларису в столовой не встретил. Все девушки уже позавтракали и ушли на стройку. Виктор Степанович опаздывал. А какая разница? Позор можно смыть только годами извинений и тяжелой работой на стройках социализма. Будь, что будет. На завтрак была манная каша и горячий чай с маслом. Повариха Клава немного поворчала, - чего опаздываешь? Студент неловко улыбнулся, сдал грязную посуду и поплелся на работу. Издалека распознал Ларису, подхватил ведро с краской и подошел к ней.
- Привет, - неуклюже пожимая плечами, начал Виктор Степанович.
- Выспался? – улыбаясь, поинтересовалась Лариса.
- Да. Хотя можно и еще повалятся.
- А я тебя предупреждала.
- Извини, я вчера был не трезв. Может, сказал что-то лишнее. Прости.
- Все нормально. Ничего оскорбительного ты не сказал. Только не пей так много. Хорошо?
- Обещаю, - обрадовался прощенный юноша.
Тяжесть свалилась с плеч, настроение улучшилось, но работать было невмоготу. Обжигающе палило солнце. Не хватало воздуха и мучила жажда. Виктор Степанович едва дотерпел до обеда и прикорнул на клочке сена под рябиной. Всего полчаса сна, и он к вернулся к полноценной жизни. Молодой организм быстро восстанавливался.
Вечером того же дня молодые люди продолжили музыкальные репетиции и творческое общение. Лариса похвалила стихи Виктора Степановича, корректно указала на недостатки, попросила не бросать занятия по стихосложению.
Благодарный юноша светился от счастья. Они вновь провожали солнце, вновь шли по росистой траве, взявшись за руки. Что еще нужно? Объятия? Поцелуи? Витька боялся испугать Ларису чрезмерной напористостью. Лучше подождать. У них много времени впереди. Целая жизнь.
В те стройотрядовские дни он почти не сомневался, что проведет оставшуюся счастливую и полную впечатлений жизнь в союзе с самой прекрасной девушкой на свете – с Ларисой Виноградовой. Даст ей свою фамилию. Она станет Ларисой Юрьевой. Красиво же? У них родятся дети. Супруги Юрьевы будут долгими зимними вечерами петь песни собственного сочинения, разложенные на два голоса. И дети будут петь, подстроят партии на третий и четвертый голоса. А это уже профессиональный квартет, не баловство какое-то.
Потом, в глубокой старости, Юрьевы поедут семьей на большом белом пароходе в кругосветное путешествие. Будет ужин в просторном банкетном зале. Будут свечи, шампанское и белый рояль. Пригубив немного дорогого французского коньяка, Виктор Степанович подойдет небрежной походкой к наполированному и сверкающему в свете хрустальных люстр инструменту. Легким движением руки поднимет клап, закрывающий клавиатуру. Элегантно поправит рукава белого смокинга. Небольшая пауза, руки опустятся на клавиши. По залу расплывется небесной красоты звуки. Лариса в черном платье с декольте подойдет к роялю и…
О прекрасных в своей наивности мечтах и фантазиях, событиях и переживаниях последних дней Виктор Степанович зачем-то рассказал соседу по спальному месту Тольке Голикову. Витьку буквально распирали чувства и хотелось с кем-то поделиться, рассказать об ощущениях.
Ему казалось, что чрезвычайно важно рассказать, нельзя столь прекрасные переживания держать внутри. Ведь они от этого обеднеют и потускнеют. Поделившись с другом-приятелем, чувства усилятся, приобретут значительный объем и силу. Пускай о настоящей любви узнает, как можно больше людей. Ему не жалко. Это хорошо. И мир станет лучше и добрее.
Толян Голиков приехал учиться в Москву из Калининской области, из небольшой глухой деревни. Парень он был простой. Звезд с неба не хватал. Но создавал ощущение стабильного и надежного русского мужика. За таким, как за каменной стеной. Толян, может быть и не шибко душевный друг, но работяга, от сохи, кровь с молоком. Что называется – наш человек.
- Ты ее зажимал? – с гоготком спросил Толян.
- Нет, ты что? Она не такая. С Ларисой так нельзя. Она тонкая и ранимая. Надо аккуратно. Я почувствую, когда можно. Сейчас пока нельзя.
- А мне кажется, что ты дурачина, парень. Подурит девка тебе голову и поднимет якоря с каким-нибудь морячком Северного флота. Вот был у меня случай в деревне. Ходил я к одной бабёнке, ухаживал, значит. Цветочки дарил, полевые. На «Вы» ей, крем-брюле, мадам. А не испить ли нам дюшесу? Потискать ее стеснялся. Думал, что она не такая, как все. Воздушное создание с другой планеты. Два года назад уехал на вступительные экзамены в Москву. Поступил. Вернулся. Прямо с поезда к ней. Думаю, паду на колени. Предложу руку и сердце, кольцо. Поедемьте, Наденька, со мной в столицу. К чему пропадать здесь в глуши? Жизнь дается один раз, и прожить ее надо… И так далее. Стучу. Открывает морячок, тельняшка, клеши с не застёгнутой ширинкой. Наколка – якорь и компас. Че надо? Надежду. Твоя надежда, парень, в том, чтобы я не сильно рассердился, – говорит он мне. Продемонстрировал кулак с большой арбуз. И знаешь, обида такая меня взяла! Дождался ночи, и побил им стекла в доме.
- Зачем?
- Нельзя обманывать и оскорблять душевные чувства.
- Тебя не поймали?
- Где ж им меня догнать? Я же уехал с тот же день в Москву. Учиться. Морячок, писала мать, шибко на меня осерчал. Ругался, грозил приехать в столицу, разобраться. Через месяц ушел в плавание. Надьку обрюхатил и больше не вернулся. Так ей и надо.
- Жалко ее.
- Дурак ты, Витька! Как они к нам, так и мы к ним.
- Мне кажется, так нельзя, - не соглашался Виктор Степанович, - если мстить око за око, вражда не остановится. Мир погрузится в беспросветную войну.
- Ошибаешься ты, Витек. Время пройдёт - поймешь. Это, считай, твой первый опыт с девушкой. Обожжёшься пару раз, перестанешь трястись перед каждой юбкой. Бабы - они потребители, им нужен сильный мужик. Желательно с деньгами. Вот и весь секрет успеха. У тебя есть деньги?
- Нет.
- Был ты бы сейчас директором авиационного завода, с зарплатой как у министра. Устояла бы твоя Лариса перед таким мужчиной? Нет! Я тебе говорю. Сама бы прыгнула в койку.
- Грустно, если так.
- Зато правдиво. Не робей. Выстраивай карьеру. Становись большим человеком. Сможешь выбрать жену-красавицу. А если баба тебя разводит и не подпускает, плюнь на нее. Только время зря тратишь. Всё впустую, не случится у вас ничего.
- Ой, не знаю, - засомневался Виктор Степанович.
- Ты думай головой. Пока ты стихи будешь писать, твоя Лариса окажется в объятых другого, более решительного казачка. Мой тебе совет, не трать времени зря, или переходи к решительным действиям. Не подпускает, разворачивай оглобли и ищи более доступный вариант. Настанет твое время, когда бабы будут вешаться на шею. Но не сейчас. Уж извини за прямоту. А теперь ложись спать.
Толян отвернулся, укрылся одеялом и заснул. Витька немного расстроился. Бесспорно, циничным людям живет легче. Верить Толяну не хотелось. В настоящей жизни так не должно быть. Должна быть любовь. Должно быть уважение, трепетность и нежность. Должны быть чувства, пронизывающие с головы до кончиков пальцев.
Простой русский парень Толян, меж тем, в стройотряде времени не терял. С первых дней ухаживал за Валькой Киреевой, затем за Наташкой Гусевой. Но дважды получив от ворот поворот, не расстроился, а переключился на деревенскую девушку по имени Антонина. Не первая красавица, но девушка в теле, имела аппетитные формы и здоровый румянец на щеках. Антонина не пресекала ухаживания, принимая цветы и шоколадки. Однако, в клубе медленные танцы не танцевала. Обнимать себя не позволяла, не то чтобы целовать или еще что-то. Не принято в деревне так быстро и до свадьбы.
Но Толян не сдавался. Не на того напали.
- Все будет, Витька. Все будет, - обещал Толян перед сном.
- Что будет?
- Падет эта крепость на колени перед моей артиллерией. И будет, я вам скажу знатный фейерверк.
- Не получится у тебя ничего. Женись, тогда и будет тебе Антонина, - советовали ребята.
- Я не дурак закапывать себя в владимирской глуши. В Москве меня ждет Анфиса и Полина. Обе с трехкомнатными квартирами. Не знаю кого выбрать. Разрываюсь, братцы.
- Чего тебе надо-то?
- Мне нужна победа. И я добьюсь ее, чего бы это не стоило.
Отношения у Ларисы и Витьки потихоньку развивались. Ребята медленно сплетались интересами, знаниями друг о друге, общими мечтами. В ночных видениях Виктора Лариса приходила к влюбленному студенту в неглиже, молодые целовались, обнимались, обвивались телами и проникали друг в друга всеми доступными способами.
В реальной жизни дело дошло до легких и случайных касаний, целоваться пока было нельзя. Но Виктор Степанович чувствовал, что скоро будет можно. Главное не спугнуть, не настроить против себя, не дать Ларисе почувствовать, что телесная близость важнее духовной.
- У тебя хорошо получается. Ты быстро учишься, - похвалила Лариса начинающего гитариста.
- Мне так не кажется, - Витька подул на ноющие от боли кончики пальцев.
- Я, чтоб играть на гитаре как ты сейчас, училась целый год. А тебе понадобилось чуть больше месяца. Ты - очень способный.
- Это потому что у меня хороший наставник, - улыбнулся Витька.
- Подхалим.
- Нет. Это правда. У тебя талант учить меня, - Витька отставил гитару и сделал шаг навстречу Ларисе.
- Дамский угодник, - улыбнулась в ответ девушка.
- Ты права, - еще шаг вперед, - и это только начало. Ты еще не знаешь, что будет дальше.
- Отчего же? Знаю.
- Нет. Не знаешь, - еще шажок, - но сейчас узнаешь главную правду Вселенной.
- От чего, сударь, вас пробило на откровенность? Что-то стряслось? Вы не заболели?
- Нет. Я себя великолепно чувствую. Я полон сил и энергии.
Юноша замолчал. Молодые люди замерли. Они уже стояли лицом к лицу. Их разделяли пару сантиметров. Лариса смотрела на Витьку слегка вверх. Легкое дыхание шевелило волоски на коже. Широко открытые глаза не мигали. Сейчас нельзя упустить ни мгновения из происходящего. Оба понимали, что настало время, когда уже можно. Не все, конечно. Но уже можно смотреть друг на друга, не отрывая взгляд. Улыбаться друг другу, брать за ладони, перебирая тонкие пальцы и ощущая суставы, изгибы и шершавую сухость кожи. Можно было молчать, и это тишина не портила общение пустотой. Наоборот, отсутствие звуков стократно усиливало ощущение близости. Или можно было без умолку говорить…
- Что же ты замолчал? – шепотом сказали губы Ларисы.
Девушка качнулась слегка вперед. Юноша поддержал ее своим поцелуем. Лариса закрыла глаза, и потому не упала. Скреплённые поцелуем, тела стали крепче вдвое. Нежнейшая влажность губ, девичья вкусность и запретность. Неописуемые ощущения прошибли Виктора Степановича. Он открыл глаза. Темно-карие глаза Ларисы еще никогда не смотрели на него так близко. В радужке глаз отражался Витька и весь мир вокруг. И эта картина была настолько прекрасна, что не хотелось отрываться. Витька качнулся всем телом вперед и губы влюбленных соприкоснулись снова…
- Вить! Ты где? – в кабинет, с грохотом от удара нараспашку раскрывающейся двери о стену, ворвался Толян Голиков.
Энергетический купол вокруг целующихся распался. Ребята разъединились. Лариса покраснела. Витька смущенно почесал затылок.
- Ах, вот ты где. Целуетесь? Х-ха!
- Толян, ты не мог бы выйти? - попросил Виктор Степанович.
- Лариса, я заберу твоего мужчину на пару минут. Хорошо?
- Хорошо, - Лариса взяла в руки гитару.
Пальцы у девушки заметно подрагивали.
- Пойдем, Гастелло. Там картошку привезли в столовую. Надо разгрузить.
Толян приобнял растерянного друга за плечи и увел в столовую.
- Как же ты не вовремя! - возмутился Витька, - других ребят нет для разгрузки картошки?
- Никого нет. Помял Лариску? Пожамкал? – хитро подмигнул Толян.
- Ты как-то грубоват.
- С ними только так и надо. Смотри сядет тебе на шею. Сделай то, сделай это, а как до дела - у меня голова болит, до свадьбы нельзя, меня нужно время. Помяни мое слово.
- Это не твое дело, - почти твердо ответил Виктор Степанович.
- Кто ж тебе правду скажет, кроме надежного и верно друга? Дурачина ты, Витька.
На разгрузку картошки ушло минут пятнадцать. Виктор Степанович вернулся в кабинет литературы, но Ларисы там не было. Оставленный в одиночестве студент сходил на девичью половину. Там Витькиной возлюбленной никто не видел. Неужели обиделась? Он снова поторопился? Но, как и в прошлый раз, раскаяния Витька не ощутил. Жаль, что Толян зашел и испортил прекрасное мгновение. Влюбленный студент закрыл глаза, попытался вспомнить ощущения от поцелуя. Но на губах была только пыль и запах прошлогодней картошки. А это, как известно, совсем другой вкус.
Ларису он нашел на скамейке у оврага. Девушка сидела, подставив лицо лучам заходящего солнца. Болтала ногами, напевала тихий мотивчик себе под нос.
- Привет, - сказал Виктор, робко присаживаясь рядом.
- Привет, Вить, - Лариса улыбнулась.
- Ты на меня не обиделась? Я тебя везде искал.
- Нет. Не обиделась. Но ты не воображай себе много. А то я действительно обижусь. Если мы поцеловались, это еще ничего не значит. Понял?
- Почему ничего не значит? Мне кажется, очень даже много чего значит.
- Что это для тебя?
- Всё. Это целый мир. Это расширение сознания. Это переворот и новый этап в жизни.
 - Ты говоришь, как по учебнику. А сейчас не экзамен.
- Извини, наверное, ты права, - засмущался Виктор Степанович, - у меня такого никогда не было. Нужные и правильные слова не приходят на ум.
- У меня тоже в голове кавардак. Прости. Давай помолчим. Только ты не спеши. Не испорти мгновение. Хорошо?
Виктор Степанович подвинулся к Ларисе. Касаясь плечом плеча, они сидели и смотрели на ярко-красное солнце, на траву с кузнечиками, на облака с мелкими и звонко поющими соловьями. С колхозных полей дул свежий августовский ветер. Полевые цветы наполняли воздух ароматами цветений и трав.
- Я хотел бы сидеть здесь. С тобой. Вечно.
- И я.
- Я рад, что мы поехали этим летом в стройотряд.
- И я.
- Я рад, что мы с тобой узнали друг друга с новой стороны.
- И я.
- На занятиях в Москве ты мне не сразу понравилась.
- Я знаю. А я тебя сразу выделила среди студентов. Ты был добрый.
- Но неприятные недоразумения позади. Я очень рад.
- И я.
- Давай помечтаем о будущем.
- Давай.
- Как ты думаешь, какая жизнь будет через пятьдесят лет?
- Думаю, очень интересная. Но какая, никто сказать не может.
- Почему?
- Если посмотреть в прошлое на 50 лет назад, то я уверена, что в 1925-м году никто не предполагал, что люди полетят в космос и будут путешествовать на реактивных самолётах. На чем будут перемещаться люди будущего, представить сложно.
- А коммунизм построят?
- Через 50 лет?
- Да.
- Думаю, что построят. За 58 лет советской власти вон сколько всего настроили.
- Наши дети будут жить в счастливое время.
- Да. Это точно. Но и мы поживем при коммунизме. Медицина и наука не стоят на месте. Человек скоро будет жить по 120-150 лет. Вот так.
- Здорово. Столько всего можно сделать, создать, придумать, попробовать!
Солнце зашло за горизонт. Сразу похолодало. Виктор Степанович снял стройотрядовскую курточку и накинул на плечи Ларисы. Ребята переглянулись. Робко улыбнулись. Пошли? Ага.
Робкий поцелуй на прощание. Так теперь будет всегда.
Улыбка. Блеск в глазах. Тепло в сердце.
- Расставаться не хочется.
- Но завтра надо на работу.
- Я понимаю.
- Ничего не поделаешь.
- Пока.
- Пока.
- Я буду скучать.
- Я буду думать о тебе.
- Спокойной ночи.
- Я хочу, чтобы ты мне приснилась.
- Я постараюсь…

Следующий день начался как обычно: завтрак, привет-привет. Молодые ребята легко приживались в полевых условиях вдали от московских квартир. В глазах сияла уверенность в светлом будущем, в душе светилась радость от совместного и облагораживающего труда. Если добавить ко всему совместное время с приятными людьми, то получалось почти счастье. Так тогда казалось.
Перед обедом Виктор Степанович поехал на склад за гвоздями. Приехал, разгрузился. Начался обед. Взяв миску гречки с мясом, он подсел к Ларисе, и сразу понял – пока его не было что-то произошло. Девушка смотрела в сторону. Молчала. Не улыбалась.
- Что-то случилось? – спросил Виктор Степанович.
Тишина.
- Не хочешь со мной говорить?
Скрип деревянных лавок, стук алюминиевых ложек о металлические тарелки, запах наваристого мяса с лавровым листом и душистым перцем. Все как обычно, и в тоже время из всех щелей вылезала мысль: «Все пропало!»
Виктор Степанович ощутил вселенский вакуум в груди. Он видел печальные глаза Ларисы, смотрящие в никуда. Не замечающие его, ищущие опору где-то в другом мире.
- Да скажи ты наконец, что случилось?
Крупная слеза скатилась по щеке девушки. Лариса часто заморгала. Слезинка на секунду зависла на подбородке и сорвалась на деревянный стол.
- Я в чем-то провинился перед тобой?
Лариса повернулась к Виктору Степановичу лицом, полным печали. Глазами, залитыми бездонным горем. Лоб прорезали, непонятно откуда взявшиеся, возрастные морщины.
- Что произошло?
- Зачем? – захлебываясь слезами, спросила Лариса.
- Что? Я не понимаю? - Виктор Степанович попытался взять ладони девушки, но Лариса их выдернула. Он так и сидел некоторое время с застывшими руками.
 - Прощай. Не подходи ко мне больше!
Лариса резко встала, с грохотом полетела посуда на пол, стакан компота разлился по столу. Кусочки варенных яблок и смородины застряли в щелях сколоченной из струганных досок столешницы. Виктор Степанович на секунду замер. Затем с грохотом поднялся, кинулся за любимой. В два прыжка догнал ее. Рванул за руку.
- Стой! Не уходи, прошу тебя, - кричал он.
- Не хочу, - вырывалась Лариса, но Виктор не отпускал.
- Я не отпущу тебя, пока ты не ответишь, что случилось!
- Я не хочу тебя видеть, я не хочу тебя слышать! Уйди от меня! Мне неприятно быть рядом с тобой!
К ним подбежали наблюдавшие за ссорой стройотрядовцы. Оторвали вцепившегося Виктор Степановича, оттащили в сторону.
- Вить, прекрати. Видишь, что Лариса не хочет с тобой разговаривать? - сказал успокаивающим тоном командир Димка Прокопенко, - отпусти ее!
- Кто-нибудь объяснит, что произошло? Что здесь, мать вашу, произошло? – кричал отвергнутый влюбленный юноша.
- Вить, я не знаю. Пойдем. Успокойся. Если девушка не хочет с тобой разговаривать, значит так и надо. Смирись, - продолжил никому не нужную лекцию командир.
- Я ничего не понимаю. Полчаса назад все было нормально. Что произошло?
Виктор Степанович вырвался из рук командира. Кинулся в поле с ромашками. Долго бежал, пока не уперся в мирно текущую среди просторной владимирской равнины речку. Ветер высушил слезы. Сердце пыталось выскочить из груди несчастного студента. Витька оглянулся. Далеко позади остался строящийся коровник. Где-то там сидела на скамейке Лариса. Где-то там остались надежды и мечты. Виктор Степанович присел на поваленную ветлу и смотрел на медленно текущую в южные моря воду.
Мелкие рыбешки резвились у поверхности, пузырьки воздуха по замысловатой траектории поднимались со дна, от ветра и течения покачивались кувшинки и лилии. Идиллия и тишина вокруг. Внутри – дымящийся вихрь непонимания. Что произошло? Как возможно превращение с плюса на минус? Кто объяснит?
Не найдя ответа, но немного успокоившись, Виктор Степанович вернулся на стройку. Ларисы нигде не было. Командир Димка подошел, спросил:
- Как ты?
- Хреново.
- Я отпустил Ларису домой. Пускай успокоиться. Вам обоим надо остыть.
- Что случилось?
- Она ничего не сказала.
- Спасибо.
- Не за что. Не бери в голову. Все наладится. Иди подноси кирпичи для кладки, выплесни адреналин.
И правда, что же я сижу и ною, как баба, - подумал Виктор Степанович. Надел спецовки и перетаскал два поддона кирпича. Устал, как тысяча волжских бурлаков. Пришел в спортзал. Не поужинал. Уснул без задних ног.

На следующий день Витька попытался поговорить с Ларисой еще до завтрака. Не получилось. Девушка не желала общаться. Тогда отвергнутый студент подошел к подружкам, чтобы попытался выведать причину странного поведения возлюбленной.
Оказалось, что пока вчера Виктор Степанович ездил за гвоздями к Ларисе подошел Анатолий Голиков и завел разговор:
- Хорошо ли целуется Витька?
- Тебе какое дело? – ответила Лариса.
- Завидки берут. Везде у Витьки успех. В клуб пошел – и там с деревенскими девчонками целуется. Может у него секрет какой имеется? Может губы какие-то особенные? Ты расскажи? Мне тоже хочется. Что ж всё ему и да ему?
- Врешь!
- А какой мне смысл врать? Тебя жалко, поматросит и бросит. Я его знаю.
- Я тебе не верю, - стояла на своем Лариса.
- Дело твое. Мое дело предупредить. Ты девчонка хорошая, не избалованная. А он мне сам сказал: «Завалю Лариску на спину. Сто процентов. Или я не мужик». А потом под конец смены пойду, говорит, в клуб и пополню список любовных побед с деревенскими красавицами.
- Не может быть! Он не такой!
- А какой? Может ты себе придумала прынца на белом коне? Откуда ты знаешь? Советую хорошенько подумать, чем доверяться первому встречному. Решать тебе.
- Постой. Я тебе не верю…
- Можешь не верить. Я все сказал. Удачи…
Толян развернулся и расслабленной походочкой удалился. Лариса провалилась в сомнения и домыслы. Она вспомнила события последних дней. Додумала, чего не было. Пьяная настойчивость Виктора Степановича, его наглые похотливые глаза, опытность в целовательной технике. Как он ловко проникал в нее языком! Где научился? С кем тренировался? Ревность закралась в сердце девушки и затмила рассудок. Когда вернулся «коварный похотливец», было уже поздно.
Слушая рассказ подруг, Виктор Степанович понял, что вероломное предательство Толяна можно объяснить только нечеловеческой завистью и первобытной злобой. Кулаки сжались, глаза налились кровью. Жаждущий мести студент бросился на поиски подлого клеветника.
Через пару минут нашел того рядом с кухней. Толян расслабленно сидел на поддоннике столовой и вел непринужденную беседу с тридцатипятилетней поварихой Клавой.
- Подлец! – крикнул издалека Виктор Степанович.
Толян спрыгнул с подоконника на землю. Отряхнул штанины. Поплевал на ладони, энергично растер.
- За слова надо отвечать, мальчик, - ответил мерзкий лжец.
Запыхавшийся Виктор Степанович подбежал к бывшему товарищу и сходу налетел на сильнейший удар с правой. Но не упал. Зашатался, прислонился к кирпичной стене.
- Ромео, сейчас я преподам тебе урок, - зубоскалил Толян.
- Я тебя ненавижу, - прохрипел Виктор Степанович, потрогал ушибленное ухо, оно горело, и смело шагнул вперед.
Следующий удар Толяна пришелся по касательной, Виктор Степанович поднырнул под соперника, схватил его двумя руками за бока и повалил на землю.
- На помощь! – закричала Клава.
Сплетенные тела борцов катались в невысокой траве. Соперники наносили удары, не глядя куда попало. На крики подбежали стройотрядовцы, и разняли дерущихся.
- Убью! – кричал и рвался в бой Виктор Степанович.
- Руки коротки, - парировал Толян.
- Сволочь!
- Сопляк!
- Таких в войну расстреливали без суда и следствия!
- А таких, как ты на фронт не пускали, чтобы не смешить фрицев!
- Прекратите, - вмешался Дима Прокопенко.
- Мразь, - не унимался Виктор Степанович.
- Хлюпик!
- Обоих изолировать, - приказал командир.
Эту ночь Виктор Степанович провел за закрытой дверью каморки школьного трудовика в окружении рубанков, дрелей и заготовок для черенков лопат. Он корил себя и ругал, что доверился и рассказал о чувствах нехорошему человеку. Зачем? Запоздало клялся, что больше никогда и никому не расскажет про трепетные душевные переживания. Но легче не становилось. Подлость и предательство Толяна зашкаливали, переходили возможные и невозможные границы приличия.
В эту ночь Витька повзрослел. Говорят, что ты ребенок, пока у тебя живы родители. Мама и папа Виктора Степанович, слава богу, пока были живы и здоровы. Но частичка наивности и веры в человечность умерла. Что-то огрубело, засохло в ту ночь. Витька четко запомнил момент перерождения. Взгляд его посветлел, суждения приобрели четкость и прямоту.
Он принял мужское и взрослое решение, никогда и никому не доверять, впредь полагаться только на себя. Никогда! Никому! Только на себя! Задвинув ногами ведра и швабры подальше в угол, Виктор Степанович уснул в обнимку с мешком, наполненным пахучими сосновыми стружками.
На следующий день, сразу после завтрака, состоялось комсомольское собрание, на котором стройотрядовцы решительно осудили порочащие светлый образ комсомольца аморальные действия Голикова Анатолия и Юрьева Виктора. Было принято решение исключить драчунов из стройотряда. В течение двух дней, ребята должны покинуть колхоз имени В.И. Ленина и отбыть на домашние квартиры. Рекомендовалось сообщить о проступке в институт и повторно рассмотреть происшествие на комсомольском собрании курса.
Виктор Степанович в предоставленном последнем слове попросил прощения, покаялся, но решение комсомольцы приняли почти единогласно и пересматривать вердикт никто не стал. Опальный стройотрядовец Витька нашел взглядом Ларису на первом ряду. Девушка сидела и старательно избегала смотреть бывшему товарищу в глаза.
- Простите меня, ребята. Прости меня, и ты, Лариса, - сказал Виктор Степанович, - виноват перед тобой, виноват перед всеми. Я уеду, раз вы так решили. Мне очень жаль, что так получилось. Но я боролся за справедливость, потому что Толян врет.
В зале повисла тишина.
- Не знаю, захочешь ли ты со мной видеться, а тем более разговаривать. Дай мне шанс, и я искуплю вину. Я докажу, что достоин места в твоем сердце. Прости за высокопарные слова, но по-другому как-то не получается. Я хочу быть больше чем другом или сокурсником.
В зале пробежал ехидный смешок.
- Я понимаю, не принято публично признаваться в чувствах. Но боюсь, ты не захочешь меня слушать наедине. Я сегодня уеду. И мы долго не увидимся. Я был слишком наивным, и доверил тайну своего сердца нехорошему человеку. И в том не виноват никто, кроме меня. Для меня это слишком горький урок.
Толян Голиков встал, громко кашлянул и демонстративно, чеканя шаг, вышел из помещения. Громко хлопнуть дверью он не забыл.
- Ох, тяжело-то как! - Виктор Степанович стер со лба выступивший пот, - не думал, что когда-нибудь окажусь в подобной ситуации. Никому не пожелаю. За последние сутки я о многом передумал, многое переоценил. Бывают в жизни человека события, которые меняют судьбу. Уж не знаю к лучшему или к худшему, но точно знаю, сегодня я стал другим. Я останусь один, вдали от вас, в другом месте. Но вы, ребята, останетесь навсегда в моем сердце, вот здесь. Мне жаль, что так получилось.
Виктор Степанович поднес ладонь к груди. Глаза наполнились слезами. Чтобы не расплакаться, он часто-часто заморгал.
- Я, пожалуй, пойду. Спасибо всем, кто был за меня.
- Ребята! – взял слово командир отряда, - предлагаю переголосовать и оставить Виктора в составе нашего стройотряда. Я считаю, что он не виноват. Зачинщик и провокатор – Анатолий. Это ясно, как белый день. Прошу поднять руки, кто за то, чтобы оставить комсомольца Юрьева здесь.
Робкая надежда на справедливость промелькнула в глазах Виктора Степановича. Несмело поднялась одна рука, потом вторая, третья… Пауза. Еще двое стройотрядовцев подняли руки. Но самое главное, что руку не поднимала Лариса. Отставной стройотрядовец умоляюще смотрел на нее. Пускай все люди на Земле будут против. Не бросай меня! Не покидай меня! Будь со мной! Нам по плечу любые невзгоды и печали. Надо быть вместе. Это главное!
- Витька первый кинулся, - возразил кто-то с задних рядов, Виктор Степанович не рассмотрел лицо говорившего.
- Толяна реально жалко, компанейский чувак, а с Витькой каши не сваришь. Чудной он, и себе на уме.
- Подрался – уходи, веди себя прилично, - продолжил третий оратор, - любую проблему лучше мирно обсудить и договориться. Мы – все интеллигентные люди. Двадцатый век на дворе. Зачем с кулаками кидаться? Что за пещерные методы решения конфликтов?
Проголосовавшие «Против» не услышали искренние и честные слова Виктора Степановича. Почему? Неужели я настолько серьезно провинился? – спрашивал он себя. Ну, возьмите на поруки, дайте испытательный срок, вынесете выговор, предупреждение. Зачем выгонять-то?
- Вить, извини. Пятнадцать - «ЗА», но против – тридцать семь, - закончил подсчет голосов Дима Прокопенко, - у тебя сутки на сборы.
- Спасибо, прощайте.
Виктор Степанович вышел на улицу и пошел… Пошел… Пошел... Витька шел по центральной усадьбе колхоза имени Ленина, присаживался на случайные скамейки, срывал висящие через забор яблоки. Вдруг он очутился перед дверьми сельмага. Виктор Степанович купил бутылку «Пшеничной» и буханку черного еще теплого хлеба. Сорвав зубами крышку-бескозырку прямо у прилавка, сделал два больших глотка, занюхал ароматным хлебом.
- Спасибо, - сказал продавщице Зине.
- Работать не надо? – поинтересовалась она, сверкнув металлическим зубом, - не рановато начинаешь?
- Выгоняют меня. За драку. Грубиян я и дебошир. Во как!
Виктор Степанович широко раскинул руки, притопнул и вышел на улицу, танцующей походкой, как в матросском танце «Яблочко». Светило солнце. Лето в этом году выдалось на удивление жарким и теплым, - отметил Виктор Степанович. Лишь в груди тоска, пурга и слякоть. Он шел, прихлёбывал водку из горлышка, закусывал хлебом, по дороге нарвал полные карманы яблок. На душе потеплело, мир приобрел расплывчатость, стал мягче и податливее.
Центральная усадьба закончилась. Виктор Степанович прошел стан, механизированные мастерские, вышел на грунтовку, свернул с нее в поле с почти спелой пшеницей. Отшелушил несколько зерен и кинул в рот. Пил водку Пшеничную, закусывая пшеницей. Такой поворот событий казался забавным. Неспешна дошел до края леса, присел на поваленное дерево.
Почему за него не проголосовала Лариса? – не покидал жестокий вопрос. Ладно, другие комсомольцы. Черт с ними, плевать на демократический централизм, как высшую форму демократии. Плевать на всех. Ведь было же, он точно помнил, было ощущение неподдельного родства и близости наших судеб. Такие взгляды не могут быть простым совпадением. Неужели у Ларисы ничего не ёкнуло? И сейчас ей все равно? Она его не ищет, ничего не хочет сказать, поговорить, объясниться?
Обида черным пятном появилась на сердце Виктора Степановича и разрасталась с каждой минутой, покрывая черствой коркой все естество. Витька обиделся на Ларису, на ребят из стройотряда, на Толяна, на колхоз имени Ленина. В его растерзанной судьбе виноваты абсолютно все, кроме Виктора Степановича, что естественно. Даже березки неприветливо покачивались над головой, а пшеница в поле равнодушно клонилась к земле. Отвергнутый студент ощущал себя жертвой, как Иисус Христос, как 26 Бакинских комиссаров и герои молодогвардейцы, вместе взятые. Он же пострадал за убеждения. За добрый характер. За любовь, черт возьми.
Несправедливо. Страдающим людям положена награда, пускай после смерти, через сто или даже тысячу лет. Современники часто не замечают большого и значительного рядом с собой. Великих людей никто не любит, особенно одноклассники и друзья детства. Они помнят сверстников с козявками в носу, с цыпками на запястьях, со розовыми следами от родительского ремня. Гений – это что-то неземное, недостижимое, великое. Как можно разглядеть великого человека в том, с кем вместе сидели на одном горшке? Он такой же, как и я. Ну, чуть успешнее, чуть умнее. Но чтобы гений? Нет, такого не может быть!
Ну, и пускай. Пускай не ценят. Пускай не любят. Завтра начнется новая жизнь. Главное учиться на собственных ошибках. Драться, конечно, больше нельзя. И меньше тоже, ха-ха-ха, - громко рассмеялся Виктор Степанович. Эхо разнесло хохот по окрестным полям и перелескам.
Пускай, у людей планеты Земля будет всё хорошо. Я прощаю вас и отпускаю с миром. Пускай, Лариса встретит хорошего молодого человека, пускай они поженятся и нарожают кучу детей. Я же гордо уйду с вашего пути. Не получилось с людьми, займусь наукой. В секретном научном городке Челябинск-37 я буду заниматься проблемами путешествия во времени. Совершу прорыв в перемещении материи сквозь пространство и время. На Нобелевскую премию, конечно, не выдвинут. Разработки засекретят. Ничего не поделаешь, мое имя широкая публика узнают лишь спустя годы, а может и века. Что ж? Я не гордый. Наука важнее мелких амбиций.
Во время испытаний, я буду путешествовать во времени. Я, конечно, прилечу в колхоз имени Ленина в 17 августа 1978 года. Я стану у дверей кабинета Литературы. Я не дам Толяну войти. Он не увидит целующихся Ларису и Виктора-78. Негодяй увидит странного мужчину у дверей в черном кожаном плаще до пят. Спросит:
- Вы кто?
- Кто надо, - коротко отвечу я.
- Витьку Юрьева не видели?
- Тебе не надо его видеть, - скажу я ему леденящим властным голосом.
Если он не уймется, что ж – придется применить новейшие разработки советской химической промышленности. Я брызну ему в лицо сверхсовременный усыпляющий газ. Толян заснет, я его спрячу в каморке, и история пойдет по другому пути. Мы поженимся с Ларисой. Не я, конечно, а тот Виктор-78. Он будет счастлив, ленив, толстобрюх, с залысинами, в потертых трениках. Дети и внуки будут подшучивать надо ним и подсыпать в чай слабительное. Виктор-78 будет ворчать и бегать в туалет, ругая просроченный кефир. Тебе нравится такая жизнь? – спросил сам себя Виктор Степанович.
Жизнь, как жизнь. Но в том будущем, где я изобретаю машину времени более интересный вариант. Ну, ее к чертям, Лариску! Буду великим ученым! Не хочу жениться. Хочу открывать новые законы физики. Я обязательно стану великим и знаменитым. Мои портреты будут висеть в фойе нашего института. Новым студентам будут показывать, каких великих ученых воспитали в стенах нашего ВУЗа. Лариса приведет своего сына на вступительные экзамены, и конечно узнает мой портрет. Не стоит сомневаться, тогда-то она поймет, что потеряла. А ведь, счастье было так возможно, так близко.
- Кто принимает вступительный экзамен по физике? – спросит она в приемной комиссии.
- Сегодня принимает светило мировой науки, преподаватель кафедры квантовой физики – Юрьев Виктор Степанович. Вам повезло, общение с таким человеком само по себе большая радость и счастье.
Лариса тихо улыбнется, вспомнит наши посиделки с гитарой в кабинете литературы.
- Да. Это точно. Какая-же я была дура, - тихо шепнет она.
- Что ты сказала, мама? – спросит сынок.
- Я знала твоего экзаменатор в молодости. Даже очень хорошо. Мы учились с ним на одном курсе.
Скупая, запоздалая слеза скатится по щеке.
- Ты пл-лачешь, мама? – заикаясь спросит бедновато одетый юноша.
- Да, Витенька, - скажет она, - какая-же я была дура. Он ухаживал за мной, мне было с ним интересно и весело. Моя жизнь могла бы пойти по другой дорожке. Я САМА ВО ВСЕМ ВИНОВАТА…
- Ты жалеешь?
- Да. Теперь, да. Ведь ты же, Витенька, несчастный. Тебя бьет твой папка-алкоголик. Я тебя с трудом вырастила, экономила на одежде и еде. Если бы пять лет назад не ввели коммунизм и не обеспечивали по потребностям, не знаю, что бы я делала.
Лариса достанет из потертой сумочки блокнот и ручку. Напишет короткую записку.
- Витенька, возьми эту записку и передай профессору. Он хороший. Я знаю, он тебе поможет. Сам ты не сдашь экзамен. В тебе слишком много от твоего никчемного отца-тунеядца.
Робкий заикающийся юноша зайдет в аудиторию. Возьмет билет. Час на подготовку. Вот он садится передо мной сдавать экзамен. «Виноградов Виктор», - прочитаю я. (Лариса не возьмет фамилию мужа. Оставит девичью). Сердце слегка ёкнет. В голове пронесутся романтические воспоминания молодости. Я посмотрю на юношу. Вдруг, поймаю себя на мысли, что вижу в чертах лица мальчика, знакомое лицо из давно прошедших дней. Немного крупнее и четче, но возникает вполне узнаваемый образ. Вновь сердце сладостно сожмется от приятных воспоминаний. Как же это было прекрасно!
- Виктор, а вашу маму не Ларисой зовут? - спрашиваю я.
- Ларисой, - кивает мальчик и протягивает мне записку.
Я волнуюсь, с замиранием сердца беру листок. Разворачиваю:
- Милый Витя! Возможно, ты не вспомнишь меня. Я тебя пойму. Обстоятельства, разлучившие нас в далеком 1978 году и мое отвратительное поведение, дают тебе полное право относиться ко мне с презрением и вычеркнуть столь недостойного человека из памяти. Не за себя прошу. За сына. Как видишь, назвала я его в честь тебя, потому что всегда любила и не забывала о наших чудесных посиделках с гитарой, о солнце на закате, о том поцелуе в кабинете литературы. Видимо, жизнь меня наказала, за мое отвратительное поведение. У меня не получилось ни счастливой семьи, ни успешной карьеры. Муж у меня алкоголик и тунеядец, хотя это странно звучит в наше коммунистическое время. Но и такое бывает. Из-за постоянного стресса в семье, я тяжело больна. И не смогу более поддерживать и направлять моего крохотульку-сынишку. Я не прошу, чтобы ты меня простил, это было бы глупо, да и поздно уже. Не много мне осталось. Помоги моему сыну. Положа руку на сердце, надо признать, что он не далекого ума, сказалась плохая наследственность. А без высшего образования в светлом коммунистическом будущем ему делать нечего. Помоги! Вечно твоя Лариса.
Я аккуратно сложу листок и отправлю во внутренний карман итальянского костюма-тройки.
- Ну-с, юноша. Излагайте.
Мальчик будет что-то говорить, волнуясь и заикаясь. Он будет стараться, как пыталась Лариса на экзамене по штукатурке, но у него тоже ничего не получится. Как и у его мамы тогда. Что ж за крест на мне, выручать людей по фамилии Виноградовы?
- Здесь не 3, а ; – 3.14, - поправлю я на автопилоте ошибку юноши.
Он запнется, тяжело вздохнет и продолжит тернистый путь к знаниям. Я поставлю ему пятерку, хоть он ее и не заслужит. Без такой оценки, ему не поступить в наш ВУЗ. К нам едут учиться со всего света, из коммунистической Франции и Италии, из социал-демократической Америки, из объятой революционным пламенем Канады и Португалии. Я помогу Ларисе. Я нарушу правила поступления в институт, потому что есть более высокий закон, который в самом сердце. Это моя совесть и любовь, как мерило всех ценностей на свете. Это милосердие и доброта. Это порядочность, в конце концов.
- Я ставлю тебе пять, Витя. Иди.
Обрадованный абитуриент засияет, как солнце в то лето 1978 года.
- Твоя мама здесь? Она пришла с тобой на экзамен? - спрошу я, почти не надеясь на положительный ответ. Кто в наш век водит детей на вступительные экзамены? Теперь настали совсем иные времена. 
- Да. Она в коридоре, за дверью, - ответит юноша, почти студент.
- Не уходи, - возьму я за руку Виктора младшего, - посиди здесь минутку.
И вот я выхожу из аудитории. У окна, напротив двери, вижу силуэт худощавой стройной женщины. Она уже не молода, пучок волос, удобные туфли без каблука, но осанку и фигуру легко узнаю. Я узнал бы ее в тысячах разных комбинаций. В многомиллионной толпе разномастных людей всей планеты. Только она может так стоять, слегка наклонив голову и смотреть своими карими глазами сквозь туманную прозрачность окна. На улице внезапно сверкнет молния, затем громыхнет гром, по стеклам застучат капли дождя. Вода польется струями вниз и будет отбликивать на лицо Ларисы тенью, как будто она плачет.
Я тихо подойду сзади. Положу ей руки на плечи. Она вздрогнет от неожиданности. Медленно развернется мне навстречу. Окажется, что она действительно плачет. Я прижму ее к себе. Дам носовой платок, чтобы вытерла слезы.
- Не надо, - скажу я ей, - все будет хорошо. Я поставил твоему сыну пятерку.
- Витенька, прости меня, - Лариса с рыданием уткнется в мою широкую мужскую грудь.
- Я не обижаюсь, - отвечу я.
- Спасибо тебе, я всегда знала и верила в твое доброе сердце.
- Хорошо, хорошо, - я осторожно поглажу вздрагивающие плечи некогда любимой мною женщины.
- Почему с нами так произошло? – Лариса оторвется от пропитанной слезами рубашки.
Я увижу слегка постаревшее, но все еще красивое лицо. И глаза. Глаза все те же юные, искристые, только немного грустные. Но это и понятно.
- Я не знаю, Лариса, - отвечу я, не отводя глаз с лица когда-то знакомой женщины. Знакомой так давно, что я успел ее позабыть, перестал думать и вспоминать. Перестал каждый день обращаться к ней мысленно с пламенными речами и объяснениями.
- Знаешь, - скажу, кабы между прочим, - я ведь мог изменить наше прошлое, но не стал.
- Почему?
- Потому что так нечестно. Надо отвечать за поступки. Жизнь дается один раз. Работы над ошибками не бывает.
- Ты прав. Ты как всегда прав, - Лариса вновь уткнется в мою грудь, - скажи, ты счастлив?
- Да. Пожалуй, да. Я многого достиг. У меня отличная семья. Трое детей, все мальчики. Мы с женой хотели девочку, но почему-то получаются только мальчики. Не знаю, что делать.
- Это не страшно. Мальчики - это хорошо. По крайнем мере, не будут делать таких странных ошибок, как глупышки-девчонки. По себе знаю. Я ужасно виновата перед тобой. И заплатила за свою глупость страшную цену.
- Не говори так. Ты ни в чем не виновата. Это моя несдержанность. Если бы я не полез в драку, жизнь могла бы сложиться иначе. Мы с тобой объяснились бы, и обязательно помирились. Я верю в это.
- Думаешь?
- Сто процентов.
Лариса глянет на меня так, что я пойму, какими мы были дураками.
- Разреши тебя пригласить на чашечку кофе, – предложу я.
- Это удобно?
- Почему я не могу посидеть со старой знакомой и поболтать о жизни?
- Ты женат. Что скажут люди? Твоя репутация не пострадает?
- Моей репутации немного сплетен не повредят.
Мы отправим сына Ларисы домой, а сами, взявшись за руки, пойдем по тихим улочкам Москвы. Где-нибудь на бульварном кольце сядем за маленький столик на летней веранде.
- Расскажи мне о твоей проблеме. Почему ты сказала, что тебе немного осталось? Ты больна?
- Да, - кивнет Лариса.
- Серьезное заболевание? Наша передовая медицина бессильна?
- Да. Говорят, что лекарство изобретут только лет через двадцать-тридцать. У меня нет запаса времени. Врачи говорят, что осталось месяцев шесть. Максимум – год. Извини, что вываливаю на тебя свои проблемы.
- Это не так. Я должен знать о тебе все. Мы – не чужие люди.
- Да? Ты так считаешь? – Лариса робко поднимет глаза.
Мы будем смотреть друг на друга долго-долго. Мы поймем, сколько дней и ночей прожили впустую. Сколько песен не спето, сколько стихов не написано, сколько улыбок не раздарено, сколько не случилось объятий, сколько не состоялось касаний и смешных историй.
Мы просидим в кафе до закрытия. Я провожу Ларису до дома. Поцеловать не решусь. Я женат. Лариса все поймет по взгляду. Да, так надо. Я приду домой за полночь, жена спросит меня:
- Где ты был?
- Я занимался самым важным делом жизни: искал истину.
- Нашел?
- Знаешь, истина не достижима, но это не значит, что ее не надо искать. Даже наоборот, очевидная недостижимость цели делает ее более сладостной и манящей. Настоящие мужчины берутся за трудные задачи. И настанет день, я верю в это, истина откроется людям. Мы поймем, что годы и столетия поиска истинного знания были не напрасны.
- Ты мой рыцарь, - скажет моя любимая жена.
Я посмотрю на свою вторую половинку в легком атласном халатике на голое тело и пойму, что по-настоящему искал в женщинах ту загадку, которую не смог разгадать в то далекое лето 1978 года. Мою жену будут звать тоже Ларисой, похожая фигура, те же карие глаза, длинные темные волосы. Моя жена будет писать стихи, будет играть на гитаре собственные песни. Во время наших путешествий по лазурному берегу коммунистической Франции, мы часто подходим вдвоём к роялю и исполняем русские песни для посетителей ресторана. Нам обязательно хлопают, просят исполнить ту или иную композицию на бис.
В этот вечер вдруг я пойму, что многим, слишком многим в жизни обязан той первой Ларисе. Это она дала толчок к переосмыслению внутренней вселенной. Именно она заставила посмотреть на мир под другим углом. Пускай, у нас не вышло общего будущего, но я такой выдающийся только благодаря ей. Я должен ей помочь. Обязан.
Рано утром я соберусь и поеду в лабораторию. Надо сказать, что у нас существует запрет на путешествия в будущее. Но он возможен. И мы даже пробовали. Но официально нельзя. Считается, что сравнительно безопасно путешествовать только в прошлое. Прочему? – спросите вы. В высоких кабинетах, решили, что летать на машине времени вперед и общаться с представителями следующих поколений нельзя. Пускай они к нам летают, а не мы к ним. Почему? Да потому что пока не понимаем, влияют ли наши путешествия на ход истории. Если наши потомки не часто нас посещают, значит, имеется причина не летать. Мы ее не знаем. Но она есть. И мы не рискуем.
Я приехал на работу за два часа до начала рабочего дня. Поставил таймер на машине времени на пятьдесят лет вперед. И переместился в будущее. Если кто-то узнает про мою инициативу, меня уволят, унизят, сотрут в порошок, мое имя будут поминать при каждом удобном случае, как ругательное. Моим портретом будут пугать детей в детском садике, а околоподъездные старушки будут сравнивать меня с проститутками и пьяницами всех времен и народов:
- Юлька Светлова из пятой квартиры? Так она шалава, что тот физик – Юрьев Виктор Степанович.
- Васька Петров? Алкаш похлеще Юрьева. Кодировать и изолировать от общества!
И ладно, подумаю я. На святое дело иду. Не ради себя, ради любви. Ради любимой некогда женщины. Я должен ее спасти. Да, она меня предала, но я буду выше мелких дрязг и склок. На короткое время над головой возникнет сияющий нимб, под лопатками зачесалось. Я отмахнулся от видения, негоже коммунисту ассоциировать себя с религиозными символами.
Я выйду на улицы Москвы 2050 года и сразу пойму: я в будущем. Сомнений нет. Какие первые впечатления? Воздух – чистый, с легкими нотками цитрусовых, дышится легко. Сразу захочется пробежаться. Сверкающий чистейший асфальт мягко пружинит под ногами. На уровне 3-5 метров над землей, проносятся капсулы со счастливыми людьми. Москвичи будущего спешат по делам. Я вижу вывеску «Аптека». Захожу. Называю диагноз Ларисы. В течение пяти минут мне выдают набор лекарств на месячный курс лечения. Я прошу, чтобы выдали лекарства на полный цикл лечения. Без проблем, - ответила приятная девушка-фармацевт, и добавляет необходимые лекарства. Фантастика! Меня не спросили ни паспорта, ни денег.
Через десять минут я шагаю обратно с бумажным пакетом лекарств по аллее из цветущих лип. «Приветствую вас, люди будущего, - захочется крикнуть, - мне нравится ваш мир!» Захочется побродить по улицам Москвы, посмотреть, что стало с памятником Пушкина и Красной площадью, но нельзя. Надо торопиться…

Виктора Степановича вдруг потянуло в сон, он прилег рядом с упавшим деревом на землю. Но отключившись всего на десять минут, проснулся из-за укусов муравьев и мошек. Чесалось раскрасневшееся лицо, муравьи ползали под рубашкой и в штанах. Виктор Степанович скинул одежду, вытряс насекомых. Романтично подремать на природе не получилось.
Он побрел в сторону школы. Оказалось, что в порыве страдальческого алкоголизма, Виктор ушел достаточно далеко. К школе он подошел со стороны оврага, на склоне которого любил сидеть с Ларисой. В ручье напился, умылся, слегка посвежел. С трудом взобрался наверх оврага, присел на знакомую скамейку.
Если бы Лариса хотела поговорить и объясниться, она могла бы его здесь ждать. Но ее не было. Возможно, она его искала и приходила сюда пару минут назад? Вряд ли, махнул рукой Виктор Степанович. Надо жить дальше, приходится забыть прошлое, устаревшее, отжившее, и стремиться в светлое будущее.
Солнце в этот вечер светило необычайно тоскливо и холодно. Отставной стройотрядовец мысленно чокнулся с солнышком, допил остатки водки и запустил бутылку в овраг. Она полетела по красивой параболической дуге, вращаясь как австралийский бумеранг. Но назад не вернулась, а жаль. Хорошо бы кинуть пустую тару в небеса, и чтобы назад прилетела полненькая бутылочка в фабричной упаковке, - подумал Виктор Степанович. Пустая тара пробила широкий лист лопуха и навеки пропала в недрах безымянного оврага.
Виктор долго сидел на скамейке. Молча смотрел перед собой. Солнце скрылось за горизонтом. Слабая надежда, что встреча с Ларисой состоится исчезла вместе с последними лучами. Виктор Степанович побрел в школу, надо выспаться, завтра дальняя дорога. Опустив глаза, он вошел в школу, добрался до спального места. Разговаривать ни с кем хотелось. Скинув ботинки и не снимая одежды, Витька накрылся одеялом. Всё. Всем до завтра.
- Привет, как дела, Вить? – к нему подсел Юрка Степанов, невысокий коренастый паренек с веснушками из города Горький.
- Нормально, Юр.
- Я голосовал за тебя. Считаю, что решение собрания несправедливо.
- Спасибо. А почему большинство проголосовало против? Не знаешь? Я же за правое дело бился. Допустим, неправильными методами. Но по сути-то, я прав. Толян наговорил разной чуши Ларисе, она поверила. Что мне оставалось делать?
- Это все Толик.
- Что Толик?
- Это он всех подговорил и настроил против тебя.
- Ты откуда знаешь? - Виктор Степанович развернулся к Юрке.
- Он и ко мне подходил. Рассказывал про тебя небылицы. Началось все это примерно неделю назад.
- И что этот подлец рассказывал?
- Ты не серчай, но он рассказывал, что ты сектант. Регулярно совершаешь тайные магические обряды. Чуть ли не кровь младенцев пьешь.
- Это неправда.
- Я так ему и сказал. А он – ты ничего не понимаешь. Это страшный человек! Сам посмотри, он никогда ни с кем не общается. Все время один с книжкой или по полям бродит. Странный он. Не такой как все. Неужели ты не видишь? – кричал он мне.
- А ты чего?
- Я ему и говорю, что не вижу ничего в этом страшного. Есть люди общительные, а есть не общительные. Не надо на людей, любящих уединение навешивать ярлыки. Он мне: Ты – дурак, когда все выйдет наружу – будет поздно. Видишь, он начал обхаживать Ларису. Закрывается с ней в кабинете. Репетирует. Это он так в доверие внедряется. А ему просто нужна девственница для обряда.
- Звучит, как бред.
- Я-то понимаю. Но видимо не всем очевидно. Много еще предрассудков у народа. Не думал я, что так закончится. Я решил тебе рассказать. Ты должен знать, кто тебя выжил из отряда.
- Спасибо, Юрка.
- Что будешь делать?
- Ничего. Завтра, на утреннем рейсе уеду… Уеду… Уеду... В Москву, в Москву, в Москву, как говорил классик.
- Димка сказал, что выплатит тебе деньги за отработанное время.
- Передай ему спасибо.
- Ага.
- Толян-то уехал? – спросил Виктор Степанович.
- Его место пустое. После обеда я его не видел.
- Ладно, черт с ним. Разберемся. Еще раз спасибо, Юр.
Юрка ушел, Виктор отвернулся к стенке. Вот значит, кому доверился. А так с виду и не скажешь. Обычный парень из деревни, а оказался склочник и завистник. Откуда подобные ритуальные фантазии? Магия? Обряды? Деревня, одно слово. Но как вы-то, комсомольцы и студенты Московского ВУЗа, умные люди, поверили в небылицы? Это же неприкрытое вранье, чушь собачья, бред сивой кобылы! С такими людьми коммунизм не построишь, - подумал Виктор Степанович. В обществе с распределением благ по потребностям так нельзя. Надо общественные интересы ставить выше мелкособственнических. Советская власть уже шестьдесят лет бьется и не может выбить из сознания людей предрассудки. Что же делать?
Взрослых людей не перевоспитаешь, они отравлены эгоизмом и личной собственностью. Видимо, стоит начинать с совсем маленьких детей, воспитывать их изолированно от испорченного общества. Нового человека для коммунизма не вырастишь на бабушкиных сказках. Надо приучать ценить общественные интересы выше личных, надо вытравить эгоизм, зависть и жадность. Так думал Виктор Степанович в то лето 1978 года, лежа в углу спортивного зала на тонком матрасике в глухой деревне Владимирской области.
Утром Витька поднялся вместе со всеми, позавтракал. Мельком увидел Ларису. Та не смотрела по сторонам. Брошенный студент расстроился еще раз. Сдал постельное белье завхозу, собрал вещи в рюкзачок. Попрощался с ребятами, протянул руку для прощания. Некоторые отвели взгляд и руки не подали. Димка Прокопенко обнял, похлопал по спине.
- Прости, что так получилось, - сказал командир.
- Дело житейское, - отшутился Виктор Степанович, - переживем.
Тяжелой походкой он вышел на улицу и направился в сторону автобусной остановки. Взгляды бывших товарищей по стройотряду буравили спину. Но Виктор не обернулся. Под ноги попалась старая консервная банка, бывший стройотрядовец шел и пинал ее вьетнамскими кедами. Банка гремела, заполняя создавшийся вокруг вакуум.
На остановке к прибытию автобуса собралось человек пятнадцать: дед с двумя внуками, бабка с курицей в корзинке, компания молодежи из трех человек, взрослые мужчины и женщины. Виктор Степанович глянул на часы. Без десяти восемь. Время есть. На небе с запада собирались тучи. Погода портилась.
- Слава богу, будет дождик, - сказала бабка.
- Грибы пойдут, - добавил дед.
- Здорово! Не надо огород поливать, - обрадовались внуки.
- Придется резиновые сапоги носить, - расстроилась молодёжь.
«Когда в Москве живешь, все едино, что дождь, что солнце, - подумал Виктор Степанович, - после дождя даже лучше дышится».
Автобус в назначенное время не пришел. Народ зашушукался.
- Надоели уже.
- Когда новый автобус пустят на наш маршрут?
- Василий опять запил что ли?
- Попутной машины в город нет? – спросил Витька.
- Нет. Сейчас все грузовики на уборке урожая.
Подождав для порядка минут тридцать, народ стал расходиться.
- Как добраться до города? – спросил Виктор Степанович деда с внуками, которые уходили последними.
- Да, никак. Можно сходить к председателю, но тот машину не даст. Ежели пойти на Дубки километров двадцать, там шоссе и ходят попутки. Попробуй голосовать.
- Куда это?
- Вон туда, - дед махнул в сторону школы.
Неожиданно подул резкий ветер, темные тучи закрывали горизонт. Вот-вот начнётся дождь. Виктор Степанович застегнул курточку с эмблемой ССО на все пуговки. Порывы ветра поднимали облака пыли, подбрасывали вверх упавшие листья. Дождя в селе не было больше месяца. Подсохшая земля стосковалась по влаге. Черные тучи надвигались, казалось, прямо на Витьку. Но не расстроился студент, а обрадовался дождю. Очищающий ливень навсегда смоет тревоги и печали последних дней. А тогда начнется новая и светлая жизнь с чистого мокрого листа.
Сверкнула молния, прорезав непредсказуемой паутиной небосвод. Через пару мгновений грохнуло так, что качнулись деревья, а Виктор Степанович присел от неожиданности. Порывистый ветер дернул провода, хлопнула калитка, общественный пес Шарик взвизгнул и спрятался в бурьяне за магазином. Готовый для новой жизни студент шагнул на середину улицы, подставил ветру и дождю лицо, широко раскинул руки.
- Я здесь! – крикнул он небесам, - я желаю обновления и очищения!
Звук, едва родившись на губах студента, сорвался и заплутал в порывах шквалистого ветра. И потом пошел дождь. Без пробных капель. Без репетиций. В одно мгновение с небес полился поток воды, сравнимый разве что с Ниагарским водопадом. Потоки чистейшей воды побурели от встречи с землей, запенились и понеслись в кювет, в заросли крапивы и лопухов, где попадали в стосковавшиеся по воде русла ручьев. Виктор Степанович быстро промок. Абсолютно весь. До нитки. Пару минут стоял, наслаждаясь освежающим душем. Потом стало холодно. Оглянулся, куда бы спрятаться от дождя? Хлипкая крыша автобусной остановки не спасала, косой дождь прошивал ее насквозь.
Через пелену дождя Виктор Степанович разглядел открытую дверь сельского магазина, из которой выглядывала любопытная физиономия продавщицы Зинки. Хлюпая водой в кедах и не выбирая дороги, Виктор Степанович подошёл к двери в магазин.
- Пустишь? – коротко спросил он.
Сверкнула молния, осветив Витьку сзади.
- Проходи, - ответила Зинка.
Громыхнул гром. Витька не расслышал ответа Зинки. Смело прошел вперед. Продавщица отошла в сторону. Дверь за ним захлопнулась, звуки дождя утихли.
В магазине было сухо, тепло и спокойно. Пахло хозяйственным мылом, солёной селёдкой и полынью, которая висела на окнах «от мух». Вокруг ног Виктора Степановича образовалась лужа.
- Да ты совсем промок, - взмахнула руками Зинка.
- Это нестрашно. Я сам хотел.
Студент снял курточку.
- Можно выжать?
- Нет. Погоди.
Зинка сбегала в подсобку. Принесла ведро для мыться полов.
- Выжимай над ведром, пожалуйста.
- Хорошо.
Виктор Степанович снял рубашку, выжал. Снял штаны, выжал. Зинка хитро улыбнулась, сверкнув металлическим зубом. «О, нет, нет, нет, - подумал студент, - только не это».
- Тебе бы согреться, - предложила Зинка.
- Дай мне чекушку. Деньги вот только намокли, - сказал Виктор Степанович, расправляя намокшую пятирублевку.
- А ты только по этому делу мастер? – улыбалась Зинка.
- Ты это имеешь ввиду? – студент щелкнул себя по шее ниже подбородка, - ты про алкоголь?
- Жаль, а то я баба не замужняя. Могла бы помочь.
- Нет, спасибо, - Виктор Степанович представил себя целующимся с Зинкой, язык касается металлического зуба…
Брр… Несостоявшийся герой-любовник схватил бутылку, зубами рванул крышку, и сделал большой глоток. Хорошо… Стало теплеть…
- Я всегда так много пью, - продолжил Виктор Степанович, - с утра до вечера. Потом дерусь. Пью и дерусь. Со мной лучше не связываться. Я это, того, меня даже из стройотряда выгнали. Иди, говорят, отсюдова, пока из комсомола не выперли. Вот еду домой.
- Понятно, - ответила расстроенная Зинка, - мне-то алкоголики не нужны. Тут такого добра, хоть пятой точкой ешь. Как посмотришь на девок, когда мучаются с пьяницами, так и замуж враз расхочется.
Виктор Степанович сгреб ладонью сухую сдачу.
- Куда бы положить? Пакетика не найдется? Намокнет же.
Зинка с потерявшим интерес взглядом кинула на прилавок целлофановый пакет в виде большой пятипальцевой перчатки.
- Ого, спасибочки. Так я пойду?
- Ага. Иди, милок. Счастливой дороги.
Витька, прижав пакет с деньгами и чекушкой к груди, вышел на улицу. Дождь закончился также стремительно, как и начался. Темные тучи уплывали на восток. Засияло солнце. Ветер стих. Об ураганном ливне напоминали огромные лужи и потоки бурлящей воды, которые неслись по дороге под уклон. На востоке еще полнеба закрывали уползающие черные тучи. Прощально свернула молния, за ней последовал слабенький раскат грома. Выдохлась тучка, - подумал добровольный алкоголик. Теперь на деревне пойдут сплетни, что какого-то студента выгнали из-за пьянки. Зинка юного бухарика видела своими глазами, синий, весь трясется, наскреб последнюю мелочь на чекушку и умотал на последнем рейсе во Владимир.
Упав на старые дрожжи, водка быстрее обычного разошлась по телу. Мысли приобрели волнительную легкость. Надо бы вернуться, подумал Виктор Степанович, - хотя бы обсохнуть. Зачем мозолить глаза деревенским людям? Еще председатель увидит. Не хорошо.
Слегка пошатываясь, Виктор направился в сторону школы. Пустынные улицы подчеркивали незавидное положение отверженного студента. Нормальные люди трудятся, у всех дела и заботы. Только лентяи и бездельники шляются без дела. Завтра начнется новая жизнь, - успокоил себя драчливый комсомолец.
Никого не встретив, Виктор Степанович прошел в спортивный зал. Снял верхнюю одежду развесил ее на перекладинах шведской стенки. Сам остался в одних трусах. Взгляд привлекла приоткрытая дверь каморки физрука, которая обычно была закрыта. Но сейчас там кто-то был. И не один. Два голоса: один - женский, другой – мужской, потихоньку переговаривались. Женский голос иногда хихикал.
Немного странно. Да, ладно. Виктору не хотелось идти в одних трусах и разбираться, кто там спрятался и зачем. Какое ему до это дело? Виктора не должно быть здесь. Он взял майский выпуск газеты «Советский Спорт» и ушел в противоположный угол спортивного зала. Расположился на узковатых деревянных лавках. В газете был напечатан большой обзор матча СССР – Чехословакия в финале Чемпионата Мира. Журналист сокрушался, что великий Александр Мальцев получил серьезную травму и теперь долго не выйдет на лед…
Из каморки меж тем громкость голосов нарастала. Виктор отчетливо услышал:
- Нет! Не надо! – взмолился женский голос.
Виктор отложил газету. Встал.
- Да, ладно тебе. Ты не знала зачем сюда шла? – Виктор узнал голос Анатолия.
- Я прошу тебя! – голос девушки умолял, - не надо!
- Тебе понравится. Лучше не сопротивляйся!
Виктор подбежал к каморке. Распахнул дверь. На сваленных посреди каморки матах, лежала деревенская девушка с задранной юбкой. На нее пытался взгромоздиться Анатолий со спущенными тренировочными штанами.
- Что з-здесь происходит? – заикаясь спросил Виктор.
- О, Витек, - рассмеялся Анатолий, - присоединяйся, - да у нас тут групповушка намечается.
Девушка заревела навзрыд, пыталась одернуть подол одной рукой, другой рукой отталкивала Анатолия.
- Отпусти девушку, негодяй! – как можно увереннее крикнул Виктор.
- А если не отпущу? Тогда что?
Анатолий встал, грубо отпихнул девушку. Та скатилась на пол и заревела.
- Я тебя п-придушу, - Виктор сжал кулаки, кровь ударила в голову, сердце бешенно и ритмично застучало в груди.
- Что ж ты мне постоянно мешаешься под ногами? – прохрипел соперник.
Анатолий подтянул треники под грудь. Взял в правую руку небольшую гантель…
Дальнейшие события полетели слишком быстро. Не было замедленной движений, как в замедленной съемке. Раз и все закончилось. Виктор не успел среагировать на выпад Анатолия. Тот же с разбегу ударил растерявшегося соперника в челюсть. Виктор упал на спину и потерял сознание….

Мир возвращался медленно и болезненно. Пятнами и отрывками издалека. Чужие голоса, крики, рыдания…
- Это он?
- Тот был другой…
- Товарищ Нечаев, сбегайте за фельдшером. Похоже парню не помешает медицинская помощь…
Снова темнота. Тишина. Пустота.
- Сколько мы будет здесь сидеть?
- Время - понятие относительное…
- Зато удар прикладом вполне себе абсолютная величина…
Виктор попытался открыть глаза. Резкий свет! Дернулся. Снова тишина…
- Может ему анестезию какую-нибудь?
- Нет у меня анестезии. Это вам не Центральная больница Владимира.
- Хорошо, доктор, молчу… Работайте…
Виктора куда-то несли, укладывали, накрывали. В одно мгновение он открыл глаза и увидел лицо Ларисы. Девушка смотрела на подбитого студента без сожаления, но с интересом, как изучают редкое и неприятное насекомое. Неужели от симпатии не осталось и следа? Или Виктор придумал, чего на самом деле не было. Бывает. Он попытался улыбнутся, но нестерпимая боль пронзила тело. Студент закрыл глаза. Витька не видел, что в следующий миг Лариса развернулась и ушла…
Затем была областная больница Владимира, наложенные швы и поддерживающие челюсть повязки, жидкая еда через трубочку. Допросы и долгие разговоры с милицией. Виктор исписал несколько листов с объяснениями своего поведения. Его даже поначалу обвиняли в попытке изнасилования деревенской девушки. Но при очной ставке потерпевшая сказала, что был другой парень, посильнее и покрупнее.
Анатолия долго искали, и судили во Владимирском народном суде в канун Нового 1979 года. Как сложилась дальнейшая судьбы насильника и негодяя, Виктор не знал. Зачем? Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Челюсть срослась, в конце сентября сняли швы, и Виктор пришел на занятия в родной институт. Боялся, переживал, как встретят однокурсники.
 Оказалось, что почти никто и не помнил о летнем происшествии. Или делали вид, что не помнили. Новый курс, новые дисциплины, серьезные курсовые и лабораторные работы завертелись в осеннем учебном водовороте. Виктору предстояло догонять ушедших вперед за первый учебный месяц однокурсников.
Через неделю, Виктор мельком увидел Ларису. Девушка училась на другом потоке. В тот день они столкнулись в лифте. Виктор, опустив глаза, пробормотал:
- Прости…
- Не стоит, - презрительно бросила Лариса.
- Почему? – умоляюще поднял взор Виктор.
- Не стоит повторять ошибки. Надо делать выводы. Мы слишком разные…
- Мне показалось…
- Тебе показалось, - холодно ответила девушка.
- Прости…
- О, боже! Тебе больше нечего сказать?
- Нечего.
- Прощай, - Лариса вышла на нужном ей этаже.
Виктор поехал дальше. Вышел на последнем этаже. Хорошо бы подняться на крышу, - подумал он. Но чердачная дверь всегда закрыта на большой навесной замок. Хотелось крикнуть с высоты птичьего полета что-то громкое и жизнеутверждающие. Виктор облокотился о подоконник, стоял и смотрел на извилисто-мутную реку, на желтеющие тополя вдоль набережной. Жизнь продолжалась, но как-то грустно.
Веселье теперь, видимо, не для него. Никто и никогда его не полюбит. Потому что сам не сможет полюбить. Ведь, именно от его желания зависит имеется любовь в сердце или нет. Он никогда не забудет Ларису, будет ей посвящать стихи и песни, но никогда не даст повода заподозрить в теплых чувствах. Так тогда думал Виктор…
Череда предательств лета 1978 года принесла в итоге успокоение и здоровую, как ему казалось, долю цинизма в отношения с девушками и однокурсниками.

Глава 8

Воспоминания юности медленно перетекли в подготовку ко сну. Виктор Степанович привычно совершил вечерний поход в ванную. Позвонила дочка Маша:
- Как дела, пап?
- Нормально.
- Что делал в первый пенсионный день?
- Бутылки собирал.
- Ты серьезно? – удивилась Маша, - тебе с деньгами помочь?
- Не надо. Мне всего хватает. Я встретил женщину…
- Давно? Почему ты молчал?
- Сегодня. Она бутылки собирает давно. С ней интересно.
- Ты скучаешь по маме?
- Очень.
- Хочешь я завтра к тебе приеду? Борщ сварю.
- Не надо, Маша. У тебя столько дел - семья, дети, муж, работа. Позвонила, и на том спасибо.
- Мне не сложно.
- Я знаю. Ты – умничка. Я пока могу сам о себе позаботиться. Приезжай с внуками на выходные. Буду рад.
- Хорошо, пап.
- Давай, пока. Мне спать пора. Режим надо соблюдать. И устал я сегодня что-то.
- Спокойной ночи, пап.
- Спокойной ночи, дочка…
Короткие гудки. Да, он скучает. Да, ему одиноко. Но он привык, и обязательно справится. Он же все-таки мужчина.
Тяжело было первые дни после смерти Валентины. Виктор Степанович постоянно прислушивался к шорохам и звукам опустевшей квартиры. Ему казалось, что произошло досадное недоразумение и вместо Валентины похоронили совсем другую, чужую женщину. Его жена где-то жива, ей немного не здоровится, но скоро вернется. Постучит в дверь, войдет, извинится, что не звонила. Ворчливо пройдет в спальню. Переоденется в домашнюю одежду. Виктор Степанович даже не подумает отворачиваться. Он будет смотреть на жену в нижнем белье, и без него…
Валентина расскажет, что теперь самое страшное позади. Главное, это спокойствие, режим и правильное питание. Да, конечно, дорогая, - радостно закивает Виктор Степанович….
Но чуда не произошло. Валентина не возвращалась. Через месяц Виктор Степанович перестал вскакивать на каждый скрип и шорохи на кухне. Зато он научился мысленно разговаривать с супругой.
- Загробная жизнь есть? – спросил он Валентину на 41-й день.
- Сложный вопрос, - ответила супруга, - смотря что ты подразумеваешь под словом жизнь.
- Не понял.
- Если понимать жизнь в сугубо утилитарном и физическом понимании: поедание и переваривание пищи, рождение детей, спаривание, потребление материальных ценностей, то такого здесь точно нет. А именно подобные вещи часто ассоциируются с понятием жизни. Так ведь?
- Согласен, - Виктор Степанович не ожидал услышать такие речи от жены, - а что тогда там есть?
- Уверен, что хочешь знать?
- Да. Не хотел бы, не спрашивал.
- Это больше похоже на путешествие и обмен идеями. Во время материальной жизни мы как-бы набираем и коллекционируем впечатления, мысли, рассуждения. Здесь же мы тысячелетиями вспоминаем, передумываем и обмениваемся знаниями с такими же бесплотными сущностями.
- Не может быть!
- Может. Чем интереснее и насыщеннее твоя жизнь на земном этапе, тем лучше твое положение после смерти в бесплотном мире. К интересным людям больше обращаются за воспоминаниями, у них больше предложений для обмена. Получается лавинообразное обогащение.
- Значит, какой-то бандит, негодяй или наркоман имеющий огромный запас впечатлений, у вас в почете? Ему есть, что предложить на рынок идей и воспоминаний. Эти люди в почете после смерти? А какой-нибудь колхозник, который никогда не выезжал за пределы деревни Берендеевки, не имеет почета и уважения в загробной жизни?
- Не совсем так. Бандитов у нас нет. Возможно, они делятся своими воспоминаниями в других местах. Нет здесь убийц и насильников. У нас говорят, что плохим людям запрещено обмениваться воспоминаниями, они вынуждены варится в собственных образах годы и тысячелетия. Такое своеобразное наказание.
- Хорошо. А что с простыми колхозниками?
- Многое зависит от человека, от его отношения к окружающим и миру. Бывают, знаешь ли, люди живут простой и не яркой жизнью, но богатой и разнообразной внутренне. Так что здесь ценятся интересные крестьяне с их закатами и восходами, с заботой о молодых телятах и козлятах, с косьбой клевера по утренней росе, со скрипом морозного наста под полозьями саней, запряженных парой лошадей. И бывают богатые люди, которые ничего кроме шелеста денежных купюр и вспомнить не могут.
- Тогда понятно. А ты в раю получается?
- У нас нет такого понятия. Не знаю, как это назвать. Здесь нет беззаботности, кисельных рек и молочных берегов. Пищи в физическом понимании вообще нет. Не наблюдается вина, денег, секса и других привычных наслаждений. Самое главное для нас – это разнообразная мыслительная деятельность. Бывают споры и идейные разногласия.
- Загробные войны?
- Войнами это сложно назвать. Но идейные стычки и разногласия имеются. Скучать не приходится.
- Наш разговор – плод моего воображения? – поделился сомнениями Виктор Степанович.
- Все зависит от твоего отношения, -  ответила воображаемая супруга, - может, да. А может и нет.
- Поясни.
- Я ничего не могу тебе доказать. Не могу ущипнуть. Не могу предоставить видео или аудиофайл. Ты можешь верить или не верить.
- И далее жить в мире иллюзий. Хорошо. Спасибо за подробную лекцию. Мне пора спать.
- Спокойно ночи, любимый…
Легкий ветерок коснулся лица Виктора Степановича. Качнулась ветка тополя за окном. Наверное, показалось, - подумал одинокий пенсионер и закрыл глаза.

Хорошо выспавшись, Виктор Степанович проснулся по привычке в шесть утра. Интересно, а Лидия Ивановна тоже рано встает? Представилась вчерашняя знакомка – активная и неунывающая. Наверняка, с утра выпивает стакан холодной воды натощак и делает увлекательно-оздоровительный комплекс занятий. Что-то среднее между йогой, китайской гимнастикой и системой Порфирия Иванова.
 Виктор Степанович решил не отставать от предполагаемых успехов Лидии Ивановны, и начал новый день с зарядки. После вчерашних прогулок побаливали ноги и тянула спина. Бывает, - махнул рукой физкультурный пенсионер, - привыкну. Легкий завтрак.
Затем он отыскал на антресолях рюкзак цвета хаки, купленный еще в конце восьмидесятых на закрытой распродаже в ГУМе. Было это в далеком 89-м году. Виктору Степановичу на работе дали пригласительные в ГУМ и талоны на триста рублей. Это были, конечно, уже не настоящие советские рубли, которые самые крепкие и обеспеченные, но возможность отоварится казалось большой удачей. 
Супруги Юрьевы приехали на метро «Площадь Революции» до открытия главного магазина страны. Минут за тридцать. У дверей ГУМа уже толпились люди. Виктор Степанович узнавал знакомых по Водоканалу. Вежливо кивал знакомцам и переминался с ноги на ногу. Покупать что-то конкретное в планах семьи Юрьевых не входило. Надо было пробежаться по отделам, прицениться и быстро, пока не расхватали дефицит, отоварить положенные 300 рублей.
Супруги разделились: Валентина должна взять на себя первую линию ГУМа, на Виктора Степановича выпадала – вторая и третья линии гипермаркета. Встречаемся у центрального фонтана через тридцать минут, обмениваемся информацией и совершаем окончательный рейд за покупками, - такой идеальный план составила Валентина.
Ровно в 8-00 двери магазина открылись. Народ, беззлобно толкаясь и лениво матерясь, устремился внутрь ГУМа за обновками, не доступными в ту пору широкой общественности. «Так неправильно, - думал Виктор Степанович, - советская промышленность справится и обязательно наладит выпуск ботинок и махровых полотенец».
Почему за семьдесят лет советская власть научилась делать лучшие в мире космические корабли, но не может обеспечить собственных граждан трусами, пиджаками и тапочками, оставалось загадкой. Не иначе, как вредительство, - нет-нет, да проносилась в голове репрессивная мысль: «Сталина на вас не хватает! В 45-м такое попустительство не прошло бы! Нашли бы виноватого, и вмиг исправили бы ситуацию».
Махровые полотенца, аудиокассеты фирмы «Самсунг», кожаные женские сапоги, - отмечал Виктор Степанович, проходя сквозь толпу людей. Во взгляде окружающих горела неприятная жажда обладать материальными ценностями, другим недоступными. Еще лет шесть назад, до начала Перестройки, люди были совсем другими. Это точно.
Но, может теперь люди стали честнее? Они же стали активнее! На работе бывало никого не заставишь выйти на дежурство, многие работали спустя рукава, требовали премии и путевки в санаторий. Мир вокруг постепенно менялся. Путевки в 89-м году через профком уже не распределяли. Теперь в бухгалтерии висела табличка с ценами на отдых у Черного моря. Ехать мало кто хотел, казалось дорого, зато никаких очередей и дефицита. Хозрасчет в туристической сфере до добра не доведет, - подумал тогда Виктор Степанович.
Розовая курточка для Маши, костюмчик для Сергея, платки с люрексом и постельное белье, -  ставил мысленные галочки Виктор Степанович. Много импортных товаров из стран ближнего социалистического зарубежья. Неужели поляки с югославами умеют лучше работать нас? Вполне добросовестный работник Красногорского Водоканала вспомнил многочисленных командировочных из соцлагеря, которые часто приезжали к ним для обмена опытом. Да, нет же, обычные люди, как и наши. Есть умные, имеются и ленивые, и даже туповатые. Главное, правильно организовать работу. Тогда получится насытить прилавки отечественных магазинов дефицитными товарами. Необходимо искоренить само понятие дефицита в нашей стране.
Из телевизора, впрочем, в последнее время все больше звучали призывы к свободной и всевидящей руке рынка. Капитализм и дефицит – несовместимые понятия, говорили умные лица. Капитализм – это изобилие и круглосуточные магазины, заваленные сверху донизу товарами. «Ага, - скептически кивнул Виктор Степанович, - почему же тогда революция в 17-м году произошла? Капитализм был. А народ голодал. Неувязочка, получается».
Трусы мужские, носки и телевизоры фирмы «Шарп». На все товары триста рублей не хватит. И тут он увидел рюкзак своей мечты: большой, с поясным ремнем, с карманами не только спереди, но по бокам, широкие стеганые лямки, удобная регулировка. И всего – 25 рублей. Не мечта ли? Виктор Степанович долго не думал, достал деньги, рассчитался за рюкзак. НА талонах появилась первая отметка. Радостный пошел дальше. Возможно, Валентина будет против. Пускай. Ему такой рюкзак снился со студенческих времен. Он его чувствовал. С ним покорял бездорожье. С ним забирался на горные вершины Алтая. В конце концов, могу я себе позволить рюкзак!
С улыбкой на губах и посвистывая, Виктор Степанович закончил осмотр ГУМа. Подошел к неработающему фонтану. Разруха начинается с поломанного санузла. Жаль, красивый был фонтан. Валентины в пределах видимости не наблюдалось. Посылай этих женщин одних. Небось, примеряет обновки, глаза загорелись и забыла про него.
Брошенный на произвол судьбы муж молча прогуливался вокруг фонтана, кивал знакомым, провожал взглядом незнакомых, но симпатичных москвичек, мысленно поругивал советскую власть с ее медлительностью и неповоротливостью в области экономики. Минут через пятнадцать начал переживать. Еще через десять минут пошел на поиски запозднившейся супруги. Пробежал вдоль первой линии, заглядывал во все подряд отделы, кричал в примерочные: «Валя! Ты здесь?» Никто не отвечал, оставленный муж переходил в следующий отдел.
Виктор Степанович пробежал по маршруту Валентины, вернулся к фонтану. Жены нигде не было. Где же она? Что с ней? Я так и знал, - пронеслось в голове, - не надо было разлучаться. Походили бы вместе. Чуть подольше, какая разница? Потерянный муж нашел комнату администрации. Хотел дать объявление, мол, Валентина, объявись, жду тебя у фонтана.
Но упитанная женщина за сорок равнодушным голосом поведала, что минут двадцать одну женщину увели на скорой в институт Склифосовского с черепно-мозговой травмой. По описаниям совпадает с портретом Валентины: около тридцати лет, симпатичная, зеленая куртка, серые туфли.
- Что случилось? – взревел Виктор Степанович.
- Я не знаю, - продолжила администраторша, - не поделили товар с кем-то. У нас тут такое через день. Не люди, а звери какие-то. Раньше такого не было.
- Адрес! – рявкнул в ответ Виктор Степанович.
- И не надо на меня кричать, мужчина. Я при исполнении. Вот держите адрес.
На клочке бумаги в клеточку барышня-распорядитель ЦУМа нацарапала адрес больницы. Виктор Степанович бросился на улицу. Поймал такси. Минут за двадцать доехал до НИИ им. Склифосовского. Приемное отделение. Травматология...
 Валентина сидела на обитом коричневой кожей диване с перебинтованной головой, как защитник Брестской Крепости на картине Петра Кривоногова – белые бинты вокруг головы и под подбородок. Увидев мужа, улыбнулась.
- Привет, - шепотом произнесла Валентина, - прости, что так случилось.
- Что ты такое говоришь? – Виктор Степанович обнял супругу, - все будет хорошо.
- Я такой красивый костюмчик нашла для Маши, - жена смахнула текущие без перерыва слезы, - подумала, надо купить сразу. Полезла за деньгами, а в сумке чужая рука. Я схватила его, подлеца, и кричу: «Вор! Помогите!» Он меня как швырнет о прилавок затылком и бежать. Очнулась уже в скорой.
- Ничего, ничего. Все будет хорошо.
Виктор Степанович обнял жену, гладил ее по плечам, нашел свежий носовой платок и отдал для подтирания текущих без перерыва слез.
- Он все украл! – новый взрыв эмоций, крики и слезы.
- Что украл?
- Он украл все мои талоны и деньги!
- Валечка, не волнуйся. Бог сними с этими талонами и деньгами. Новые заработаем.
- А костюмчик Маше?
- И костюмчик купим?
- Где?
- В Югославии, в Польше. Я попрошусь в командировку.
- Тебя пустят?
- Куда они денутся. Только пусть попробуют не пустить! Я им покажу!
- А Сережке штаны?
- И Сережке штаны. И тебе сапоги и пальто. А себе я рюкзак уже купил. У меня еще талонов на 75 рублей осталось.
- Какая же я у тебя дура, - Валентина уткнулась в плечо мужа.
- Юрьева! – к супругам подошел доктор, как положено в белом халате и шапочке, - на рентген в 15-й кабинет. Вот направление. Со снимком ко мне.
Виктор Степанович под ручку проводил жену до кабинета с серьезным названием.  У Валентины кружилась голова, и ее немного тошнило.  Снимок показал, что трещин и скрытых гематом нет. На затылке среди волос выросла шишка с приличную картофелину. Диагноз докторов -  сотрясение мозга. Главное - спокойствие и только спокойствие. Попьете валерьянку, пустырник, побольше спать и гулять на свежем воздухе.
Домой Юрьевы приехали поздно вечером. На следующий день распродажа в ЦУМе закрылась. Талоны на 75 рублей остались неотоваренными. По тем временам неслыханное транжирство. Купленный рюкзак служил верой и правдой последние тридцать лет и не раз выручал в поездках на дачу и в командировках.

Глава 9

Вот и сейчас Виктор Степанович бросил внутрь рюкзака пару бывавших в употреблении пластиковых пакетов. Неспешно спустился по лестнице на улицу. На скамейке у подъезда уже сидела нарядная Лидия Ивановна – в джинсовом комбинезоне, серых кроссовках, и в платке с яркими цветами, завязанном сверху большим нарядным узлом. И вроде старушечий платок, но походила Лидия Ивановна больше на стильного подростка, не по годам молодо.
Веселая старушка сидела, подставив руки под колени, и болтала недостающими до асфальта ногами, подставив конопатое лицо летнему, а потому теплому солнцу. Проезжающий мимо мусоровоз обдал пенсионеров дизельным выхлопом, чтобы не думали, что попали в сказку.
- Здравствуйте, Лидия Ивановна, - начал с улыбкой Виктор Степанович.
- Привет, приятель, - не открывая глаз, ответила новая подружка.
- Как ваши дела?
- Мы опять на «ВЫ»?
- Извини, как твои дела?
- Хорошо, - Лидия Ивановна оглядела расхорохорившегося пенсионера одним глазом, - О! Рюкзак? Это дело. Расширяем бизнес.
- Да. Я подумал, что за спиной легче носить, чем в руках.
- Соображаешь, парниша. Как сам?
- Хорошо. Мышцы с непривычки побаливают. А так хорошо и настроение отличное.
- Тогда пошли, - Лидия Ивановна легко спрыгнула со скамейки, поправила лямки комбинезона, шагнула вперед, предоставив Виктору Степановичу лицезреть по-девичьи стройную фигуру.
- Расскажите про четвертого мужа. Что с ним стало? Где он?
- Опять?
- Извини. Я никак не привыкну. Расскажи, пожалуйста.
- Хорошо, расскажу, - Лидия Ивановна взяла Виктора Степановича под локоть и повела рассказ о днях минувших.

После того как третий муж ушел к Верке, а затем покинул наш бренный мир насовсем, Лидия Ивановна немного погоревала. Потому что мужик в целом был не плохой, и скорее даже положительный – много не пил, зарплату в дом приносил. Не скандалил. Не выдающийся, но гения можно до глубокой старости ждать.
У Лидии Ивановны возникла идея, что хорошо бы закончить бухгалтерские курсы, тем самым приобрести новую и востребованную в девяностые профессию. В бесплатной газете «Из рук в руки» она нашла несколько соответствующих объявлений. Выбрала курсы по территориальному принципу: поближе к дому, у станции метро «Тушинская».
Три месяца посещала курсы, узнала много нового – дебет, кредит, сальдо, пассив и актив. Учится Лидия Ивановна с детства любила. Как только получила заветную книжицу об окончании курсов, принялась обзванивать объявления с вакансиями из той же газеты «Из рук в руки». Работу в школе она не бросала, но хотела найти подработку на пару дней или по выходным.
Оказалось, что несмотря на только появившийся капитализм, работодателям нужны сплошь квалифицированные бухгалтера с опытом работы по специальности не менее 10 лет. И непременно с высшим экономическим образованием. Трехмесячные курсы не котировались.
Лидия Ивановна не могла похвастать достойным резюме. Потому купила у входа в метро новую трудовую книжку. У соседа Виталия была своя фирма ТОО «Проком Плюс», которая занималась ремонтом квартир для новых русских. За бутылку водки «Столичная» Виталий поставил печать, а Лидия Ивановна каллиграфическим подчерком вывела себе стаж в 9 с половиной лет.
Согласно записям, в трудовой книжке она сейчас работала на фирме в должности главного бухгалтера. На вопрос потенциального работодателя, чего же вы еще хотите, был заготовлен лучезарный и беспроигрышный ответ: денег, конечно, и профессионального роста! Долго работать с ремонтниками неперспективно, обидно тратить единственную жизнь на бесперспективных плиточников и сантехников.
В конце концов, Лидия Ивановна так уверовала в придуманную легенду, что всерьез рассматривала возможность карьеры в крупной инвестиционной или нефтегазовой компании. Собиралась бросить школу и посвятить остаток лет карьере офисного работника на финансовом фронте.
Врать, так врать. Искать новую работу, так искать. Она отсекла мелкие и неперспективные предложения типа «Бухгалтер за 500 долларов в месяц» или за 800. Взяла несколько объявлений, где значились четырехзначные цифры в долларах США: 3 000 или 3 500. Записалась на собеседование. Прорвемся, - решила она.
Первая фирма, куда приехала Лидия Ивановна находилась у метро «Филевский парк», называлась «Рансо и Ко». Это был многопрофильный холдинг, который занимался от торговли коммерческой недвижимостью до поставок разливного пива в Подмосковные деревни. В назначенное время в конференц-зале офисного помещения собрались около пятнадцати претендентов на должность бухгалтера фирмы.
Народ собрался серьезный, мужчины и женщины в строгих костюмах при галстуках, с кожаными портфелями. Но Лидия Ивановна пришла на решающую встречу подготовившись: строгая учительская юбка, выгодно подчеркивающая волнующий изгибы бедер претендентки, была укорочена на 10 сантиметров, что позволило явить миру соблазнительные коленки будущего финансиста с мировым именем. Полупрозрачная блузка, черное нижнее белье и колготки дополняли образ, подчеркивая решимость в достижении намеченной цели.
Лидия Ивановна победным взглядом окинула собравшихся. С умными мужчинами в двубортных костюмах конкурировать, конечно, сложно. Но с дамами в шерстяных пиджаках с затертыми локтями и в больших круглых очках, можно попробовать. Кто ж предполагал, что на должность главного финансового работника фирмы будут принимать сугубо по деловым качествам да по уровню знаний в современной бухгалтерской науке? Курсы, конечно, хорошо. Но высшего образования для победы и опыта работы в этой дисциплине Лидии Ивановне явно не хватало.
Распорядитель сборища соискателей раздала листочки с вопросами для тестирования. Три чистых листа А4. Ручку. Вопросы показались Лидии Ивановне странными, такое на курсах не преподавали. Что такое «Резервы предстоящих периодов» или как отражать на забалансовых счетах «Прибыли и Убытки прошлых периодов, выявленные на отчетную дату». Кому это вообще интересно? Чем фирма занимается? Откуда у них прибыли, которые случились в прошлом?
Прочие соискатели высокой должности погрузились в раздумья и заскрипели ручками о бумагу. Лидия Ивановна откровенно заскучала. Ни на один из вопросов, а их было ни много ни мало, а десять штук, ответа даже приблизительного она не знала. Для приличия и чтобы занять время, переписала каллиграфической вязью вопросы в листы для ответов. Проставила напротив них «Нет, нет, да, да. Нет, да, да. Да, да, нет». Через тридцать минут листочки собрали. Сказали, что надо подождать минут тридцать. Их проверит финансовый директор. Далее соискателей, прошедших первый этап, пригласят на собеседование к генеральному директору.
Ждать, так ждать. Где тут у вас туалет? Лидия Ивановна уверенной походкой проследовала в уборную, где совершенно неожиданно наткнулась на плачущую девочку лет 8-10. Девочка безутешно рыдала, сидя на корточках под раковиной.
- Привет, как дела? Чего плачешь? – спросила Лидия Ивановна.
Девочка отвернулась и молчала, как рыба. Только тонкие плечики вздрагивали в такт тихим всхлипам.
- Ты чья? И откуда здесь вообще?
Молчание.
- А я на работу пришла устраиваться. Буду здесь работать главбухом, - Лидия Ивановна поправила в отражении отклонившийся от заданной траектории локон, - заработная плата три с половиной тыщи. Представляешь?
- Мне все равно, - вдруг заговорила девочка, - деньги в жизни не главное.
- А что главное?
- Чтобы папа любил. Не оставлял одну. Уделял внимание.
- Какие правильные слова, однако, - согласилась Лидия Иванова, - а он не уделяет? Пропадает?
- Да.
- Кто у нас папа?
- Мельников Вячеслав Петрович.
- Он здесь работает?
- Да.
- И что случилось?
- Он меня взял на работу, потому что дома скучно. А сам оставил в кабинете и забыл. У него видите ли важное совещание.
- Это, конечно, неправильно. Но может, по его разумению - это уважительная причина?
- У взрослых всегда одни уважительные причины.
- И не говори, - Лидия Ивановна присела на корточки рядом, - знаешь, у меня тоже есть дети. Они сейчас в школе. И даже, возможно, скучают по маме. А папы у них нет, он умер.
- А у меня мамы нет, - сообщила девочка, - папа у меня один. Раньше было лучше, я всегда оставалась с мамой. А теперь ее нет. Папа говорит, что она уехала далеко, но я знаю, что она умерла. Она мне приснилась и все рассказала.
- Печально. Я тебя понимаю. Тебе сколько лет? Почему ты не в школе?
- Мне десять лет. Я в школу не хочу.
- Почему?
- Там скучно.
- Здесь веселее?
- Не очень.
- Как тебя зовут?
- Алена.
- Очень приятно, а меня Лидия Ивановна. Можно я с тобой посижу, а то там со взрослыми тоже неимоверно скучно.
- Сидите, если хотите.
- Спасибо.
Лидия Ивановна рассказала Алене про свою жизнь, про трех мужей про детей и гербалайф. Как она хотела и не смогла быстро разбогатеть, распространяя суперпродукт из открытой Колумбом Америки. Как собиралась утроиться сюда на работу, но не получится, потому что маловато знаний. А времени и сил учиться у нее похоже нет. Надо зарабатывать и кормить детей. Они почти ровесники Алене.
- Буду работать учителем и подрабатывать частными уроками, - заключила исповедь Лидия Ивановна, - хотя учительским трудом не разбогатеешь. Не всем дано, видимо, стать богатым.
В дверь туалета постучали.
- Алена! Алена! – кричала и стучала секретарша, на которую оставили девочку, - ты здесь? Ответь!
Лидия Ивановна и Алена переглянулись.
- Тебя?
- Наверно, - кивнула Алена.
- Пойдем. Мне тоже пора домой. Засиделась я тут с тобой.
- Спасибо.
- Будь здорова.
Неудавшийся финансист и малолетняя беглянка вышли из туалета. В коридоре собралась толпа из работников фирмы «Рансо»: два охранника в униформе с желтыми нашивками «Охрана», молоденькая секретарша, еще пара сотрудников и собственной персоной - Мельников Вячеслав Петрович, который оказался по совместительству генеральным директором «Рансо» и ее основателем.
Вячеслав подхватил дочку на руки.
- Папа! Папа! – весело защебетала Алена, - это тетя Лида. Она мне очень помогла. Возьми ее на работу, а то ее детям есть нечего!
- Погоди, Аленка, - Вячеслав поцеловал дочь, поставил на пол, затем протянул руку Лидии Ивановне, - очень приятно. Вячеслав Петрович.
- А меня зовут - Лидия Ивановна. Взаимно приятно. Алена, ты меня неправильно поняла. Я, пожалуй, пойду. Успехов тебе, хорошая моя. И вам Вячеслав, удачи в бизнесе.
- Чем-то могу вам помочь? Может подвести до дома?
- Нет. Спасибо. Я люблю на метро.
- Может, чай или кофе? – сделал еще одну попытку успешный бизнесмен.
- Нет. Благодарю. Мне действительно надо домой. Меня дети ждут.
Лидия Ивановна даже не спросила результаты тестирования. Ответ был очевиден. По дороге корила себя за наглость и самоуверенность. И юбку было жалко. В школу такую теперь не наденешь. Запасной юбки у нее не было. Придется походить в брючном костюме.
Домой Лидия Ивановна пришла раньше, чем дети вернулись из школы. Приготовила обед. Много думала о своем необдуманном и глупом авантюризме. Она же действительно мало что соображала в бухгалтерии. Ввязаться в работу, авось прокатит, было слишком самонадеянно. Ладно, бывает, неудавшийся финансист махнула рукой:
- Продолжу учительствовать, - сказала она вслух и перевернула котлеты, - по крайней мере, учить детей - благородно.
Через два дня, когда после уроков Лидия Ивановна сидела за столом и проверяла домашние задания учеников, раздался звонок в дверь. Она никого не ждала, дети сравнительно тихо делали уроки. Шаркая домашними тапочками, не спрашивая кто пришел, Лидия Ивановна открыла дверь.
Из-за большого букета бардовых роз выгладывала улыбающаяся физиономия Вячеслава Петровича.
- Добрый день, Лидия Ивановна, - слегка волнуясь, начал потенциальный олигарх.
- Здравствуйте, Вячеслав. Не ожидала. Какими судьбами?
- Это вам! – директор фирмы «Рансо» протянул букет.
Лидия Ивановна обняла букет обеими руками и чуть не утонула в ярких цветах.
- Проходите, раз так, - она попятилась назад, впуская нежданного гостя, - раздевайтесь, располагайтесь.
- Мама, кто там? – выбежали в коридор дети.
- Идите в комнату к себе. У мамы серьезный разговор.
Лидия Ивановна положила цветы в ванну. Подходящей вазы для букета такого размера в доме в то время не было. Сейчас имеется, но цветы уже никто не дарит. Каждому времени, свои удовольствия.
- Вячеслав, проходите на кухню, я чай поставлю.
- Хорошо. Я как раз тортик купил, - на вытянутых руках успешный бизнесмен внес огромный торт килограмм на пять.
- Ого! Не перестаете удивлять. К чему такое внимание?  Неужто на работу меня хотите взять? Я сдала тест лучше всех?
- Нет, - рассмеялся Вячеслав, - я внимательно изучил ваше резюме и написанный тест. Вы, как финансовый работник меня не интересуете.
- Что же тогда вам надо? – Лидия Ивановна поставила на стол блюдца и две чашки для чая.
- Аленка.
- Что с ней?
- Знаете, она все уши прожужжала. Тятя Лида - то, тетя Лида – сё. У нас в семье последние три дня только о вас и говорим. Про то, как вы работали в Гербалайфе, про мужа-афганца, про тяжелую и низкооплачиваемую работу в школе.
- Что есть, то есть. Все так и было.
- У меня к вам предложение. Только прошу, не обижайтесь и поймите меня правильно. Я нисколько не хочу бравировать своими доходами и социальным положением. Мне нужна ваша помощь и поддержка.
- Что вы от меня хотите, если не желаете взять на работу? – Лидия Ивановна пыталась предугадать мысли Вячеслава.
- Я прошу вас заниматься русским языком и литературой с Аленой. После того, как умерла жена, дочка совсем перестала учиться. Она страдает без матери, ей одиноко. Я, признаться, в растерянности.  Не могу найти достойного решения проблем. Я пробовал нанимать воспитателей и гувернанток, перебирал дорогие школы и лицеи, суперсовременные гимназии и домашнее обучение. Ничего не помогает. Алена игнорирует педагогов и тренеров. Требует постоянного внимания от меня. В результате, я не могу работать полноценно. И она нормально не учится. Скатилась на тройки и двойки.
- Девочке, в любом случае, необходимо ваше внимание и забота.
- Так, я же не против. Я и так почти целый день рядом, даже на работу беру с собой. В офисе оборудовал школьный класс. Целый штат учителей приезжает в офис и проводит с ней индивидуальные занятия. Результата только нет, и она несчастна. Ей не интересно.
- Забаловали вы ребенка, Вячеслав.
- Я по-другому не могу.
- Хорошо, проехали. Что же вы хотите от меня?
- Я хочу, чтобы вы преподавали Алене Русский Язык и Литературу. График занятий подстроим, как вам будет удобно. Вас будет привозить и отвозить личный водитель. Заработная плата составит 3 500 долларов США в месяц.
- Ого! Неожиданно.
- Я понимаю и очень надеюсь, что вы примите мое предложение. Я готов заплатить сейчас аванс за первый месяц работы. Вот - 3 500 долларов.
Вячеслав достал конверт и положил на стол перед Лидией Ивановной.
- Чай будете? Вам с сахаром или без?
- С тортом, пожалуйста и без сахара. Мне его разрекламировали коллеги, хочется попробовать.
- Знаете, Вячеслав, я соглашусь на ваше предложение, - сообщала Лидия Ивановна после минутной паузы, наливая чай, - возьмите нож. Режьте торт.
- Ага, - от радости директор «Рансо» подпрыгнул, - спасибо, не ожидал, что вы так быстро согласитесь.
- Почему? Неужели вам часто отказывают?
- Не часто. Я перед вами что-то растерялся. Извините.
- Я поясню мое решение: мне понравилась ваша дочь. Она действительно несчастна, но у нее хорошее и доброе сердце. Мне было с ней интересно. Думаю, что смогу ей помочь. И деньги вы предлагаете, что скрывать, просто шикарные. Глупо отказываться.
- Спасибо, я очень рад, что вы согласились.
- Пожалуйста. Я позову детей?
- Конечно, - слишком часто закивал Вячеслав Петрович.
- Дети! Идите на кухню, дядя Вячеслав принес торт, будем отмечать новую мамину работу.
Оля и Степан, так зовут детей Лидии Ивановны, с криками «УРА!» прибежали на кухню, весело защебетали и съели по два здоровенных куска волшебного на вкус торта. Ни до, ни после Лидия Ивановна не встречала столь вкусного десерта.
Начиная с следующего понедельника, Лидия Ивановна стала заниматься с Аленой. Полученный аванс пустили на обновки: новую юбку, строгий учительский костюм фисташкового цвета, туфли и шикарный кожаный портфель.
Первое время она совмещала частные уроки с работой в школе. Затем оставила старую работу, зарплаты и затраченное время не сопоставимы, а доходов от сотрудничества с Вячеславом вполне хватало для полноценной жизни. Получалось даже откладывать на новую квартиру и ее ремонт.
Алена занималась хорошо. Учеба девочке давалась легко. Но что-то в душе болело и тянуло изнутри. Отношения с ученицей складывались в целом хорошо, хотя та периодически подкидывала сюрпризы и истерики.
Лидия Ивановна часто виделась с Вячеславом. Они много беседовали о воспитании Алены. Заботливый отец оказывал учителю слишком щедрые знаки внимания. Дарил дорогие духи и мобильные телефоны, когда те еще были дорогими и недоступными для большинства граждан России. Приглашал в гости на 8 марта, на Новый год и на 9 мая. Скромно потупив взгляд, Лидия Ивановна отказывалась, ссылалась на семейные традиции в отмечании семейных праздников.
Надо сказать, что Вячеслав ей нравился, и в тайных мыслях иногда допускала грехопадение с хозяином шикарного особняка на Рижском шоссе на широченной, как взлётно-посадочная полоса пулковского аэродрома, итальянской кровати под полупрозрачным балдахином на атласных, красного цвета, простынях. В реальности же гнала подобные мысли - непедагогично, ненравственно. Как смотреть в глаза собственным детям? Как после этого учить Алену?
Однако 6 апреля 1998 года Вячеслав пригласил Лидию Ивановну с детьми на день рождения дочери. Отмечали в загородном коттедже, который больше походил на дворянское родовое поместье. Гостей собралось огромное количество: родственники, коллеги по работе, одноклассники, политики и общественные деятели средней руки, аниматоры и ряженые ростовые животные. Праздник завершился фейерверком.
Вячеслав не спускал глаз с Лидии Ивановны. Она смущалась, хотя подобное внимание льстило. Делала вид, что не замечает собственного работодателя. Начались танцы, и хозяин дома пригласил Лидию Ивановну на медленный танец. Под мелодию «Ах, какая женщина» они кружились по огромному танцполу.
- Я вас чем-то обидел? – спросил Вячеслав с мольбой о близости в глазах.
- Совсем нет, -  демонстративно холодно ответила Лидия.
- Вы меня совсем не замечаете?
- Отчего же? Вас сложно не заметить. У вас сегодня новый костюм. Видимо, дорогой. Вам идет.
- Спасибо. Лидия, вы не соглашаетесь приходить к нам в гости. Почему?
- Вячеслав. Вы – мой работодатель. В гости ходят к друзьям и родственникам.
- Разве мы не можем стать друзьями?
- Я не знаю точной технологии, как становятся друзьями, - Лидия Ивановна кокетливо прищурилась и посмотрела поверх головы Вячеслава, - вот вы знаете, почему иногда знакомство переходит близкие отношения, а чаще не получается.
- Я знаю.
- Поделитесь? – Лидия Ивановна эффектно вздернула правую бровь, заранее отрепетированным перед домашним трюмо движением.
Музыка закончилась, Вячеслав предложил даме руку. Они проследовали в банкетный зал. Взяли по бокалу мартини с вишенкой. Лидия Ивановна бросила взгляд в сторону детей. Те играли в мячи с большим, почти круглым, как огромный шар, рыжим клоуном. Детям нравилось.
- Я думаю, что отношения начинаются с симпатии, - продолжил Вячеслав, - вот я вам нравлюсь, как человек?
- Да, Вячеслав, - Лидия посмотрела на собеседника сквозь бокал с мартини, - вы очень приятный, образованный и разносторонний человек. Вы – мужественный, порядочный, предприимчивый, умный. Что еще сказать?
- Достаточно. И вы мне симпатичны. Вы – красивая, добрая, интересная женщина. Обаятельная и интригующая. У вас, наверное, много поклонников.
- Спасибо. Но как вам сказать? Мало кто из современных мужчин желает взять в спутницы по жизни дамочку с двумя детьми. Обременительно это, да и обидно мужчинам воспитывать не своих детей. Я одинока в социально-бытовом смысле, если вас интересует.
- Интересует. Возможно, вы правы, но это не справедливо! И вам следует обратить внимание на одиноких мужчин с детьми.
- Вы на себя намекаете, Вячеслав? – лукаво спросила Лидия Ивановна.
- Да, - неожиданно уверенно ответил вдовец с ребенком, - именно это я и хочу сказать.
- Как отнесутся к этому наши дети? Вы думали об этом?
- Нет еще. Я и сам-то волнуюсь и дрожу, как первоклассник, когда думаю о вас. Но терпеть больше не могу. Я не хочу вас отпускать и терять. Потанцуем еще?
- С удовольствием.
Лидия Ивановна раскраснелась от романтических признаний Вячеслава. Следовало развеяться в танце и подвигаться. Зазвучала песня «Напрасные слова» в исполнении Александра Малинина.
- Вячеслав, признайтесь - вы подбирали репертуар?
- Нравится?
- Если честно, очень. Надо сказать, не ожидала от вас столь страстных откровений.
- Я и сам до конца не верил, что решусь.
- Вы хорошо танцуете, - сказал Лидия Ивановна после двух простых, но неожиданно-эффектных фигур танца.
- Для сегодняшнего вечера я две недели брал частные уроки у чемпиона мира по бальным танцам.
Лидия Ивановна благодарно улыбнулась элегантному партнеру. Вячеслав покрепче обнял партнершу за талию, и пара закружилась в каскаде из поворотов по диагонали зала. Сторонние наблюдатели замерли и расступились. На глазах творилось волшебство танца. Волны светлой энергии разносились по танцевальному залу. Вечно сидящие и жующие гости встали. Потянулись на звуки музыки. Лидия Ивановна видела перед собой только лицо Вячеслава. Внешний мир превратился в пёстрый задник начинающегося великого спектакля. Они смотрели друг на друга, казалось, целую вечность, почти сливаясь телами и чувствами.
Музыка остановилась. Волшебство растаяло. Вячеслав прекратил вращение. Тотчас Лидия Ивановна поняла, что не может стоять на ногах. Мир продолжил вращение. Она со всех сил прижалась к мужчине. Тот же твердо стоял на ногах, аккуратно поглаживая даму по спине.
- Все хорошо, все хорошо, - приговаривал коварный соблазнитель.
- Вы специально? Я не могу стоять на ногах!
- Признаться, да. Не мог иначе решиться на откровенные объятия. А так вы сами меня не отпускаете.
- Ох, признаюсь, вы меня удивили!
- Спасибо. Я долго мечтал об этом мгновении!
- Что еще в вашем арсенале? Боюсь предвосхитить ход ваших мыслей…
Вращение Вселенной остановилось. Зазвучала быстрая мелодия из 80-х годов. Лидия Ивановна вцепилась в локоть партнёра. Вячеслав аккуратно вывел даму в летний сад. Под высокими тонированными стеклами росли пальмы и лианы, бамбук и российский вечнозеленый можжевельник. Надо признаться, что Лидия Ивановна никогда не относилась к высшему обществу. Обстановка в доме Вячеслава казалась волшебной и дорогой: крытый бассейн, небольшой спортзал с тренажёрами и беговой дорожкой, бар с ликерами и разливным немецким крафтовым пивом, подземный гараж на семь парковочных мест, прозрачная лифт-кабинка внутри коттеджа…
Она будто попала в сказку – картины на стенах, лепнина на потолке, красное дерево на перилах и такие же подоконники, хрустальные люстры, сверкающие золотом ручки дверей.
- Как вы живете в таком великолепии, Вячеслав? – спросила Лидия Ивановна, глядя с балкона третьего этажа на уходящие под уклон гектары садово-парковой зоны поместья господина Мельникова.
- Одиноко, - с грустью выдохнул владелец роскошного землевладения, - если бы вы согласились, то могли бы жить здесь. И на уроки в Алене ездить не надо.
- Это самое главное. Какая экономия на метро! Знайте, я вам ничего не обещаю. Мне надо подумать.
- Я согласен ждать целую вечность, только не прогоняйте. Позвольте, хоть иногда видеть вас.
- Хорошо, но сегодня я утомилась. Нам пора домой.
- Не уезжайте, прошу вас, - взмолился одинокий недоласканный мужчина в самом расцвете лет, - позвольте предложить отдельную комнату на третьем этаже.
- А дети?
- И дети пускай остаются. Мне кажется, им весело вместе.
- Надо проверить.
Лидия Ивановна и Вячеславом нашли детей в игровой комнате. От предложения ехать домой, погрустнели. Расчетливый Вячеслав предложил детям остаться и продолжить играть. А завтра можно было бы устроить конную прогулку. Дети от неожиданности подпрыгнули, закричали, топали ногами и умоляли маму согласиться.
- Давай останемся, мамочка! – кричала Ольга.
- Мамочка, ну, разочек! – требовал Степан.
- Здесь так интересно! – просила дочка.
- Самое интересное только начинается, - жалостливо смотрел сын.
- Лидия Ивановна, останьтесь. День рождения бывает раз в году, - внесла лепту в общий хор Алена.
- Хорошо. Остаемся. Но завтра едем домой ровно в 10 утра, - сообщила решение грозная мама.
Вячеслав проводил Лидию Ивановну на третий этаж в отдельную комнату. Показал, где белье, где спальные принадлежности, туалет и ванна.
- Спокойной ночи, Лида, - сказал на прощание Вячеслав, - если что понадобится – мой кабинет этажом ниже. Я сплю обычно там.
Лидия Ивановна неспешно приняла ванну с пузырьками. Вылезать не хотелось, сказочное волшебство продолжалось. Затем попробовала разные лосьоны и масла, стоявшие на широкой стеклянной полочке перед зеркалом. Кожа задышала, стала тонкой и нежной. Сбросила халат и посмотрела на себя в зеркало. Несмотря на свои уже не юные годы, двух рожденных детей и в общем-то нелегкую жизнь, Лидия Ивановна отметила, что выглядит неплохо: грудь смотрелась упруго и сексуально, округлость бедер, лишнего веса практически не было. Разве что прическу обновить? Подмигнула своему отражению - поживем-увидим.
После расставания с третьим мужем, претендентов на руку и сердце действительно поубавилось. Возможно, сама Лидия Ивановна виновата? Немного приуныла и загрустила. А мужики чувствуют печаль и тоску в сердце женщин. Им подавай вечную молодость, кураж и беззаботную веселость. Чтобы веселиться и заниматься постельными удовольствиями до утра. А если дамочка, вдруг в 22-00 собирается домой, потому что ей завтра с утра детей в школу собирать, готовить завтрак и на работу? Романтизм обычно рассеивался еще на стадии организации вечеринки.
Так думала Лидия Ивановна, располагаясь на широкой, почти как в снах, кровати. В наличии имелся и балдахин, и бардовое атласное белье, и широченный матрац. И резная, из красного дерева, спинка. Веселье на первом этаже, похоже, не прекратилось, хотя и продвигалось к логическому завершению. Здесь же, в спальне, стояла абсолютная тишина. Умеют же комфортно строить новые русские, если захотят.
В шкафу с бельем нашлась подходящая ночная рубашка для Лидии Ивановны. Еще раз придирчиво осмотрев себя в ночном убранстве в зеркале шкафа-купе, она выключила свет и расположилась ровно посредине огромной кровати. Придет или не придет, - гадала почти готовая для ночи любви женщина. Как себя вести? Отказать или поиграть? А потом, как бы невзначай, согласиться на запретные ласки? Что Вячеслав подумает, если крепость падет слишком быстро?
Стоит ли оказывать сопротивление? Опять же, что подумает в этом случае Вячеслав?
Зачем он сказал, что если мне что-то нужно, то он спит этажом ниже. Неужели он думает, что я приду к нему в кабинет? Ничего эти мужики не понимают в тонкой душевной организации женщин. Нет, нет и нет. Не пойду. Нахал, что он о себе возомнил? Это надо же так думать о честной женщине?
Сон почему-то пропал. Лидия Ивановна разволновалась. Хотя, почему не пойти, и сразу с порога сказать наглецу: мол, как вы могли такое представить и предположить?! Я порядочная женщина, а не какая-то продажная товарка с Балтийского вокзала! Я немедленно уезжаю! Ноги больше не будет в вашем доме!
Хотя, с чего она решила, что Вячеслав сидит и ждет ее в кабинете? Скорее всего, он сейчас веселится с гостями. Как на него смотрела та тележурналисточка недоделанная? Да, за таким мужиком нужен глаз да глаз. Тебе это, Лидия Ивановна, нужно? Ведь все эти молоденькие стервы с четвертым размером и длиннющими тощими жердями вместо ног, только и смотрят как бы увести богатенького мужика. И плевать они хотели на богатую внутреннюю жизнь, на его дочку. На здоровье мужчины, а ведь он уже не мальчик. Да, надо было остаться до конца банкета, - пожалела Лидия Ивановна о слишком скором завершении вечера.
Переодеться и вернуться? Она подошла к окну в сад. Открыла. Внизу было тихо. Может, гости уже разъехались? Глупо будет выглядеть, если она сейчас оденется и спуститься в зал, а гостей уже нет. Впредь, надо быть умнее. И Вячеслав, как назло не идет. Мог и прийти, для приличия пожелать спокойной ночи, поинтересоваться, удобно ли ей здесь в одиночестве? А там слова за слово и проснемся в одной постели. Лидия Ивановна уже была готова почти на все.
Нерешительный Вячеслав все-таки в любовных вопросах. Как же так бывает? Большой начальник, бизнесмен, денег зарабатывает целую кучу, а на женском фронте – дрожащий от волнения первоклассник. Лидия Ивановна улыбнулась, ей понравился этот сплав сексуальной робости и экономической мощи потенциального олигарха. Если бы Вячеслав сейчас постучал в дверь и робко зашел в спальню, он бы отсюда не вышел до утра. Лидия Ивановна сама бы все сделала. Но опытный бизнесмен и одновременно неуклюжий любовник не пришел. Лидия Ивановна заснула в ту ночь в одиночестве…
Что снилось, она не помнит. Но точно хорошо выспалась. Проснулась от легкого запаха кофе. Открыв глаза, увидела стоящего по стойке смирно в тренировочном костюме фирмы «Адидас» Вячеслава Петровича с подносом, на котором красовалась две дымящиеся чашечки с кофе, ароматные круассаны и ваза с розовым круглым виноградом. Вчерашняя сказка продолжалась. Надолго ли, - скептически отметила про себя Лидия Ивановна.
- Доброе утро, Лида, - увидев, что она открыл глаза, сказал хозяин жизни.
- Как вы зашли? Я же закрывалась изнутри…
- Странно, но дверь была открыта, - виновато сообщил Вячеслав, - я вам кофе с булочками принес. Вам с молоком или без?
- Вячеслав, я никогда не пила кофе в постели, - Лидия Ивановна присела, открыв миру гладкие плечи с тончайшими, почти незаметными, бретельками.
- Это легко исправимо, - кавалер откинул правой рукой балдахин, поставил поднос на кровать, - угощайтесь.
- Не смотрите на меня, я с утра не красивая, - сурово предупредила Лидия.
Теперь Вячеслав был слишком рядом. На ней слишком мало одежды. Вероятно, мешал поднос с едой. Лидия Ивановна не была голодна, по утрам она обычно вообще не ела. Что за дурацкий метод ухаживания?
- Угощайтесь, - хозяин дома услужливо пододвинул поднос и взял в руки чашечку кофе себе, - я с вашего позволения, попью кофе с вами.
- Спасибо, - улыбнулась Лидия.
Она взяла чашечку, но та была или слишком горячая или скользкая. Лидия Ивановна так и не поняла, как это произошло, но чашка выскользнула из рук. Пролилась на постель, на ночную рубашку и ошпарила ей живот. Она выскочила из постели. С криками стащила ночнушку. В следующее мгновение, поняла, что стоит перед Вячеславом совершенно голая со скомканной ночной рубашкой в руках. Лидия Ивановна несмело прикрыла рукой с ночнушкой пах.
- Отвернитесь, Вячеслав!
- И не подумаю, - мужчина в спортивном костюме смело шагнул навстречу обнаженной женщине.
- Я закричу!
- Кричите!
Вячеслав обнял Лидию, страстно поцеловал. Затем как-то все быстро произошло. Вячеслав не снимал, он вышел из спортивного костюма. Герой ее снов подхватил Лидию на руки и положил на сухой край кровати. И случилось то, о чем не принято говорить при детях и в высоком обществе. Но случилось, то что должно было случиться еще вчера вечером.
Примерно год Вячеслав ухаживал за Лидией Ивановной, они встречались то у него дома, то в офисе, то в гостинице. Никогда она не позволила близости с любимым мужчиной у себя дома. Тот предлагал руку и сердце, звал на совместное житье. Она же сомневалась, правильно ли так поступать перед детьми. Не подумают ли они, что брак с Вячеславом ради денег. Ведь нельзя приучать детей к корыстолюбию.
Однако, дети знали про роман мамы. Видели счастливые глаза, часто ездили в гости к Алене. Вячеслав им тоже нравился, каждый раз дарил подарки и устраивал богатые праздники. Лидия отчитывала за это ухажера. Не устояла, и в канун следующего дня рождения дочери Вячеслава Петровича, Лидия Ивановна сдалась и переехала с детьми в поместье на Рижском шоссе…

Глава 10

- Ого, рюкзак уже тяжелый, - укладывая бутылки, сообщил Виктор Степанович, - но еще не полный. Избыточная емкость, понимаешь…
- Сейчас еще одну площадку освоим и пойдем сдаваться, - улыбнулась в ответ Лидия Ивановна, - мужчина! Теперь мы в два раза больше бутылок соберем.
- Не надорваться бы от счастья.
- Остальные я понесу.
- Договорились, командирша. Давай немного посидим. Всех бутылок все равно не соберем.
- Давай, - согласилась Лидия Ивановна.
- Продолжай рассказ. И ты стала женой олигарха? Что-то не похоже. Где бронированный Бентли? Где высокомерие высшего класса, личный охранник и наряды из последних коллекций Милана? Почему жена миллиардера собирает бутылки?
- Согласна с тобой. Неувязочка имеется. Моя сказочная жизнь продолжалась до августа 1998 года. Мы много путешествовали. С детьми и отдельно с Вячеславом. Европа, Австралия и Бразилия, Канада и Мексика…

Вячеслав принял детей Лидии, как родных. Аленка оттаяла с названными братом и сестрой. Стала хорошо учиться. Казалось, так будет вечно. Детей Вячеслав устроил в новомодный лицей. Не бесплатно, конечно же.  Лидия Ивановна сидеть дома домохозяйкой не хотела, и устроилась преподавателем в тот же лицей. Детям работников учебное заведение предлагало неплохие скидки. Хотя в то время финансовая выгода от подобного решения не имела никакого значения.
В 98-м году внезапно для Лидии Ивановны, далекой от политики и фондовых рынков, наступил кризис. Вячеслав Петрович тоже не ожидал дефолта и роста курса доллара. Муж потерял сон. Похудел. Оказалось, что значительную долю финансовых вложений холдинг Мельникова разметил в Государственных Казначейских обязательствах и в незавершенном строительстве подмосковных коттеджей.
«Как же, как же, слышал, - заметил Виктор Степанович, - знавал я одного бизнесмена. Тот тоже строил коттедж под Апрелевкой.  Обещал обеспечить новомодным жильем себя и работников. Не случилось…»
В одно мгновение ранее полноводный денежный поток обмелел. Кредиторы требовали срочно погасить задолженности. Откуда брать деньги, если продажи остановились, а государство заморозило выплаты по ГКО? Начались угрозы и наезды на компанию Вячеслава. Запах валерьянки и валокордина прочно поселился в ванной комнате шикарного особняка. Пришлось распродавать активы по бросовым ценам.
Ничего более интересного Вячеслав не придумал, и за бесценок продал поместье. Распродал ниже себестоимости коттеджи на этапе котлована и рассчитался по долгам. Осмотрелся. Оказалось, что он стал бедным среднестатистическим россиянином.
Лидия Ивановна, как могла успокаивала мужа. Они переехали большой семьей в ее старенькую двухкомнатную квартиру на Тушинской. Дети перевелись в обычную школу. Лидия осталась преподавать в лицее. Зарплата там была побольше. На какое-то время жена стала основным добытчиком в семье.
Вячеслав провалился в депрессию. Нет, не пил. Лежал на диване. Гулял вокруг дома. Думал. Включал телевизор. Молча смотрел новости.
Весной 1999 года решил, что хватит бездельничать. Надо начинать бизнес заново. Он попытался возродить строительно-коттеджный бизнес. Не получилось. Для большого бизнеса не хватало капитала. Переключился на изготовление пластиковых окон. Нашел оборудование по приемлемой цене. Снял помещение. Но не нашел толкового инженера. Перебрал пять или семь кандидатур. Окна выходили кривыми и дорогими. Малочисленные клиенты разбежались. Те, небольшие деньги, которые еще оставались у Вячеслава быстро закончились.
Затем он попробовал производить леденцы и сахарную вату. Снова не получилось. Искал компаньонов из старых знакомых. Но те, почему-то видели в Вячеславе исключительно денежный мешок. Понимая, что прежних денег нет, разворачивались и больше не брали трубку. Видимо, запас везения на каждого человека выдается один раз. Расплескав его единожды, сложно повернуть колесо фортуны в нужную сторону еще раз.
Вячеслав пытался подняться снова и снова. Но раз за разом падал, все сильнее, обиднее и больнее. В уголках глаз появились морщинки. Взор мужа теперь не поднимался так высоко и уверенно, как это было в первую встречу с Лидией Ивановной. Она, как могла, подбадривала своего мужчину. Предлагала ему пойти на обычную работу. У Вячеслава было хорошее советское образование инженера и красный диплом Московского Энергетического Института.
- Как ты не понимаешь? – объяснял Вячеслав, - это не мой уровень. Я бизнесмен. У меня есть фотки с Лужковым и Примаковым. У меня грамота, что «Рансо» - лучшая компания России в сфере инвестиций за 1996 год.
- Я понимаю, - повторяла Лидия Ивановна, - но смотреть на твои страдания нет сил. Ты похудел, стал нервным и плохо спишь. Подумай об Алене. Ей нужен живой отец. Ты угробишь себя.
- Я думаю, - как мантру повторял муж в ответ, - я должен переломить ситуацию. Я смогу. Я добьюсь. Я докажу…
Аленка и дети Лидии Ивановны быстро привыкли новому социальному статусу и к снижению уровня доходов. Одежду теперь покупали на Тушинском вещевом рынке, а не в новомодных бутиках. Поездки за границу закончились. Автомобильный парк Вячеслава был распродан. Запах метро вновь стал привычным.
К концу 2001 года, наконец, прекратились попытки воссоздать успешный бизнес. После кратковременного запоя на 8 дней, Вячеслав устроился на работу в ближайший Перекресток. Заместителем директора магазина. Устроиться на такую должность ему помог студенческий друг. Помимо всего прочего, оказалось, что начинать новую карьеру мужчине за 50 лет не трудно, а практически невозможно. Генеральные директора, развалившие собственные компании не шибко ценились на рынке труда.
Работать под руководством другого директора, пускай и в достаточно высокой должности явилось для Вячеслава новым испытанием. Муж часто приходил и жаловался Лидии, какое начальство Перекрестка дебилы и тупые. Не понимают очевидных вещей. Не хотят учиться и развиваться. Сотрудникам Перекрестка, с его слов, хотелось только закрепиться в должности, сохранив уровень доходов и положение. Никто не хочет выстраивать карьеру и развиваться. Как же так?
Постепенно муж успокоился, отпустил богатое прошлое, и зажил более простой жизнью. В Перекрестке Вячеслав проработал до пенсии. И даже немного после 60-ти. В конце карьеры стал директором Красногорского Перекрестка. Ушел на пенсию по состоянию здоровья в 2012 году. Отдохнуть и насладиться старостью не получилось. Дома без работы муж захандрил. Вылезли старые болячки. По врачам ходить не любил. Лидия Ивановна, как могла развлекала мужа. Они съездили в Египет и на курорт в Минеральные Воды. Она вытаскивала его на прогулки, на занятия йогой и в казачий хор. Бывшего бизнесмена подобные занятия не интересовали.
Оказавшись дома без работы, Вячеслав вновь вспомнил о своем богатом прошлом. Ему стало казаться, что он не достиг всего, чего мог. Не добился высот, на которые был способен. Разуверить его, убедить, что он прожил нормальную полноценную жизнь не получилось. Умер он в 2015 году. Тихо. Спокойно. Во сне…

- А дети? Как Аленка? Зачем и когда вы переехали в Красногорск? – спросил Виктор Степанович.
- В Красногорск переехали в 2003 году. Дети выросли. Им понадобились отдельные комнаты. Денег на новую квартиру у нас тогда не было. Продали мою двушку на Тушинской. Купили в Красногорске трешку. Вот и все. Дети закончили школу. Затем - институты. Все поженились. У меня три внука. В этом плане все хорошо.
Виктор Степанович отдохнул, пока слушал Лидию Ивановну. Отдышался. Можно продолжать путь бутылкоискателей. Но вставать не хотелось. Жаль, что история о последнем муже Лидии Ивановны закончилась. Рассказы новой знакомой можно слушать вечно. Что может быть прекраснее, чем сидеть с приятным человеком на лавочке и разговаривать часами? Желательно, чтобы было тепло и сухо. И лето, конечно. Чтобы не было дождя. Чтобы не болели суставы. Но правое колено, как назло, напоминало о застарелой травме.
Видимо, не привыкший к нагрузкам организм Виктора Степановича противился изменившимся желаниям хозяина. «Виктор, давай посидим, а лучше полежим. Зачем нам эти бутылки? Неужели мы с тобой об этом мечтали в юности?» – взывали о снисхождении ноги, руки и спина.
«Не удобно-то как, - метался в сомнениях мозг и воспрянувшее было мужское самолюбие, - что же подумает обо мне Лидия?»
- Пойдем? – весело спросила Лидия Ивановна, - что-то мы засиделись.
- Пойдем, - кивнул Виктор Степанович.
Мужчина собрал волю в кулак, закинул рюкзак за плечи. Колено болело. Виктор пытался не хромать. Лидия заметила, что ее спутник устал и перестал разговаривать. Компаньоны свернули напрямую к приему стеклотары.
- Помощь нужна? – спросила Лидия Ивановна у подъезда.
- Справлюсь, - буркнул Виктор Степанович, и заковылял домой.
- До завтра.
- Там видно будет…

Глава 11

Виктор Степанович поднялся в квартиру, проклиная ногу, собственный возраст и недальновидное желание активно проводить пенсию за сбором стеклотары. Вспомнил, как косился на фигуру Лидии Ивановны. Смешнее картину представить сложно, чем плейбой на пенсии. В мечтах – юный пацан, снаружи – коллекция травм и болячек с шестьдесятилетним опытом. Обидно.
Уставший пенсионер, стянул ботинки. Кинул в угол рюкзак. Умылся. Плюхнулся на диван. Закрыл глаза…
- Нагулялся, бабник? – на боковой спинке дивана в позе лотоса сидела участливая супружница Валентина.
Изображение жены слегка рябило, как в старых телевизорах, и покачивалось из стороны в сторону, повторяя движения оконных занавесок.
- Валя, только не сейчас, - взмолился Виктор Степанович.
- Нет. Именно сейчас. Иначе ты не поймешь.
- Что мне нужно понять? И, главное, зачем?
- Во-первых, ты далеко не молод. Тебе седьмой десяток. У тебя суставы и камни в почках. А ты на юбки заглядываешься. Не стыдно?
- Смотреть не стыдно. Много ли осталось земных радостей?
- В каждом возрасте свои радости. Тебе сейчас надо радоваться общению с внуками и прочтению хорошей литературы.
- Где же ее найдешь? Хорошую-то литературу? Всю классику я перечитал еще в институте. Ничего стоящего современные литераторы не пишут. В пору самому садиться за сочинительство.
- Попробуй, - улыбнулась Валентина, - вряд ли получится, как с бутылками. В пожилые годы лучше продолжать привычные занятия. Новое начинать сложно. Перестраивать работу мозга, привычки в твоем возрасте почти невозможно.
- Какая ты умная!? Значит, мне осталось только баловаться с внуками да книжки читать? Большой успех, если сам себе гречневую кашу сварю? Так?
- Вить, ты не нервничай. Тебе вредно, - Валентина встала и подошла к окну.
Ее силуэт наискосок пронизывали лучи уличного света. Казалось, что на занавесках колышется тень супруги.
- Я по тебе скучаю, - Виктор Степанович приподнялся на локтях.
- Спасибо. Я знаю. Я тоже хотела быть с тобой. Мне всегда казалось, что с тобой интересно проводить время в старости. Когда не надо бежать на работу, когда дети станут взрослыми, когда утихнут амбиции и можно без спешки смотреть на закат, на облака и на звезды.
- Да, согласен. Суетливая жизнь взрослого человека лишена обычных и простых радостей. А мне почему-то хочется вернуться в начало восьмидесятых. Где мы молоды и полны энергии. Понимаю, что это глупо.
- И я понимаю. Время не вернешь…
- Помнишь, я играл на гитаре? У меня в студенческие годы была рок-группа. Почти…
- Помню.

Приехав из студенческого отряда, Виктор Степанович заперся в своей комнате. Он много читал. На заработанные деньги, командир не обманул – выплатил все по-честному, первым делом купил акустическую гитару.
Оскорбленное сердце требовало выплеснуть на страницы тетрадок слова любви, тоски и перерождения. Виктор Степанович терзал гитару, стачивая медиаторы и натирая мозоли на кончиках пальцев.
Появились первые песни. Слегка наивные, с коряво-нестройными стихами, но чистые и честные. А потому настоящие. Такие бывают только у молодых. С возрастом тончайшее ощущение жизни теряется или огрубевает. Взрослые слишком много знают. Понимают, что эгоизм и предательство встречается чаще, чем искренность и порядочность. Их сей прискорбный факт даже не печалит. Такова жизнь, - говорят они. Ничего не поделаешь.
А молодость не верит в устоявшиеся истины. Она сопротивляется. Молодые ребята хотят построить мир настоящим, честным и новым. Поэтому появляются молодые поэты и музыканты, революционеры и максималисты. Поэтому в Советском Союзе возник настоящий Рок, который в новой России 21-го века переродился в шоу-бизнес. Где бывшие кумиры, став седыми и мудрыми, забыли, для чего вообще создавалась музыка для молодых. Такова жизнь. Ничего не поделаешь.
И Виктор Степанович, понимая несправедливость произошедшего в стройотряде, хотел предупредить человечество о своих ошибках. Людям надо рассказать, как не надо делать. И мир станет светлее, - так думал молодой студент-второкурсник. Прочитав строки и услышав чистые песни автора-исполнителя Витьки Юрьева, люди поймут истину. Мир перестанет быть завистливым и плоским.
Виктор Степанович завел большую общую тетрадь, куда записывал чистовые варианты песен, которые прошли суровый отбор. В другой большой папке с завязочками скапливались черновики, цитаты, непрошедшие отбор строки. Отдельная папка для идей будущих произведений. Ничего не должно пропасть в творческой мастерской Юрьева Виктора. Интересно, где она сейчас, эта тетрадка? Виктор Степанович не мог ее выкинуть. Возможно, пылится где-то на антресолях. Или осталась в родительском доме. Теперь ее не найти.
Весь второй курс института Виктор Степанович репетировал дома, замучив музыкально-поэтической искренностью и громкостью гитарных рифов соседей и собственных родителей. Мама с папой поначалу радовались творческому влечению сына. Потом поняли, что это шумно. Чуть позже появились жалобы от соседей сверху, что привело к желанию сделать ремонт в комнате сына, устроив там звукоизоляцию. До поролоновых стен дело не дошло. То ли не нашли нужных стройматериалов, напряженка и дефицит уже царили в стране развитого социализма. То ли денег не хватило, ведь отец мечтал о новеньких Жигулях и стоял на очереди.
В конце второго курса, по весне, Виктор Степанович зашел в Дом Культуры Института. В глаза бросилось объявление: Идет набор музыкантов в ВИА «Песни Механиков», 2 этаж, комната 212, с 14-00 до 15-00. В пятницу.
Виктор Степанович с трудом дождался конца недели. Убежал с последней пары. Явился в Дом Культуры на час раньше назначенного. Дверь, что естественно, в комнату номер 212 была закрыта. Будущий музыкант прислонил гитару в тряпичном чехле к стене. Откуда-то с первого этажа Дома культуры пробивались звуки фортепиано и скрипки. Лампочки в длинном коридоре не горели. Свет в длинный коридорный туннель проникал только с торцов. Нужная комната была в самой середине. Здесь было практически темно.
Сбежавший с пары студент сел на серый потертый паркетный пол в позе лотоса. Постарался представить будущую музыкальную группу. Его обязательно возьмут, Витька не сомневался. В мечтах рисовались картины выступлений в московских концертных залах, но можно начать с выступлений в институтском Доме культуры МЭИ. Большая дорога начинается с малозаметного для окружающих первого шага. Виктор Степанович не сомневался, что судьба заготовила для него великую музыкальную карьеру. Лариса еще вспомнит о нем. И пожалеет. А как могло не получится? Сложно подобное представить. Кто станет на его пути? Главное, зачем?
В мечтаниях о звездном концертном будущем прошел почти час. Виктор Степанович с тревогой поглядывал на часы. Вдруг никто не придет? На объявлении не была указана дата собеседования. Прослушивание могло закончится в прошлую пятницу или месяц назад. Группа уже укомплектована. Набор закончен. До свидания, юноша. Вдруг, коммунальщики просто забывают снимать старые объявления? Вокально-инструментальный ансамбль с успехом колесит по просторам Советского Союза, собирая полные концертные площадки.
Тревога закралась в сердце. Если набор закончен, что делать? Виктор Степанович перебрал знакомых музыкантов, концертные залы, ВУЗы, школы… Никто из родственников музыкой не занимался. Связей никаких. Не беда. Сам всего добьюсь, - успокоил себя будущий герой рок-сцены.
Наверное, для полноценной карьеры неплохо получить музыкальное образование. С другой стороны, однокурсник Ванька Петров рассказывал, что музыканты британской группы Битлз консерваторий не заканчивали, и успеха добились исключительно за счет таланта. Как раз мой случай, - отметил про себя Виктор Степанович.
Ноты он уже пытался выучить. Но точки с закорючками оказались такими скучными! Играют же люди без них. На слух. Так даже честнее, если разобраться. Заглянув в нотные записи, любой ботаник сыграет мелодию. А по слуху, или еще лучше по вдохновению – не каждый. Широкая улыбка нарисовалась на лице Витьки. Все будет хорошо.
- Чего сидим? – из сладостных мечтаний Витьку вывел незнакомый мужской голос, - кого ждем?
Виктор Степанович поднял глаза. Перед ним стоял высокий худой парень. В больших очках, с пышной кучерявой шевелюрой и наметившимися залысинами по краям лба. Широкие джинсовые клеши и ботинки на каблуках довершали образ модника конца семидесятых.
- Я на собеседование, - Витька поднялся в рост, его глаза находились на уровне плеча нового знакомца.
- Заходи, если так.
- Ага, - Виктор Степанович отряхнулся, взял гитару, вошел в темноту дверного проема.
Через секунду, мигнув 2-3 раза, включились лампы дневного света. Витька осмотрелся. Барабанная стойка. Колонки. Стулья. Гитара и бас-гитара лежали поверх старого черного рояля. Единственное окно было плотно закрыто коричневой шторой.
- Располагайся, - разрешил хозяин кабинета, и скрылся за ширмой, - чай будешь?
- Нет. Спасибо.
Витька взял в руки электрогитару. Тяжелая, - отметил он. Струны прижимались слишком легко. Так вот, почему гитаристы так легко играют, - пронеслось в голове студента.
- Ну, рассказывай, - хозяин кабинета вышел из-за ширмы с электросамоваром в руках, поставил на пол в углу, включил в розетку, через секунду послышалось тихое шипение, - меня, кстати Петом величают. Петр Иванович Акимов, если полностью.
- Виктор, - протянул ладошку студент, - Виктор Степанович Юрьев, если полностью.
- Ага. Давно играешь?
- Почти год.
- Маловато. Как успехи? Что знаешь? Что умеешь?
Петр вытащил два стула из-за барабанов, сел перед Виктором Степановичем нога на ногу. Поставил второй перед собой.
- Присаживайся.
- Я играю почти год. Прошлым летом начал в студенческом отряде…
Витька рассказал историю знакомства с музыкой, избегая печального финала с мордобитием. Показал, как умеет играть. Спел три песни собственного сочинения. Петр внимательно слушал, в процессе прослушивания достал тетрадку, сделал в ней какие-то заметки. Периодически вставлял вопросы:
- Ноты знаешь?
- Ля диез септ аккорд можешь показать?
- Любишь Доорз?
Витька рассказывал и с каждым вопросом понимал, как мало понимает в музыке. Как далек он от современных течений. Какая между ним и Петром зияет пропасть в музыкальном миропонимании. Уверенность, что его возьмут сменилось гаданием – да или нет. Но Виктор Степанович не расстроился. Наоборот успокоился. Понял, что путь в музыку имеется. Он где-то рядом. Но дорога музыканта далеко не простая, и не быстрая.
- Я все понял про тебя, Виктор, - Петр хлопнул длиннопальцевыми ладонями по коленям, - парень ты хороший. Музыкальный слух у тебя имеется, а это в нашем деле далеко не последнее дело. Но музыкант ты никакой.
- Я уже понял. И что же делать?
- В этом вопросе все зависит исключительно от тебя, - по-китайски мудро ответил Петр.
- Возьмете?
Петр усмехнулся. Снял очки. Протер линзы.
- Возьмем, если согласишься играть на бас-гитаре. Нет басиста у меня. На клавишах играет девица одна. Алена. С музыкальной школой, со знанием нот, гармоний и сольфеджио. И барабанщик имеется – Мишка. Парень ритмичный. Начинающий. Но он быстро обучается. Думаю, что будет толк.
- Понятно, а на обычной гитаре?
- На обычной гитаре играю я, - Петр взял в руки электрогитару, воткнул шнур, поправил громкость и заиграл соло…
Ничего подобного Виктор Степанович по советскому телевидению не слышал и не видел. Тонкие пальцы Петра легко и без напряжения перемещались по грифу. Немного резковатые звуки вылетали из колонок и сплетались в мелодию. Замедляясь и ускоряясь.
- Вот так, - мелодия резко остановилась, Петр отложил гитару.
- А вокал? – спросил Витька.
- С вокалом пока проблема. Поем все. Пока отдельного вокалиста в группе нет. Я сам драть глотку не люблю, но приходится. Алена, - та любит на голоса раскладывать – первую, вторую партию. Что с нее возьмешь? - Консерватория по ней плачет. У тебя тоже голос не поставленный. Пой с нами. Там будет видно, выйдет ли из тебя вокалист.
- Понял, - Витька с грустью опустил глаза.
- Я тебя не гоню. Если хочешь, занимайся с нами. Через полчаса придут ребята. Будем репетировать. Занимаемся два-три раза в неделю коллективом. Я прихожу после пар почти каждый день. Репетирую самостоятельно.
- Но я же…
- Ты совершенно нормальный. Не стремайся. Пойми – без баса нет группы.  Найти хорошего басиста – вообще не реально. На всю Москву их можно сосчитать по пальцам одной руки. Все нарасхват. Единственный выход – воспитать собственного доморощенного. Я тебе помогу. Дам ноты. Аппликатуру расскажу. Покажу простейшие ритмические фигуры. Если не будешь лениться, получится.
- Сомневаюсь, я что-то. Я думал, что на гитаре…
- Никто у тебя твою гитару не отнимает. Но в коллективе должны быть свои роли. Будешь заниматься и простой гитарой. Дело твое. Нам нужен басист. Понимаешь? К тому же второй шестиструнной электрогитары просто нет.
- Понимаю.
- Ладно. Думай. Уверен, что убеждать и насильно тащить в группу не надо. Ансамбль – это коллектив единомышленников. Оставайся. Если что не так, жизнь поправит.
- Подумать можно?
- Думай, - Петр поднялся, налил чаю, достал пакет с сушками, засунул одну в рот и скрылся за ширмой.
Виктор растерялся. Не так он представлял себе триумфальное восхождение на вершины музыкальных хит-парадов. С другой стороны, он и правда не профессиональный музыкант. Даже наоборот. А здесь можно учиться. Петр, похоже понимает толк в музыке. Взвесив все «за» и «против», Виктор Степанович ответил:
- Я согласен. Я попробую.
- Вот и славненько, - услышал он из-за ширмы.
Петр взял бас-гитару. Подстроил ее. Подключил. Показал, где регулировать, где нажимать. Объяснил строй. Проиграл простейшие риффы для начинающих.
- Учись, - учитель похлопал Витьку по плечу.
Пришла Алена, полноватая девушка, но в мини-юбке. В туфлях на широкой платформе. Алена обладала низким бархатным голосом.
- Как у Аллы Пугачевой, - добавил Петр.
С искренней теплой улыбкой, с живыми голубыми глазами.
Последним пришел барабанщик Мишка – невысокий плотненький блондин. Достал из сумки деревянные палочки, вытер полотенцем. Вернул один стул за барабаны.
- Погнали? – спросил или предложил Мишка.
Петр представил нового члена коллектива. Показал Виктору Степановичу его партию, написал ноты на бумаге. Естественно, у того с первого раза ничего не получилось. Петр уменьшил громкость бас-гитары до минимума. Без бас-гитары получалось неплохо. Было видно, что ребята сыграны и составляют настоящий коллектив.
Домой Витька пришел совсем поздно. Немного расстроенный и подавленный. Но его же взяли! Могло быть и хуже. Теперь можно расти. Развиваться. Родителям ничего не сказал. Молча поужинал и лег спать. Снилась дорога в виде гитарного грифа с порожками. Извилистая и никуда не ведущая. Виктор Степанович постоянно возвращался к звукоснимателям у порога родной многоэтажки.
Через неделю у Виктора стало получаться. Главное, по его мнению, в игре на бас-гитаре было уловить собственный ритм внутри барабанной партии, выдаваемой Мишкой.
Виктор Степанович с завистью посматривал, как легко и непринужденно играют и исполняют вокальные партии Алена и Петр. Надо было заниматься в музыкальной школе с детских лет, - отвечал он сам себе. Вечером подошел к родителям и спросил:
- Почему не отдали меня в музыкальную школу?
- Ты никогда не хотел играть или петь. Да, и мы с папой не любители, - ответила мама.
- Жаль, - почесал затылок Виктор Степанович.
- Может тебе больше внимания уделять учебе, а не гитаре? – спросила мать, - ты же совсем забросил учебу. Выгонят тебя из института, сынок.
- Сам решу, - буркнул Витька, и захлопнул за собой дверь.
Виктор Степанович никогда не стремился лидерствовать. Скорее, был себе на уме. Несколько в стороне от больших компаний. Но почему-то в ансамбле, несмотря на лидерство организатора и музыканта Петра - законное, понятное, безоговорочное, положение второго плана тяготило. Пел Витька посредственно, играл средненько. Тексты Петра и музыка Алены были интереснее и моднее. Сможет ли он достичь профессионального уровня постоянными занятиями? Догонит и перегонит ли своих товарищей? Имеет ли смысл заниматься творческой деятельностью, если не мечтать о вершинах? Стоит ли посвящать себя делу, в котором вакантна лишь вторые роли? И вообще можно ли говорить в творчестве про конкуренцию?
Ответов пока не было. Виктор Степанович ходил в институт, затем на репетиции. Домой приходил за полночь. Учебе уделял все меньше времени. С родителями сомнениями не делился. В темноте комнаты с фонариком в руках писал страдальческие стихи. Почти не мужские. Больные. Показывать их было стыдно. Но душа требовала. Он и писал. Писал. Писал.
Хорошо бы поговорить с друзьями, но друзей у Виктора Степановича не оказалось. Так бывает. Студенческим приятелям после случая в стройотряде не доверял. Лариса? Девушка в редких случаях, когда они сталкивались в коридорах института, делала вид, что не знает этого молодого человека.
Школьный друг Вадим к тому времени окончил ПТУ и работал сантехником. Разбирался во всех проблемах развитого социализма, но в музыке вряд ли мог помочь.
В детскую музыкальную школу идти поздно, в высшее учебное заведение типа Института имени Гнесиных -  не хватало профессионализма. Может родители и правы? Не стоит заниматься тем, к чему ты не готовился с детских лет?
Сомнения подтачивали психику Виктора Степановича. Но он продолжал ходить на репетиции. Стоял в сторонке и рубил упрощенный вариант басовой партии, которую ему написал Петр.
Барабанщик Мишка, тоже звезд с неба не хватал. Но он так самозабвенно лупил по барабанам, что его ритмические ошибки не замечались. Мало того, день ото дня барабанил все лучше и лучше. Витька это видел и понимал. Собственные достижения в освоении бас-гитары оценивал более скромно.
Осенью состоялся первый концерт ВИА «Песни Механиков» в Доме Культуры института на День Учителя. Виктор Степанович специально не стригся к этому концерту. Волосы доросли до плеч. Родители купили сыну синие джинсы и коричневые ботинки на платформе. Модно наряженный басист стоял в правой части сцены. Гитара поблескивала лакированной декой в свете мигающих лампочек и софитов.
Бас-гитарист переминался в такт музыке, качался из стороны в сторону, мотал волосатой головой. Все, как положено по канону тех лет. Не так вызывающе, как вели себя рокеры в конце восьмидесятых, но картинка со стороны смотрелась достойно и фирменно. Немного смущало, что Виктор не нашел черных очков.
Концерт получился достойный. Зрители хлопали и просили продолжать выступление. Вышел администратор ДК и прекратил веселие. Регламент.
В репетиционной комнате собрались друзья и знакомые ребят из группы. Поклонники хлопали по плечам, обнимались, поздравляли с событием.
- Круто, старик!
- Браво, чувак!
- Ну, ты залудил, Петруччо!
- Алена, ты будущая звезда Галактики Млечный путь!
- Мишутка, ты чудо барабанщик! Не устал?
Виктора Степановича тоже поздравляли, подмигивали, но как-то второсортно, по остаточному принципу.  Радость от выступления смазалась. На крышке рояля появились портвейн, вино и шоколадки. Разлили, чокнулись.
- За выдающегося музыканта всех времен Петра Акимова!
- Ура! Ура! Ура…
- До дна!
Витька взял стакан с портвейном. Присел в уголке комнаты. Молча сидел и смотрел на веселящихся ребят. Всем было хорошо, весело. Музыканты славно поработали и заслуженно получали восторженные речи в свою честь.
Бравурные тосты повторялись и повторялись. Девушки обвивались вокруг Петра и Мишки. Симпатичные ребята в клетчатых пиджаках облепили Алену. Витьку перестали замечать. Как будто его нет. Он сам, конечно, виноват. Сел в уголке, в теньке. Собственных знакомых и приятелей не пригласил. В центр событий не лез. Возможно, таким и должен быть настоящий басист. Ведь он не соло-гитарист или вокалист.  Те на переднем краю, в блеске прожекторов, в лучах славы.
Ощущение, что Виктор Степанович чужой в мире музыки и творческой интеллигенции, появилось не сегодня. Но стало отчетливым и почти осязаемым кончиками пальцев.
К Петру подошел незнакомый рыжий парень в кожаном коричневом пиджаке и с пестрым шейным платком. Что-то шепнул на ухо. Они ушли за ширму.
- Старик, это чума, - услышал Виктор Степанович из-за перегородки разговор Петра и Рыжего.
- Спасибо, Юра, - ответил Петр.
- Ты молодец. Я всегда знал, что из тебя получится толк. Хотя, не скрою, удивлен.
- Я смущен, но мне приятно.
- Но у тебя есть беда в коллективе. Ты знаешь?
- Какая?
- Бас-гитарист. Это не музыкант. Длинные волосы и джинсы – это хорошо. Но надо играть, а не переминаться с ноги на ногу.
- Витька – еще молодой парень. Научится. Он только начал заниматься. Всего три месяца назад первый раз увидел бас-гитару.
- Поверь моему опыту: напрасно теряешь время. Не будет из паренька толку. Он весь ваш коллектив тянет вниз.
- Ты слишком придирчивый.
- Нисколько. Это правда. Горькая. Но на то она и правда. Вот Аленка – богиня! Что она на клавишах изображает? – Чума! И голос. Я даже в нее влюбился немного.
- Спасибо. Я ей передам.
- Не надо. Я сам все скажу. Петр, ты настоящий гитарист. Вырос с тех пор, как я тебя не видел до могучего профессионала. Ты - советский Блэкмор. Не меньше. Я тебе говорю.
- Приятно.
- Даже барабанщик меня не смущает. А вот басист…
- Ты сам знаешь, что настоящего басиста найти сложно. Во-первых, не хотят ребята. Все видят себя солистами. Во-вторых, нормальные музыканты в наш ДК не пойдут. Денег мы не зарабатываем.
- Короче, мой юный друг, у дяди Юра для тебя предложение, - продолжил рыжий, - я пришел к тебе не с пустыми руками. Хочу пригласить тебя и твою команду в гастрольный тур.
- Куда?
- Пока по Домам Культуры Подмосковья. Это не совсем официально, сам понимаешь. Но дело верное. Наро-Фоминск, Балабаново, совхоз имени Калинина и так далее. Единственное требование: надо показать класс, чтобы пригласили еще раз и пошла позитивная информационная волна.
- Круто. Что делать-то надо? Когда выступления?
- Первый концерт через две недели. Затем каждые субботу-воскресенье до середины ноября. Деньги получатся хорошие. Концерт даем двумя отделениями. Первым играешь ты. Второе отделение беру на себя. Гонорар пополам. Потом берем паузу, пока шум уляжется. Смотрим на реакцию официальных властей.
- Отлично. Я согласен!
- Предлагаю тебе взаимовыгодный обмен. Ты мне дашь Аленку на подпевки и клавиши. У меня клавишная секция не дотягивает до профессионального уровня. А я тебе - басиста. Он придет к тебе пару раз на репетицию. Снимет басовые партии. Поверь, звучание твоей команды только выиграет.
- Аленка?
- Да. Ей тоже пуская придет на мою репетицию. У нее получится. Я уже с ней поговорил. Она сказала, что согласна, если ты не будешь против. Ты же не против, старик?
- Какой ты, однако, деловой, Юра.
- Петр, в наше время иначе нельзя. Надо грести, пока есть возможность. Завтра могут всё перекрыть. Жены-еврейки у меня нет, сам понимаешь. Нелегально через белорусскую или финскую границу переходить – тоже не вариант.
- Ты хочешь уехать?
- А кто из нормальных людей не хочет? Не у всех получается. Не все нужны там в Америке. Надо стать Бродским здесь, чтобы получить в Нью-Йорке квартиру и должность профессора в главном Университете страны. Но я думаю, что рано или поздно у нас в стране Советов власти повернутся к человеку лицом. Будут у нас концерты, звания и положение. Вот увидишь.
- Наверно.
- Не сомневайся. Надо только работать, работать и работать, как завещал Великий Ленин. Ха-ха-ха…
- А как же Витька?
- Басист твой? Ему деньги платить пока рано. Сам понимаешь. Пускай репетирует и растет. Если парень нормальный, то поймет. Не нормальный – не теряй времени. Не жалей. Насильно никого в рай тащить нельзя. Вредно для желудка.
- Хорошо…
- Ладно, пошли к людям, а то тебя хватятся. Народ требует лицезреть нового кумира. Привыкай к славе.
Виктор Степанович опережающе поднялся с табуретки. Подошел к столу. Подлил себе портвейна. Никто не обратил на басиста внимания. Он, действительно, еще не стал своим в этой перспективной тусовке.
Посмеиваясь и в обнимку к людям вышли Петр и рыжий Юрий. Витька поймал тревожно—задумчивый взгляд своего художественного руководителя. Задержался на секунду. Поприветствовал его граненым стаканом с портвейном. Петр ответил тем же. Улыбнулся. Тяжело знать, что о тебе действительно думают, а в лицо не говорят.
Виктор Степанович подошел к окружившим Алену парням. Попытался вклиниться. Но тщетно. Девушку надежно окружили почитатели ее таланта. И здесь он не нужен. Витька посмотрел на стакан. Выпил залпом. Перевернул вверх дном. Поставил на рояль. И ушел.
Никто не заметил ухода басиста. Никто не заскучал. Было немного обидно. Мир перспективной рок-музыки не принимал Витьку. Если бы он играл, как Ричи Блэкмор или Джимми Хендрикс, тогда бы стал своим. Моментально. Тогда бы его любили девушки, а парни жали с уважением руку. Он бы давал интервью:
- Музыкой я болел с детства, - отвечал бы он на вопросы журналистов, - я без нее не могу жить. Каждому человеку надо самореализоваться. Это закон счастливого человека. Мне повезло – я совмещаю любимую работу и творческое самовыражение.
- Быстро ли вы привыкли к тяжелому гастрольному графику?
- Признаться, меня он вообще не тяготит. Наша группа так давно и много гастролирует, что дома я провожу намного меньше времени. Мне тяжело дома, в тишине и на просторной кровати. А в привокзальных гостиницах с удобствами на улице в сорокаградусный мороз – самое то.
- У вас до сих пор нет семьи. Почему?
- Это издержки профессии. Но я не ропщу на судьбу. Сцена мне заменяет дом и семью.
- Что вы будете делать, когда мода на вашу музыку пройдет?
- Рок-н-ролл вечен. Наша музыка будет вечна, как Битлз, Доорз и Пинк Флойд. А если пройдет, значит, наш мир пошел не правильной дорогой. Или мы что-то сделали неправильно. Для того, чтобы этого не произошло, мы выступаем и пишем гениальные песни.
- Многие считают, что Рок – буржуазное изобретение. Ваше мнение?
- Это, действительно, так. С точки зрения возникновения, Рок появился в США и Великобритании. Самых, что ни на есть капиталистических странах. Но с точки зрения корней, это настоящее пролетарское искусство. Именно в рабочих кварталах, а не в фешенебельных поместьях возникла рок-музыка. Она стала протестом против засилья капитала, против всего мелкого и мещанского, за все самые хорошие и гуманистические ценности Вселенной. Я уверен, что Рок – это истинно коммунистическая и народная музыка. Наша концертная деятельность только подтверждает это утверждение…
Виктор Степанович шел по мостовой и пинал редкие палые листья. Хотелось теплого дождя, который смоет печальные мысли в канализацию. Но, как назло, стоял теплый осенний вечер… Светила луна. Звезд в московском небе было слишком мало, чтобы ими восторгаться. Может, зря он страдает и переживает? Просто жизнь расставляет всех по своим местам.
Тяжело думать, что кто-то где-то уже прописал твою судьбу. И почему тот писарь вычеркнул из твоей жизни самые интересные и интригующие направления? Почему кому-то дано, а кому-то не дано с рождения звонкого голоса и музыкальных талантов? И что же делать, если ты не согласен с прописанной судьбой? Ответ, конечно, был: работать над собой и репетировать. Иных вариантов не находилось. По крайней мере, в мыслях Виктора Степановича. Или бросить сейчас. И никогда не жалеть о сделанном выборе. Кто-то предал тебя еще до рождения, - пронеслась шальная неправильная мысль.
В следующий вторник полуотставной басист пришел на репетицию рано с утра. На лекции в институт не пошел вовсе. Витька твердо решил, что надо заниматься музыкой больше и доказать Петру свою профессиональную пригодность. Если бог не дал таланта, надо добиться необходимого результата собственным трудом. К обеду Виктор устал: пальцы болели и почти не двигались. Басист сделал перерыв, сбегал в столовку и даже поспал после обеда минут сорок.
Ближе к 16-ти часам пришел Петр с новым товарищем:
- Привет. Знакомься, это Павел. Он хороший басист. Поучит тебя игре на бас-гитаре, - напряженно начал лидер «Механиков», - ты только не обижайся.
- Я понял, командир. Не обижаюсь. Я все понимаю.
- Правда? – несколько удивился Петр.
- Да. Я с утра репетирую. Хочу стать хорошим музыкантом.
- А вот это правильно, - улыбнулся Петр, - может чайку?
- Не хочу. Лучше перейдем к делу. Репетировать, так репетировать. Чего резину тянуть?
Павел пришел со своим инструментом. Расчехлил, включился. Затем провел с Витькой короткий инструктаж: что такое бас-гитара, для чего, откуда пошла, как играть, основные приемы и ритмические фигуры… Виктору Степановичу понравилось. Наконец-то кто-то толковый объясняет детали и тонкости, до которых приходилось додумываться самому.
Виктор Степанович теперь занимался музыкой с утроенной энергией. Правда, приходилось пропускать лекции и семинары. Но надо чем-то жертвовать. Главной цели в жизни следовало отдавать больше времени. Это так естественно. Угрызений совести или ощущений, что Витька делает что-то неправильно не возникало. Наоборот. Только так и можно жить дальше. Репетиции с Павлом стали интереснее, в музыкальных аранжировках группы появился мощный сочный бас.
Пролетели две недели напряженных репетиций, и ребята поехали на гастроли в Наро-Фоминск. Нагрузились комбиками, колонками и усилками. Сели в электричку на Киевском вокзале. С трудом донесли аппаратуру до Дома культуры Завода Пластмасс. На сцене в составе «Механиков» вышло сразу два басиста. Публика восприняла это, как новаторство. Подобное изредка встречалось даже среди британских групп. В отечественной музыке ы то время так не играл никто.
Виктор Степанович был счастлив. Он слышал свой бас. Отчетливо звучала басовая партия Павла. Витька полноправно находился на сцене. За подобное музицирование даже заплатят честно заработанные деньги! Восторг!
Концерт удался. Публика ликовала. Настоящий рок в Подмосковье в конце 1979 года был диковинной редкостью. О чем еще можно было мечтать? Ни о чем. Мечты сбывались.
Небольшие проблемы возникли при дележке денег. Рыжий Юрий отказался считать Виктора Сергеевича полноценным музыкантом и выдал деньги Петру из расчета троих музыкантов. Петр, конечно, посмотрел косо на рыжего товарища по музыке, но спорить не стал. Поделил полученные деньги на четверых. И дело с концом. Вместо десяти рублей на человека, получилось семь с половиной. Тоже не плохо.
Всего ребята отыграли семь концертов. Виктор Степанович похвастался перед родителями заработанными деньгами. Музыкальная карьера шла вверх, но придвигалась сессия. В конце декабря надо сдавать зачеты, к этому моменту требовалось написать курсовые, а желания учиться не было.
Родителям сообщили о плохой успеваемости Виктора Степановича. Состоялся семейный разговор:
- Ты собираешься учиться? – строго спросил отец.
- Да.
- Почему не учишься? – спросила мать.
- Нет времени.
- Он над тобой, мать, издевается. Можешь нормально разговаривать?
- Могу.
- Хочешь быть музыкантом – будь. Дело твое, - продолжил отец, - не сдашь сессию, пойдешь в армию. Будешь играть в полковом оркестре. Имей ввиду. Хотя тоже дело нужное. С музыкой воевать сподручнее и веселее.
Отец знал, куда надавить. В армию идти не хотелось. Виктор Степанович не боялся дедовщины или тягот военной службы. Пойти в армию - означало бросить занятия в группе на два или на даже три года, если призовут в Морфлот. Тем временем, музыкальная жизнь в столице и ее окрестностях кипела. В следующем году состоится Олимпиада. Ходили слухи о намечающемся рок-фестивале в Тбилиси. Надо было участвовать. Такой шанс дается всего раз в жизни. Пропустить два года нельзя. Жизнь живется здесь и сейчас.
- Ты меня слушаешь? – грозно продолжил отец.
- Слушаю.
- Что будешь делать?
- Буду учиться.
- Молодец. Иди учись.
- Хорошо, батя…
Добьется ли Виктор успеха в музыке – большой вопрос. А попасть в армию вполне реально. На Виктора Степановича вдруг обрушилось осознание безответственности собственного поведения. Надо было совмещать музыку и учебу. Нельзя бросать ни учебу, ни музыку. Ведь, Алена, Петр и Мишка как-то умудрялись и успевали. У товарищей получалось. Правда, Петр учился на пятом курсе и готовился к диплому, у пятикурсников мало лекций.
На следующей репетиции Витька объявил, что временно прерывает репетиции, потому что в течении месяца необходимо подтянуть хвосты за прошедший семестр. Иначе – край  и аты-баты.
Петр расстроился.
- Вить, мы же на тебя… Без басов звучание не то…
- Не идти же мне в армию, Петр? Я пропущу всего месяц, затем вернусь.
- Я слышала, что можно сделать справку по состоянию здоровья, - вклинилась Алена, - у нас в подъезде один парень сделал себе белый билет. Теперь гуляет.
- Я совершенно здоров, даже самому противно, - ответил Виктор Степанович.
- Могу тебе подогнать прошлогодний курсовик по Теории Машин и Механизмов, - предложил Мишка.
- Не откажусь. Это дело, - улыбнулся прогульщик Витька.
- У нас в конце декабря пять концертов, - сообщил Петр, - что делать?
- Вадима нельзя позвать? – сам предложил Виктор Степанович.
- Не знаю. Придется пойти на поклон к Юре.
- Простите меня, ребята. Я виноват. Но я хотел, как лучше.
Витька погрузился в учебу. Перестали сниться ноты и гитарные лады. Теперь в ночных видениях присутствовали рычаги и шестерёнки, как и положено будущему советскому инженеру. Подушечки пальцев больше не болели.
Виктор Степанович с трудом восстановил пропущенные знания. Сдал экзамены на трояки. Что тоже не плохо. Отчисление ему не грозило. После заключительного экзамена 23 января прибежал на репетицию порадовать ребят.
Открыл комнату №212 своим ключом. И обомлел. Оказалось, что инструментов нет. Подождал до 16-00 – никто не пришел. Придя домой, сразу, позвонил Петру. Взявшая трубку мама Петра рассказала, что сын уехал на студенческие каникулы с гастролями в Питер. Вернется к середине февраля. Через три недели. Не раньше.
Витька загрустил. Пока он учился, жизнь не стояла на месте. Петр с группой отыгрывал квартирники в городе на Неве. Набирался опыта и собирал поклонников. Ребята, уехав без него, не оставили даже адреса.
- Не беда. Я их найду в Питере, - решил Виктор Степанович.
Собрал походную сумку. Взял заработанные на осенних концертах деньги. Через час стоял у железнодорожных касс на Ленинградском вокзале. Билет на ближайший поезд. Плацкарт. Два часа ожидания до отправления поезда. Девять часов тревожного сна в вагоне. Раннее холодное утро на Площади Восстания. Куда дальше?
Находясь в Москве, найти знакомых ребят казалось простым и обыденным делом. Наверное, приезд московской группы в Питер - знаковое событие. Надо найти молодых ребят и спросить, где проходят квартирники.
Виктор Степанович подошел к дворнику. Спросил. Тот вежливо улыбнулся и пожал плечами. Витька зашел в булочную. Купил батон. Спросил про концерты у продавщицы. Не знает. Тоже вежливо. Культурная столица, как никак.
Вышел на Невский. В лицо дул холодно-влажный ветер. Люди спешили на работу. Музыкальных инструментов в руках не наблюдалось. Не беда. Еще утро. Настоящие рокеры и творческие люди спят. Есть время полюбоваться красотами Питера. Виктор Степанович прошел пешком до Дворцовой площади. Зимний дворец. Нева. Адмиралтейство. Петропавловская крепость. Красотища!
Замерз. Купил билет в Эрмитаж. Согрелся. У редко встречающихся ребят пытался разузнать про квартирники. Никто ничего не знал. Или не говорил. На самом деле, верхом безумства было спрашивать про подобные концерты на улице. Квартирники тогда были нелегальными. Милиция гоняла и пресекала факты незаконного обогащения граждан. Информация о предстоящих мероприятиях распространялась через доверенных лиц. Круг посвященных чрезвычайно узок. На четырехмиллионный Питер о предстоящих квартирниках знали человек 50-80, максимум 100.
Пообедал в пельменной на Васильевском острове. Там тоже никто не слышал о группе «Песни Механиков» и их концертах.
Поглядел на Финский залив. Снова замерз. Вернулся в центр. Зашел в пивную на углу Невского и Фонтанки. Отмечавшая сессию питерская молодежь ничего о концертах московской группы не знала.
Переночевал в привокзальной гостинице. На следующий день разглядывал афиши. Спросил про квартирники в билетных кассах. Кассирша рассмеялась. Предложила последний билетик на бельэтаж в Большой Драматический Театр. Делать было нечего. Купил.
Шел спектакль «Мы, нижеподписавшиеся» в постановке Товстоногова. В театре было тепло и уютно. Виктор Степанович, не присев ни разу за день, уснул сразу, как только выключили свет. Своего мнения по поводу выдающегося ленинградского театрального деятеля и его постановки, не сформировал. Проснулся от продолжительных оваций.
В гардеробе еще пару раз робко спросил про квартирники. Тщетно. Поняв, что найти своих музыкантов в Питере не сможет, Виктор Степанович направился в сторону Московского вокзала. Купил билет на ближайший поезд. Снова плацкарт. Отправление в 23-55. Постельное белье. Чай в подстаканнике. Два кубика сахар в упаковке. Девять часов беспокойного сна. В 10 утра был дома…
Потянулись долгие от безделья каникулы. Виктор Степанович читал. Играл на гитаре. Пытался сочинить стихи и музыку. Получалось плохо. Росла тревога, что потерял что-то важное. С одной стороны, он был прав, что выбрал учебу, но тем самым предал друзей-музыкантов. С другой стороны, ребята могли предупредить и оставить хотя бы адрес. Подобное молчаливое поведение можно трактовать, как предательство. Хотелось поговорить с Петром. Звонок на домашний.
- Пока не вернулся, -  вздыхая, сообщала мать Петра.
- Он вообще звонит? Может сообщит адрес? Это Виктор. Мы с ним играем в одно группе.
- Витенька, не звонит он. Если проявится, я передам… Спрошу…
Прошел февраль. Март. Петр не вернулся. Лидер ансамбля «Песни Механиков» бросил почти законченный институт. Обосновался в Питере. Влился в сообщество родоначальников питерского рока. Вошел в состав одной из набирающих обороты питерской группы. Участвовал в первом советском рок-фестивале в Тбилиси. Косил от армии в психушке. Стал заметной фигурой в рок-тусовке Питера. К концу восьмидесятых успехи бывшего московского музыканта пошли на спад. В девяностых Петр вообще пропал. Где он сейчас? Жив ли? Виктор Степанович специально не интересовался. В новостях имя Петра не появлялось.
Виктору Степановичу казалось странным, что с приходом капитализма, рок-музыка должна расцвести, а получилось наоборот. «Ласковый май» и группа «На-На» оказались востребованнее и ближе народу. Советский народ быстро скатился из категории самого читающего и интеллигентного к бандитским и воровским понятиям.
Оглядываясь назад, Виктор Степанович не жалел потерянной музыкальной карьеры. Из коллектива Механиков только Алена стала более-менее знаменитой и востребованной артисткой. Ее Виктор часто видел по телевизору. Бывшая клавишница «Механиков» похудела, всегда носила мини-юбку. Играла в составе музыкальных коллективов Ирины Салтыковой и Богдана Титомира.
Мишка в ту зиму уехал с Петром в Питер. Но откосить от армии у барабанщика не получилось. Честно отслужил два года механиком на авиабазе под столицей Азербайджана. Мишкину историю Витька услышал от него самого, когда тот демобилизовался и пришел восстанавливаться на третий курс института. Музыкальную карьеру продолжать не собирался. Что с ним и где он сейчас – Виктор Степанович не знал.
Витька решил, что музыкальное прошлое для него останется ценным опытом. Правда отрицательным. Так делать не надо. Бессонные ночи, страдания и переживания, предательства и разочарования – это всё, что отпечаталось в памяти от того жизненного периода. Мир дипломированного советского инженера казался надежнее и понятнее. Забросив гитару на антресоль, Виктор Степанович занялся учебой. В итоговом вузовском аттестате красовались четыре «Тройки» - память о безумном увлечении третьекурсника Юрьева.
Каждому надо заниматься своим делом. Вопрос только в том, какое оно – твое дело. Кто решает? Кто раздает задания на жизнь? Как правильно выбрать жизненные увлечения?

Виктор Степанович встал с дивана. За окном стемнело. Вечер воспоминаний затянулся. А ведь с супругой Валентиной он редко пел. Не любил, когда играют на гитаре и сам в руки не брал. После студенческого увлечения рок-музыкой, он не писал стихи. Не играл своих песен. И не завидовал успешным музыкантам.
Правильно ли он прожил жизнь? В чем был ее смысл?
Виктор Степанович вышел на балкон. Мирно шелестели тополя. Уличные фонари маскировали свет от ярких и далеких звезд. Возможно, именно так прикрывали великие свершения толпы посредственностей, окружавших его жизнь. У него не было сил и желания разглядеть за блеклым, но близким светом фонарей яркости и значимости далеких звезд.
Болела спина и ныло колено. Усталый пенсионер помазал больны места разогревающей мазью. Легко поужинал и лег спать.
Под утро пошел дождь…

Глава 12

Из-за дождливой погоды с утра болела голова. Виктор Степанович проснулся раньше обычного. Сделал зарядку. Выпил таблетку от давления. Вчера он твердо решил, что не пойдет собирать бутылки. Это тяжело, глупо и зарабатывается слишком мало денег.
Единственно, что привлекало в новом увлечении – Лидия Ивановна. Чрезвычайно позитивная и привлекательная старушка. С ней было весело. Но как бы она чарующей энергией не свела раньше срока в могилу седого мужичка. Возможно, тебе уже пора на тот свет, - пошутил над с собой Виктор Степанович, - не известно, сколько осталось. До ста лет не проживешь. Сколько ты собираешься коптить небеса?
Все это вздор. Надо себя беречь. Не стоит торопиться на тот свет. Не надо искушать судьбу, - решил порассуждать над возникшей проблемой выживаемости Виктор Степанович со своей новой подругой. Надел калоши, взял зонтик, рюкзак на плечи и спустился вниз.
На вчерашнем месте Лидии Ивановны не было. Редкие прохожие, согнув голову, перебегали с одного сухого островка на другой. Почти никто не пользовался зонтиком. Почему? Странно. Молодые, не думают о здоровье, -  предположил пенсионер.
Прождав минут двадцать, Виктор набрал номер Лидии Ивановны.
- Алло, кто это? – услышал он голос новой подружки.
- Привет. Это я, Виктор.
- Привет, Виктор.
- Сегодня плохая погода для сбора бутылок, - продолжил пенсионер, - тебя поэтому нет на месте?
- Наоборот. Самая классная погода. Конкуренты не любят мокрую погоду. Сидят по домам. Все бутылки наши. Я обычно в такую погоду собираю двойной план.
- Ого!
- Да, но сегодня не получится.
- Почему?
- Приболела я немножко. Вчера распереживалась. Из-за тебя, между прочим. Я подумала, что тебе плохо.
- Было такое.
- Я ночь не спала. Надумала всякого. Сегодня отлежусь. Обещаю, завтра буду в строю.
- Хорошо. А ты каждый день собираешь бутылки? Даже зимой?
- Почти. Но зимой холодно. Реже, конечно.
- Предложение имеется у меня. Давай сходим на Арбат, в музей или в театр.
- Какой галантный кавалер! – рассмеялась Лидия Ивановна, - если что, я согласна. Театр можешь выбрать на свой вкус. Доверяю тебе, мой герой.
- Договорились. Тебе помощь не нужна? Лекарства купить или мусор вынести?
- Нет. Спасибо. Не надо. Мне лучше побыть одной. Я не накрашена.
- А ты красишься? Я вчера не заметил.
- Лгунишка. Спасибо тебе за комплимент. Крашусь. Еще как. И волосы крашу, и губы, и ресницы. Не советую тебе смотреть на Лидию без макияжа.
- Хорошо. Тогда до завтра. Если что - звони.
- Отлично. Удачи тебе. Пока…
Лидия Ивановна первой положила трубку. Пожилые люди с болячками. Ничего не поделаешь. Жизнь так устроена. Почему? Вопрос не ко мне. К создателю. Виктор Степанович посмотрел вверх на серые тучи. Просвета в сером войлоке неба не намечалось. Придется сегодняшний день прожить с дождем.
«Почему люди живут так мало и часто болеют?» - пенсионер мысленно послал вопрос создателю. Скорее всего, чтобы не зазнавались и не ставили себя вровень с богом, - сам собой возник ответ в голове. Психика людей не совершенна, и, если дать человечеству бессмертие, пороки расплодятся до вселенских размеров. Только страх смерти и наказания останавливает людей от окончательного падения. Чтобы не болеть людям приходится делать зарядку, ограничивать себя в еде, отказываться от вредных привычек и так далее.
Люди достигают вершин самосовершенствования только благодаря ограничениям, - к такому выводу пришел Виктор Степанович.
Вдоволь нафилософствовавшись, пенсионер свернул в соседний двор. Заглянул в одну урну – ничего. В другую – пусто. Нагнулся под кусты возле песочницы. Тот же результат.
Перешел в следующий двор. И там нет бутылок. Нет алюминиевых банок. Где их находит Лидия Ивановна? Из каких тайников достает? Неизвестно. Наверное, Виктор Степанович напоминал неопытного грибника, который не знает приметы, по которым искать съедобные грибы. Зашел в лес такой новичок, и ничего не видит. По его же следам пройдет опытный грибник, и не успеет разгибаться, срезая белый гриб за белым.
В третьем дворике повезло: нашел две пивных бутылки. Виктор Степанович присел на мокрую лавочку, подложив рюкзак. На площадке тихо. Никого нет. Ни детей, ни местных старичков. С одной стороны, даже хорошо. Чисто. Спокойно. Никто не таращится, пальцем не показывает, вослед не шипит.
С другой стороны, скучновато. Все же с людьми веселее. Виктор Степанович решил идти домой. Не задалась нынче одиночная охота. Спрятал найденные бутылки под крыльцом своего подъезда. Не нести же грязную тару в квартиру. Завтра заберу и пойдем дальше с Лидией Ивановной, - решил пенсионер, - сегодня займусь домашними делами.
Скинул мокрый плащ, смыл прилипшую грязь с ботинок под краном. В дождь дома лучше. Сухо. Тепло. Мягкие тапочки. Уютно зашипел чайник. Есть сушки и малиновое варенье. Только очень тихо, - поймал себя на мысли Виктор, - хорошо бы в соседней комнате шуршала Валентина. Или Лидия Ивановна? Нет, с новой подружкой пока рано делить жилплощадь. Надо привыкнуть.
А если новая знакомка предложит совместное проживание? Или Виктор Степанович вдруг представит себя гусаром. И предложит руку и сердце. Венчаться! На тройках с бубенцами! С цыганами и песнями до зари! Не наступил ли разочарование от совместной жизни? Ведь они не молоды. Меняться и притираться сложно.
С другой стороны, лучше попробовать и понять глупость затеи, чем не пытаться и оставшуюся жизнь думать: зря не решился.
Виктор Степанович подошел к шкафу, в котором хранились вещи Валентины. Если приглашать новую хозяйку в дом, следовало разобраться с наследием старой. Вообще, не любил он заглядывать в женский отдел шкафа. Там нижнее белье, колготки – как будто подглядываешь в замочную скважину. Не достойно.
Или по сложившейся традиции Валентина выйдет из-за угла и задаст каверзные вопросы:
- Новую бабу в дом тащишь?
- Не стыдно тебе?
- Смотри не задохнись от вида обнаженной ноги…
И так далее. Валентина может. Сомнений нет. Но жизнь продолжается. Готовься к изменениям и потому наведи порядок в женском шкафу, - задал установку пенсионер, - а жизнь тебя поправит. Что-то пусти на тряпки, ненужные вещи выкини. Вряд ли Лидия Ивановна обрадуется обретённому гардеробу с плеча покойной супруги Виктора. Размер у женщин был схожим. Валентина была на размер-два покрупнее. Разве что шубу выкидывать жалко. Дорогая. Да и вещь хорошая.
Виктор Степанович набрал телефон дочки:
- Алло, Маша, привет.
- Привет, папа.
- Я решил Валины вещи разобрать. Не заберешь шубу и зимний пуховик? Может, еще что-то пригодится?
- Хорошо. Шубу заберу. Остальное посмотрю на выходные.
- Это здорово. А то выбрасывать жалко. В шкафу, понимаешь, только место занимают, грустные воспоминания навевают.
- Часто думаешь о маме?
- Часто. Мысленно с ней разговариваю каждый день.
- У вас была настоящая любовь.
- Да, дочка. Именно так.
- Я люблю тебя, папа.
- И я тебя. Пока.
- Пока.
Полдела сделано. Часть вещей удалось пристроить. Виктор Степанович прервался на чай. Попутно посмотрел новости. Ковид-19 уверенно занимал континенты и блокировал страны. Грозили отправить в доисторическое прошлое туристическую и авиационную отрасли. Правительства ведущих стран разрабатывали программы государственной поддержки для наиболее пострадавших от пандемии предприятий.
Чудеса, конечно, с этой инфекцией. Раньше, в советское время, о таком и подумать было нельзя. Вот и сейчас суверенно-коммунистический Китай надежно и бесповоротно остановил распространение вируса. Ввел карантин. Китайское население не пострадало. В странах загнивающего капитализма иная ситуация. Западные страны соревнуются по количеству заболевших и умерших. Лидируют по всем отрицательным показателям, как ни странно, Соединенные Штаты Америки. Бедные американцы, не позавидуешь. Это оттого, что там дорогая медицинская страховка и заоблачные цены на услуги докторов, - подвел итог чаепитию Виктор Степанович.
Взял три больших черных пакета для мусора: один – вещи на выброс, второй - на тряпки и в шкаф на балконе, третий – предположительно Маше. Виктор распахнул дверцы…
Валентина явно запаздывала. По традиции и всем расчетам должна уже появиться с ехидными замечаниями и подколками. Но нет. Женщина на то и женщина, что не предсказуема. Виктор Степанович выдвинул ящик с нижним бельем. Переложил в пакет на выброс. Оставил только три нераспечатанные упаковки с магазинными бирками. Пускай Маша посмотрит.
- А я все думала, когда же ты захочешь избавиться от меня и моих вещей? – неожиданно услышал он голос супруги Валентины, - хочешь стереть память и начать жизнь заново?
- А! – вздрогнул Виктор Степанович – это ты?
- А ты кого-то ждешь? – Валентина сидела на кровати нога за ногу в длинном вечернем платье с глубочайшим декольте.
- Не жду. Просто прибираюсь.
- Знаю я для чего ты наводишь порядок. Или точнее для кого.
- Хотел тебя спросить, но при жизни стеснялся: если ты умерла, то можно ли я твои вещи выкину или отдам Маше?
- Провокатор! – Валентина встала и медленно подошла к шкафу, заглянула внутрь, - в моем сегодняшнем положении шмотки не нужны. Возвращаться не планирую, так что решай сам. Но знай – мне неприятно, когда кто-то копается в моих вещах.
- А кому же еще копаться?
- Не знаю. Не мое дело. Я сказала, ты меня услышал.
- Но не понял.
- Ты должен готов к этому.
- Я стараюсь.
- Ладно, проехали. Скажи мне вот что: не боишься ли ты найти в моем шкафу что-то неприятное для тебя?
- Не боюсь. Признаться, мне неудобно ковыряться здесь. Как будто ты вышла на минуту, а я залез в твое персональное царство.
- Ха-ха!? На минуту? На пять лет, не хочешь?
- Извини. Не сердись.
- Не сердись? А что мне еще остается?
- У тебя на небесах богатая интеллектуально-информационная жизнь. И потом – какие ко мне претензии? Я в чем-то виноват перед тобой? Скажи.
- Извини. Я…
- Что?
- Я не могу привыкнуть, к тому что ты здесь, а я там. Прости.
Валентина отошла от шкафа. Бесшумно подошла к окну. Выглянула на балкон.
- Ты бы убрался на балконе. Там листья с прошлогодней осени валяются.
- Уберусь, - буркнул Виктор Степанович.
- Ладно. Все. Мир.
Валентина вернулась на кровать. Легла на свою половину. Разрез длинного платья открыл безупречно-ровно-белые ноги.
- Иди ко мне.
Виктор прилег на свою часть кровати. Глаза Валентины смотрели прямо в глаза мужа.
- Только не прикасайся, а то иллюзия рассеется. Ты же не хочешь, чтобы я исчезла?
- Не хочу, - согласился Виктор Степанович, - если я приведу в дом Лидию Ивановну, ты будешь приходить ко мне?
-  Вряд ли. Тебе будет не до меня. Я прихожу только потому, что кому-то здесь одиноко. Хотя, если ты хочешь со мной поговорить, то может получиться.
- Почему так произошло, что ты там без меня?
- Потому что жизнь конечна. Всегда кто-то уходит первый.
- Я так не хочу.
- Не ты создавал нашу Вселенную. Здесь другие законы. Когда создашь собственный мир, тогда и сделаешь людей бессмертными и не болеющими.
- Обязательно. И верну нас с тобой в просторный загородный дом в Апрелевке.
- Не забудь решить проблему с перенаселением планеты. Куда будешь девать новорожденных? Или заставишь людей страдать от голода и нехватки кислорода?
- В моем мире люди будут покорять неизведанные планеты. Всем найдется применение.
- Здорово. Ты у меня молодец…
- И ты…
- И я…
Виктор Степанович прикрыл глаза и заснул. Валентина осталась во сне. Они ходили по бескрайнему зеленому лугу с васильками и одуванчиками. Ловили бабочек и плели венки из полевых цветов.
Во сне супруги Юрьевы могли летать. Взявшись за руки, они поднялись на пару метров над землей. Медленно направились к горизонту, где ощущалось присутствие большого теплого океана. С добрыми китами, пугливыми кальмарами, стайками серебристых рыбок…

Виктор Степанович проснулся в полпервого ночи. Понял, что режим дня сбился окончательно. Теперь он будет колобродить до утра. Хорошо, если заснет под утро. Снова встанет уставший. Сил на прогулку с Лидией Ивановной не будет. Надо взять себя в руки. Заснуть. И перестать ложиться на кровать так рано. Режим в его возрасте – залог здоровья.
Встал. Вышел на балкон. Дождь усилился и превратился в ливень. Доел утреннюю кашу. Принял теплый душ. Почистил зубы. Долго ворочался. Валентина больше не приходила.  Разговаривать было не с кем. Уже под утро, когда стих дождь, Виктор Степанович провалился в легкий сон без сновидений.
Первый раз за последние двадцать лет проспал. Не беда. Позвонил Лидии Ивановне, предупредил, что задержится.
- Ничего страшного, - ответила новая подружка.
- Давай в Москву поедем, - предложил Виктор Степанович, - на Арбат. Как тебе мое предложение?
- Неожиданно. Мне надо накрасится.
- У тебя есть время.
- Я согласна, если кончится дождь.
Виктор Степанович выглянул в окно. На небе заметно посветлело. Сегодня будет славный день.
- Сколько тебе нужно времени на сборы?
- Пару часов, думаю, хватит.
- Хорошо. Через три часа встречаемся у подъезда.
- Договорились.
Пенсионер положил трубку. Теперь можно немного полежать и не спеша собраться. Посреди спальни стояло три полупустых мешка с вещами Валентины. Нет. Не сегодня.
- Закончу завтра, - сказал вслух Виктор.
В предвкушении предстоящего свидания, ухажер немного разволновался. Надел выходной пиджак, коричневый галстук, джинсы. Причесался. Брызнул на запястья туалетной водой, которую купила еще Валентина на 23 февраля.
Вспомнил, что забыл позавтракать. Сварил кашу. Заляпал пиджак. Расстроился. Но кашу доел. Поменял пиджак на джинсовую курточку. Так даже удобнее и не страшно, если вновь запачкается.
В назначенное время вышел из подъезда. Лидии Ивановны не было. Виктор Степанович все понимал. Женское опоздание ничего плохого не значило. Скорее всего, Лидия Ивановна слишком серьезно отнеслась к совместному променаду. Будет прическа, вечернее платье. Главное, чтобы не надела туфли на высоком каблуке, - подумал Виктор Степанович. Не сомневался - Лидия Ивановна может удивлять.
Виктор проверил, на месте ли вчерашние бутылки? На месте. Присел на лавочку. Подставил лицо лучам вышедшего из-за туч солнца. Стрекотали воробьи, и шумел автомобилями пролетарский город Красногорск. Замечательно! Так можно долго сидеть, отпустив проблемы и переживания.
- Здравствуйте, мужчина, - вздрогнул Виктор Степанович от игривого голоса Лидии Ивановны, - не меня ждете?
- Ой, привет. Я чуть было не заснул, так хорошо на улице.
- Надеюсь, ты не долго меня ждал. Я торопилась, как могла. Последний раз на свидание ходила лет пятнадцать назад.
Виктор улыбнулся. Лидия Ивановна была одета почти по-походному, но со вкусом: джинсовый комплект, белые тряпичные туфли, рюкзачок за плечами. И невообразимая прическа: пышная кучерявая шевелюра иссиня-черных волос, как у солисток группы их молодости Бони-М. Как же Лидия за три с половиной часа все успела?
- Классная прическа, - отметил кавалер.
- Спасибо.
Лидия Ивановна достала из кармана большие солнцезащитные очки в леопардовой оправе, водрузила из на гордо вздёрнутый нос.
- Я готова.
Виктор Степанович подставил локоть, счастливая пенсионерка прижалась бочком к мужчине. Свидание началось. Они доехали до Рижского вокзала на электричке. Прохожие иногда оглядывались на яркую парочку. Сбежавшие из Красногорска пенсионеры, понимающе перемигивались всю дорогу до Арбата.
Центр Москвы встретил отдыхающих суетой и выхлопными газами. О ночном ливне напоминали стремительно подсыхающие лужи. Становилось жарко. Виктор Степанович старался вести даму по тенистой стороне улицы.
- Мороженое? – спросил внимательный джентльмен.
- Пока не хочу.
- Я угощаю, - не сдавался Виктор Сергеевич.
- Само собой. По-другому я бы не согласилась, мой герой. Чуть позже. Давай прогуляемся. Я люблю старую Москву.
- И я. Хорошо, что сделали пешеходную зону на старом Арбате.
- Я помню, как здесь было весело в середине восьмидесятых.
- Да, уж было время, - согласился Виктор Степанович.
- Я здесь познакомилась с первым мужем.
- Не может быть.
- Может. Он художник. Рисовал картины. Мы с подружками пришли как-то весенним днем прогуляться. Я захотела портрет. Первый попавшийся художник нарисовал меня. Потом сказал, что у меня необычные глаза и овал лица. Он обязательно должен написать мой портрет маслом. Пригласил в мастерскую. Я отказалась. Я не такая, ты же понимаешь? Художник артистично упал на колени: не отказывайся, богиня! Отвечаю: не могу я с первым встречным уединяться в художественной мастерской. Знаю я вас, художников.
- И как же он завладел твоим сердцем?
- Тебе интересно? Ничего, что я рассказываю о своих мужьях? У тебя сложится превратное впечатление, будто я меняю мужчин, как постельное бельё.
- Совсем нет. Даже наоборот: так я лучше тебя узнаю. И потом, мне кажется, что запас мужей скоро закончится.
Лидия Ивановна рассмеялась.
- Ладно. Хорошо. Слушай…
Спутница Виктора Степановича не согласилась на позирование натурщицей. Но Альберт, так звали будущего мужа-художника, выпросил телефон. Обещал позвонить. Девушка пришла домой, графитовый портрет, за который Альберт, как настоящий мужчина денег не взял, был закинут на шкаф и благополучно забыт.
Примерно через две недели в субботу ранним утром раздался телефонный звонок. Трубку взяла мама. Буквально за пару минут Альберт сумел расположить будущую тещу к себе навечно. Как это у него получилось – большая тайна. Но мама всегда с того дня и до развода оставалась на стороне Альберта. Чтобы ни случилось. Во всем виновата Лида, но только не ее идеальный муж.
Мама, заинтересовалась звонившим молодым человеком, неохотно передала трубку Лидии. Альберт сообщил, что образ прекрасной незнакомки не выходит из головы. Стоит перед глазами днем и ночью, как наяву.
Он нарисовал по памяти большой портрет маслом метр на полтора. И хочет, чтобы оригинал познакомился с копией на холсте. Если понравится и дама будет не против, он подарит картину законной владелице. Пускай только девушка назовет адрес, и Альберт сегодня же привезет картину в резной раме из карельской березы.
- Я не могу принимать столь дорогие подарки, - пыталась отшить настойчивого кавалера Лидия Ивановна.
- Я ничего дурного не хочу. Просто заберите картину. Если не понравится –  оставлю себе. Полотно станет украшением моей лачуги.
- Я подумаю.
- Дайте адрес, и думайте сколько влезет, - настойчиво продолжил художник.
- Я вас не просила рисовать мой портрет.
- Я знаю. Я не мог иначе. Адрес, сударыня!
- Хорошо, - сдалась Лидия Ивановна, - записывайте…
Через три минуты после того, как она продиктовала адрес, раздался звонок в дверь. Оказалось, что Альберт узнал домашний адрес по номеру телефону. Приехал с картиной к подъезду. Позвонил из телефон-автомата.
Удивились все. Мама, папа, брат, Лидия вышли по-домашнему, в тапочках, халатах и трениках. Альберт же был во всеоружии: в темном замшевом пиджаке, лакированные ботинки, гладко выбрит, французский одеколон. Специальный грузчик занес в коридор картину, завернутую в серую оберточную бумагу. Альберт, не давая шанса опомниться, передал маме большой Киевский торт, Лидии – букет из роз, папе - бутылку Золотого Советского Шампанского.
- Как неудобно, как неудобно, - засмущалась мать.
- Очень приятно познакомиться с родителями очаровательной Лидии. Меня зовут Альберт, - художник протянул тонкую ладошку отцу.
- Ага, - с недоверием посмотрел на ухажера глава семейства.
- Предлагаю осмотреть произведение искусства, - широко улыбнулся будущий муж.
Незваный гость ловко освободил картину от обертки, для чего потянул сзади картины за какой-то шнурок. Бумага медленно шурша сползла на пол…
Картина была хороша. В стиле эпохи возрождения. Пахла свежей краской. Лидию Ивановну на картине художник изобразил в легком бежевом платье. Слишком легком, потому под ним угадывались изгибы тела, бедра, руки, грудь. Девушка несла на правом плече амфору с вином. На левой руке красовался большой перстень с топазом. На ногах - легкие античные сандалии. Завершал картину фон из виноградных лоз в лучах утреннего восходящего солнца.
Родные застыли, разинув рты. У мамы навернулись слезы. Отец присел. Лишь братец хохотал.
- Лидка, да на тебе почти нет одежды!
- Одежда имеется. Это стиль такой, - возразил Альберт.
Затем пили чай. Альберт окончательно покорил маму. Папе слащавость ухажера не понравилось. Однако, претендент на руку и сердце знал слишком много историй из мира искусства. Не давая опомниться, взахлеб рассказывал анекдоты и байки про актеров и певцов:
- Малягин без бутылки коньяка на съемочную площадку не выходит…
- Девоньев женщинами не интересуется. Он – того…
- Самый высокооплачиваемый артист в Советском Союзе – Дмитрий Пихалков.
- Захожу я в Малый Художественный театр, а мне на встречу Андрей Легков…
И так далее. Истории не заканчивались. Сердце Лидии Ивановны дрогнуло. Молодой, красивый, энергичный, талантливый, без пяти минут мировая известность, при деньгах, мама от ухажера без ума. Устоять практически невозможно.
Альберт пригласил Лидию на выставку. Потом в театр. Ресторан. Художник ухаживал красиво и артистично. Такси к подъезду, цветы, шампанское. Через пару недель попросил стать его моделью. Она согласилась. Оказалось, что надо стоять совершенно голой на постаменте. Лидия робко сопротивлялась. Альберт сказал, что это ханжество и предрассудки.
- Мы же современные люди, Лида. Лично меня плоть интересует, как сосуд для богатого внутреннего мира или как фактура для картин. Раздевайся. Я отвернусь.
Альберт вышел в каморку. Вошел через минуту с мольбертом и кистями в руках. На голове берет. На плечах – коричневая накидка. Лидия разделась и стояла, неловко прижав к груди одежду.
- Отлично, - улыбнулся Альберт, и принялся за работу.
Лидия даже немного расстроилась. Она то думала, что молодой мужчина кинется на нее с греховными намерениями. Но нет. Альберт работал. Рисовал. Прищуривал один глаз, затем другой. Просил поднять одну руку. Затем другую. Как-то самой собой получилось, что Лидия перестала прикрываться. Стояла и позировала. Позировала и стояла. Даже несколько провоцировала художника.
- Понимаешь, Вить, я стою совершенно голая. А этот художник думает только о картине. У меня закралась мысль, не импотент ли он.
Но нет. Оказалось, традиционный мужчина в сексуальном смысле. Даже через-чур. Закончив рисовать, или решив, что на сегодня хватит, Альберт отложил кисти. Подал руку Лидии, она сошла с постамента прямо в объятия. Все остальное случилось слишком естественно. Как по написанным нотам.
- Ничего, что я так откровенна? – спросила Лидия Ивановна.
- Признаться, я немного смущен.
- Извини. Больше не буду. Для меня дела прошедшие. Не обижайся.
Поначалу жизнь с художником понравилась. Вечеринки и праздники в окружении молодых талантливых людей. Альберт души не чаял в новой подружке. Не нравились разгульные отношения только отцу, который вызвал Альберта на серьезный мужской разговор. Художник пришел в пятницу под вечер с двумя бутылками армянского пятизвездочного коньяка.
Папа, царство ему небесное, требовал жениться и тогда с законной женой строить семейные отношения по-современному. Альберт взывал мировому опыту, называя официальный штамп в паспорте пустой формальностью, о которую разобьется светлое доброе чувство молодых любящих сердец. Мол, нельзя душевные порывы формализовать в предначертанные бытовые рамки. Смерть любви и всему самому дорогому, чему нас учили педагоги в советской школе.
Отец отвечал, что и сам в молодости ухаживал за многими женщинами. Но как только увидел маму, твердо решил: больше ни одной юбки в его жизни не будет! Точка. И потому ты, сынок, женись и рассказывай сказки будущим поколениям о пользе полигамных отношений в семье.
Альберт немного удивился умению отца Лидии вести дискуссию. К тому времени в ход пошла вторая бутылка коньяка.
- А почему бы и нет, - выдал заплетающимся языком будущий тесть.
На следующий день художник проснулся на кухне. На постеленном прямо на кафельном полу матрасе. Альберт хотел дать попятную, но батя красноречиво посмотрел на жениха. Затем показал написанную по пьяни расписку, в которой новоявленный жених обещал жениться и любить Лидию до конца своих дней. И даже немного после.
- Это же не серьезно, папа, - потирая виски, выдавил из себя Альберт.
- А ты попробуй, сейчас пошути, - широко улыбнулся отец.
Мужчины похмелились. Посмеялись над распиской. Во вторник подали заявление в местный ЗАГС. Свадьбу сыграли скоромно, в семейном кругу. Родители Альберта на торжестве не присутствовали, так как жили в Ашхабаде. Приехать не смогли. Жених продолжал повторять, что любит невесту и женитьба для него формальность. Папа понимающе кивал. Мама смахивала не останавливающие слезы.
Лидия Ивановна, несмотря на всю комичность ситуации, была рада выйти замуж и выпорхнуть из родительского гнезда. Уже после свадьбы, Лидия узнала, что живет будущий муж в общежитии. На семейном совете приняли решение выделить молодым большую комнату в их общей трехкомнатной квартире. Сбежать из-под родительского надзора не удалось.
Сразу же после свадьбы наметилась трещина в отношениях Альберта и молодой жены. Художник приходил домой поздно.
- Это моя работа, детка.
Лидия же вставала рано, шла на работу в школу. Затем приходила домой, готовила для мужа, стирала и ждала. Совместные выходы на вечеринки почти прекратились. Муж все чаще стал задерживаться на работе.
- Рисовал до полуночи. Посмотрел на часы – полвторого. Не ехать же на такси. Это же дорого.
Потом запах женских духов…
Затем странные телефонные звонки…
Через три месяца совместной жизни с Альбертом Лидия поняла, что брак скоро закончится. Даже всплакнула, жалея себя. На стороне зятя всегда выступала мама:
- Ты сама во всем виновата…
- Он творческий человек, ему нужно вдохновение…
- Быт лишает художника желания творить…
- Будь с Альбертом раскованнее. Ты знаешь, что такое Камасутра?
- Такие мужчины на дороге не валяются…
- Мама, ты себя слышишь? – не сдерживалась Лидия Ивановна.
Однажды вечером, устав ждать, Лидия приехала в художественную мастерскую к Альберту и застала того в объятиях новой натурщицы.
- Лида, это моя работа! – пытался спасти ситуацию художник, натягивая штаны
- Негодяй!
- Пойми, я люблю тебя. Она же – это просто тело, - лицемерил муж.
- Красивое тело, хочу заметить.
- Не без того. Брысь отсюда, - прикрикнул Альберт на испугавшуюся модель.
- Подлец! – не унималась Лидия.
- Выбирай выражения, женщина! Я – художник. Я так вижу мир. Ты можешь быть рядом со мной. Если не желаешь, никого не держу! Ограничивать творца не позволено никому!
Альберт уже застегивал рубашку.
- Бездарь!
- Ах, так? Вот это ты зря сказала! Это переходит всякие границы. Я могу многое стерпеть и выдержать, но называть меня бездарным!? Извинись немедленно! Я настаиваю!
- Я? Перед тобой? После того, как ты с этой шалашовкой? – возмутилась Лидия Ивановна.
- Да. Именно так. Унижения не потерплю!
Слова закончились. В горле пересохло. Лидия развернулась и ушла. На следующий день подала заявление на развод. Совместного имущества и детей молодые нажить не успели. Развели их быстро. В дальнейшей жизни Лидия Ивановна сторонилась людей с творческими профессиями. 
- Крайне поучительная история, - подвел итог Виктор Степанович и пригласил даму присесть в уличном кафе.
- Это дорого. Давай купим по мороженке в магазинчике, -  предложила Лидия Ивановна.
«Моя женщина», - отметил про себя Виктор Степанович. Он с интересом слушал и смотрел на спутницу, поедая ее глазами. Он изучал складки на одежде и цвет кожи на руках. Лидия Ивановна нравилась все больше и больше. Похоже, есть такие женщины, которые влюбляют в себя. Четыре брака были тому подтверждением. А сколько было мимолетных влюбленностей? Не сосчитать. Или лучше не знать?
Виктор Степанович с сожалением вздохнул, на борту его самолета нарисовано намного меньше звездочек за покоренные женские сердца…
Глава 13

В ближайшем магазинчике купили по эскимо, поддавшись на рекламу, сулившую вкус, как в детстве. Попробовав, пенсионеры согласились – похоже.  Именно с таким вкусом продавали мороженое в советское время.
Театр им. Вахатнгова, стена Цоя…
Несмотря на теплую погоду, пешеходный Арбат был пустынен. Будний день. Середина дня. К Лидии Ивановне подошла ростовая кукла в костюме зебры из «Ледникового периода». Позировала и предлагала фотографироваться. Пенсионеры отказались.
- Не наш мультик, - улыбнулся Виктор Степанович, - вот, если бы Волк из «Ну, погоди!»
Виктор Степанович поглаживал ладонь спутницы. Лидия Ивановна с благодарностью прижималась к плечу кавалера. Было так хорошо и приятно идти. Никуда не торопясь. Можно рассматривать чугунные фонари. Можно присесть у памятника Пушкину и Наталье Гончаровой. Можно подержать за руку медного Булата Окуджаву…
- Вот, новый поворот, - Виктор Степанович услышал голос уличного музыканта.
В душе колыхнулись теплые воспоминания из юности.
- А ведь я в молодости увлекался музыкой и играл в одной группе, - похвастался он, - послушаем?
- Пойдем, - согласилась Лидия Ивановна.
Пенсионеры подошли к музыканту, вокруг которого оформилась небольшой круг слушателей. Посреди улицы стоял артист в ярком фиолетово-желтом костюме. На ногах – два тамбурина, в руках - гитара. Рядом – колонка на колесиках…
- И пугаться нет причины, если вы еще мужчины, - пел хрипловатый голос…
Внешность музыканта не гармонировала с серьезным рокерским текстом. Хотя, публике подобный стеб нравилось. Виктор Степанович отметил мастерство исполнения, которое невозможно испортить даже таким неудачным костюмом.
Песня закончилась. Редкие хлопки. Кто-то бросил сторублевку в раскрытый футляр гитары.
- Уважаемая публика! Спасибо за продолжительные аплодисменты, - громко поблагодарил публику фиолетово-желтый музыкант, - сегодня хочу предложить на ваш суд еще одну старую песню. Такую же старую, как и предыдущий трек. Это будет песня легендарной московской рок-группы «Песни Механиков». Песня была написана в 1979 году. Автор слов и музыки – мой друг Петр Акимов. Называется произведение – «Разбитые полки»!
Виктор Степанович открыл рот, глаза заметно вылезли из орбит. Не может быть! Песню их группы поют на Арбате? Невероятно. Музыкант сыграл вступление на тамбуринах и запел:
Полки разбиты, все пропало
Снаряды вновь не подвезли
Носы в крови, и подняты забрала
Стою и плачу на краю реки
- Минуточку, - Виктор шепнул Лидии Ивановне и опустил ее руку, - это наша песня.
- Чья? – шепотом спросила Лидия.
- Наша…
Отставной рок-музыкант вышел перед зрителями. С удивлением слушал и одновременно вспоминал давно выветрившиеся текст и мелодию.
Как получилось, нас предали
Те лучшие из бывших здесь?
Мы им знамена в руки дали
В уста вложили праведную весть
«Кто ты? Откуда знаешь нашу песню?» - пытался понять Виктор Степанович, вглядываясь в лицо музыканта. Тот был не молод, волос из-за кепки не видно, глаза закрывали широкие темные очки. Но голос показался знакомым, хрипловатый и с легкой, едва заметной, картавостью…
Мы видели в них будущее мира
Когда война закончится, но вот
Стою в расстегнутом мундире
Горн не трубит, я круглый идиот
Вдруг, это Петр? Хотя не похож. Акимов был на полголовы выше. Виктор Степанович прищурился и пригнулся, пристально вглядываясь в музыканта. Сделал еще шаг вперед. Артист заметил любопытного почитателя таланта, улыбнулся и сделал шаг навстречу. Виктор Степанович подхватил партию второго голоса:
И бывшие еще вчера солдаты
Прижались к барскому столу
Я их прощу, они не виноваты
Ловите жадно скользкую хвалу
«Да это же Мишка!» - пронеслось в голове. Широко улыбаясь, Виктор Степанович подошел к барабанщику Механиков. Мишка узнал басиста. Вместе бывшие друзья повторили последний куплет. 
- Мишка! – раскинул объятия Виктор Степанович.
- Витька! – отложил гитару Мишка.
- Не может быть!
- Может!
- Где пропадал, чертяка?
- Не ожидал тебя встретить.
- И я!
Приятели обнялись.
- Уважаемая публика! – обратился Мишка к зрителям, - по независящим от меня обстоятельствам концертная программа прерывается на неопределенное время. Кто желает поддержать отечественную рок-музыку -  не стесняйтесь делать пожертвования. Всех благодарю за внимание!
Виктор Степанович представил Лидию Ивановну. Обнимаясь и размахивая руками, перебивая друг друга, Мишка и Виктор Степанович рассказывали о всем подряд. Затем сели на лавочке в самом центре Арбата…

Оказалось, что после окончания МЭИ Мишка получил распределение в Норильск. Не сильно расстроился. На Север поехал с удовольствием. В 1984 году надбавки за работу были неплохие. Зарабатывал большие и самые надежные в мире советские рубли. Мечтал лет через пять лет вернуться в Москву, купить кооператив, жениться на москвичке – дочке профессора МГУ, как в фильме «Курьер». Именно так, чтобы блондинка с фигурой и мозгами, стройная, красивая и интересная.
Играть на гитаре и петь не бросил. В местном Доме Культуры выступал и участвовал в самодеятельности. В 1987 году даже попал на экраны Центрального Телевидения в программе «Шире круг». Было и такое. Как мог популяризировал и продвигал песенное творчество Механиков.
- Ты – молодец, - Виктор Степанович ловил каждое слово барабанщика.
- Обычное дело, -  отмахнулся Мишка.
Денег накопил. Но купить квартиру не успел. Вернулся в Москву в конце 1991 года с чемоданом денег, но Советского Союза вдруг не стало. Деньги превратились в фантики. Сперва очень расстроился.
Но был молод, горяч и смел. Любые проблемы можно решить со временем. Горы - по колено, реки - по плечу. Жить в родительской квартире тоже можно. А деньги? Деньги заработаем. Устроился инженером на завод Москвич. Удобно, перспективно и недалеко от дома.
Но, оказалось, что к началу девяностых мир и советская промышленность изменились до неузнаваемости. Инженеры стали никому не нужны. Востребованными специалистами теперь числились коммерсанты, торговцы, бухгалтера и бандиты. Мишка, по традиции тех лет, подался в торговцы. Благо в техническом отделе АЗЛК собралась подходящая компания. Бригадами из трех-четырех человек ездили в Польшу за косметикой и вареными джинсами. За границу отвозили оптику, часы и красную икру. Работу на заводе пока не бросали. Совмещали. Верили, что коммерция ненадолго.
Однако, время шло. Социализм удалялся все дальше. Мишка быстро разбогател. Купил подержанный Мерседес. Там же в Польше. Понял, что это прибыльный бизнес. Переключился на перегон автомобилей. Стал гонять машины из Германии и Чехословакии. С бывшими работниками Москвича организовали автосалон по продаже подержанные иномарок.
- АвтоПлюс назвали. Может слышал? – спросил Мишка, - фирма была заметная.
- Извини. Не слышал.
- Странно. Потом еще было громкое дело. Четыре убийства. Пожар. Сгорели почти все тачки. А я по итогу загремел на зону за мошенничество.
Мишка показал кисть левой руки: темно-синяя наколка в виде восходящего солнца с надписью «Утро».
- Дали семь лет, - вздохнул Мишка, - и ведь ни в чем не виноват. Вот, что обидно. Наши бандиты делили территорию с другими, а честных коммерсантов сделали крайними.
- Сочувствую.
- Да ладно. Жив, и ладно…
Вернулся Мишка в Москву в начале нулевых. Страна в очередной раз стала другой. Бандитов поубавилось, чиновников приросло.
- Теперь боюсь выезжать из страны: уеду – снова новая страна, -  рассмеялся Мишка, - раз от раза все страшнее и непонятнее…
Приехал в Москву. Огляделся. Ужаснулся. На работу никуда не берут. Никому бывший зек не нужен. Сходил на Москвич. Там -  французы. В ЖЭК – там узбеки и таджики, принимают только своих. Позвонил Алене, в записной книжке отыскал телефон. Здесь такие не проживают. Еще раз расстроился. Заглянул на бутылку: может там спасение? Хорошо, племянник нашел Алену в социальных сетях. Написал. Откликнулась. Вспомнила. Встретились.
Алена вполне удачно вышла замуж. Два ребенка. Все путем. На большой сцене наигралась, напелась. Вкусив прелести отечественного шоу-бизнеса, создала собственную фирму по проведению кооперативов и праздников. Рассказал ей историю неудачника. Старая подруга взяла Мишку к себе разнорабочим. Хорошо, что хоть так.
Потом Мишка показал Алене, что гитару не забыл. И лагерные песни пришлись на некоторых корпоративах, как нельзя кстати. Песен из блатного репертуара на зоне бывший барабанщик Механиков выучил много.
- Понимаешь, чтобы по-настоящему петь шансон, надо побывать на зоне, - многозначительно причмокнул Мишка.
Все встало на свои, казалось, законные места. Фишки сошлись. Мишка теперь выступал по ресторанам и домам отдыха. Аленина фирма пошла в рост. Мишке бы жить да радоваться, но он задумался о сольной карьере или об открытии собственного агентства «Песня в хату, братаны».
Алена узнала настроения Мишки. Не захотела терять столь ценного сотрудника. Предложила бывшему барабанщику стать компаньоном. Отдала по сходной цене 30% акций, и Мишка стал полноправным совладельцем компании. Какое-то время дела шли хорошо. Экс-барабанщик получал большую зарплату и солидные дивиденды.
Но Алена стала слишком подозрительной. Видимо, думала, что Мишка копает под нее и хочет кинуть. Или уйти, забрав клиентуру и опорочив честное имя клавишницы Механиков.
- Вот, что делают большие деньги, брат, - заключил Мишка.
Алена разработала хитрую схему. Подложила документы на подпись Мишке, в которых формальным акционером компании становится зарубежная компания из Нидерландов. А они с Аленой, мол, будут выгодоприобретателями зарубежного фонда, который владеет русской компанией. В общем, схема мутная.
- Но так делают все российские олигархи, потому что в России отжать бизнес легче легкого, - сообщила Алена, - с зарубежными акционерами российским рэкетирам не справиться: руки коротки. Должен понимать, коли не дурак.
Мишка документы подписал. Через полгода перерегистрация закончилась. Пришел за дивидендами. Но Алена выгнала бывшего басиста за порог. Сказала, чтобы в праздничный бизнес не лез, иначе отдаст в полицию специальную папку с компроматом.
- Но мне ли боятся тюрьмы, - выдохнул Мишка, - семь бед - результат один. Все там будем.
Мишка решил побиться за место под солнцем. Обратился к знакомым клиентам с предложение о проведении мероприятий по сниженным ценам. Но бывшие хорошие компаньоны почему-то бросали трубки и отказывались встречаться. Алена создала Мишке такую репутацию, при которой в праздничном бизнесе оставаться было сложно. Никто не хотел с ним работать.
- Но я не сдался, - продолжил Мишка, - так уж получилось, что другим способом, кроме исполнения песен, зарабатывать я не могу. На приличную работу меня никто не брал. Даже охранником в супермаркет. Я продолжил потихоньку трубадурить. Обращайтесь, если что: могу выступить на любом празднике. В свободное время играю на улице. О больших деньгах больше не мечтаю. Видимо, богатство не для меня. На жизнь хватает, и ладно…
Мишка выдохнул, вытер пот со лба.
- Вот скажи мне, Витька, что с нами произошло? Ведь Алена была классной девчонкой, компанейской, веселой, делилась последним бутербродом. О деньгах из нас в 1979-м году никто не думал. Жили ради творчества и кайфа. А сейчас что? Из-за бабла готовы на любые подлости. Предать. Подставить. Закопать, чтобы потомки и не вспомнили.
- Я думал об этом, Мишка, - согласился Виктор Степанович, - мне кажется, мы такими были изначально. Просто не знали. Нам казалось, что мы лучше. Или сможем стать лучше. И попытка была. Мы старались. Но не получилось.
- Почему?
- Звезды не сошлись. Люди сами по себе слабые. Редкий человек может пойти против системы. Согласно учению марксизма-ленинизма «Бытие определяет сознание». Если бы случилось будущее, которое нам нарисовал Кир Булычев в «Гостье из будущего», то мы бы сейчас летали на Марс и готовились к встрече с внеземными цивилизациями. Но нам подменили предполагаемые обстоятельства. Вместо прогресса - бандитские разборки и потребительство.
- Ты прав. Еще нам казалось, что прогресс произойдет естественным образом. А мы все хорошие и добрые люди должны заниматься тем делом, которое больше нравиться. Вместо физики и химии можно заниматься песнями и танцами. А в космос пускай летят другие, которым интереснее ковыряться в гайках и шестеренках. Теперь самые лучше люди страны - это артисты и художники. А простой комбайнер или даже космонавт – заштатная неперспективная работа.
- Еще я думаю, - продолжил Виктор Степанович, - что нас испортило советское воспитание. Нам в детстве показали, что справедливая жизнь возможна. А потом поманили деньгами и красивой жизнью. Мы без сожаления выбрали деньги. Теперь расплачиваемся, но поздно. Обратной дороги нет.
- Это нам возмездие за многократное предательство, - кивнул Мишка, - мы предали страну, которая нас вырастила и воспитала. Дала образование. Мы предали идеалы дедов, которые совершили революцию и разбили белогвардейцев. Мы предали будущее наших детей за красивые фантики. Прямо, как туземцы разменяли настоящее золото на стеклянные бусы…
- Не грустите, мальчики, – вмешалась в разговор мужчин, молчавшая до сих пор Лидия Ивановна, - надо жить дальше. Надо делать мир вокруг себя прекрасным и удивительным. Вселенная радостно отзовется для вас с утроенной энергией. Может ничего и не получится, но попробовать-то можно. Правда?
- Попытка не возбраняется, - согласился Мишка.
- Про Петра что-нибудь слышал? – спросил Виктор Степанович, - где он? Что с ним?
- Я его не видел с 80-го года. Со слов Алены, в восьмидесятых он неплохо поднялся. Много гастролировал, хорошо зарабатывал. С развалом Советского Союза поехал в Америку. Тогда многие музыканты туда поехали. Не хотели строить рай развитого капитализма в России. Это же долго. Зачем, если туда можно попасть за 12 часов перелета. В Штатах оказалось, что отечественные музыканты никому не нужны. Петр устроился на работу в русском ресторане. Пел эстраду и шансон, немного своих песен. Собирался записать диск и триумфально вернуться в Россию. Влез в долги. Отдать не смог. Начались проблемы с кредиторами. Петр просто исчез. Не нашли ни тела. Ни следов насилия. В Америке много возможностей и свобод, но с любые вопросы с деньгами - все жестко и серьезно. Наши разборки девяностых – это калька с американской жизни. Свобода она такая.
- Жаль его. Петр был хорошим музыкантом. Он нас всех собрал.
- Я часто вспоминаю нашу базу в ДК МЭИ.
- А я, наоборот, постарался забыть и жить обычной жизнью обывателя, - прервал Мишку Виктор Степанович, - ходил на работу. Работал инженером. Зарплату отдавал жене. Помогал детям делать уроки. И вроде все хорошо, но что-то не так. Что-то в душе отзывается пустотой. Которую хотелось заполнить делами, научными открытиями, стихами и песнями, но не я заполнил. Не смог. Потому что в какой-то момент решил, что недостаточно талантлив. И не стоит терять время на пустое времяпровождение. Я решил, что надо ставить реальные цели.  Не надо витать в облаках. Так будет лучше. День за днем себя успокаивал и внушал, что все сделал правильно. Что прожил нормальную и полноценную жизнь. Но это не так.
- Вить, не заводись, - Мишка сжал ладонь друга.
- А я и не завожусь. Просто время прошло. И теперь уже поздно расстраиваться. Самое интересное и обидное, что я не научил собственных детей жить полноценной жизнью. Не уверен и не знаю, правильно ли это. А вдруг им не понравиться витать в облаках? Ведь, падать слишком больно, когда тебя предадут и мечты не сбудутся. Молчаливо разрешаю решать главные вопросы в жизни самим. Вроде как устранился. Их жизнь, их судьба - не моя головная боль. Пускай сами расхлебывают.
- А у меня даже нет детей, - вздохнул Мишка, - не сложилась семейная жизнь. А теперь уже поздно.
- Но самое печальное, знаешь, что?
- Что?
Виктор Степанович встал в полный рост. Высоко поднял голову.
- Самое печальное в том, что, если дать шанс исправить, начав жизнь заново – я не уверен, что захочу что-то менять. Мне по-своему хорошо в безызвестности и лености бытия. Я слишком хорошо понимаю, чем придется жертвовать ради достижения большой цели. Что надо идти по головам, ночами не спать, работать на износ. Придется выводить на чистую воду негодяев и подлецов. А мне сейчас комфортно: я снял претензии с мира, и мир от меня ничего не хочет. Хожу и наслаждаюсь пустой жизнью.
- Может, так и надо? Может, так правильно?
- Возможно, Мишка. Но жизнь проходит и надо ответить, для чего же я прожил свои никчемные 60 лет?
- Ты детей родил и воспитал.
- Я ли? Дети, скорее заслуга супруги моей Валентины. Это она ночами не спала. Она стирала, она ходила на родительские собрания, она переживала за первые свидания. А я даже денег зарабатывал немного. Жена почти всегда приносила в дом в два-три раза больше. Так что даже с детьми не очень получается. Выходит, я - пустое место. Прожил никчемную жизнь. И если я кого-то и предал, то предал в первую очередь себя. Понимаешь?
- Понимаю, - Мишка кивал и смотрел перед собой пустыми глазами, - все мы прожили не свою жизнь.
- И винить-то некого. Сами выбрали такой путь.
- Мне кажется, что ты зря себя упрекаешь. Взять хотя бы нашего Петра: он стал музыкантом. Был талантлив и удачлив до какого-то времени. И сгинул без времени. Правильно ли он распорядился собственной судьбой?
- От него хоть с десяток хороших песен останется. Да сотню стихов.
- Кто их вспомнит через 30 лет?
- Не знаю. Но шанс имеется.
- Возьми напиши сейчас. Еще есть время.
- Навыка нет. Пробовал. Слова не ложатся. Ноты не звучат. И таланта явного нет. Чтобы добиться успеха и оставить след для потомков, надо вкалывать себя не жалея долгие годы. А мне уже лень. И сил нет.
- Беда с тобой, - улыбнулся Мишка.
- Согласен. Главное, не горевать. Пропадать, так пропадать. Лучше, если с музыкой.
- Споем?
- Давай.
Мишка взял гитару. Тихонько, почти для себя, они спели две песни из юности: «Лирическую» Высоцкого и «Музыканта» Никольского. Прохожие останавливались, прислушивались. Глаза теплели у москвичей и гостей столицы, у Виктора Степановича, у Мишки и Лидии Ивановны.
Казалось, что ответы где-то рядом, только протяни руку. Ощущение, что откровение свершится именно здесь и сейчас то расширялось, то сужалось, то скрывалось за поворотом. Поманив теплотой былого, но не свершившегося счастья иллюзия растаяла с последними аккордами песни…
- Мы пойдем, Мишка, - предложил Виктор Степанович, - устал я что-то на сегодня.
- Хорошо. Я посижу немного и тоже пойду, - согласился Мишка.
- Ты звони, если что, - Виктор Степанович написал на бумажке свой номер телефона и протянул другу.
- Обязательно.
Лидия Ивановна взяла под руку Виктора Степановича. Красногорское пенсионеры направились в сторону станции метро «Смоленская». Оба молчали. Захотелось обернуться, чтобы увидеть дверь или, хотя бы, окно в прошлое. Сквозь него молодого Мишку, Петра и Алену. А вдруг, молодость еще можно вернуть?
Виктор Степанович остановился. Медленно развернулся. Вдруг свершится чудо? Н-нет…
На коричневой лавочке сидел одинокий пожилой человек в потешном фиолетово-желтом костюме с гитарой в руке. Мелко-мелко шевелил губами, разговаривая сам с собою или произнося молитву. Может, читал стихотворение Петра Акимова? В сторону Виктора старый приятель не смотрел. Зачем?
- Надо жить сегодняшним днем, - всегда обманывал себя Виктор Степанович, когда становилось худо, - терпеть и жить.
Жизнь – самое ценное, что дается на Земле. Это чудо. Неизвестно откуда приходим. Неизвестно зачем. Неизвестно куда уходим. Одни загадки. У кого-то получается находить ответы на заковыристые вопросы. Тогда, вероятно, появляются великие гении, как Эйнштейн или Моцарт, Толстой или Пушкин…
Но у Виктора не получилось. Грустно. Он почти забыл про Лидию Ивановну. Та шла рядом и понимающе молчала. Мужчине надо побыть одному. Это пройдет. Минуты сомнения всегда превращаются в несокрушимый оптимизм и значимые свершения. У нее так в жизни получалось не раз.
- Домой? – спросил Виктор Степович.
- Поехали. Я устала, - согласилась Лидия Ивановна.
Рижский вокзал. Электричка. Время обратной дороги тянулось предательски медленно. Можно скрасить томительную неловкость разговором, но диалог не клеился. Приятные легкие темы перечеркнуты разговором о смысле бытия с барабанщиком Механиков.
Электропоезд еле плелся, останавливался на каждой остановке и долго стоял, выпуская и впуская пассажиров. Пришли контролёры. Предъявите билеты. - Пожалуйста. Пенсионное удостоверение? - Держите. Приятной поездки. – Спасибо.
В родном Красногорске как-то полегчало. Наверное, помогали родные стены, скверы и тротуары. Или Виктор Степанович сумел успокоиться? Сколько можно страдать?
- Чай? Кофе? – спросил пенсионер спутницу.
- С удовольствием, - робко улыбнулась Лидия Ивановна.
Виктор Степанович купил кофе и чай в стаканчиках с крышкой, пару пирожков и шоколадку. Пенсионеры зашли в дворик, где познакомились. Сели на лавочку. Рядом, как и в то утро, бегали шумно-беспокойные дети. Мамочки и бабушки кучковались группами по три-четыре человека. С умным видом местные аборигены обсуждали экономические новости, послания Президента России и ковидные ограничения.
- Спасибо тебе за день, - сказала Лидия Ивановна.
- Не за что. Сдается мне, я серьезно испортил сегодняшнее приключение. Разоткровенничался, распустил сопли. Бессмысленно. Бесцельно. Вел себя, как тряпка.
- Нет, что ты! Совсем наоборот. Во-первых, мне понравилось, что мы выехали из дома. Во-вторых, было вкусное мороженое. В-третьих, мы послушали добрые-старые песни. В-четвертых, я познакомилась с интересным музыкантом и твоим другом Михаилом. И наконец, я узнала, что ты глубокий и интересный человек. Думающий и остро чувствующий.
- Спасибо на добром слове. Но самое печальное в том, что я неудачник. И сам в этом виноват.
- Ты ошибаешься, и зря себя принижаешь. К тому же, еще не все потеряно. В чем ты хочешь состояться? Тебе же всего шестьдесят один год. Жизнь только начинается.
- Твои слова похожи на рекламные бредни нашего Пенсионного Фонда. А правда заключается в том, что жизнь заканчивается. И завершающая ее стадия проходит в немощи и болезнях.
- Вить, не надо так. Жизнь не безнадежна.
- Извини. Не буду. Это Мишка разбередил душу.
- А вот Михаил – молодец. Как его жизнь ни вертела, но он не унывает. А ты на гитаре хорошо играешь?  Споешь мне при случае?
- Ага. Сыграю Лунную сонату на бас-гитаре. Я – бывший басист, который плюнул на музыкальную карьеру и не брал инструмент в руки почти 40 лет.
- Не беда. Давай запишемся в инструментальный кружок при Красногорском Доме Культуры. Я слышала там хорошие преподаватели. В нашем подъезде хвалили.
- Договорились. Завтра же пойдем.
Пенсионеры посидели еще немножко и пошли по домам. Гармония, надломленная в центре Старого Арбата, не желала восстанавливаться. Время. Время. Время. Именно оно лечит. Но, одновременно, с каждым днем запас времени тает. И не восстанавливается. И второго шанса на исправление нет. Парадокс, однако.

Глава 14

Придя домой, Виктор Степанович долго смотрелся в зеркало. Знакомое с детства лицо было одновременно незнакомо. Что-то чужое и неправильное виделось в овале лица. Усталые глаза. Морщины. Не гармоничные брови. Не должно лицо выглядеть таким. Но оно есть…
Вспомнился детский страх, что в отражении за зеркалом живет кто-то другой, похожий на него человек. Вдруг, там целый мир со своими законами и понятиями? Куда уходил его двойник и какую проживал жизнь, после того как Виктор отходил от зеркала? Куда исчезло отражение Валентины после ее смерти? Пропало ли оно окончательно? Было неплохо, если бы отражение продолжило существование. Хотя и жутковато.
Виктор Степанович представил, как потерянное и бесхозное отражение супруги подходит ночами, или, когда никого нет дома к зеркалу с той стороны, пытаясь понять, почему теперь не надо подходить к рамке, за которым живет такой похожий на тебя человек. Почему не надо пародировать и кривляться тому вослед. Ведь, ты к нему так привязался за долгие совместные годы. Привязан…
Отражение в зеркале проживает своеобразную жизнь, оно стареет вместе с нами. У того тоже текли сопли, когда болели мы. А вдруг, стареет отражение, а не мы? – пронеслась мысль у Виктора Степановича.
Вдруг, с той стороны зеркала нам внушают, что молодость прошла. На самом же деле, мы еще юны и здоровы. Великая сила зеркального внушения лишает нас воли к сопротивлению. Мы постепенно готовимся к смерти. Добровольно. И почти безропотно. Отчего мы так уверены, что отражение нам не врет?
Отражение Виктора Степановича усмехнулось. Только после этого пенсионер безвольно повторил ухмылку зеркального двойника.
- Не смей со мной шутить, - произнес человек за стеклом, а Виктор Степанович повторил слова, навязанные ему оттуда.
- Я схожу с ума? – спросил пенсионер.
- Нет.
- Зачем ты со мной разговариваешь?
- Ты сам хотел.
- Прекрати. Я расскажу о вашем мире, - пригрозил Виктор Степанович зеркалу.
- Тебе никто не поверит. Наш мир настолько идеально копирует ваш, что придраться практически не к чему. Никто не усомниться в нереальности отражения.
- А вы реальны?
- Еще как. И у нас неограниченные возможности. Я могу быть молодым или старым.
Отражение вдруг стало мальчиком Витей в синей школьной форме времен Советского Союза. Неровно повязанный красный галстук прикрывал пионерский значок на левом кармане курточки. Маленький Витя продолжал повторять движения Виктора Степановича.
- А Валя, или ее двойник, тоже там? С тобой?
- Конечно. Здесь живут твои родители, бабушки и дедушки. Мы – бессмертны!
Из комнатной двери в зеркале вышла Валентина в домашнем халате и тапочках. Валя-двойник помахала Виктору Степановичу и скромно присела на диван. Испуганный пенсионер обернулся. На диване в комнате никого не было. Валентина жила только с той стороны зеркала.
- И как вы там умещаетесь?
- Понимаешь ли, Витя, наш мир, как сложенная книга. Мы легко переходим со страницы на страницу. И каждая страница – это новый мир. С миллионами персонажей. Число страниц – не ограничено.
- Почему я вижу тебя в других зеркалах? В магазинах, в парикмахерских, в поездах?
- Для нас это не проблема. Мы перемещаемся по разветвленной системе порталов. Могу мгновенно попасть, куда пожелаю. Или куда понесет тебя, мой друг.
- Я в отражении вижу именно тебя? Или в зазеркалье куча похожих двойников?
- Нет, я для тебя один. Было бы накладно содержать миллионы копий. Проще перемещаться. К тому же, мне интереснее путешествовать, чем сидеть долгую жизнь в одной квартире. Мне, например, понравилось в Питере и в Египте. Но из-за твоей лени я пока не был в Буэнос-Айресе и в Австралии. Хотя могу. Когда вы спите, у нас имеется свободное время. Мы бываем так далеко, насколько хватит фантазии. Могу слетать на Марс, могу переместиться в другую Галактику. Могу перейти в выдуманный мир.
- Неплохо.
- На самом деле, твои сны – это мои впечатления. Может представить, как разнообразно наше существование. Здесь нет законов и ограничений.
- А когда ничего не снится?
- Значит, я отдыхаю. Я просто лежу на кровати и делаю вид, что сплю. Думаю, вспоминаю, сочиняю… Придумываю сценарий следующего сновидения.
- Ты не хочешь уйти? Бросить это дело? Тебе не надоело?
- Ты хочешь остаться без отражения? – двойник Виктора Степановича рассмеялся, - зачем тебе это?
- Нет. Я чисто теоретически. Если в вашем мире такие великие возможности, то зачем тебе выполнять рутинную работу, пародируя меня? Неужели тебе не хочется самостоятельности?
- Не торопись, Вить. Совсем скоро мое время настанет. Нам с тобой делить зеркала осталось не долго.
- Ты про мою смерть?
- Да. Ты только не надумывай себе. Ты должен понять, что здесь нет времени. И мне не скучно. У нас нет подобных понятий. Здесь все по-другому. Я не ем. Могу не спать. Могу не делать зарядку. И всегда буду бодреньким. Лишь изредка нам требуется изобразить прототипа в плохом виде, когда ты болеешь или не выспался. Но это лишь актерская задача. Не более того.
- Как я выгляжу на самом деле?
- Ха-ха-ха…
- Ты чего смеешься?
- Понимаю твой интерес. Но не могу. Извини. Есть вещи, в которых я бессилен. Истинное знание о своей внешности тебе ничего не даст.
- Мое отражение хоть похоже на меня?
- Конечно, у нас с тобой много общего. Но мы умело корректируем детали. Вы привыкаете. И не замечаете разницы. Ты же видишь Валентину, почти такой, какая она была в жизни?
- Да, - Виктор Степанович посмотрел на сидящую в зеркале супругу: похожа, как при жизни, как в жизни, почти настоящая, холодная только, не улыбчивая…
- В нашем деле главное - модернизировать вашу реальность постепенно. По капельке изо дня в день. Вы незаметно стареете, медленно появляются морщины, по грамму в день наращивается лишний вес.
- Зачем вам это нужно?
Отражение Виктора Степановича поманило поближе:
- Я не знаю, - прошептал двойник, - зачем наши миры и эти дебильные правила существуют, для нас такая же тайна. У нас имеются, конечно, собственные учения и даже религии. Мы маемся от одиночества после ухода прототипов, но конечной цели и высших смыслов никто не знает. Возможно, наш мир – побочное явление от вашего. Или наоборот. Ваш мир тоже бессмысленный. Самая популярная теория заключается в том, что Зазеркалье должно развиться в сверхцивилизацию, которая будет властвовать во Вселенной, управляя всем сущим через зеркала. Но мне не особо нравится эти идеи. Как-то плоско и однобоко. И выгод нет для нас.
- Поясни.
- У меня всё есть. Для жизни. Для развития. Мне не надо работать. Вернее, моя работа - это копирование твоего поведения. Мне никто за нее не платит. Мне и не нужны деньги. Все богатства мира под рукой.
- Возможно, к вам придет Мессия или Пророк с новым знанием? Покажет дорогу к саморазвитию?
- Не исключено. Такие мысли витают в головах наших элит. Но дальше разговоров дело не идет.
- Почему столько пессимизма?
Первоначальный испуг Виктора Степановича прошел. Разговор с двойником его забавлял, хотя он отдавал себе отчет, что происходящее является плодом его воображения на фоне усталости. Жаль рассказать никому нельзя. Не поверят. Или в психушку отвезут.
- Потому что все жители нашего мира появляются одновременно в вашем и нашем мире. У нас нет ни одной мыши или комара, которого нет у вас. Никто точно не может сказать, который из миров первичен. У нас жаркие дискуссии по этому поводу. Мессия должен иметь какую-то другую природу. Он должен разрывать шаблоны и устои. С одной стороны, хочется. С другой стороны, боязно. Мир рухнет. Хорошо, если только наш.
- Просыпаюсь я как-то утром. Глядь в зеркало, а там пусто. Вообще. Даже мебель не отражается.
- Вот именно! И это хорошо, если проснешься.
- Просто у вас произошла революция или переформатирование сознания. Вы сидите в отражении Нирваны и жарко дискутируете о великом предназначении Зазеркального мира.
- Соображаешь, Витька! Поэтому традиционные взгляды лично мне как-то ближе. Роднее. Я жду, когда смогу беспрепятственно путешествовать. Надоело подскакивать каждый раз к зеркалу.
- Ты желаешь мне смерти?
- Не то, чтобы желаю. Не сказал бы. Но это будет новый опыт. Кстати совершенно не зря после вашего ухода занавешивают зеркала. Мы ощущаем потерю прототипа, как самого родного человека. Нам неуютно. Многие страдают, переживают. Привычка, сформированная годами, понимаешь… Я буду по тебе скучать…
- Бедняжка.
- Да. Бывают смешные случаи, когда отражение появляется в местах, где покойный проходил накануне. Представьте изумленные и испуганные лица друзей и знакомых, столкнувшихся с лицом покойника у зеркала. Но мне, кажется, я не буду долго переживать и страдать по тебе.
- Это почему же?
- У отражения за годы совместной жизни складывается характер близкий к исходнику. Я такой же самовлюбленный эгоист, как и ты.
- Я - не эгоист! Ты ошибаешься, - попытался возразить Виктор Степанович.
- Не буду с тобой спорить. Но, поверь, недостатки виднее со стороны. Я - это ты, только вывернутый в другую сторону зеркала. Ты сравнительно легко пережил расставание с супругой Валентиной.
- Врешь!!!
- Не вру. И ты это прекрасно знаешь. В ранней молодости ты еще переживал расставания с любимыми. До сих пор помнишь обиду от разлуки с Ларисой.  Но на Толика не обижаешься. Он тебе посторонний, и ничем не обязан. Другое дело, Лариса – по всем раскладам девушка рождена прожить с тобой долгую и счастливую жизнь. Но она тебя бросила и предала самые трепетные чувства! Подобного вероломства в твоей судьбе не повторялось. И не потому, что не было девушек. Ты не позволял прирастать. Ты не подпускал близко к себе. Даже Валентину…
- Замолчи! – Виктор Степанович стукнул кулаком по стеклу.
- Ой-ёй-ёй! Разобьёшь же. Буду являться тебе в тысячах осколков! Ладно. Не хочешь знать правду. Не знай. Прощай…
Виктор Степанович занес руку, чтобы ударить негодяя прямо в лицо. Вдруг, зазеркальный мир поплыл и поплыл, медленно вращаясь по часовой стрелке. Ноги подкосились. Чтобы не удариться головой о зеркало, пенсионер сполз по стеночке на пол. Встал на четвереньки. Закрыл глаза. Казалось, квартира ускорила вращение. Стало страшно, что стены многоэтажки не выдержат, рухнут и похоронят жителей заживо под обломками железобетона вместе с осколками зеркал.
Но через минуту верчение прекратилось. Виктор Степанович открыл глаза. Поднялся. Отряхнулся. Отражение в зеркале четко повторило его движения. Поднял руку. Показал язык. Двойник точно и мгновенно отыграл поведение оригинала.
- Все? Выдохся?
Молчание.
- Ты - лишь моя тень. Понял?
Нет ответа. Виктор Степанович показал отражению неприличный жест, положив левую руку на сгиб локтя. Отражение повторило обидный жест.
- Да, ты хитер, братишка. Так у тебя не выиграешь.
Оба опустили руки.
- Ладно. Живи. Не хватало мне еще воевать с зазеркальем.
Отражение улыбнулось, как показалось Виктору Степановичу, на долю секунды раньше него. Виктор шагнул в сторону, выйдя из границ зеркала. Быстро вернулось назад. Отражение мгновенно появилось. Привычный мир, - отметил пенсионер, - похоже, вернулся…
Виктор Степанович лег на диван в гостиной, на котором минуту назад сидела в отражении Валентина. Наверно, схожу с ума, - подумал он. От одиночества. От чувства вины. За что? Что живу и не умер от онкологии, как Валентина? Или от пули афроамериканского рэкетира, как Петр Акимов?
- Отстаньте от меня! – крикнул Виктор Степанович.
- Я нормальный человек!
- Я прожил хорошую жизнь!
- У меня все хорошо! – сказал он, немного сбавив громкости.
- Я весел, здоров, - добавил уже совсем тихо.
Немного тянуло в груди. Уставший пенсионер сомкнул веки и уснул. Не раздеваясь. Не почистив зубы. Не поужинав…
Снилось, что он взбирается на большую черную гору. Проторенной дороги или узкой тропинки не было. Да она и не нужна. Под ногами – мелкие камешки в черной графитовой пыли. Виктор Степанович стянул бандану с головы и повязал на лицо. От чего же так жарко и душно? Капельки пота с шипением падали на сухую пыль под ногами.
Виктор Степанович отчетливо понимал, что останавливаться нельзя. Надо быстрее идти. Дойду, там найду ответы, - пронеслось в голове. Да, именно так. Не надо думать. Надо действовать. Действие успокаивает. Действие приносит уверенность. Не сомневаться, и только вперед. Только прямо. Именно так дойдешь до цели. До какой цели? Начинаю топтаться по логической спирали, - холодно отметил разум.
Виктор Степанович взобрался наверх гребня. Перед ним открылся почти отвесный обрыв. Внизу - широкая, освещенная электрическими фонарями долина со знакомыми строениями.
Родительская многоэтажка…
Московский Энергетический институт…
Достроенный коровник из Совхоза имени Ленина…
Здание Красногорского Водоканала…
Московский вокзал в Питере…
Кусочек побережья Красного моря…
- Это твоя жизнь, - услышал он справа.
Виктор Степанович повернулся на голос. Рядом стоял его двойник. В черном спортивном костюме. С банданой на лице. Виктор Степанович посмотрел на свои руки-ноги. У него такой же наряд. Потусторонние силы не баловали разнообразием.
- Я еще не соскучился. Зачем пришел?
- Это не я к тебе. Это ты ко мне. Здесь ответы на твои вопросы.
- Какие ответы?
- Зачем живешь? Куда все денется? Посмотри на прожитую жизнь, как на ладони. Вот она.
Виктор Степанович увидел Валентину. Его еще молодая жена шла под ручку с нагло-улыбающимся молодым человеком. «Алексей,» – появилась догадка в голове.
- Да, это он, - подтвердил двойник.
Валентина улыбалась и кокетливо закатывала глаза.
- Она же с ним флиртует!
- Да.
- Это до нашей встречи?
- К сожалению, после. Вернее сказать, во время твоей командировки в Питер.
Двойник взглядом показал на черное полотнище, которое покрывало большое здание перед Московским вокзалом.
- Что это?
- Это то, что ты хочешь спрятать от Валентины. От людей. От себя. Это «Черный квадрат Юрьева», как я это называю.
- Ты собираешься прочитать лекцию про мораль?
- Совсем нет. Смело смотри на дела рук твоих. Самый главный персонаж твоей жизни – это ты. Никто иной.
- И что же за черным покрывалом?
- Неужели не помнишь?
- Нет.
- Да, уж, - тяжело выдохнул двойник, - клинический случай.
- Не томи. Говори, что там?
- Гостиница Юбилейная. Ленинград. Май 1985 года…
Черный полог медленно сполз на землю. Взору открылся вид на Площадь перед Московским вокзалом в северной столице. Самая первая гостиница, которая встречает поезда из Москвы. Удобно. Рядом магазины, театры, Невский проспект.
В окошке третьего этажа гостиницы Виктор Степанович увидел молодую женщину с белой простыней на плечах. Очень знакомое лицо, но сейчас не помнил имени девушки. Обернулся к двойнику, но того рядом не оказалось.
- Эй, ты где? – крикнул Виктор Степанович.
- Где-е-е-е-е, - понеслось гулкое эхо над долиной жизни Виктора Юрьева.
Человечки в деревне Юрьевка обернулись на голос создателя. Валентина отпустила руку Алексея и посмотрела вверх. Родители подошли к окну. Мама отодвинула занавеску. Лариса оторвалась от книги стихов. Женщина в окне питерской гостиницы прислонилась к стеклу. Она была красивая. Даже очень. Как в мечтах. Таких не бывает, - подумал Виктор Степанович.
Женщина в окне подозвала кого-то. Из глубины гостиничного номера вышел молодой человек с простыней на поясе. С легкими залысинами, и густыми розенбаумановскими усами. Женщины любят харизматичных, - возникла догадка.
Виктор Степанович прищурился, стараясь лучше рассмотреть мужчину. Но тот нырнул под простыню к женщине. Та закинула голову и звонко засмеялась. Парочка скрылась внутри номера. Да, определенно, мужчина ему знаком. И хорошо знаком. Но кто это? Возникла непонятная тревога. Пугающая таинственность. Надо идти, - решил пенсионер. Подойду поближе и узнаю. Расспрошу. Почему не помню этих людей, если жизнь моя?
Со склона хорошо бы спуститься на большом алюминиевом тазу, который как нельзя кстати оказался прямо у ног Виктора Степановича. Таз удобно лег в руки. Короткий разбег, прыжок…
Но в этот момент что-то пошло не так. Любитель спускаться с гор на тазах ударился грудью о высокий, неизвестно откуда взявшийся, металлический столб со знаком государственной границы. Острая боль сдавила грудь, дыхание перехватило.
- Тебе туда нельзя, - сообщил голос сверху, - смотреть можно. Но вмешиваться нельзя. Разговаривать нельзя. Исправлять нельзя. Это архив. С документами и фактами здесь строго.
От удара о пограничный столб зазвенели косточки грудной клетки, голова закружилась, мышцы всего тела свело.

Виктор Степанович проснулся. Мокрый от пота. В груди – тупая ноющая боль. Нельзя волноваться в твоем возрасте, - отметил пенсионер. Шкафчик в ванной. Пустырник, 30 капель.
Нет, маловато. Еще четыре таблетки валерьяны.
Теперь самый раз.
Любитель алюминиевых тазов скинул насквозь промокшую одежду. Встал под теплый душ. Боль цеплялась, но постепенно уходила. Еще минутку, и пойду.
Стакан теплого молока. Чистая пижама. Кровать…

Виктор Степанович проспал до утра. Сны на этот раз не снились. Проснулся почти в семь утра. Вставать не хотелось. Все же за последние дни устал. Если так пойдет и дальше, он либо наберет хорошую физическую форму, накачав мускулы. Либо не наберет ее никогда. Не успеет из-за скоропостижной встречи с Валентиной и родителями.
«Сегодня пятница, - подумал Виктор Степанович, - сегодня заканчивается первая рабочая неделя, как я стал пенсионером. Завтра приедет дочка с внуками. Надо ли знакомить родственников с Лидией Ивановной? Не надо. Пока рано».
Вчерашние воспоминания отзывались стыдом, позором и падением собственного самосознания в глазах едва знакомой женщины. Мужчина не должен быть слабым и сомневающимся. Да, он оказался не на высоте. Лида, может случится, не захочет с ним общаться. Слюнтяй, что с него взять?
Оно и к лучшему. Надо для начала разобраться с собственными чувствами, с прошлыми поступками. Поживем-увидим. Следующий раз познакомлю. Жизнь сегодня не заканчивается.
Три больших черных пакета нетронуто зияли пугающе-пустыми горловинами. Надо закончить разбор вещей. После завтрака позвонил Лидии Ивановне, предупредил, что сегодня займется домашними делами. На улицу не пойдет. Если только под вечер. И то на минутку.
- Как себя чувствуешь? – осторожно спросила Лидия Ивановна.
- Нормально. А что? – холодно ответил Виктор Степанович.
Еще не хватало, чтобы его жалели или учили. Он взрослый. Сам разберется в собственных проблемах.
- Я тебя обидела?
- Нет. Думаю, именно у тебя имеется повод для разочарований.
- Ты так не думай. Я всё понимаю. Ты – живой человек. Мы оба прожили большую жизнь. У нас имеются тараканы в голове.
- У кого тараканы, а у кого и скелеты, - пошутил Виктор Степанович.
- Вить, я ничего страшного о тебе не узнала. Не переживай.
- Дело не в тебе. Дело во мне. Я узнал про себя что-то такое, о чем раньше не думал. Давай, следующий раз поговорим. Мне надо прибраться. В голове и квартире. Завтра внуки приезжают.
- Удачи тебе.
- Ага…
Пенсионер-уборщик положил трубку. Комок из тяжести и нервов вновь зародился на дне грудной клетки. Незримо давил на диафрагму. Виктор Степанович сделал дыхательные упражнения. Тяжесть ослабла, но не ушла. Махнул рукой. Пройдет. Надо заняться делом. Отвлечься.
Платье красное в горошек -  на тряпки.
Сапоги кожаные черные – Маше.
Свитер шерстяной серый. Минута сомнения… На выброс.
Чулки, носки – Виктор Степанович одним движением сгреб содержимое носочной полки в мешок на выброс. Краем глаза заметил, что последней в пакет полетела бежевая коробочка с золотым тиснением. Что это?
Опустил руку в мешок. Не заглядывая внутрь, нащупал коробочку. Достал. Коробочка показалась знакомой. Из далекого прошлого. Столь давнего, что помнились только ощущения. Как дуновение свежего воздуха морозным утром в деревне на каникулах у бабушки. Как первый запах метро. Как липкость нераспустившихся тополиных почек.
Виктор Степанович аккуратно открыл коробочку…
В коробочке лежал галстук. Темно-красный…
Вспомнил…
Марина Кузнецова…
Гостиный двор…
Подарок…
Длинный слабоосвещенный коридор…
Разводные мосты…
Теплые губы…
Виктора тогда решил отрастить усы. Большие черные. Ему казалось, так он старше и солиднее. 1985 год…
Виктор Степанович вспомнил мужчину в простыне у окна гостиницы Октябрьская. Это был он. Виктор Степанович. Только моложе. Как же быстро пролетела жизнь…

Глава 15

В апреле 1985 года в Водоканал пришла путевка на обучение: две недели в Ленинграде. Наши польские, югославские и восточногерманские товарищи собирались провести в городе на Неве курсы повышения квалификации для работников Советского Водоканала. Отечественная промышленность хромала. Восточные соседи по соцлагерю выходили вперед в плане научно-технического сотрудничества. Они нас не бросали – существовала социалистическая кооперация и интеграция, а оказывали братскую помощь. Приезжали и делились позитивным опытом.
Поездка была слишком шикарная, и молодому специалисту Виктору Степановичу не светила. В Ленинград поедет Начальник отдела Дроздов Николай Николаевич, - решило руководство.
Но за два дня до командировки у шефа случился приступ аппендицита. Наркоз. Операция. Высокая температура. Осложнения. Николаю Николаевичу предстояла долгая реабилитация.
В спешном порядке перебрали десятка два сотрудников. Оказалось, у кого-то свадьба, у кого-то похороны, у кого-то день рождения любимой тещу. Предложили молодому специалисту Юрьеву. Он согласился не раздумывая. Судьба тогда еще благоволила нашему герою. Многие вещи получались сами собой. Или так казалось…
В бухгалтерии оперативно переделали необходимые документы, выдали 75 рублей командировочных, билеты на скорый поезд Москва-Ленинград, бронь в гостиницу «Юбилейная». Валентина от новости взгрустнула. Муж после свадьбы еще ни разу не уезжал. Ее с собой в Питер не брал.
Ленинградский вокзал – поезд – Московский вокзал. Виктор Степанович от волнения в поезде плохо спал. Не беда. Молодой организм легко справлялся с нагрузками и недосыпом. В девять утра откомандированный инженер заселился в гостиницу. Одиночный номер на третьем этаже. Окна выходили на просторную Площадь Восстания. Интеллигентный и вежливый персонал степенно принимал гостя из Москвы. Как в любимом фильме про Штирлица. Длинные шторы, красные ковровые дорожки, фикусы в нишах коридора.
- Обратите внимание: направо - камера хранения, здесь - ресторан, у входа имеется ларек со свежими газетами, на втором этаже - конференц-зал. Сбор участников в 14-00. Выселение в двенадцать ноль-ноль, но это еще не скоро…
Виктору Степановичу не терпелось выбежать на весенний Невский. Добежать до Зимнего. Зажмуриться от по-северному робкого солнца. Так и сделал. Широкими шагами, плащ на распашку, шляпу приходилось придерживать руками. Прохожие слегка шарахались от восторженного туриста. Вот она - Дворцовая площадь! В голове кадры из фильма Эйзенштейна про взятие Зимнего Дворца. Молодой инженер прошел сквозь высокую арку Генерального Штаба.
Захотелось в Эрмитаж. Не сейчас. Будет еще время. Вышел на Неву. Прошел по набережной до Троицкого моста. Вышел на Марсово поле. Глянул на часы. Надо возвращаться. Пора на собрание. Насмотреться не успел. Надышаться не смог.
Виктор Степанович зарегистрировался. Получил бейджик с фамилией Дроздова Николая Николаевича. Организаторы извинились, обещали исправить ошибку.
- Ничего страшного. Главное, в дипломе напишите правильную фамилию, - пошутил Виктор Степанович.
Делегат от Красногорского Водоканала огляделся. В зале собралось человек двести. Со всего Советского Союза, -  отметил Виктор Степанович. Присутствовали узбеки в тюбитейках, армяне в вельветовых костюмах, грузины в потертых модных джинсах. Сердце радовалось, что мы живем в такой большой и многонациональной стране. По заведенному кем-то обычаю делегаты самообъединялись в кружки по 3-5 человек. В каждой тройке находились активисты, которые брали инициативу на себя:
- Летят в самолете немец, русский и поляк, - рассказывал анекдот лысеющий мужчина в сером костюме, - у самолета отказали двигатели…
- Долетели хорошо. Главное, быстро, - громко с грузинским акцентом рассказывал подробности перелета гость с Кавказа.
- Девочки, меня еле отпустил муж, - хохоча рассказывала дама средних лет с химией на голове.
Виктору Степановичу нравилось происходящее событие. Он постоял рядом с одной компанией. Не его. Подошел к следующей. Неинтересно. С блаженной улыбкой полусвятого человека, прошел по диагонали через фойе. Постоял у окна. И тогда он увидел ее.
Девушка в коричневом брючном костюме стояла у небольшой сцены-пъедестала. В руках - общая тетрадь и ручка. Сразу видно, собирается серьезно учиться. Незнакомка развернулась и окинула зал. Темные волосы волной мотнулись вослед движению головы. Виктору Степановичу захотелось подойти. Но он отвел глаза. Не хорошо. Он женат. Зачем общаться с красивыми девушками, пока жена далеко?
Незнакомка была красивая. Темные прямые волосы до плеч. Стройную фигуру, подчеркивал костюм в обтяжку. Виктор Степанович прошел мимо. Уловил аромат незнакомых духов. Робко заглянул в лицо, пытаясь рассмотреть цвет глаз. Но девушка при его приближении случайно уронила ручку и нагнулась. Женатый покоритель женских сердец прошел мимо. Цвет глаз пока остался загадкой.
Наверное, не судьба. Виктор сел на седьмом ряду, с краю. Стало стыдно, что поддался минутному влечению. Ежели приехал учиться – учись. Нечего смотреть налево. Достал тетрадку, ручку. Приготовился записывать лекцию. На правой руке - привычное обручальное кольцо. Волна стыда нахлынула еще раз. Если Валентина тоже ходит на свидание или заведет роман? Не хорошо это. Ой, не хорошо.
Началась вступительная речь. Выступал строгий немец с переводчиком. Говорил о большом значении водоснабжения в деле построения социализма и перспективных разработках в канализации. Германец постоянно подчеркивал важность нововведений для приближения построения коммунистического общества. Без водоснабжения и без канализации построить светлое будущее не получится. Оно и понятно. Объяснять простые вещи собравшимся не надо. Правда же? Правда.
Слушая скучную речь, Виктор Степанович нашел прекрасную незнакомку в четвертом ряду. Слушая в пол-уха слова заслуженного работника Берлинского водоканала, Виктор изучал красивый затылок, прическу, наклоны и покачивания головы. Захотелось рисовать. Не получилось. Не художник он, а водопроводчик. Жаль.
Решил, что мешает кольцо. Незаметно стянул и положил символ супружеской верности во внутренний карман пиджака. Стало стыдно. Вернул кольцо на безымянный палец.
Строгого немца сменил улыбчивый югослав.
- Добр дан, - начал докладчик.
Слушать стало интереснее. Переводчик старательно переводил текст, хотя более половины слов Виктор понимал без суфлера. Докладчик, похоже знал русский язык, и часто улыбался переводу.
- Водоснабдеванье наиважнижи задатак петогодишньего плана, - широко жестикулируя руками, продолжил югославский товарищ.
Виктор Степанович старательно конспектировал доклад. Вдруг на работе спросят, чем занимался Юрьев в Питере две недели? В результате увлекся перспективами югославских разработок.
Когда докладчик закончил, девушки в четвертом ряду на месте не было. С грустью и одновременно с облегчением выдохнул. Какая-то часть натуры тянулась к приключениям, а другая противилась. Когда еще будет подобная возможность? Сотрудники, которые часто ездили в командировки, часто делились любовными успехами в уютных гостиничных номерах.
Совестливая часть натуры стыдила. Не выдадут ли его бесстыжие глаза по возвращении домой? Женщины измену чуют на расстоянии в тысячу километров.
Вечером состоялся организованный поход в Мариинский театр. На вкус Виктора Степановича представление было скучновато. Но отказываться было глупо. Делать вечером все равно нечего. Командированный Юрьев отсмотрел «Князя Игоря» от корки до корки.
В гостинице сообщили, что звонила жена. Просила перезвонить. Виктор Степанович заказал межгород. Соединили быстро. Прогресс…
- Привет, - начал уставший к вечеру Виктор Степанович.
- Привет. Я тебе звонила. Ты где бродишь? Не можешь налюбоваться Ленинградом?
- Могу. В Театре был. Здесь действительно, великолепная архитектура и воздух. Жаль, что тебя нет рядом.
- Хочешь я приеду? На выходные?
- А где ты будешь жить? У меня здесь одна кровать и пропускной режим похлеще, чем в КГБ.
Виктор Степанович немного испугался возможного приезда Валентины. Куда девать шаловливые глазки и похотливые мысли?
- У меня однокурсница живет в Ленинграде на Гражданском проспекте. Могу у нее переночевать. Думаю, Любка не будет против.
- Приезжай. Буду ждать…
Сам же подумал: «Слава богу, что незнакомка куда-то ушла».
- Мне показалось? Или ты не рад?
- Валечка, милая моя, я просто устал. Сегодня с дороги и целый день на ногах. Понимаешь?
- Понимаю.
- Я люблю тебя. Уже скучаю. Выбираю подарки. С нетерпением жду возвращения домой.
- Правда?
- Да. И не люблю я гостиничные номера. Здесь не уютно. Холодно. Всё чужое…
- Милый мой, именно сейчас я поняла, что надо срочно ехать к тебе. Чтобы ты не умер со скуки и одиночества.
- Приезжай, - устало согласился Виктор Степанович.
Договорились, что Валентина купит билеты и приедет в субботу утром. Виктор Степанович встретит супругу, а вечером того же дня жена отправится домой. Что может быть прекраснее проведенных совместных выходных на берегах Невы?
Вероятно, кто-то мудрый отводил Виктора Степановича от супружеской неверности. Он посмотрел на левое плечо. Помахал невидимому ангелу хранителю.
- Спасибо, тебе дорогой. Спас ты меня сегодня.
- Не стоит. Это моя работа. На моем месте так поступил бы каждый.
- Не знаю, чем тебя благодарить, - сказал Виктор Степанович вслух и отправился спать.
- Сочтёмся…
Программа обучения на курсах повышения квалификации была насыщенной и продуманной. С 9-00 до 13-00 читали лекции. Потом обед. С 15-00 до 19-00 проходили семинары, мозговые штурмы и поездки на предприятия Ленинграда и Ленинградской области. Виктор Степанович, ожидая к субботе приезда супруги красивых незнакомок старался не замечать. Девушка-однокурсница на него тоже не обращала внимания. Кроме того, часто прогуливала занятия. Уезжала куда-то с обеда или не опаздывала с утра. Видимо, у красотки особая и насыщенная жизнь, - с легкой завистью отметил Красногорский водоканальщик.
Через пару дней у Виктора Степановича появился приятель из Ростова-на-Дону. Потомственный казак – Тихон Мещеряков. Сперва тот случайно подсел на обеде. Потом совместно проехались на метро. Затем стали присаживаться рядом на занятиях. Здороваться и передавать приветы.
- Нет больше казаков, - говорил Тихон, с сожалением взирая на Невский проспект, - вымерли, как мамонты. А ведь всего лет сто назад, казаки в Петербурге жили, как у себя дома.
- Куда они делись? – спрашивал Виктор Степанович.
- Казак – человек вольный. Шашка да верный конь – ничего больше не надо. А нас переселили в бетонные коробки. Окружили телевизорами да диванами.
- Тебе хочется спать на земле, подстелив овечью шкуру? – не понимал Виктор Степанович.
- Да. Хочу. Ты не представляешь, какие у нас рассветы и закаты!!!
- Я жил в деревне к бабушке. Все детство.
- И где твоя бабка живет?
- Жуковский район. Калужская область. Деревня Берцево.
- Это не то. У вас леса. Степь – другое дело.
- Тихон, прогресс не оставить. Люди естественным образом переселяются в города. Происходит индустриализация и укрупнение предприятий.
- Эх, Витя, попомнишь ты мои слова. Индустриализация – пустое. Когда молодняк не уважает стариков, когда предают память предков и забывают культуру. Вот беда. Теряем корни…
- Вместо старой культуры и отживших свое обычаев появятся новые. Не переживай, - оппонировал Виктор Степанович.
- Вроде культурный и образованный ты человек, а несешь полную чушь.
- Поясни, Тихон.
- Поясняю. Все люди разные. И уравнять было глупой идеей. Вот ты, Витька, умный и красивый. А я сильный и свободный. Мы разные. И это прекрасно, когда люди не одинаковые. В разнообразии закопана основа сохранения и выживаемости человеческой цивилизации. Бывают времена, когда на первый план выходят умные. Затем приходят времена сильных и выносливых. И так далее по кругу.
- Прогресс приведет к тому, что физическую силу легко заменят машины и механизмы.
- Дурак, ты Витька, - Тихон дружески похлопал Виктора Степановича по плечу, - только не обижайся. Человеку для достижения жизненных целей необходима энергия. Посмотри на наше Политбюро и ответь на простой вопрос: почему замедляется рост советской экономики?
- Старые потому что?
- Правильно. Потому что нет энергии. Те ребята на верху желают только одного – сохранить достижения прошлых пятилеток. И это беда. Потому что в недрах общества зреет протест против застоя. Надо что-то менять, а идей и сил нет.
- Горбачев поменяет курс развития страны и ускорит экономику. Мы с тобой получим новые знания, и перестроим водоснабжение в родных городах по новым правилам.
- Витя, послушай меня: люди не меняются. Люди – самая консервативная сущность. Нужен либо Сталин, который погонит нас как баранов к светлому будущему под дулом автомата, либо надо выстроить общество согласно социальным законам. Хочешь Сталина?
- Вообще-то не очень.
- Никто не хочет. Разленились. И страшно. Придется много работать. А мы мечтаем устроиться на теплое местечко и никуда не двигаться. Лучше, если работа позволит иметь левак. Так ведь?
- Так.
- Но это неправильно, Витька! Разваливается наше общество.
- Что ты такое говоришь?
- Я не революционер. Не пугайся. Скорее наоборот. Я понимаю такую простую вещь: тысячелетиями наши предки выстраивали страну, отношения внутри общины и с соседями. В 1917-м году поменялось общество, законы, элиты, религия. Все и сразу. Какое-то время экономика развивалась под жестким руководством Сталина. Но сколько бед принесло оно в начале: раскулачивание, расказачивание, голодающие Поволжья. Нам сказали: мол были ошибки и перегибы на местах.
- Ошибки всегда бывают. Главное, их исправлять.
- Совершенно с тобой согласен. Но к чему мы пришли? К советскому клановому обществу. Продвижение по службе – только по знакомству. Телевизоры и холодильники – по блату. Не говоря уже об автомобилях и зарубежных поездках.
- Мне кажется, ты сгущаешь, Тихон, - пытался возразить Виктор Степанович.
- Нисколечко. Мы проигрываем экономическую гонку Западу. Потому что они не разрушают, а годами отлаживают собственную систему. Потому у них качество, а у нас количество и раздутые планы.
- Количество со временем перейдет в качество.
- Сомневаюсь. Коммунистическая верхушка оторвалась от народа. У них спецпайки и спецраспределители. Народ ругает власть и не желает ее поддерживать. Пример 1917-го года говорит, что любую власть можно сменить и поставить новую. Свою. Хорошую.
- Будет ли она справедливой?
- Согласен. Сомнения имеются. Но замена элит назрела. Пора вернуться к традиционным ценностям. Эх, хорошо было при царе! Народ Николашку любил, знал, что власть об бога. Цари происходили от римских императоров, те от фараонов… Люди терпели любые шалости и капризы самодержца. Наши теперешние лидеры знают, что временные. Не их это страна. Разваливать не жалко.
- Мне кажется, ты сгущаешь.
- Вот именно, что тебе кажется. Пройдет время, и ты поймешь, что я прав. Главное, чтобы не поздно. Пошли на семинар. Учиться, учиться и еще раз учиться, как говорил Ленин. В этом идеолог мирового коммунизма был прав.
Приятели вернулись на семинар. Половину занятия Виктор Степанович думал, что произошло, если бы в 1917-м году не свершилась Революция. Остался бы царь и сохранилась Российская Империя. Варианты развития экономики были. Столыпинские реформы прервались на взлете. Промышленность развивалась. Автомобили Руссобалт производились.
Виктор Степанович выходил родом по отцовской линии из Тверской области, в советские годы – Калининской. Мать родилась в Поволжье. Родители встретились в Москве во время учебы. Могли бы простые крестьянские дети учиться в столице в лучших ВУЗах страны? Вряд ли. Надо сказать спасибо Советской Власти, что я появился на свет, - сделал вывод советский инженер Виктор Юрьев.
Тихон, конечно, говорил правильные вещи, но смелые идеи не укладывалось в голове советского человека Виктора Степановича. Ведь, несмотря на недостатки и замедление экономического роста, СССР – самая лучшая и свободная страна мира. Мы победили гитлеровскую Германию. Мы – первые полетели в Космос, мы первые создали водородную бомбу…
- Бомбу? – возмущался Тихон в следующем перерыве, - это достижения прошлых лет. Это шестидесятые годы. Где наши современные достижения? Американцы летают на многоразовых кораблях в космос. Мы безнадежно отстали.
- У нас станция Салют.
- А автомобили?
- Что автомобили?
- Ты видел немецкие или японские машины?
- Нет.
- А я видел.  Это космос по сравнению с нашими Жигулями и Волгами. И повторяю: само по себе отставание не страшно. Догнать можно. И перегнать. Но нет тенденции к ускорению. Одни слова. Нет энергии. Нет посыла. Мы топчемся на месте. У нас отсталые компьютеры и технологии.
- И что же делать?
- Надо анализировать историю. Где-то Россия свернула не в ту сторону.
- Царя вернуть?
- Нет. Не надо. Царь сам отрекся. Понятное дело, династическое правление такой же тупиковый путь. Почти во всех прогрессивных странах мира нет монархии. Крайне неэффективный способ управления государством в современных условиях.
- Что же ты имеешь ввиду? – удивлялся Виктор Степанович, - религия? Думаешь, надо вернуть городских людей в деревню и раздать земельные наделы?
- Не упрощай, Вить. Религия, кстати, не помешала бы. Современные люди ни во что не верят. Потому много пьют. Никуда не стремятся. Не боятся наказания и возмездия.
- Но это же каменный век. Не соглашусь, Тихон. Религия – это регресс. Научный атеизм обоснован учеными. Зачем пудрить мозги населению ложными учениями?
- Я с тобой согласен. Бога нет. Но массовому народному сознанию нужен идеал. Которого следует опасаться. Которому хотелось бы подражать. Которому желалось служить. Сталин правильно сделал, он был почти бог: сильный, таинственный и недосягаемый. У нынешних наших руководителей нет сталинской мощи и харизмы. Поэтому в коммунизм теперь никто не верит. Страна разлагается.
- Предлагаешь вернуть шаманов в обиход?
- Не шаманов, конечно. Но человеку легче верить во что-то иррациональное, чем в рациональное. Ведь Сталин не случайно стал мифической личностью. Потому у него получались великие стройки. А наши современные генсеки мрут, как мухи. Уважения не вызывают. Соседи их помнят, как Васю, Петю и Санька из соседнего подъезда. А надо, чтобы элиты стали недоступны. Надо вокруг Политбюро ЦК создать ореол таинственности. Возможно, божественного происхождения от римских императоров.
- Ты шутник, - улыбнулся.
- Да. Это, конечно, шутка, - согласился Тихон, - но поверь, так было бы лучше. Представь, что Михаила Горбачева в детстве нашли в какой-нибудь пещере Северного Кавказа. В корзинке с младенцем лежала записка о том, что младенец новый спаситель Отечества. Мол, берегите сие дитя люди, а то будет плохо: потоп и извержение вулкана. Затем должны появиться предсказатели типа Ванги или Мессинга. И вот в благословенный 1985 год на трон восходит новый владыка Михаил Меченый.
- Ты Стругацких перечитал?
- Нет. Правителю не повредит непогрешимость. У верховного владыки должна быть божественная природа. Ошибка наших коммунистов в том, что они довели науку до космических высот, лишив людей веры в сверхъестественное. Осталось только земное и плоское. Нет восторженности. Нет величия. Наше существование смертно, конечно и временно. Так долго не продлится. Народ не поймет.
- Тихон, не мели чушь. Мы же умные и образованные люди!
- Мы с тобой - да. Образованные. И еще несколько тысяч или даже сотен тысяч – ученые. Мы все всё понимаем. Но большинство советского народа, как были темными, так и остались. Особенно в Средней Азии. Там как были ханы, тейпы и кланы, так и остались. Сам ездил, видел. Знаю. Никакая Советская власть им не указ.
- И что же делать, Тихон?
- Надо изучать историю, мой друг. Смотреть, на чем держалась земля Русская. С чьим именем шли люди на смерть ради будущего страны.
- И на чем же держалась земля Русская?
- На казаках, на вере в справедливость, на традициях, на уважении старших поколений. На преемственности, на вере православной.
- Первый раз я вижу такого человека, как ты. Мне, конечно, интересно, но про веру ты залудил лишнего. Мы – современные люди. Бога нет. Научно доказано. С обманом далеко не уедешь.
- Я тебя понимаю. Вера – дело тонкое. Поверить в бога сложно, особенно, если окружение атеистическое. Но вера дает ответы на самые сложные вопросы. Даже на те, на которые не дает наука. Русские люди без веры, как казаки без шашки и коня. Вроде люди, как люди. Даже шаровары с лампасами присутствуют. А уже пол человека. Потому что не цельный образ. Не рабочий. Внешняя форма - только заготовка казака. А по-настоящему надо с трех лет посадить пацаненка на коня. И чтобы каждый день. Чтобы в седле проводил больше времени, чем по земле ходил. Тогда и получится настоящий казак.
- Удивляюсь я тебе, Тихон. Вроде современный человек. Вроде те же учебники изучал, что и я. Но такую ахинею несешь, что странно становится.
- Понимаешь ли, Витька, - Тихон подошел вплотную к собеседнику, - Москва и Питер – это еще не Россия. Вы тут живете, как в резервации. Вы оторваны от остального мира. За сто километров от столицы совсем другая жизнь. Поверь мне. Я из того далекого мира. Там всё не так, как пишут в газетах. Вот ты слышал про восстание в Новочеркасске в 1962 году?
- Нет. Не слышал?
- А вообще знаешь, где такой город?
- Нет.
- Это город в Ростовской области. Бывшая столица Войска Донского. Люди вышли на протесты против повышения цен. Жрать было нечего, и денег у людей не было. А это, между прочим, в самый разгар построения социализма в отдельно взятой стране. Разогнали жестко. Расстреляли больше 20-ти человек. Вот тебе самое справедливое и свободное государство рабочих и крестьян. Хорошо будет только, если поддакиваешь любым решениям партии и правительства. И не дай бог, если ты против - дадут по шапке без сожаления и промедления.
- Я уверен, что недоразумения остались в прошлом. Ошибки исправлены и такого не повториться.
- Хорошо бы. Но мне что-то не вериться. Мир не меняется. Особенно у лучшему.
- А раньше, во времена Российской Империи было лучше?
- Раньше тоже жили неидеально. Но никто не говорил, что мы строим самое справедливое и честное общество. Власть царя была от бога. У каждого человека была своя роль. У крестьян, она может и не завидная, но важная для общества в целом. Все, что самодержец делает - на пользу народу, даже если умысел не понятен. Надо было верить. Все довольны.
- Но это же не правда. Царь не был самым честным и порядочным человеком.
- Не был. Но, по мне, так честнее. Монарх не прикидывался паинькой. И страна росла. И промышленность развивалась. А сейчас? Посмотри, куда мы пришли. Мы стоим. Не развиваемся. Делаем миллионы телевизоров, которые не работают или ломаются через две минуты после включения. Колбасы людям не хватает. Цены растут. Что дальше? Как остановить падение?
- Мне кажется, ты сгущаешь краски. Жизнь наладится. Я уверен.
- А я не уверен…
Попрощались. Тихон пошел к себе в номер. Виктор Степанович решил прогуляться по вечернему Ленинграду. Слегка обшарпанные фасады петровского города были прекрасны. К вечеру со стороны Финского залива подул прохладный ветерок. Хорошо думалось.
Конечно, Тихон несет антинаучный бред. Конечно, так никогда не будет. Потому что прогресс не остановить. Потому что бога нет. Законы развития общества предопределены также, как и протекание физических или химических реакций. Если мы не понимаем или не знаем, как достичь того или иного результата, это лишь вопрос времени, когда нужный закон будет открыт, описан и применен в действии.
Вера, естественно, дает ответы на многие вопросы, но она больше похожа на дурман или обман. Красивые сказки про ангелов и демонов, про райский сад и муки ада. После смерти ничего нет. Потому что вся жизнь умирает вместе с физическим телом. Факт, доказанный наукой. Наши мысли, чувства и эмоции живут, пока бьется сердце и работает мозг. С остановкой течения крови по артериям и венам, мысли замерзнут на полуслове…
Виктор Степанович, раскидываясь умозключениями налево и направо, дошел до набережной Невы. Холодно-серые волны лениво ударялись о гранитные берега северной реки. Солнце почти касалось крыши Двенадцати коллегий. Неземная красота повторялась из года в год, из столетия в столетие. Луна, Солнце и Нева не обращали внимания на социальный строй и правящую идеологию в России.
Значит, были законы выше сиюминутных человеческих страстей. Выше роста промышленности и экономического соревнования капиталистического и коммунистического лагерей.
Вода в реке, освежающий ветер и равнодушный гранит останутся после того, как Виктор уедет в Москву. Жаль. Почему-то захотелось, чтобы история и события остановились. Замерли до следующего приезда. Было бы славно ощущать себя центром мироздания, когда события происходят только в непосредственной близости от Виктора Степановича. Вот до какой глупости можно додуматься, - подумал он, глядя на закат.
Рядом кто-то плакал…

Глава 16

Справа от Виктора Степановича громко рыдала девушка в бежевом плаще и черном в белый горошек платке. Слезы текли так обильно, и незнакомка щедро размазывала их по лицу и по парапету. На минуту показалось, что уровень Невы поднялся на пару сантиметров…
- Не мое дело, - шепнул себе под нос женатый мужчина из Подмосковья, - завтра приезжает Валентина. Надо идти в гостиницу.
Безразлично-хладнокровный гость Северной столицы развернулся и направился в противоположную сторону. Но новая волна рыданий заставила холодное сердце крепкого семьянина дрогнуть. Виктор развернулся. Девушка расстегнула плащ. Показалось, что плакальщица собирается броситься в холодные воды Невы и свести счеты с жизнью. Это уже не хорошо!
Настоящий и ответственный мужчина победил. Виктор подбежал к рыдающему фонтану из слез…
- Девушка, не подскажете, где Троицкий мост? – задыхаясь, спросил бегун-спаситель.
- Оставьте меня, - платок девушки сполз на затылок…
И тогда Виктор узнал девушку. Это была та самая незнакомка с курсов по повышению квалификации советских водоканальщиков.
- Помогите мне! Это вопрос жизни и смерти, - продолжал Виктор Степанович.
Ему почему-то казалось, что первым делом стоит отвлечь девушку от тяжелых дум. Оказывая другим помощь, мы становимся нужными. Мысли о суициде уйдут.
- Я не знаю, - всхлипнула девушка.
- Мне очень нужно туда попасть, - не сдавался Виктор Степанович, - видите ли, мне один знакомый рассказал, что именно с Троицкого моста открывается потрясающий вид на закат. Остается всего пять минут. Следующего раза можно не дождаться. В Питере не каждый день бывает солнечным.
- Завтра тоже хорошая погода. Увидите еще, - девушка вытерла глаза.
- А я вас знаю, - улыбнулся Виктор Степанович.
- Откуда?
- Гостиница Юбилейная. Мы вместе занимаемся на курсах повышения квалификации.
- Я вас не помню. Извините.
- А я вас сразу приметил. Вы очень красивая девушка. Жаль, что вы часто прогуливаете занятия. Мне вас не хватает.
- Хоть кому-то жаль…
- Чтобы у вас ни случилось, знайте - жизнь наладится. Хорошие люди должны жить счастливо.
- Вы думаете, я хорошая?
- Я уверен в этом. Во-первых, вы очень красивая.
- Вы уже это говорили. Не повторяйтесь.
- Извините. Но это первое, что бросается в глаза. Красота – ваша визитная карточка, ваше рекомендательное письмо от бога. Люди, которые встречают вас в первый раз обязательно отнесутся с теплом и любовью.
- Во-первых, не все, - девушка раскрыла сумочку, достала зеркальце, - и во-вторых, после первой встречи следует вторая. А там, как известно, совсем другие законы.
- Не верю, - замотал головой Виктор Степанович.
Девушка перестала плакать. Свежий ветер быстро сушил мокро-красные щеки. Размазанная тушь и красные глаза не застилали, а лишь подчеркивали совершенную красоту незнакомки.
- Меня Виктор зовут. Юрьев. Из Подмосковного Красногорска.
- Марина Кузнецова, - всхлипнув, сообщила девушка, - я из Набережных Челнов.
- Хотите увидеть волшебный закат? Поспешим на Троицкий мост?
- Вы знаете, где он?
- Вот он, - показал Виктор за голову Марины.
- Значит, ваш вопрос был лишь предлогом?
- Да. Извините.
- Жаль, что вы знаете Ленинград. Я бы могла показать город.
- Я очень плохо знаю город. Так что у вас есть шансы просветить меня. Поспешим?
Марина кивнула. У Виктора Степановича приятно трепетало сердечко. Он забыл про завтрашний приезд жены. Это же так нескоро. Надо еще дожить. С другой стороны, что в том плохого: посмотреть на закат с девушкой, которая плакала и имела твердое намерение расстаться с жизнь. Возможно, мысли о суициде были только в голове Виктора. Но так хотелось, чтобы он как настоящий герой ворвался в жизнь Марины и спас ее от неминуемой ошибки. Вырвал из лап жестокой реальности. Теперь, когда они вместе, настанут иные лучшие времена.
Не доходя до моста, девушка спустилась к воде и умылась. Посвежевшая и без косметики, она стала еще прекрасней.
- Вода с Невы вам к лицу, - сказал Виктор Степанович, про себя отметил, что не понимает снизошедшего на него красноречия.
- Спасибо, - опустила глаза Марина.
Парочка вышла на центр моста. Молча проводили закат. Заход солнца был красив, как и с любого другого места набережной Невы. Но Виктор Степанович старался найти ракурс, где светило необычно соприкасалось со зданиями и элементами ландшафта. Пытался что-то прочитать в лучах уходящего солнца и в игре теней на противоположной стороне набережной. Марина первый раз улыбнулась. Ее забавляло мальчишество нового знакомца. Девушка заметила кольцо на правой руке. Вздохнула. Бывает. Ничего серьезного затевать она не собиралась. Не в этот раз. Надо учиться на собственныйх ошибках.
- Почему вы плакали? -  спросил Виктор по дороге домой.
- Вам интересно?
- Очень.
- Хорошо. Я расскажу вам. В благодарность за мое спасение. Только не думайте ничего лишнего. Мне надо выговориться. Лучше, если совершенно незнакомому человеку. Вы подходите.
- Отлично.
- К тому же я вижу, что вы женатый. Возможно, вам будет полезен мой опыт. И я с женатыми отношений не хочу… Извините…
Виктор Степанович тяжело выдохнул. Марина права. По-женски. По-человечески. По-любому.
- Я и не думал ничего подобного, - соврал он.
- Правда?
- Да. Вы очень привлекательная женщина. Спору нет. Но я женат. Люблю свою жену. И налево не собираюсь.
Марина остановилась. Оценивающе оглядела Виктора Степановича с головы до ног.
- Верю вам. Так и договоримся. Я расскажу историю и закончим на этом.
- Весь внимания…

Марина училась в Ленинградском Политехническом институте. На берегах Невы прошли самые лучшие студенческие годы ее жизни. Здесь она влюблялась и бросала поклонников, которых было немало. Счет разбитым сердцам не вела. Ее никогда не интересовало количество. Важнее, чтобы избранник был образован и умен. А таковых, как вы понимаете, в Политехе во все времена много.
На первом курсе случился роман с Сергеем Романовым. Однокурсник выдавал себя за родственника знаменитого Первого секретаря Компартии Ленинграда. В дальнейшем версия знатного происхождения оказалось ложью. Но парень был умен, с ним было весело. В конце семидесятых-начале восьмидесятых в Питере жизнь не просто кипела, а фонтанировала. Приезжали финны-иностранцы, процветала подпольная рок-культура. Писатели, поэты, художники…
С Сергеем Марина узнала прелести молодежной жизни позднего советского периода. Но была одна проблема: с избранником не хватало искренности. Он врал по поводу и без. Сочинял, изворачивался, выдумывал. Марину поначалу забавляло бесхитростное вранье кавалера. Но так долго нельзя. Пара рассталась. Девушка, хотя и была инициатором разрыва, долго горевала и сомневалась в правильности сделанного выбора. Целый месяц, или около того.
На втором курсе появился Федор. Новый парень учился на два курса старше. Приехал покорять Питер из Белоруссии. Знатные усы, как у «Песняров» и завораживающая улыбка. Добродушный и открытый человек. Марина влюбилась. Второй раз немного осторожнее – глупо не учиться на собственных ошибках.
Федор привозил из Полесья сало и картошку, мед и тушенку. С таким мужчиной можно прожить долгую жизнь, как за каменной стеной, - думала Марина. И даже позволяла себе мечтать о дальнейшей семейной жизни. О детках и уютном семейном гнездышке. Можно даже в Минске или в Витебске, на выбор любимого. Главное, чтобы вместе и навсегда.
После третьего курса ребята разъехались по домам. На первое сентября нового учебного года любимый привез венерическое заболевание. Он честно предупредил, что лечится. Им лучше воздержаться от близости. Федор дико извинялся, и говорил, что бес попутал. Парень не хотел, но был пьян, и плохо соображал.
Со слов Федора дело было так: его родной дядя завез тепленького студента на праздник Ивана Купалы в какую-то далекую белорусскую деревню, где принято прыгать голыми через костер. Затем все жители деревни грешили, как могли и со всеми подряд без разбору.
- Пойми, это не измена. Это традиция, - чистосердечно рассказывал Федор.
Через две недели полдеревни встретились на приеме в Витебском Кожно-Венерологическом диспансере.
- Прости, - прошептал Федор, - через неделю болезнь пройдет. Антибиотики творят чудеса. Мы сможем быть вместе.
- Нет, - твердо ответила Марина.
- Почему? – удивился кавалер.
- Даже не знаю, что тебе сказать, - развела руками Марина, - наверное, я тебя не люблю.
- Или не любила?
- Выходит так. Мне, скорее всего, показалось…
С Федором расставание Марина пережила очень легко. Третий курс прошел без серьезных увлечений. Девушка видела ухажеров насквозь. Почему-то встречались либо бабники, либо лгуны, либо негодяи. Более-менее приличные парни были в отношениях.
Нет, она не отказывалась от свиданий. Попытки были. Но быстро заканчивалось. Зато выросла успеваемость. Третий курс Марина закончила на одни пятерки.
Наконец, на четвертом курсе Марина влюбилась серьезно и бесповоротно в преподавателя Сопромата. Звали педагога Званцев Петр Леонидович. Лектор был относительно молод – тридцать пять лет. Но к несчастью Марины, был женат. Кольцо на пальце и штамп в паспорте казались сущей мелочью для двух влюбленных сердец.
Девушка влюбилась в Петра Леонидовича сразу и бесповоротно. Пересела на первую парту. Раньше всех приходила на лекции, последняя покидала аудиторию. Собирала случайно оброненные листочки. Она никому не рассказывала страшную тайну своей любви. Знала, чем такие истории заканчиваются.
- Да, согласен, - кивнул Виктор Степанович, - лучше не рассказывать.
- И вам-то я, Виктор, рассказываю только потому, что через неделю разъедемся и больше никогда не встретимся. Никогда.
- Это так, - с грустью вздохнул беспристрастный слушатель женских любовных историй.
Очень скоро, на второй или на третьей лекции, Петр Леонидович обратил внимание на восторженную студентку. Марина не спускала глаз с лектора. Часто тянула руку и просилась к доске. Преподаватель спотыкался о пронизывающий взор девицы в расцвете лет. Запинался, опускал взгляд и с трудом продолжал лекцию.
- Марина Кузнецова, - преподаватель сам подошел к симпатичной студентке в коридоре, - так ваша фамилия?
- Да, - Марина кротко опустила глаза.
Ей казалось, что легче сгореть со стыда, нежели разговаривать с мужчиной ее мечты. Наконец, он стоял рядом. От него пахло приятным парфюмом. Вокруг ходили студенты и преподаватели, и это не мешало. В целом мире существовали только они одни.
- Вы не пропускаете ни одной лекции. Всегда внимательно слушаете и аккуратно записываете материал.
- Петр Леонидович, вы - потрясающий лектор. Мне так интересно на ваших занятиях!
- Марина, у вас к моим лекциям исключительно образовательный интерес?
- Не знаю, - смутилась студентка.
Марина несколько раз репетировала первый разговор и встречу со Званцевым. Ошибиться и испортить дальнейшие отношения слишком легко. Студенка наедине с собой перепробовала больше сотни вариантов соблазнения, но сейчас прежние наработки выпорхнули из головы.
- Знаете, не хотелось бы, чтобы в институте ходили разные слухи. Может пострадать моя репутация.
- На что вы намекаете, Петр Леонидович? – покраснела пойманная с поличным студентка.
- Вы мне нравитесь, Марина, - слегка заикаясь, сообщил преподаватель и тоже покраснел в ответ, так наивно и трогательно, - когда вы пристально смотрите на меня во время лекций, я теряюсь.
- И какие ваши предложения? Мне не посещать лекции?
- Нет. Не надо. Так тоже плохо. Вам надо получить высшее образование. Без знаний в области Сопромата из вас не получится хорошего инженера.
- Это так важно для вас?
- Это, в первую очередь, важно для вас, Марина.
- Наверное, вы правы…
Они разговорились. С каждым произнесенным словом, Марина понимала, что перед ней стоит ее человек. Настоящий, единственный, на всю жизнь, неповторимый, совершенный, умный… Идеальный!!!
Петр Леонидович пригласил Марину в кино. На следующих лекциях она пересела с первой парты в середину аудитории. Старалась не выделяться и реже тянуть руку.
Мужчина всей ее жизни приехал в Ленинград семнадцать лет назад. С трудом поступил в Политехнический Институт, потому что в детстве плохо учился. Ведь ему приходилось подрабатывать, чтобы помогать одинокой матери содержать пятерых детей. Отец-алкоголик бросил семью. Когда Петру было восемь лет, батя уехал на заработки на Север. Отца будущей профессор Политеха больше не видел. Даже не знает, жив ли тот.
Петр Леонидович не боялся трудностей. В школьные годы подрабатывал грузчиком и кладовщиком на колхозном складе Горюче-Смазочных Материалов. Бывало сливал солярку и загонял горючее налево, чтобы на жалкие нечестные деньги справить младшему братишке новые валенки или шапку-ушанку. Немного стыдно, но благая цель оправдывает низкий поступок.
- Ты же меня понимаешь? – спрашивал Петр.
- Конечно, милый, - отвечала Марина.
В те далекие детские годы Петр твердо решил вырваться из бесперспективного колхозного бытия. После школы приходилось работать. До поздней ночи учил уроки при свете керосиновой лампы, потому что в деревне часто выключали свет. Времени и сил не хватало. Как результат, Петр не добрал баллы и поступил в Институт без общежития. Не расстроился. Неудачи его лишь мобилизовали. Учиться было лучше и перспективнее, чем служить в армии или вернуться механизатором в колхоз имени Двадцатого Съезда КПСС.
Скитаясь по Ленинграду, он случайно познакомился с местным дворником Сергеем Ивановым, который учился в театральном на актера. Тот помог Званцеву пристроиться в питерские коммунальные службы дворником. Большая удача по тем временам. Питерским подметальщикам полагалась комната и даже временная прописка. Петр Леонидович, довольный свалившейся на него удачей, с утра подметал и чистил снег. Днем учился. Очень уставал. Быстро понял бесперспективность своего положения. Надо больше времени отдавать учебе, и Званцев женился…
Большой любви, со слов Петра Леонидовича, не было. Но будущая избранница была коренная ленинградка. С мамой, прошедшей блокаду. С квартирой. С интеллигентными родителями. Дочка была единственным ребенком в семье. Зять пришёлся по душе новым родителям. Сыграли свадьбу. Петр Леонидович бросил дворничать, и переехал на квартиру к молодой жене.
Вспыхнувшая страсть молодых сердец быстро прошла. Это и не мудрено, когда за стенкой живут родители жены. Дети у пары не получались. Разводится до встречи с Мариной он не собирался. Теперь-то другое дело. Теперь в его судьбу постучалось настоящее и искренне-трепетное чувство. Отныне всё будет по-другому, они обязательно поженятся и нарожают детишек. Потому что настоящая семья – это уютный дом с детьми. Уж он-то знает точно.
- Верь мне, Марина, - воодушевленно говорил Петр.
И Марина верила. Про женитьбу и детей чаще говорил сам Петр Леонидович. Марине было так хорошо с любимым, что про дальнейшую жизнь думала мало. Зачем ей думать, если рядом настоящий мужчина? Ей хорошо с любимым человеком. Все остальное мелочи…
Питер – небольшой город. В центре легко встретить знакомых. Поэтому пара редко ходила в театр или кино. Еще реже в рестораны и кафе. Петр Леонидович, как настоящий мужчина, снял для Марины однокомнатную квартиру в Колпино. Так было дешевле, чем в самом Ленинграде. И вероятность встретить знакомых снижалась.
- Репутация молодого ученого не должна пострадать, - говорил Петр, -  ты же понимаешь?
- Понимаю, - преданно кивала Марина.
- Получишь диплом, тогда я разведусь и заживем открыто. Долго и счастливо.
- Я согласна, - хлопала ресницами влюбленная студентка, - я люблю тебя, Петруша…
Арендную плату платили пополам, ведь большой расход могла заметить жена Петра. Какие счеты между любящими людьми? Это всего лишь деньги…
Петр приезжал в Колпино в среду в первой половине дня. По четвергам и понедельникам - после обеда. В остальные дни муж должен отмечаться в семье.
- Ты же понимаешь, что так лучше для нас обоих? – спрашивал мужчина, одеваясь после постельной сцены.
- Конечно. Я тебе верю. Ты – самый лучший…
Марина внезапно забеременела. Петр Леонидович устроил грандиозный скандал:
- Ты о чем думаешь? Как ты могла?
- Я? – удивилась Марина, - но это же ты… Это же мы…
- Ты ставишь под удар весь наш идеальный план! Наше будущее!
- Но ты же меня любишь и хочешь детей! – не понимала Марина, - ты же говорил!
- Не сейчас! Ключевое слово – не сейчас. Если наши отношения выйдут на свет, то конец моей карьере! Конец коммунисту Званцеву. Конец ученому Званцеву. Конец преподавателю Званцеву. Ты это понимаешь?
- Да, - виновато опустила глаза Марина.
Она почувствовала себя предательницей общего и большого семейного счастья. Поддавшись грубой физической природе и материнскому инстинкту, поставила на карту честь и будущее любимого мужчины. Марина не достойна такого избранника. Она – низменное и животное существо по сравнению с высокой интеллектуальной личностью Петра Леонидовича…
Марина сделала аборт…
- Нет, - увидев немой вопрос Виктора Степановича, возразила Марина, -  все нормально. Операция прошла хорошо. Вроде как без осложнений.
Марина посетила женскую консультацию. Приняла меры. В дальнейшем интимных неудобств любимому мужчине не доставляла…
В институте влюбленные делали вид, что малознакомы. Девчонки из общежития, конечно, о чем-то догадывались. Марина сказала одногруппникам о дальней родственнице, которая уехала в экспедицию на Дальний Восток на два года и просила посмотреть за квартирой.
- Счастливая, - обрадовались подружки.
- Ездить в институт далеко, - нашли повод придраться завистники.
На последних курсах Марина отдалилась от студенческих вечеринок. Ведь у нее почти семья. Выходные проводила в Колпино. Училась готовить и шить для любимого. Беда в том, что Петр не мог пока надевать те рубашки и свитера, которые создавала своими руками заботливая вторая жена. Надо понимать. Все будет. Потом.
- Потерпи, любимая. Осталось немного…
Пятый курс тянулся слишком долго. Марина ждала окончания с убежденностью, что страдания стоят будущего семейного счастья. Сдала дипломную работу. Получила диплом. Отметили с Петром это событие короткой поездкой в Карелию на выходные. Путешествие в Петрозаводск могло стать для Марины самым счастливым временем, но Петр сообщил о невозможности уйти от жены в ближайшее время. Врачи поставили женщине страшный диагноз – онкология.
- Оставить жену в таком положении – это подло. Ты же понимаешь? Я не такой.
- Да, конечно, - слезы покатились из глаз Марины, рушились надежды и мечты, снова надо ждать. Теперь разрешения болезни заболевшей супруги Петра.
- Но ты не должна расстраиваться. Доктора говорят, что ей осталось не больше двух лет…
- Еще два года?
- Мариночка, время пролетит быстро. Не успеешь оглянуться.
- Петр, но ты же говорил…
- Жизнь сложнее, детка, чем себе представляем. Я бы с радостью бросил семью и поселился с тобой на необитаемом острове.
- Поехали…
- Не могу. Моя карьера. Ты же должна понимать, что карьера для мужчины — очень важна. Я не миллионер. У нас с тобой нет столько денег, чтобы беззаботно жить на островах. Надо работать и зарабатывать. Здесь и сейчас. Надо копить и откладывать на черный день. Теперь-то я знаю, что могут случиться самые непредвиденные события. Надо готовиться ко всему…
- Что же делать мне, пока ты будешь ухаживать за больной женой?
- Ты будешь меня ждать. Как будто я ушел в армию на два года. Отслужу, как надо и вернусь, детка.
- А моя карьера?
- Зачем тебе она, если у тебя есть я?
- И правда. Зачем?
Разговоры о будущем повторялись. Всегда с одним и тем же результатом. Марина получила распределение, и уехала в Набережные Челны. Разлука стала испытанием для влюбленных сердец. Каждый день она звонила Петру на кафедру. На домашний телефон, понятное дело, звонить нельзя. Минимум три раза в год Марина приезжала в Ленинград, проводила в городе на Неве отпуска и даже липовые больничные.
Жена Петра медленно угасала. Марина, конечно, жалела эту незнакомую женщину, хотя у них был общий мужчина.
Три месяца назад жена Петра умерла. Марина в тайне от любимого приехала в Ленинград, и даже побывала на могиле разлучницы. Поставила свечку за упокой и улетела домой. Петр сообщил, что надо выдержать полугодовой траур, и лишь затем объединиться.
Как нельзя кстати подвернулось направление на обучение в Питер. Марина радостно сообщила новость Петру и прилетела на два дня раньше срока. Появилось ощущение, что Петр не очень рад встрече. Все было, как всегда. Но какая-то недоговоренность висела между любовниками. Они встречались в гостинице. Редко выходили на прогулки по набережной Невы. Марина понимала, что страдания и разлука скоро закончатся. Они больше не будут прятаться. Настанут счастливые дни совместной жизни с идеальным мужчиной.
Начались курсы. Марина убегала с занятий для встреч с Петром.
- Когда мы с тобой сможем жить вместе? – спрашивала она.
- Понимаешь, надо разъехаться с родителями жены. Они не хотят менять квартиру на Васильевском острове. Предлагают жить вместе. Им тяжело. Они потеряли дочь. Понимаешь?
- Но ты же не хочешь прожить остаток жизни с родителями покойной жены? – чувствовала неладное Марина.
- Не хочу. Но и мотаться по съемным квартирам тоже не хочу.
- А я? – возмутилась девушка, - я могу мотаться по съемным квартирам? Я могу жить в Набережных Челнах вдали от любимого мужчины?
- Что ты взбеленилась, милая? Я обязательно улажу ситуацию. Подожди еще немного. Я тебя люблю…
Марина не принимала, не понимала и гнала прочь мысль, что после уходы из жизни жены Петра, им придется жить в разлуке по каким-то глупым квартирно-прописным причинам.
- Давай снимем квартиру и будем жить вдвоем, - предлагала Марина.
- Это вариант, - соглашался Петр, - и как долго ты собираешься жить по съемным квартирам. Как растить детей без собственного жилья?
Петр был крайне убедителен. Надо подождать. Он работает над проблемой. Мужчина в доме и нужен для того, чтобы разруливать сложные ситуации.
- Как здорово, что ты приехала на две недели в Питер, - говорил Петр.
- Потому что я люблю тебя. Ради нашей любви я готова на все, - отвечала Марина.
- Люди! Смотрите на эту чудо-женщину, - Званцев подходил к закрытому окну и изображал Барона Мюнхгаузена из фильма Захарова, - это моя женщина.
- Ты славный, - улыбалась Марина.
- Зови меня Петр, Петр Званцев, - мужчина сдувал воображаемый дымок с указательного пальца-пистолета.
Марина понимала, что перед ней настоящий герой французских детективов Бельмондо.
- Давай поедем этим летом на море, - предлагала Марина.
- Нет, только в круиз. Только в тихоокеанский круиз! Моя женщина достойна самых дорогих и комфортных путешествий на белоснежном лайнере, - и Марина понимала, что перед ней наследник голубых кровей последний русский князь Юсупов или Трубецкой.
В этот раз свидание началось, как прежде. Любовники страстно обнимались, как будто не видели друг друга долгие годы. Любили друг друга, жадно утоляя накопившийся в разлуке голод...
Неожиданно для себя Марина ощутила странный холодок. Петр как-то странно посмотрел на нее, когда она одевалась. Взгляд любимого мужчины ее больше не раздевал… А должен был…
- Что-то не так? – спросила Марина.
- Нет. Все так. Ты – великолепна, - ответил любовник, и отвел глаза.
И Марина тогда поняла, что Петр не искренен. Любимый мужчина лежал на боку и молча глядел в окно. Марина подсела рядом. Неужели огонек страсти угас? Не удивительно, ведь их отношения не развивались. На смену старым препятствиям появлялись свежие. Что будет, когда Петр разменяет квартиру? Надо сделать ремонт? Чтобы она въехала в новенькую квартиру, как королева? На руках любимого?
«И с чего ты решила, что он на тебе жениться?» - из глубин женского подсознания вдруг появилась предательская догадка.
Марина долго собиралась с мыслями. Надо помочь любимому сделать решительный шаг.  Надо подтолкнуть. Тогда их семейному счастью никто и ничто не помешает. Надо действовать.
Петр сообщил накануне, что сегодня будет занят. У него лекции допоздна. Потом заседание кафедры.
- Так что, котенок, погуляй по Невскому одна. Я буду думать о тебе…
- Отменить или перенести нельзя? Ведь я же скоро уеду. Каждый вечер на счету…
- Это не в моих силах, милая…
- Мне одиноко…
- Потерпи, золотце…
Непонятный жест - Петр почесал за ухом. Снова отвел глаза…
Марина, сидя на утренних занятиях, анализировала вчерашнее поведение Званцева. Вспоминала их прошлые встречи на съемных квартирах и в гостиничных номерах. Тревога росла. Надо срочно развеять сомнения.
Девушка встала посреди лекции и поехала в Политех. С трудом преодолела проходную. Охранники не желали пропускать бывшую выпускницу без студенческого билета. На втором этаже главного корпуса нашла кафедру Петра Званцева. Там ей сообщили, что сегодня не планируется заседания кафедры…
Нашла аудиторию, в которой Петр читал лекцию. Услышала из-за двери знакомый голос. Немного успокоилась. Села на высокий подоконник, как делала много раз во время учебы в институте. Оставалось дождаться конца лекции. Снова ждать. Когда же закончится томительное и унизительное ожидание? Мимо проходили преподаватели и студенты. Никто не обращал на Марину внимания.
Сейчас закончится пара. Петр выйдет, увидите ее. Они обнимутся и сомнения рассеются. Так думала Марина. Время тянулось бесконечно…
Наконец, прозвенел звонок. Дверь распахнулась, и в коридор выплеснулся поток разномастных студентов. Марина вспомнила студенческие годы, влюбленность, мечты, беззаботность…
Хорошо было тогда…
Студенты закончились. Но Петр не выходил. Марина робко открыла дверь и вошла в аудиторию…
Рядом с учительским столом спиной к входной двери стоял ее любимый Петр Званцев, обнимал и целовал какую-то молодую девушку в джинсах и рыжем свитере…
Сердце замерло. Не может быть!
- Петр! – громко крикнула Марина, - что это?
Профессор Званцев развернулся. И оказался не Петром. Перед Мариной стоял совершенно незнакомый молодой человек. Пиджак, рубашка в клетку… Со спины похож.
- Извините? – спросил мужчина, - вы ко мне?
- Я ошиблась, - выдохнула Марина, - я ищу Петр Леонидовича Званцева. Вы не знаете, где он? Я думала он сегодня читает лекцию.
- Нет. Званцева сегодня в институте не было. Он попросил прочитать лекцию за него.
- Где же он?
- Не знаю. Сказал, что дома важные дела. Бывает. Мы, если есть возможность, выручаем друг друга.
- Простите, я не хотела, - Марина вышла из аудитории.
С облегчением выдохнула. Слава богу, это не Петр. Конечно, ее любимый так не сделает. Сейчас Марина поедет к нему домой, и он все расскажет. Наверняка, есть какая-то простая и понятная причина. Возможно, любимому не здоровится. Или появились какие-то более важные обстоятельства. Только зачем он врал про заседание кафедры?
- 13-я линия Васильевского острова дом 44, - повторяла Марина домашний адрес Петра, - 13-я линия Васильевского острова дом 44…
На сердце скреблись кошки. Сомнения раздирали душу. Но все еще можно поправить. Все можно понять и простить, если любишь. Нет таких препятствий, которые Марина не готова преодолеть ради любви.  Ради единственного и неповторимого, самого лучшего человека на свете!
Марина знала домашний адрес Петра со студенческих времен. Но никогда не позволяла себе даже приближаться к запретному дому. Нельзя нарушать договоренности. Надо доверять друг другу. Сложно представить, что произошло, появись она на пороге квартиры Петра пару лет назад. Скандал и неминуемое расставание. Теперь времена изменились. Петр - вдовец. Родители первой жены должны с пониманием отнестись к тому, что у зятя будет новая семья и дети. Марина с Петром будут приглашать бывших родственников на Новый Год или День Победы на праздничный ужин. Будут привозить и показывать внуков. Ведь они не чужие люди. Все понимают…
Третий этаж. Без лифта. Перекрашенная зеленой краской кнопка звонка.
- Тырлым…тырлым…тырлым…
За дверью послышалось шарканье. По шагам – не Петр. Дверь открыла седая женщина в махровом халате. Запах лекарств. Круглые очки и увеличенные в два раза добрые голубые глаза, робкая улыбка…
- Здравствуйте, - начала Марина.
- Добрый день, девонька, - ответила старушка.
- Петр Леонидович Званцев здесь живет?
- Петруша-то?
- Кто там, Маша? – прокричал хрипловатый голос изнутри квартиры.
- Это к Пете. Не волнуйся! - ответила добрая старушка, - совершенно верно, голубушка, Петя жил здесь. Но как Женечка, его жена и наша дочь заболела, он съехал. Ему надо много работать, он очень умный и талантливый человек. Ухаживать за больным человеком и жить в одной комнате, согласитесь, сложно.
- Да. Я понимаю, - кивнула Марина.
- Они с Женечкой три года назад получили новую двухкомнатную квартиру на проспекте Просвещения, - продолжила бабушка, - и съехали. Мы так радовались за них. Но Женечка вскорости заболела и вернулась к нам. Петруша очень переживал. Скучал. Часто, как только мог, приезжал. Доставал лекарства. Он хороший…
- Я не знала… про квартиру…
- Он никому не рассказывает на работе про семейные проблемы. Вы же с работы?
- Да. С работы. Его сегодня не было на кафедре. Я и пришла проведать. Но нового адреса не знала. Не подскажете, где он теперь живет?
- Подскажу. Отчего же не подсказать? Работа – это важно. Но вы ему не говорите, что это я дала новый адрес. Петруша будет сердиться. А по работе надо. Работа – это важно.
Старушка скрылась в темноте коридора. Марина переступить за порог не решилась.
- Сейчас найду ручку и напишу, - услышала Марина, - ты погоди, дочурка… Минутку…
- Вы не торопитесь. У меня есть время.
Марина смотрела в темный прямоугольник двери. За этой дверью ее любимый проводил значительную часть своей, скрытой от ее глаз, жизни. Ей часто хотелось откинуть занавес, взглянуть на окружающих людей глазами любимого, думать его мыслями. Ведь, это интересно. Петр – необычный человек, неразгаданный космос… Любимый и ненаглядный…
И хотя в последнее время образ Петра помутнел, на лике совершенного небожителя появились трещинки и следы патины, отношения еще можно исправить. Главное, разобраться в недосказанности и отринуть недоразумения. Марина в те мгновения еще верила, что произошедшему найдется понятное объяснение.
- Девонька, погляди на бумажку, - старушка вышла из квартиры шаркающей походкой. На вытянутых руках она несла наискосок вырванный листок из тетради в клеточку.
- Спасибо, - Марина взяла в руки клочок бумажки: «Проспект Просвещения, дом 82, корпус 2, квартира 12»
- На чай не зову, ты уж извини старую бабку, - старушка развела руками, - не прибрано у меня. Гостей не ждала.
- Ну, что вы. Не переживайте. В следующий раз я обязательно позвоню заранее и куплю тортик. Вы какие любите торты?
- Никакие, - улыбнулась старушка, - как тебя зовут доченька?
- Марина.
- Марина, очень приятно. В нашем возрасте сладкое вредно. Плохо сплю ночами после тортиков. Хочется шоколада страшно, но каждый раз жалею потом. Лучше без сладкого. Наелись мы конфет за свою жизнь.
- Хорошо. Не буду сладкое покупать. А что вы любите?
- Даже не знаю. Рыбки красной сейчас хочется. Только, чтобы не сильно соленая была…
- А Петр заезжает к вам? Навещает?
- А как же. Навещает. Только вот давно не заезжал. Видать занят. И не звонил давно…
Марина поняла, что еще минуту и она пойдет наводить порядок в квартире стариков. Сходит в магазин, купит Киевский торт и форели слабого посола. Они сядут втроем на кухне, будут пить чай в прикуску с сахаром. Вспомнят чудесные молодые годы, хотя и трудные…
- Я пойду? – спросила Марина.
- Иди, конечно. Всего тебе доброго. Заболталась ты со мной совсем. А у тебя дел, наверное, невпроворот.
- Извините, - Марина опустила глаза.
- За что? – удивилась старушка.
- Я хотела увести Петра у вашей дочери…
- Что ты говоришь? – старушка подняла глаза на гостью, - я что-то плохо слышать стала… Не расслышала я…
- Извините. Я… Я пойду. Здоровья вам…
- Иди, девонька. Иди. И тебе всего доброго…
Марина вихрем выпорхнула на улицу. Что на нее нашло? Зачем ненужные откровения? Старушка будет переживать, если расслышала. Интересно, а Женечка, бывшая жена Петра, догадывалась о похождениях мужа налево? Ведь женское сердце чувствительно. Замечает любую мелочь и недомолвки. Правда, при одном условии. Если не любишь. Если же любишь, сердце и ум не видят ничего. Ни подлости, ни двуличия, ни обмана.
Марина спустилась в глубокое Ленинградское метро. Люди при ее приближении расступались. Видимо, было в походке и глазах девушки пугающая решительность и энергетика. Не стойте на пути! - кричала ее фигура, - затопчу!
Двери вагона разошлись в стороны. Сидячие места наполовину пустовали. Но Марина не присела. Встала посредине вагона и смотрела на свое нечеткое мелькающее отражение в окне вагона. Она еще молодая женщина. Жизнь только начинается. Что с ней произошло? Почему она едет в метро одна? Пятый год длится нелепый роман с Петром, а она надеется и верит в светлое совместное будущее. Ровесники уже успели жениться и развестись. Многие нарожали детей. А она? Она бы не развелась. Потому что долго шла к своему счастью, глупо его предавать из-за мелочей...
Почему Петр ничего не рассказывал про новую отдельную квартиру? Почему не пригласил в гости? Почему они встречались всю неделю в ее гостиничном номере? К чему тайны? Неужели он хотел сделать сюрприз? Сейчас Марина приедет, и застанет любимого за поклейкой обоев. Ведь его королева должна въехать в готовый замок. Недосторой – плохо.
Какой же он глупенький? Марина улыбнулась. Ведь вдвоем преодолевать жизненные трудности легче и лучше. Совместный труд сплачивает. Закаляет. Конечно, Петр хотел, как лучше. Иначе, поведение любимого мужчины не объяснить. Иначе…
Марина старательно отгоняла мысли о новых женщинах Петра и о его изменах. Хотя такое возможно. Он видный и привлекательный мужчина. Профессор. Он не стал бы обманывать! И зачем? Главное, зачем? Если в жизни Званцева появилась следующая любовь, тогда следует честно признаться и объясниться. Будет трудно поначалу. Марине сложно представить будущее без Петра. Без его объятий, без поцелуев, без счастливых глаз и томительных минут ожидания.
Нет. Петр не такой…
Марина вышла из метро. Спросила у прохожего, где нужный ей дом. Мужчина показал на большой новый дом через дорогу.
- Вот за тем большим домом. Во дворах…
- Спасибо.
Волнение нарастало с каждым шагом. Не склеивались события и поступки в единое логичное миропонимание. Что-то Петр не договаривал. И это плохо. Любимым врать нельзя. Точка. Близким врать нельзя. Родным врать нельзя. Вообще врать плохо. Это почти предательство.
Если начинаешь врать, ты предаешь человека. Ты ему не доверяешь. Даже, если проблема сложная - вопрос жизни и смерти, лучше сказать правду. Потому что, зная правду можно найти выход. Можно договориться и жить дальше. Начиная врать и обманывать, ты разрушаешь общее будущее. Ты ставишь партнера на низкую позицию. Ложь нельзя исправить, потому что она ложь. Это выдумка. Это грязные слова. А настоящая жизнь состоит из реальных событий, из поступков, из действий. Дела говорят сами за себя…
Марина нашла нужный подъезд. Поднялась на четвертый этаж. Немного постояв перед дверью, нажала на звонок…

Глава 17

Секунда ожидания, и дверь распахнулась. В проеме двери нарисовался радостный в полную белозубую улыбку Петр Званцев. В белом костюме, с красным платком в кармашке пиджака: белая рубашка, красный в белый горошек галстук.
Петр увидел Марину, улыбка медленно сползла с лица:
- Ты? – лишь спросил любимый.
- Привет, - Марина чмокнула Петра в щеку и прошла внутрь, -  похоже, ты не рад? Или мне показалось?
- Откуда ты здесь? – растерянный Званцев продолжал задавать вопросы.
Марина по-хозяйски заглянула в гостиную, на кухню. Приоткрыла дверь в ванную и туалет. Нет, определённо ремонтом здесь не пахнет. Обои поклеены давно, как минимум пару лет назад. Запаха свежей краски тоже нет. Да и Петр был не в рабочей форме. Скорее, наоборот.
- Я искала тебя.
- Зачем? Мы же договорились - я сегодня занят.
- Знаешь, Петр, сегодня столько всего произошло, что я даже не помню, зачем я тебя стала искала. Но у меня появилось много вопросов.
- Зачем ты меня искала?
Марина вернулась в прихожую и сняла обувь. Прошла на кухню. Петр последовал за ней.
- Я скучала.
- Я тоже скучал. Но я занят. У меня планы. Понимаешь?
- Чай будешь? – Марина взяла синий в белых горошек чайник, наполнила водой из-под крана и поставила на электрическую плиту. Хотелось пить. Много пить. Не останавливаться. Разговаривать. И пить чай. Литрами и ковшиками.
- Не буду. Нам надо поговорить.
- Замечательно, я только «за», - Марина села за стол, подперла ладонями подбородок, - уже пару лет, как ты получил отдельную квартиру и мне не сказал. Следовало со мной поговорить. Почему ты не приглашаешь меня на новоселье? Кто тебе мешает? Почему мы встречались в любых местах, но не в твоей отдельной квартире?
- Ты все неправильно поняла, - Петр расстегнул верхнюю пуговицу кипельно белой рубашки, ослабил галстук, - я тебе сейчас все объясню.
- Я готова выслушать твои объяснения. Я никуда не тороплюсь. Где у тебя чашки?
- В шкафчике. Марина, тебе сейчас лучше уйти. Я завтра все объясню!
- Кому лучше? Нет, дорогой, - девушка достала блюдца и две чашки, чайные ложечки, -  заварка имеется? Люблю, знаешь ли, свежезаваренный чай!
- Марина! Ты меня не слышишь!
- Отчего же? Замечательно слышу! Объясни мне все: галстук, костюм, квартира. Ты хотел сделать сюрприз?
- Какая ты у меня молодец. Все понимаешь!
- Ты ошибаешься! Я ничего не понимаю! Для кого сюрприз?
Марина схватила чашку и швырнула ее в сторону Званцева. Та полетела чуть выше головы Петра. Звон разбитого фарфора. На обоях остался след от чашки.
- Зачем? – Петр вытянул руки перед Мариной, - остановись. Это чешский сервис. Дорогой!
- Мне плевать! Объясняй! Здесь и сейчас!
За чашкой полетело блюдце…
- Марина, стой!
- Хорошо, - девушка выдохнула, села за стол, расправила перед собой скатерть.
- Если ты не уйдешь немедленно, то мы расстанемся, - сообщил Петр, - у меня сейчас важная встреча, от которой зависит наше с тобой будущее. Ты должна мне верить.
- Почему? Почему я тебе должна верить? – слезы навернулись на глаза.
- Потому что я тебя никогда не обманывал!
- Ты? Не обманывал? Меня?
Марина вытерла слезы, попыталась разглядеть любимого мужчину. Что происходит? Почему мы вдруг говорим на разных языках? Петр, где ты?
- Все, что я делаю в жизни, предназначено для нас двоих, - медленно и растягивая гласные говорил Петр, - понимаешь? Нам надо потерпеть. И тебе сейчас следует уйти! Немедленно!
- Если я уйду, то навсегда…
Раздался звонок в дверь. Петр испуганно схватился за голову.
- Ну, вот! Все пропало. Теперь ты во всем виновата!
- Я?
- Ты.
- Сейчас сюда придет женщина, - продолжил Петр скороговоркой, - прошу тебя: поверь мне и делай, как я скажу. Сейчас я спрячу тебя в шкаф. Я проведу гостью на кухню. Я буду ей что-то громко рассказывать, и ты незаметно уйдешь из квартиры. А завтра я тебе всё объясню.
Петр схватил Марину за руки и потащил в спальню.
- Оставь меня, - крикнула Марина и вырвалась из цепких рук Петра.
Девушка подбежала ко входной двери и открыла ее. На пороге стояла полноватая женщина лет тридцати. В черном обтягивающем платье, на каблуках, с нелепой высокой химией на голове. Марина остановилась.
- Ого! – только и сказала незнакомка.
- Люба, здравствуй, - из-за спины вышел Петр, - знакомься, это Марина. Она уже уходит. Люба, проходи, разувайся. Вот тапочки.
- Здравствуй, Петя, - глубокий властный голос новой гостьи, казалось, немного дрогнул, - кто это? Объяснишь?
- Конечно, дорогая. Это Марина. Моя знакомая по институту. Приносила пятый том собрания сочинений Ленина.
- Я – знакомая? Петр, ты серьезно? – Марина задыхалась от наглой лжи любовника.
- Конечно. А кто же ты? – Петр смотрел попеременно на Любу и Марину. Девушки смотрели на мужчину. Напряжение нарастало. Казалось, еще немного и в прихожей сверкнет молния.
- Хорошо, - кивнула Марина, - я – знакомая, с которой ты спишь уже пять лет. Ты мне вешаешь лапшу на уши про женитьбу. А Люба кто? Девушка, вы кто для Петра?
- Он с тобой спит? – спросила Люба, - или спал?
- Спал последний раз вчера. Убеждал, что ничего более волшебного в его жизни не случалось. С вами та же история?
- Люба, - прервал Петр, - не слушай ее. Марина – моя бывшая студентка. Она сошла с ума. Она проездом в Ленинграде. Между нами ничего нет.
- Подлец! – Марина врезала пощёчину бывшему любовнику.
Петр пошатнулся назад, и упал на тумбочку с обувью. Марина вытащила из-под нелепо машущего руками ловеласа туфли.
- Я ухожу, прощай! Ты – негодяй.
- Скатертью дорога! – визгливо крикнул Петр.
- Пожалуй, я тоже пойду, - пожала плечами Люба, - что-то мне подобные сюрпризы не нравятся.
- Не уходи, я тебе все объясню, - Петр упал на колени, - Люба! Любовь всей моей жизни!
Люба рассмеялась:
- Прощай…
Люба догнала Марину на лестнице. Девушки одновременно вышли из подъезда.
- Подвезти? – спросила Люба, - тебе куда?
- В центр. Площадь Восстания.
- Чего ж так сразу и на вокзал? А достопримечательности? А разводные мосты?
- Уже насмотрелась. Хочу домой.
- Садись, подвезу…
Марина села на пассажирское сиденье новеньких Жигулей шестой модели серого цвета. Слезы, как ни странно, закончились. На душе стало полегче и свободнее. Как будто освободилась от старого тяжелого груза-горба, которой мешал жить, спать, двигаться. Было немного непривычно смотреть на мир с высокоподнятой головой. Ходить с прямой спиной. Теперь можно рассматривать звезды, просто подняв голову вверх, а не в нелепой позе сбоку из-под мышки.
- Ты кто? – спросила Люба.
Марина рассказала историю отношений с Петром. В ответ Люба рассказала свою.
Люба была дочерью главного милиционера Ленинграда. Окончила юридический факультет. Не замужем. Последние годы читала лекции в Политехническом институте. Там и познакомились с Петром. Встречаются они уже около полугода. Петр начинал разговоры про свадьбу.
- Теперь уж и не знаю, что делать, - поделилась сомнениями Люба, - простить мужика?
- Дело твое. С меня достаточно.
- Знаешь, я никогда не сидела на шее у отца. Но меня везде и всегда ассоциируют с ним. Думала сменить фамилию, чтобы жить нормальной жизнью. Я знаю, что не красавица, не то что ты. Но ухажеров хоть отбавляй. Я понимаю, что они не настоящие. Понимаешь?
- Сочувствую.
- Петр показался совсем другим. Надежным, искренним. Никогда бы не подумала, что у него параллельный роман с другой девушкой.
- Я живу в Набережных Челнах. Ты могла еще долго не узнать о моем существовании.
- Ладно, подруга, успехов тебе, - Люба притормозила у парадной Гостиницы «Юбилейная», - не вешай носа. С твоей внешностью не пропадешь. Не будь дурой.
- Пока, Люба. Тебе тоже удачи.
Марина вышла из автомобиля. Идти в номер не хотелось. Что делать в чужом городе? В пустой Вселенной, где больше нет любимого человека? Пока ехала в машине с Любой, мир показался вновь простым и понятным. Девушки, объединенные общей проблемой неверности Петра, составляли общность обманутых половинок. Теперь же одиночество навалилось на хрупкие плечи Марины с новой силой. Мир упростился до минимума. Он стал пустым. И ненужным.
Марина пошла по Невскому. Сначала до Зимнего дворца. Потом до Невы. Красоты Питера не радовали. На набережной стало совсем тяжело. Холодная равнодушная вода подчеркивала ненужность и временность нелюбимого человека в этом подлом чужом мире.
Слезы очищения и обиды, перемежались со слезами ненависти и злобы на себя, на мир, на Петра, на дочь начальника Ленинградской Милиции, на сам Ленинград… Ядовитая и соленая субстанция стекала ручьями по щекам. Марина размазывала слезы по периллам, по гранитным столбикам, стряхивала в мутноватую воду Невы. Как пес сорвавшийся с цепи, она старалась пометить места, где лучше не ходить чужим и в одиночку.
- В таком размотанном состоянии ко мне подошел молодой человек, и сказал, что знает меня. Мол, мы с ним учимся в одной аудитории. И желает помочь и проводить до гостиницы.
- Печальная история, - Виктор Степанович изобразил сострадательное лицо.
- Поучительная. Пускай кто-нибудь из писателей напишет роман про глупую историю любви. Книгу издадут миллионными тиражами, чтобы она стала пособием для молодых дурочек, как делать не надо.
- А как надо делать?
- О! Это будет совсем другая книга. Следующая. Или вторая часть предыдущей. Думаю, в нашем светлом коммунистическом будущем наука разовьется до таких высот, что людям будут выдавать специальные психологические паспорта совместимости. Выбор спутника жизни упростится. Вряд ли ученые научатся переделывать людей, искоренив все недостатки. Человеческая психика – сложная штука. Люди будут врать, если ложь в их природе. Мужчины будут изменять женам, если полигаммность соответствует их натуре.
- Разве только мужчины изменяют женам? – Виктор Степанович решил защитить мужскую половину человечества, - сомневаюсь.
- Бывает, что женщины изменяют мужьям. Но, согласитесь, подобные случаи встречаются значительно реже. Мужскими же изменами пестрит мировая литература и мировой кинематограф.
- Ага. Анна Каренина, например.
- Не спорьте, Виктор. Женщина больше думает о семье, о детях. Нам нужна стабильность. Мужчины же ищут разнообразие. Такова природа человечества.
- В последние годы роли мужчин и женщин серьезно изменились, Марина, - не сдавался Виктор Степанович, - современные дамы наравне с мужчинами летают в космос и толкают ядра на стадионах.
- Вас беспокоит тяга слабого пола к самоутверждению?
- Немного. Меняются принятые веками роли. Женщина в современном мире уже не хранительница домашнего очага. Вы достигаете высот в политике, в спорте и в экономике. Без вас никуда. Чем сильнее становится женщина, тем мощнее тяга к самоутверждению. Маховик перемалывания исторических ценностей запущен, и не понятно, когда и где остановится. Современной женщине нужна власть, которая приходит с положением в обществе. Вслед за властью возникает желание покорять и унижать мужчин, регулярно пополняя собственный донжуанский список.
- Вы – фантазер, Виктор. Вот я была бы хорошей женой. Верной. Домашней. Заботливой. А вы – наверняка мечтаете закрутить какой-нибудь мимолетный роман за спиной у жены. Так?
- Именно так, - улыбнулся Виктор Степанович, - и потому завтра с утра ко мне приезжает жена. Мы будем вдвоем гулять по Ленинграду.
- Да? – удивилась Марина, - возможно, я ошиблась, и вы добропорядочный муж. Но даже ваше исключение не отменяет общего правила. Мужики, в массе, – негодяи, желающие воспользоваться женской природой, чтобы потешить собственное самолюбие или сделать карьеру, как поступил мой Петр.
- Вам не повезло с Петром. Бывает. Не делайте поспешных выводов.
- Как только в моей жизни появится мужчина, который разрушит данный стереотип – я вам непременно телеграфирую. Хотя, про Петра я тоже думала, что он не такой, как все. Особенный… Верный… Надежный…
- Однако, мы пришли, - Виктор Степанович заметил, что они стоят в фойе гостиницы «Юбилейной».
- До встречи, - Марина развернулась в сторону лифта, - привет жене. Спасибо, что выслушали.
- До встречи, - Виктор Степанович робко помахал в ответ, - увидимся на лекциях.
- Непременно…
Марина, усталой походкой дошла до лифта. Облокотилась о стену. Через минуту скрылась за раздвижными дверями лифта. Виктор мог бы поехать с девушкой или даже проводить до номера. Но зачем? Ведь он защищал мужскую верность. Надо играть взятую на себя роль до конца. И к тому же завтра приезжает Валентина. Зачем лишние сложности?
Медленно, опустив голову и считая потертые мраморные ступеньки, Виктор Степанович поднялся на свой этаж. Какие же здесь необычные лепные балясины! До сегодняшнего дня он не замечал бархатных штор на коридорных окнах. А хрустально-переливающиеся светильники? Отдельных замечательных слов заслуживали фикусы и кактусы. В больших керамических сосудах приехавшие из жарких тропиков растения стояли в каждом закутке.
Беззвучно распахнулась дверь в номер. На полу лежали три записки.
«Звонила ваша жена Валентина. Просила перезвонить», - гласило первое послание.
«Звонила ваша жена Валентина. Просила срочно перезвонить», - было написано на втором листке.
«Ваша жена просила передать, что завтра не приедет. Не волнуйтесь. Все хорошо. Не смогла купить билеты», - значилось в самом содержательном из трех посланий.
Виктор Степанович присел на кресло перед зеркалом. Завтра – суббота и выходной день. Жена не приедет. И он даже не знает, в каком номере живет Марина. Судьба подкинула очередной сюрприз. В голове проявились картины возможного грехопадения с отвергнутой Петром Званцевым красоткой. Еще раз посмотрел на обручальное кольцо. Глупо это как-то. Ведь ты же ничего не можешь дать Марине. Зачем ей мимолетный роман? Чтобы забыться? Дурак. Ложись спать. Утро вечера мудренее. В мире слишком много красивых и желанных женщин, на всех не женишься…
Минутное сомнение. Виктор Степанович спустился вниз. Подошел к стойке администратора.
- Марина Кузнецова в каком номере живет? – спросил он, делая как можно беззаботный и незаинтересованный вид.
- Вы ей кто?
- Знакомый. Мы вместе учимся.
- Гостиница, не место для свиданий, - услышал он суровый голос советского администратора, - уходите к себе, молодой человек. Иначе я вызову милицию.
- Извините…
Холодный пот прошиб Виктора Степановича от мысли, что желание найти Марину может обернуться встречей с милицией, которая сообщит о безнравственном поведении в семью и на работу. Прощай родной комсомол, рекомендацию в члены КПСС и перспективы по работе.
Виктор Степанович спешно вернулся в номер. Принял душ. Лег в кровать. Постепенно мысли о милиции отошли на задний план. Обошлось, и ладно. На авансцену вновь вышла прекрасная Марина.
Мог бы случиться командировочный роман? Тяга к красивой девушке и взаимопонимание было. Это Виктор знал точно. Уже не мало. Оставалось только пару раз сходить в кино. Потом кафе-мороженое. Бокал красного вина. Робкий поцелуй. Рука скользит вниз по талии…

Во сне Виктор Степанович работал охранником в женском общежитии и не пускал в помещение, переполненное привлекательными молодыми девушками, назойливых кавказцев, стареющих ловеласов и смущающихся пареньков из русской глубинки.
- Это общежитие, - кричал суровый охранник с крыльца общаги, - идите по домам. Это не публичный дом.
- Слушай, дорогой, - вперед вышел кавказец в желтом кожаном пиджаке, - зачем не пускаешь к невесте? Я жениться хочу. У нас с Марией любовь.
- Если любовь, сама выйдет, - отвечал строгий страж девичей чести.
- Гражданин начальник, пусти к Людке, - грубовато отодвинув кавказца, на первый план вышел уголовник с синими наколками на руках, - не бери грех на душу. Христом богом прошу!
- Товарищ, - голос Виктора Степановича предательски дрогнул, - не нарушайте порядок. Вы кто будете?
- Я советский гражданин. У меня есть права!
- Права у всех имеются. У наших девушек тоже свои права. Им завтра на работу. Коммунизм строить. А у вас, кобелей, одни срамные мысли на уме.
- Плохо говоришь, начальник. Ой, плохо.
- Скажите, а Любовь Васильева здесь живет? – робко спросил паренек в серок кепке.
- Не могу разглашать информацию. Служебная тайна, - Виктор Степанович широко вытянул перед собой руки, - разговор закончен! Уходите все!
Вдруг дверь в общежитие открылась. Резко и с грохотом. На крыльцо общежития выплеснулась полноводная река из нарядных и ярко накрашенных девиц. Мини и макси, каблуки шпильки и платформы, брючные костюмы и свадебные накидки, обтягивающие платья и балдахины свободного покроя.
От многообразия женской природы зарябило в глазах. Виктор Степанович отшатнулся и прислонился к кирпичной стене:
- Стойте! - кричал он девушкам, - завтра на работу!
- Надоело! – услышал он в ответ, - хотим отдыхать! Коммунизм подождет!
- Беда будет, - Виктор упал коленями на крыльцо, - беда будет…
- Все будет хорошо, парнишка, - какая-то размалёванная девица прижалась к щеке Виктор Степановича, оставив на ней густой след малиновой помады.
Девицы шли и шли. Они выхватывали мужчин из толпы и уходили в неизвестном направлении. К особо выделяющимся красотой девушкам подкатывали, скрепя тормозами, блестящие хромом Жигули и Волги. Девицы, сверкнув на прощание безупречной белизной бедер декольте, скрывались в недрах автомобилей. Машины уезжали. На их месте тотчас притормаживали новые авто.
Толпа мужчин быстро редела. Поток женщин не ослабевал. Через пять минут девушка в леопардовой куртке с розовым шарфом забрала последнего мужичка в джинсовом модном костюме. Парочка скрылась в парке через дорогу. Какое-то время прибывающие девушки озирались, перебрасывались между собой оскорблениями и комплиментами. Затем девицы обратили внимание на прижавшегося к перилам крыльца охранника.
Виктор Степанович понял, что настал его черед. Почему-то ему не нравилась идея быть растерзанным толпой разъяренных амазонок. Он вскочил и бросился внутрь общаги. Девицы с криками и улюлюканьем ломанулись за ним. Первый этаж, второй…
На четвертом этаже пришло осознание, что Виктор совершил ошибку, зайдя в помещение. На улице еще был шанс убежать, спрятаться в лесу или слиться с ландшафтом на пересеченной местности. А здесь? Здесь можно закрыться в какой-нибудь комнате. Но рано или поздно озабоченные девицы вынесут дверь. Участь незадачливого охранника предрешена.
Только наверх, - промелькнула мысль. Виктор Степанович взбежал на девятый этаж. Посмотрел вниз. Девицы приближались. Оставался последний путь к отступлению - вертикальная черная чердачная лестница. Тяжелый, обитый оцинкованным железом люк, поддался не сразу. Но деваться некуда. Виктор, собрав последние силы, выдавил его наверх. Кинул люк на место. Потоптался. Бросил на него пару кирпичей. Огляделся.
Большая плоская крыша общежития. Трубы вентиляции. Невысокий бортик по периметру. Бежать дальше некуда. Если девицы справятся с люком, жить не опозоренным насилием останется совсем недолго.
- Я спасу тебя, - услышал он голос сзади.
Виктор Степанович обернулся. В трех шагах от него стояла Валентина.
- Если мы будем вместе, толпа нас не тронет? – спросил Виктор.
- Да. Иди скорее ко мне, - Валентина протянула руки.
- Стой. Я тебя спасу, - услышал он другой голос справа.
Виктор Степанович обернулся на второй голос. В розовом обтягивающем платье стояла Марина и манила обеими руками.
- Смелее, Витенька, - сказала Марина, - сделай правильный выбор.
- Я? – Виктор Степанович переводил взгляд справа налево и обратно, - Валя, это не то, что ты подумала. Все не так.
- Я ничего еще не подумала. Иди ко мне.
- Витюша, - не сдавалась Марина, - иди смелее в будущее. Не думай о прошлом. Думай своей головой.
- Марина, почему ты здесь?
- Это все для тебя. Ты меня позвал, и я пришла. Ты хочешь быть со мной. Не так ли?
- Валя, не слушай, - Виктор поднял руки, - она врет.
- Витенька, не стой как истукан, - ласково улыбалась Валентина, - иди ко мне. Я все понимаю. Ты мужчина. Бывают увлечения. Но надо возвращаться домой.
- Не слушай ее, - не уступала Марина, - у нас будут славные дети. Девочка будет похожа на тебя. Мальчик – на меня. Разве ты не хочешь таких красивых и умных детей?
- Я не знаю, - Виктор Степанович растерялся, - я не знаю…
В этот момент с хлопком открылся люк. На крышу полезли раскрашенные и раззадоренные нежеланием Виктора девицы.
- Быстрее, Витя, - закричала Валентина.
- Я думала ты решительнее, - рассмеялась Марина.
Общажные девицы двинулись ровной, ощетинившейся вытянутыми вперед руками, шеренгой на Виктора. Валентина вздохнула и отступила на два шага назад. Марина тоже сделала вид, что расстроилась, отвернулась и пошла на другой край крыши. Виктор кинулся к жене. На каждый шаг мужа Валентина отшагивала два раза назад. Расстояние между ними увеличивалось. Виктор Степанович развернулся к Марине, но любовница скрылась за толпой голодных девиц. Женщины тянули к нему руки и медленно наступали. Растерянный мужчина отступил к краю крыши. Минутку балансировал на бровке. Шаг назад. Виктор замахал руками, как вертолет, но все же полетел вниз…

В следующее мгновение Виктор Степанович проснулся. Ух… Выживший охранник женского общежития с облегчение выдохнул. Хорошо, что он еще жив. Хотя в благополучный исход не верилось до сих пор, настолько сон был реалистичным.
Почему в реальной жизни нельзя выйти из кадра в самый опасный момент, очутившись в безопасном месте? Пускай, даже в постели гостиницы «Юбилейная». Все лучше, чем лежать размазанным по асфальту после падения с крыши девятиэтажного дома.
Виктор Степанович отмахнул остаточные видения лиц разъяренных девиц. Встал, обмотался простыней, открыл окно. На противоположной стороне площади Московский вокзал светился неоновыми вывесками.
Внизу стояли три желто-шашечные Волги. Таксисты обсуждали политические новости и последнюю речи Горбачева. Заточенным на рыночные отношения ленинградским водителям нововведения нравились. Скоро будет, как в соседней Финляндии. Только водка, вот беда, у финнов дорогая. Но для таксистов даже хорошо. Будет чем торговать из багажника. Не пропадем…
Сколько же людей в стране сейчас не спит? - подумал Виктор Степанович, - даже, если не считать милиционеров, военных и сторожей, которым спать не положено по должности. Сколько расстроенных и обиженных? Сколько радостно пишущих любовные стихи и письма? А он кто? Любимый? Любящий? Валентина скучает по нему? Скорее всего спит и даже не вспоминает.
Спит Марина, спит Тихон, спит Горбачев и весь состав Политбюро ЦК КПСС. Пройдут годы, сегодняшние проблемы покажутся смешными и несерьезными. Только жизнь пройдет. Единственная и неповторимая. Ничего вернуть нельзя. А сейчас еще можно. Можно остановить перестройку и спасти Советский Союз. Можно стучаться во все подряд номера гостиницы, пока не откроет заспанная Марина. Тогда можно схватить ее и обнять сильно-сильно. Никогда не отпускать, потому что таких девушек нет и не будет в необъятной Вселенной…
А как же Валентина? Она же тоже хорошая. И красивая. Виктор Степанович вспомнил изгибы талии и бедер жены, мягкость и теплоту кожи на животе. Почему нельзя сделать, чтобы Марина и Валентина жили с ним вдвоем? Девочки бы дружили друг с другом. И были счастливы…
Виктор Степанович услышал стук в дверь номера. Стучали тихо и аккуратно, чтобы не разбудить соседей.
- Кто там? – спросил он, не открывая.
- Это я. Тихон. Витька, открывай.
Виктор повернул ручку. Подвыпивший Тихон опирался на дверь снаружи и с грохотом ввалился в номер. Сделав три длинных шага, упал. На вытянутых руках держал початую бутылку конька. Кувырнулся, как это могут только пьяные, не расплескав главное - коньяк. Не пролил ни капли. Тару не разбил.
- Тихо, ты, - зашипел Виктор Степанович, - не спиться?
- Не-а, пить будешь? – Тихон широко улыбнулся.
- По какому случаю банкет?
- Потому что жизнь одна. Вот, мы с тобой сейчас сидим здесь в теплом гостиничном номере, а где-то там в пустыне под Кандагаром гибнут казаки, как триста лет назад.
- Гибнут не только казаки.
- Это точно, - Тихон, наполнил стаканы и поставил бутылку на столик у зеркала, - но только казаки гибнут, потому что они казаки. А знаешь почему?
- Почему?
- Потому что казаки не выбирают судьбу. Если родился казаком, готовься умереть в любой день. Жизнь казака хороша, вольна, но коротка – зараза.
- Давай выпьем за казаков, - предложил Виктор Степанович.
- Правильный тост, братишка. Давай.
Чокнулись. Выпили.
- Я думал, ты спишь, - продолжил Тихон, громко икнув.
- Я думал, что казаки не пьют.
- Отчего же. Пьют. Не пьют на войне и в походе. Потому что там нужна четкая голова. А в мирной жизни выпить не возбраняется. Сегодня к тому же суббота. Выходной. Знаешь, кто такой Матвей Платов?
- Казак?
- Ага. Главный казак. Всем казакам казак. Атаман Донского казачества во время Отечественной войны 1812 года. Так он проспал Бородинскую битву, потому что был мертвецки пьян. Представляешь?
- Ты только что говорил, что на войне казакам пить нельзя.
- Это казакам нельзя. А он атаман. Атаману можно всё. Или почти всё. Тем более повод был.
- Какой?
- Поругался Матвей с Кутузовым. Не поставил главнокомандующий казачков на передний край. Отправил в резерв. Обидно стало Платову. Ужас, как хотелось сразиться с Бонапартом лицом к лицу! Еще лучше взять Императора в плен. А его на скамейку запасных. Представляешь? Он и напился.
- Тогда давай за героев, павших за Родину, - предложил новый тост Виктор Степанович.
- Давай, - охотно отозвался Тихон.
Коньяк постепенно разогревал растерзанную сомнениями душу. Появилась уверенность, решительность, четкое понимание смысла в жизни. Можно было идти брать Зимний дворец, блокировать мосты и телеграф. Можно было завоевывать сердца понравившихся девушек.
- Без женщин жить нельзя на свете-нет, - пропел Виктор Степанович.
- Нет-нет-нет, не надо женщин, - возразил Тихон, - не сейчас, не здесь. Приезжай к нам в Ростов – все будет. Обещаю. Но не здесь. Атмосфера не та.
- Почему? – икнув, спросил Виктор.
Тихон подошел к окну. Одернул занавеску.
- Видишь?
- Что?
- Это Ленинград. Город трех революций. Порт пяти морей… Хотя, это другое. О чем это я?
- Ты про Ленинград.
- Да. Ленинград – психованный город. Здесь все всем изменяют и предают. Наверное, энергетика такая. Здесь совершали главные преступления, покушения, предательства в истории России. В Москве или Ростове – нет такого размаха. У нас атмосфера другая. Там стены и тротуары добрее, нежнее. Не позволяют человеческому естеству опустится и преобразиться до неузнаваемости. Там еще живы народные вековые ценности и устои. Здесь их нет. Город построен на костях и на болоте. На непрочном фундаменте нельзя построить хороший дом. Развалится. Вот и здесь. Все гнилое. Шаткое. Призрачное…
- И что же делать? – Виктор Степанович подошел к окну, встал рядом с Тихоном, глянул вниз.
Один из таксистов уехал. У дороги стояло две желтые Волги. Город жил своей жизнью, собственным ритмом.
- Я не знаю. Чем больше думаю, тем сильнее ощущаю бесперспективность бытия. Как будто какой-то злой дядька управляет слепыми котятами. Мы с тобой – котята. Или нет. Мы с тобой - винтики в огромной машине. Стоит нам только подумать, что можем вертеться по своей резьбе, сразу спишут в утиль, как бракованную деталь. Хорошо, если отправят на опыты. А чаще – в металлолом.
- Грустновато.
- Напротив, - Тихон резко обернулся и вернулся в центр комнаты, - весь вопрос, как к этому относиться. Можно расстраиваться, возмущаться, пытаться сопротивляться неизбежному.  Тогда жизнь превратиться в настоящий кошмар. А можно поступить иначе.
- Как?
- Играючи. Смотри на происходящее с иронией. Как будто ты персонаж комедии. Тебя наклонили и дали поджопник? Смешно же. Посмейся, упади картинно, пару раз перекувыркнись. Изобрази гипертрофированное страдание. Получишь оглушительные аплодисменты, гонорар за актерскую игру и сострадание миллиона женских сердец. Ведь ты же несчастный. Сильных и храбрых героев по-настоящему никто не любит. Им завидуют. А вот слабым и убогим - помогают.
- И ты живешь по этим правилам?
- Не всегда. Но стараюсь. Я понимаю, что так лучше. Но какой-то чертенок сидит внутри и сопротивляется. Ты ж казак! – кричит он. Не будь размазней и клоуном! Докажи всему миру, что ты другой породы! Не сдавайся, тогда не будешь побежденным.
- Ты меня совсем запутал, - Виктор Степанович закрыл глаза от усталости и выпитого коньяка.
Мысли заплетались, он ничего не понимал. Тихон выдвигал противоречивые теории, от которых жизненные ориентиры яснее не становились.
- Не бери в голову. Все пустое. Давай-ка еще по одной, и я пойду.
Виктор Степанович разлил остатки коньяка.
- Давай выпьем, Витька, за то, чтобы у нас все получилось.
- Давай.
Чокнулись. Выпили. Минуту помолчали. Вероятно, каждый под понятием «всё получилось» понимал свое. О чем мечтал Тихон, понять было трудно. Он никогда не говорил о своих проблемах. О своей жизни. О друзьях.
- Ты женат? – спросил Виктор Степанович.
- Да.
- Дети?
- Двое. У меня хорошая жизнь, Вить. Полный комплект счастий и несчастий.
- Что казаки делали в походе? – спросил Виктор Степанович, - были у них походные жены?
- У казаков, говоришь? – Тихон почесал затылок, - сложно и одновременно все просто с этим делом. У нас считается, что дом и семья для казака самое главное. Он живет ради веры, семьи, казачьей общины и Отечества. В давние времена казак уходил на войну, с которой мог не вернуться. Понимал, что погибнет. Все равно шел. Перед уходом пристраивал жену и детей. Находил ей нового мужа. Вот такая забота. Часто передавал жену и детей на попечение младшему брату. Если же через год или два возвращался, заводил новую семью. Бывало, привозил из похода турчанку. Красивую и кареглазую.
- Ревности от старой жены не было?
- Возможно, и была. Но время лечит. У казаков жены права голоса не имели. Это сейчас развели демократию. От свободы одни проблемы. Раньше было проще. Вот еще история: на заре возникновения казачества у яицких казаков был обычай: убивать жен перед походом, чтобы не достались врагам. Хотя мне не верится, байки всё это. Сказки, чтобы враги боялись. Мол, казаки жестокие, лучше с ними не связываться.
- Казаки не жестокие?
- Жестокие. По-другому на границе с басурманами не выжить. Либо ты их, либо они тебя. Закон простой и понятный. Жизнь казака по-фронтовому предопределена. Родился, в три года на коня и далее по расписанию. Все довольны и счастливы. Думать и сомневаться не надо. Это и хорошо. Но убивать своих жен – это слишком. Надо иметь крепкие тылы, чтобы было куда возвращаться.
- Тихон, ты какой-то не традиционный казак. Думаешь слишком много. Тебя свои братки не бьют?
- Бить не бьют. С казаками не стоит разговаривать на провокационные темы. Мы ребята горячие, сразу лицо можем пригладить, не взирая на чины, звания и регалии. Поэтому с казаками лучше песни петь, избегая скользких тем. Особенно, чужакам. Пойду я, а то ты меня начинаешь раздражать. Боюсь не сдержаться. Лучше уйти. Прощай.
Тихон встал. Поправил ремень, стряхнул невидимую пыль с брючин. Помахал рукой, и чеканной походкой вышел в коридор. Прямой, уверенный, как на параде. Как будто и не пил. Что казаку с полбутылки коньяка? Мелочь, только для согрева.
Виктор Степанович дослушал, как шаги приятеля смолкли в конце коридора. Закрылся. Лег. Несмотря на выпитый алкоголь, заснуть не получалось. Думал о будущем Родины. О перестройке. О настоящих русских мужчинах и казаках. О походных и домашних женах. Не обидно ли официальной жене сознавать, что на фронте муж живет с другой женщиной. С другой стороны, если могут убить в любой момент, так ли важно хранить верность? Или нужно победить любой ценой? Вернуться домой живым, хотя и потрепанным после ранений да контузий?
Вспомнился фильм «Белорусский вокзал». Победители-фронтовики уходили. Уносили с собой страшные тайны, понимание той цены, которую пришлось заплатить русскому солдату за великую победу. А вместе с ними уходили и тайны мелких частных предательств, измен и трагедий. Простые русские женщины вынужденно жили в оккупации с немцами. Куда денешься, если свои защитники ушли на восток? Что произошло с этими женщинами после освобождения захваченных территорий?
Сейчас, в мирное время, жить спокойнее. Смерть от случайной пули или налета авиации не грозит. Но жизнь человека не стала понятнее, счастливее и определённое. Наоборот, мы ищем приключения и максимально усложняем существование. Гибнем при восхождении на Эльбрус и в автокатастрофах. Не желаем жить честно и порядочно. Обманываем друг друга. Изменяют жены и мужья. Чаще мысленно, но всё же изменяют. Вероятно, предательство у нас в крови, - пришел к выводу Виктор Степанович.
Если посмотреть с этой стороны, предательство – это изменчивость и приспособляемость к нестабильным обстоятельствам. Своеобразная защитная реакция человека, как страх или любовь. Если останутся одни несгибаемые герои, то жизнь на планете закончится в течение пары недель. Будет череда ярких и замечательных подвигов человеческого духа над силами природы. Но бессмысленных, потому что продолжения рода человеческого не последует.
На изменчивости и приспособляемости держится выживаемость человеческой расы, - подвел итог Виктор Степанович. И заснул.
Проснулся ближе к обеду. Проголодался. Пожалел, что проспал завтрак. Заказал телефонный разговор с Валентиной. Но в Красногорске никто не брал трубку. Зародилась тревога, а не случилось ли что с женой.
Сидеть в номере не хотелось. Лучше действовать. Откинул вариант рвануть на воскресенье в Москву: что будет, если не купит билеты назад? В Ленинграде начинались белые ночи, город распухал от туристов и гостей северной столицы. Железнодорожные билеты могли попасть в разряд дефицитных.
Виктор Степанович спустился в фойе гостинцы. На стойке взял газету «Советский Спорт». Присел на диван нога за ногу. Мимо прошел Тихон, кивнул, но не остановился. Прошли еще пару человек с курсов. Проходили знакомые и незнакомые. Не было только одного человека, которого хотелось увидеть: Марины.
Вдруг проскользнула мысль, что Валентина находится где-то в Питере. Жена приехала сюда тайно, чтобы поймать Виктора Степановича на измене. Она могла прилететь на самолете. И сейчас, переодевшись молодым мужчиной, скрытно наблюдает из-за портьеры или из щели двери в прачечную.
Виктор Степанович отложил газету. Огляделся. Подозрительных людей и закутков было слишком много. Встал. Подошел к человеку, необоснованно долго стоявшему у бочки с фикусом.
- Здравствуйте! – крикнул Виктор Степанович на ухо незнакомцу.
- Здравствуйте, - мужчина дернулся, схватился за шляпу.
Большое круглое лицо, хриплый голос, запах чеснока…
- Извините, обознался.
Глупо вышло. Виктор Степанович вернулся на диван с газетой. Надо меньше пить. Лучше вообще не пить. Спутать Валентину с мужиком пятидесяти лет? Смешно. Или, наоборот напиться, чтобы в дурмане пролетели выходные. Во время учебы легче. Занят каким-никаким делом. Можно отвлечься и не думать о Марине, Валентине и смысле жизни без женщин.
В чем тогда смысл жалкого существования без женщин?
Ближе к шести вечера удалось созвониться с Валентиной:
- Привет, я звоню тебе целый день! Ты где? Почему не берешь трубку? – начал строго Виктор Степанович.
- Я? Дома. Не знаю, почему ты не дозвонился, - вяло ответила Валентина.
- С тобой все в порядке? – неживой ответ жены удивил мужа, - ты не заболела?
- Не знаю. Голова болит. А так все хорошо. Руки-ноги целы.
- Почему не приехала?
- Я тебе звонила. Тебя не было в номере. Билеты не успела купить. А ты где был?
- Я гулял по Ленинграду.
- Молодец.
- Валь, действительно все в порядке? Мне не нравится, как ты говоришь. У тебя странный голос. И настроение какое-то неправильное.
- Вить. Отстань. У меня все хорошо.
Но после этого «все хорошо» появилось ощущение, что точно не все хорошо. Подозрение усиливалось от фразы к фразе. Неужели Валентина чувствует низменные устремления мужа на расстоянии?
- Я уже сожалею, что поехал в Ленинград.
- Я тоже.
- Я скоро вернусь.
- Возвращайся.
- Ты на меня не обижаешься?
- Нет. А есть за что?
- Я не знаю. Прости, если что.
- И ты прости…
Нелепый разговор лучше закончить, - подумал Виктор Степанович. Казалось, Валентина хочет сказать важное и не решается. Или боится. Понятное дело, жена ценит отношения с мужем и не хочет потерять семью. Если еще минуту продолжить общение, то Валентина обо всем догадается.
- Пока, - коротко сообщил Виктор Степанович.
- Уже?
- Да. Не хочу наговаривать лишние минуты по межгороду. Приеду и наговоримся вдоволь.
- Ты прав. Пока…
Захотелось пить. Виктор Степанович чувствовал себя, как Штирлиц на грани провала. Рубашка прилипла к спине. Как Валентина его почувствовала? Хорошо, если не разгадала странные слова и невнятное поведение. Женское сердце не обмануть, - еще раз убедился он. Надо выгнать глупые мысли про Марину и других чужих женщин. Не стоит усложнять жизнь. Он любит жену. Валентина его любит. Они счастливы вместе…

Глава 18

В мантрах и самовнушении о пользе и ценности семейной жизни прошли выходные. Виктор Степанович сходил в театр, в Эрмитаж. Удержался от неконтролируемого распития алкоголя. Нехорошо это. Надо пройти это паломничество.
Он выдержал до понедельника. До 8 часов 55 минут. Именно без пяти минут девять в конференц-зал вошла Марина. Свежая, отдохнувшая, свободная, энергичная. В красивом платье бирюзового цвета, в светлых туфлях на невысоком каблуке. Нашла в толпе Виктора Степановича. Приветственно помахала рукой, как старому-доброму приятелю. Подошла и села рядом, обдав невероятным букетом французской косметики.
- Привет, - склонившись к уху, произнесла Марина.
- Привет, - ответил дрогнувшим голосом студент.
Костюм фабрики Большевичка жал под мышками, аромат советского одеколона «Саша» казался доисторическим реликтом. Виктор Степанович казался себе неотесанным деревенским увальнем, на которого свалилось непонятное и недостойное его ущербной личности счастье.
- Как дела? Как провел выходные?
- Нормально…
- Как жена? – как-бы между делом спросила Марина, - встретились? Уехала?
- Она не приехала. Билеты не взяла.
- Да, ладно, - улыбнулась соседка, - не может быть. И ты в это поверил?
- В семейной жизни без доверия нельзя.
- Наверное, ты прав. В любом случае, твое дело.
Началась лекция. Марина открыла тетрадку. Внимательно слушала и конспектировала. Виктор же не думал ни о чем, кроме рядом сидящей цветущей девушки. Почему и зачем она села рядом? Неужели они теперь друзья? Имеются ли шансы на что-то большее? Что делать с Валентиной и семейной верностью? Краем глаза смотрел на красивые руки соседки, тонкие длинные пальцы и фирменно накрашенные ногти. Неужели бывают столь идеальные женщины? Нет, нет, нет. Нельзя…
Примерно полчаса верный муж и достойный семьянин боролся с желанием прикоснуться к Марине. Затем встал…
- Извини, мне надо уйти, - шепнул на ухо девушке.
Выпорхнул на улицу. И побежал. Виктор Степанович несся вперед не оглядываясь, а то бы увидел, как вслед за ним вышла Марина и поспешила за убегающим студентом. Но сходящий от страсти мужчина не думал, а стремился вперед. Куда-нибудь. Сердце бешенно билось в груди. Дыхание перехватывало. Мужчина останавливался, упирался в гранит очередного канала. Внимательно изучал собственное отражение в мутноватых водах Северной Венеции.
Что же делать? – крутилось в голове. Как доучиться мучительные пять дней? Как вообще жить? Оказалось, что сравнительно спокойно Виктор Степанович чувствовал себя только, когда не видел Марину. Рассказать кому, никто не поверит. Да, и рассказывать некому. Доверять сердечные тайны нельзя. Никому. Плавали-знаем.
Минут через тридцать Виктор Степанович оказался на берегу Невы. Необычно ярко для Ленинграда светило солнце. Легкий ветерок теребил волосы и раскатывал мелкую рябь по реке. Пахло мазутом и каменным углем. Настоящий промышленный городской запах. Никакого романтизма.
В душе пылал пожар. Мир казался непонятным, недружелюбным и запутанным. Зачем ты меня родила, мама? Зачем создали этот мир, если в нем нельзя оставаться счастливым? Нужен ли он Марине? Женатый и нерешительный. Без особых талантов и перспектив. Даже Петр Званцев на фоне Виктора Степановича с профессурой и учеными степенями смотрелся выгоднее.
- Молодой человек! - услышал он желанный голос Марины слева, - я вас, кажется, знаю. Мы с вами учимся на одних курсах.
Виктор Степанович повернулся. Девушка из мечты материализовалась из солнечных лучей и морского бриза. Она шла прямо к нему. Неужели такое возможно? Он не спит?
- Только почему-то вы ушли с лекции. Нехорошо. Куда смотрит комсомол?
- У меня дела, - буркнул Виктор Степанович, - я занят.
- Незаметно, чтобы вы были заняты, товарищ студент.
- Это только кажется.
Марина подошла. Стала рядом. Слишком рядом. Они касались друг друга плечами.
- Что случилось? Рассказывай. Ты меня спас. Я обязана тебе помочь.
- Я не могу. Вернее, ты не сможешь помочь.
- Почему?
- Потому что ты я влюбился, - Виктор Степанович глядел вниз на холодную воду Невы, - из тебя плохой советчик в сердечных делах.
- Ошибаешься. Я, можно сказать, эксперт по любовным перипетиям. Уж сколько я думала о неразделённой любви – мало кто может соревноваться со мной.
- Возможно, и так. Но ты мне не поможешь.
- Ты влюбился в меня? – неожиданно прямо спросила Марина.
Главный вопрос и главные слова, которые Виктор Степанович боялся произнести, девушка сказала просто, тихо и спокойно. Естественно.
- Да, - влюбленный мужчина продолжал смотреть себе под ноги.
- Соглашусь с тобой, что это сложная проблема. Но решаемая.
Марина положила свою руку поверх ладони Виктора Степановича. Нерешительный любовник вздрогнул от неожиданности. Поглядел на руку Марины. Поднял взор на лицо девушки. Оно в лучах солнца было совсем рядом. Никуда не надо идти. Только немного наклониться. И он наклонился. Губы встретились с губами…

Пролетела целая вечность, прежде чем губы разлепились. Марина тихо сказала:
- Видишь? Ничего страшного не произошло. Нева течет. Ленинград стоит. Мир не перевернулся.
- Да, - согласился Виктор Степанович, - на как это…
Он стоял и хлопал глазами. Марина была рядом. Можно без стеснения рассматривать ее волосы, ресницы, глаза.
- Я еще в пятницу поняла, что ты влюбился. Но, надеялась, что обойдется. Не обошлось…
- Я знаю. Ты хорошая. Только я один во всем виноват.
- А сегодня с утра вокруг тебя молнии летали, как у перенапряженного конденсатора. Ты долго держался, прежде чем уйти с лекции.
- Ты заметила?
- Трудно не заметить.
- Ты знаешь, как меня спасти?
- Я знаю, что тебе нужно. Но я не могу тебе этого дать. Дело не в физической близости. Я тебя не люблю. Я еще не отошла от Петра. Мне нужно время, чтобы вытравить старую любовь из сознания. Это не так быстро. А у нас же впереди всего пять дней.
- Жаль.
- Но мы можем быть рядом. Разговаривать. Гулять. Ходить по музеям.
- Это будет удобно? Тебе не будет противно видеть в моих глазах желание?
- Ты смеешься? – мило улыбнулась Марина, - быть рядом с человеком, который тебя обожает и пожирает глазами? Что может быть прекраснее? Тебе намного тяжелее, потому что ты поймешь, что твои чувства безответны. Ну, или пока безответны. Я, кстати, не знаю, как появляется любовь. И случится ли это с нами. Но ты хороший, я знаю.
- Звучит, как утешительный приз.
- Зато честно. Ты не стал снимать кольцо и честно рассказал про жену. Это правильно. Если бы ты начал диалог с обмана, меня бы сейчас не было рядом.
- Спасибо за то, что ты рядом.
- Не за что. Пойдем? – Марина протянула правую ладонь.
- Пойдем, - Виктор Степанович нежно взял Марину за руку, - а целоваться будем? Мне понравилось, если что.
- Возможно, - Марина загадочно сверкнула глазками карего цвета, - Поживем-увидим. От тебя зависит, что будет дальше.
- Я согласен на любые условия.
- И душу готов продать?
- Готов. Всегда готов.
- Звучит неплохо для начала. Но что же ты будешь делать без души?
- Разница невелика: без души или без любви.
- Да ты, мил человек, романтик и в душе поэт?
- Только, когда рядом ты.
- С женой ты тоже романтичный?
- Не знаю. Думаю, что такой же. Не помню.
- Ты только не обижайся. Мы с тобой взрослые люди. Позади большая жизнь. Я не забуду, что у ты женат. Ты не забудешь, что четыре дня назад я была с другим человеком. Тени прошлого никуда не спрячешь.
- Зато так честнее, - сказал Виктор Степанович.
- Быстро учишься, парнишка. Мне нравится, - улыбнулась Марина.
Молодые люди шли рука об руку. По разводным мостам, по Васильевскому острову и Приморскому бульвару. Кидали камешки в Финский залив. Ели мороженое в вафельных стаканчиках. Виктор Степанович рассказывал самой прекрасной девушке на свете о своих музыкальных успехах в прошлом. О том, как он приезжал в Питер в прошлый раз.
Марина рассказывала про учебу в Ленинграде и в школе. Как осенью ездили классом на картошку. Что ее любимое блюдо – картофельные драники с салом. Любимый фильм – «Приключения Шерлока Холмса и Доктора Ватсона». Любимая музыкальная группа – «Песняры». Любимый актер – Вячеслав Тихонов.
- И я. И мое. И мне тоже нравится, - каждый раз повторял Виктор Степанович.
Сходили в кино. Посмотрели фильм «Каждый охотник желает знать». Сюжет и содержание фильма не запомнилось. Главное было в том, что можно сидеть рядом и гладить руку Марины.
После кино дошли до гостиницы. Как-то самой собой Виктор Степанович проводил девушку до номера. Затем оказался внутри. Уходить и расставаться не хотелось. И не пришлось. Были поцелуи и объятия. Естественным порядком молодые люди переместились в постель. Ванна. Постель. Душ. Постель…
Далеко за полночь Виктор Степанович вернулся в свой номер. Мужские силы покинули его, а спать на односпальной кровати вдвоем было неудобно.
Встретились на завтраке. Поняли, что посещение лекций сегодня тоже не обязательно. После обеда вышли на воздух. Прогулка, театр, гостиничный номер…
Стремительно пролетели вторник, среда и четверг. Настала пятница. День, который хотелось отогнать подальше. Но время текло. И текло слишком быстро.
- Поехали со мной, - предложил Виктор Степанович, после получения дипломов о дополнительном образовании.
- Нет. Не поеду, - Марина отвела глаза.
- Почему? Ведь нам хорошо вдвоем.
- Это правда. И наш роман похож на сказку. Но завтра настанет новый день. Карета превратится в тыкву.
- Ты останешься самой прекрасной девушкой в мире. Даже без кареты и хрустальных туфелек.
- У тебя дома жена. Работа. Репутация.
- Плевать. Я хочу быть с тобой.
- У меня тоже дома работа. Обязательства. И репутация, кстати тоже имеется.
- Марина, если мы расстанемся, это будет самой большой ошибкой в жизни, - кричал влюбленный мужчина, - я знаю это! Я разведусь. Мы поженимся. Выходи за меня!
Виктор Степанович грохнулся на колени.
- Возможно, Вить. Но ты меня совсем не знаешь. Нельзя решиться на такой шаг после недели отношений. Вставай. Не надо.
- Можно решится! Я верю в это. У нас получится!
- Извини, а я знаю, что нельзя. Знаешь, я тебе очень благодарна, что ты был рядом эти дни. Не знаю, как бы я справилась одна со своим одиночеством.
- Не благодари. Это я должен тебя благодарить за все.
- Вить, я еще не забыла Петра. Порою в темноте гостиничного номера я на твоем месте представляла именно его. Особенно в первые разы. Я просто закрывала глаза и думала, что мой любимый вернулся.
- Не может быть! Ты специально врешь, чтобы я разозлился. Но я тебе не верю!
- Это так, Вить. Я тебе не вру. Нет смысла обманывать. Поверь, я тебя использовала в корыстных целях. Мне надо залечить раны. Тебя я не люблю. И никогда не говорила, что люблю.
- Не говорила. Но это ничего не значит. Я же видел твои глаза. Они не лгут.
- Мои глаза не на тебя глядели. Понимаешь? Извини, если что. Мои глаза смотрели на Петра сквозь тебя. Никак не могу забыть этого мерзавца. Наверное, нужно время.
- Я готов ждать. Год. Два. Вечность.
- Я знаю, Вить. Спасибо. Я знаю, что ты готов на многое. Но я не готова принять такую жертву. Ты сегодня уедешь к жене и забудешь меня. И будешь счастлив.
- Не забуду! Не смогу! Не хочу!
- Вот увидишь, так будет лучше.
Виктор Степанович понимал, что Марина права. Что разрушать легко, а создавать тяжело. Но нельзя же отмахиваться от судьбы. Нельзя, и точка. Это просто и понятно. Он вглядывался в глаза любимой и самой лучшей из женщин, но видел там лишь холод и усталость.
Они освободили номера. Виктор последний раз посмотрел на вид из окна, на постель, где было так хорошо. Маринин поезд уходил в 16-00. Девушка уезжала раньше. Сдали багаж в камеру хранения. Оставалось совсем немного времени вдвоем. Еще можно договориться и убедить. Виктор Степанович брал Марину за руку, но ладонь девушки теперь не задерживалась в его ладони. Что-то надорвалось. Почему не всем мечтам суждено сбыться?
- Не надо, Вить. Не надо, - повторяла Марина.
- Это неправильно, - возражал Виктор Степанович.
- Ты поймешь, что я была права…
Медленно шагая рядом, они прошлись по Невскому и вернулись на вокзал. На перроне перед вагоном Марина неожиданно сказала:
- Я хочу подарить тебе галстук.
- Зачем? Не надо.
- Ты прости, я его уже купила.
Марина достала из сумочки бежевую коробочку с золотым тиснением. В коробочке лежал галстук.
- Подержи, - Марина сунула Виктору Степановичу коробочку и ловко повязала на шею бордовый галстук, - галстук дорогой, между прочим. Десять рублей. Но он того стоит. Потому что французский.
- Спасибо, - растерянно сказал Виктор Степанович.
- Зря, наверное. Но не выбрасывать же. Коробочку и чек я заберу себе. Чтобы ты не вздумал вернуть покупку.
- Мы больше не встретимся?
- Не знаю. Жизнь сложная штука. Я думаю, что вряд ли. Мир большой. У тебя своя жизнь. У меня – своя.
Рассудок отказывался принимать происходящее. Виктор Степанович слышал голос любимой женщины, как в аквариуме с задержкой и помехами. Марина прохладно обняла товарища по учебе на прощание. Чмокнула в щеку. Старательно вытерла помаду.
- Что бы жена не допытывалась, откуда помада, - добавила, пожав плечами.
Это были последние слова, которые слышал Виктор Степанович от Марины. Девушка скрылась в вагоне.
- Я приеду за тобой! – крикнул он во след, - я не смогу без тебя!
Поезд пшикнул сжатым воздухом. Состав качнулся и медленно двинулся прочь. Виктор Степанович стоял и глядел пустыми глазами, как в неизвестность уезжает самая большая и светлая любовь его жизни. Он понимал, что это ошибка. Но не находил сил противится судьбе.
Потом он миллион раз вспоминал момент расставания. В мечтах решительно брал любимую в объятия и не отпускал до тех пор, пока за горизонтом не скрывался последний вагон поезда Ленинград - Вековка. Марина преданно поднимала на него прекрасные карие глаза, в которых читалось уважение и покорность настоящему мужчине, который берет ответственность на себя и совершает прекрасные поступки ради прекрасной дамы.
Наверное, он не настоящий мужчина, - корил себя за слабость Виктор Степанович. Но утешал мыслью, что предлагал поехать Марине с собой. Ведь, именно она не захотела продолжения романа. Именно она не полюбила его так сильно, как он ее.
В полусне Виктор Степанович вернулся на вокзал. Встретил и проводил Тихона. Потомственный донской казак что-то говорил и приглашал соратника по Водоканалу в гости. Потом добавил крепкое словцо про прогнивших политиков и картонный патриотизм. Виктор поддакивал. Смотрел сквозь товарища и думал, какой же он дурак. Так глупо и бестолково упустил Марину.
В голове медленно вырисовывались контуры будущей поездки в Набережные Челны, где он обязательно найдет Марину. За время разлуки девушка из мечты поймет, какая редкая удача в жизни встретить людей настолько близких по духу, как они с Виктором Степановичем. Девушка бросится в объятия, увидав его. Два влюбленные сердца никогда более не разлучатся.
Тихон по-мужски обнял сокурсника. Улыбнулся и укатил в Ростов-на-Дону. «Да, что за день такой? Одни расставания, - подумал Виктор Степанович. - больше никогда не буду ездить в командировки. Никогда».
Потерявший смысл жизни советский инженер до отправления своего поезда просидел в зале ожидания, рассматривая надпись: «Расписание поездов». Жизнь проходила мимо, как вода сквозь алюминиевый дуршлаг. Все смыслы потеряны, растрачены, ничего невозможно вернуть. Каким-то чудом Виктор Степанович не пропустил посадку на поезд.
Всю ночь не сомкнул глаз. Вглядывался в ночные пейзажи придорожных лесов, полей и рек вдоль прямой, как стрела, дороги Москва-Ленинград. Иногда в окне проявлялась улыбающаяся Марина. Еще не выветрился запах ее духов. На щеке оставались следы ее ладоней. Завтра миражи забудутся и уйдут в прошлое. Как жить дальше? И зачем? Непонятно.
В полусне-полуяви Виктор Степанович приехал домой. На пороге встрепенулся, подумав: «Нехорошо, если Валентина догадается». Но Валя не заметила. Накануне ее продуло, жене не здоровилось. Валентина лежала, укутавшись в плед.
Виктор Степанович принял душ. Рассказал, что не спал всю ночь и устал. Лег лицом к стенке и уснул…
Почти месяц он возвращался домой уставшим. Валентина смотрела с подозрением, но молчала. Иногда казалось, что жена все знает. Вот-вот заговорит на скользкую тему и Виктор Степанович себя выдаст. Но мудрая женщина молчала. Он тогда не понимал странного поведения жены, но разбираться хотелось меньше всего. Через силу исполнял супружеский долг.
Затем медленно, но неизбежно питерские события отдалились. Лик Марины тускнел. Виктор Степанович нашел номер телефона Водоканала города Набережные Челны. Звонил. Но Марины Кузнецовой по найденному номеру никто не знал. Конечно, она могла работать не в центральном отделении. Настойчивые попытки найти привлекательную сотрудницу из другого города могли показаться подозрительными для коллег. И Виктор Степанович перестал искать.
В 1987 году родились Маша и Сергей. Теперь Виктор Степанович вспоминал о Марине только, если надевал бордовый галстук. Но это случалось редко – на Новый год и на день рождение родителей.
Внезапно Марина появилась в его жизни еще раз. Теперь уже последний раз. Была пятница, конец рабочего дня. Зазвонил рабочий телефон.
- Алло, привет. Это Марина Кузнецова.
- Привет, - растерялся Виктор Степанович.
- Не узнал?
- Признаться, нет. И не ожидал.
- Богатой буду.
- Я тебя искал. Звонил в Набережные Челны. Но не нашел.
- А зачем искал? Сказать что-то хотел?
- Хотел.
- Говори.
- Теперь уже не знаю. Столько времени прошло.
- Хочу тебе сообщить радостную новость. У тебя родилась дочь.
- Спасибо. Я знаю. Еще и сын.
- Ты про что? Нет. Сына нет. Только дочь. Зовут Карина. Ей уже годик.
До Виктора Степановича медленно дошло, что Марина родила дочь. Его дочь.
- Чего молчишь? – спросила после паузы Марина.
- Не знаю, что сказать. Ты уверена, что от меня?
- У Карины твои глаза. Если бы ты увидел, то сомнения пропали. Я сразу, как приехала из Питера поняла, что беременна. Родила. Вот прошел год. Решила тебе сообщить. Думаю, что отец должен знать.
- Ты что-то хочешь от меня? Мне надо платить алименты?
- Нет. Это не обязательно. Сам решай.
- Почему ты решила, что эта дочь не от Петра? Ты же с ним тоже…
- Чисто теоретически, ты прав – Петр может быть отцом Карины. Это так странно. Я думала, что ты обрадуешься…
- Чему? Что ты повесишь на меня дочь профессора Званцева?
- Вить, ты меня не так понял. Я от тебя ничего не хочу. Я просто решила сообщить…
- Не звони мне больше, - перебил Виктор Степанович и бросил трубку.
Больше он не слышал голоса Марины. Не видел. Забыл девушку из Набережных Челнов. Постарался вытравить любые воспоминания о ленинградских курсах. Затем галстук потерялся.
Жизнь продолжалась. Новая, рыночная и полная родительских тревог. Почти двадцать пять лет не вспоминал о Марине…

Глава 19

Бежевая коробочка с золотым тиснением по контуру в Валином шкафу могла означать только одно: Марина была здесь и Валентина знала об измене мужа всё или почти всё. Но зачем? Почему бывшая любовница не встретилась с ним лично? Чего добивалась на встрече с женой? Почему Валентина смолчала и не открыла тайну даже перед лицом смерти?
Сердце ухнуло, тяжесть сдавила грудь. Вдруг стало страшно. Виктор Степанович взял галстук в руки. Накинул на шею. Легкая полоска красной ткани опустилась на плечи двухсоткилограммовой тяжестью. Усталый старик сгорбился. Лицо и шею свело от напряжения. И только лежал под галстуком:

«Дорогой Витя, если ты читаешь это письмо, значит я умерла, а ты собрался выбрасывать мое носки и чулки. Могу предположить, что ты решил завести новую жену. Не осуждаю. Это нормально. Ненормально изменять женам. Я ждала до сегодняшнего дня, что ты расскажешь, и я тебя прощу перед смертью. Тем более, ты узнал о моей измене. Мы были бы квиты. Но ты не захотел. Чего боялся? Скорее всего, ответов я никогда не узнаю.
Знаешь какое самое страшное слово в жизни? – НИКОГДА.
Но сейчас не об этом. Я долго думала писать тебе или не писать письмо. Не проще ли поговорить и спокойно умереть. На разговор не решилась. Пишу письмо. В руки передавать не буду. Возможно, ты никогда не увидишь это послание, если не полезешь в мой шкаф. В общем, я решила положиться на волю судьбы. Она мудрая. Как решит, так тому и быть. И все же я хочу, чтобы ты прочитал эти строки.
Весной 1987 года я сидела с маленькими Машей и Сережей дома. Раздался звонок в дверь. Я открыла. На пороге стояла молодая незнакомая женщина.
- Нам надо поговорить, - сказала она.
Это было глупо, но почему-то я поверила, что дело важное и женщина не воровка. Я ее впустила.
Девушка представилась Мариной Кузнецовой. Она сказала, что ты ее должен помнить.

Марина разделась. Прошла на кухню.
- Вот вы какая, Валентина!? – отметила Марина.
- Какая? – ничего не понимая, спросила жена, - будете чай?
- Не откажусь. Спасибо. Симпатичная. Глаза у вас добрые и умные. Вы – хорошая жена, наверное.
- А вы кто такая, чтобы расписывать мой психологический портрет? – Валентина поставила чайник.
- Вы сядьте. Я любовница вашего мужа.
Хозяйка квартиры пошатнулась, оперлась о стену. По стеночке добралась до табуретки.
- Но вы не волнуйтесь, - Марина помогла присесть Валентине, - я бывшая любовница. Живу далеко. Мы встречались почти два года назад.
- В Ленинграде? – догадалась Валентина.
- Да. Там. Это долгая история. Мне Виктор показался интересным человеком.
- И что вы хотите? – разговор с бывшей любовницей мужа Валентине не нравился.
Разговоры на кухне разбудили детей. Заплакал Сережа. Валентина кинулась в спальню. Взяла ребенка на руки. Следующая заголосила Маша. Марина робко вошла пришла в комнату к детям.
- У вас дети? – удивленно спросила она, - я не знала. Следовало, конечно, предположить. Какая славная девочка. На Витю похожа.
- Марина! – закричала Валентина, - не трогайте моих детей! Говорите, что вам надо и уходите!
От крика матери дети закричали громче.
- Валентина, не переживайте, - по слогам произносила Марина, - не кричите. Не пугайте детей…
Поучительный тон нежданной гостьи бесил еще больше.
- Я все же помогу.
Марина взяла на руки Машу, дети быстро успокоились.
Засвистел чайник на плите. Угощать нежданную гостью перехотелось. Но Валентина достала подаренный на свадьбу фарфоровый сервис, заварила чай и разлила по чашкам. Марина занималась с детьми:
- Какие у нас ножки! Какие ручки! Идет коза рогатая! А кто у мамы самый умный? Маша или Сережа? Дети, сейчас тетя покажет слона…
Валентина намазала бутерброды с маслом:
- Рассказывайте, зачем появились? – потребовала Валентина.
- Валя, извините ради бога меня, - Марина искренне улыбнулась, -  я, наверное, зря. Вообще я приехала мстить. Мне показалось, что Виктор поступил нечестно. Хотя теперь я его прекрасно понимаю. Видите ли, у меня родилась дочка…
Марина через слово извиняясь, рассказала историю собственной жизни. Про учебу в Ленинграде, про Петра Званцева, про встречу с Виктором. Когда в мае 1985 году она вернулась в Набережные Челны, то поняла, что беременна. Обрадовалась. Претендентов на отцовство было два – Петр и Виктор. Марина не собиралась никому из них сообщать и вешаться на шею. К Виктору у нее были теплые чувства, но не такие, чтобы прожить всю жизнь. Марине нравились несколько иные мужчины.
- Какие? – поинтересовалась Валентина.
- Более решительные, - сообщила бывшая любовница, - он тихий, и домашний. Семейный. Мне с ним будет скучновато. Извините, если что. Я ему об этом сразу сказала, еще в Питере.
- Понятно, продолжайте, - кивнула жена.
Когда дочке Карине исполнился годик, Марине показалось, что ребенок похож на Виктора. Она решила найти Виктора и сообщить о существовании дочери.  Позвонила. Но разговор не заладился. Виктор хамил и вел себя на удивление агрессивно. Одинокую мать Марину задело неуважительное поведение бывшего любовника. Она решила лично приехать и рассказать Валентине, что не стоит с подобным мужчиной связывать свою жизнь.
- Извините, -  опустила глаза Марина, - я ошибалась. Я не знала про детей. Теперь уже поздно. Так?
У Валентины предательски дрожали руки. Ложечка о фарфоровую чашку выбивала неустойчивую трель «полета шмеля».
- Я вам не верю, - сказала Валентина.
- Я понимаю. Я бы тоже не поверила.
Марина достала коробочку из-под галстука.
- Это подарочная упаковка для галстука, который я подарила Виктору в день нашего расставания. Вот чек. Купила я его в Ленинграде в Гостином дворе. 25-го мая 1985 года…
Валентина принесла галстук. Паззл сложился…

Марина рассказала про вашу встречу в Ленинграде. Передала коробочку из-под галстука. Она хотела мне открыть глаза на тебя. Было, конечно, неприятно. Но я и так тебя знала лучше всех. Знала, что ты трус и предатель. Но я не была уверена, что ты решишься на измену. Ведь подобный поступок требует определенной мужественности и решительности. Признаться, Марина меня удивила.
Я спрятала галстук, чтобы он не напоминал о твоей измене. Надо было тебя тогда выгнать из дома, но я побоялась остаться одна с двумя детьми на руках.
Знай, с того дня я тебя не любила. Никогда.
Надеюсь, тебе будет больно слышать такие слова.
И самое главное, ты не сможешь извиниться. Никогда. НИКОГДА.
У тебя был шанс попросить прощения. Но ты струсил. Прощай. Поздно, но я жалею, что прожила жизнь с таким мелким человеком.
Не твоя Валентина. 13 октября 2011 года».

Письмо было написано за три дня до смерти Валентины…
В квартире катастрофически не хватало воздуха, как будто злые инопланетяне выкачали весь кислород. Виктор Степанович сорвал галстук и кинул бордовую тряпицу в окно. Извиваясь, как змея, укусившая себя за хвост, галстук медленно сполз на пол.
- Я хотел, как лучше! - громко крикнул Виктор Степанович, - я не хотел тебе делать больно! Ты и так себя плохо чувствовала! Неужели не понятно?! Мои запоздалые признания могли только навредить! Слышишь меня?
Никто не ответил. Призрачный образ Валентины не появился ни в проеме окна, ни в тени шкафа. Тишина. Тишина звучала в квартире и громоподобно нарастала. Виктор Степанович кряхтя поднялся, подошел к зеркалу. Темные круги под глазами, перекошенный рот, мокрый от пота лоб и слипшиеся седые волосы. Пенсионер с трудом узнал себя в отражении. И все-таки это был он.
- И ты меня тоже не слышишь? – зеркальный двойник в точности повторил гримасу исходника, - все отвернулись от меня? Неужели я предатель? Чего вы от меня хотите? Это вы меня предали! Вы! Вы – предатели! Не я! Негодяи…
Дышать становилось все труднее. Тяжесть в груди нарастала. Полной грудью вздохнуть не получалось. Надо выйти на улицу. Срочно. Там кислород. Там спасение. Там самочувствие наладится. Всё происходящее бред и игры перевозбудившегося сознания.
Жадно глотая воздух, Виктор Степанович по стеночке спустился на первый этаж. Рухнул на первую же скамейку. Вечерний прохладный воздух наполнил легкие. Стало немного легче.
- Еще минуту, еще минуту, и все наладится, - шептал себе под нос пенсионер, - надо успокоится. Надо успокоиться. Тоже мне нашли предателя и негодяя! Сами такие!
Сердце кольнуло еще раз. Виктор Степанович насколько мог приподнял голову. Посмотрел на темнеющее к вечеру небо. Дождик бы сейчас не помешал.
- Быстро это у вас. Воздаяние за гневные речи. Не буду. Все. Молчу…
Виктор Степанович показал жестом, что закрывает рот на замок-молнию. Прикрыл глаза. На лице сама собой изобразилась полуулыбка-полугримаса, как от многодневной зубной боли.
- Все проходит. И это пройдет. Все…
В кармане брюк зазвенел телефон. Звонила Маша.
- Алло, привет, пап, - услышал он родной голос.
Все-таки есть люди на белом свете, которые его любят и уважают. Дочка из таких. Виктор Степанович вспомнил на секунду, как держал маленький завернутый в байковое одело комочек. Машка-младенец смотрела в разные стороны и не могла сфокусироваться. Или это был Сережка? Сейчас уже неважно…
- Нормально, дочка. Нормально, - усталым голосом ответил отец.
- Голос тяжелый. Мне не нравится. С тобой все в порядке?
- Кх.. Тяжело мне что-то стало. Вышел на улицу воздухом подышать. Сейчас уже полегче.
- Мне приехать к тебе?
Виктор Степанович представил свое минутной давности отражение, и решил не пугать дочку.
- Не надо. Завтра приезжай, как договорились. Мне в шкафу надо прибраться. В квартире бардак.
- Я тебе завтра помогу. Ты лучше отдохни.
- Хорошо, славная моя малышка. Я так и сделаю. Я теперь всегда буду тебя слушаться. Тебя и Сережу.
- И все-таки мне тревожно.
- Не переживай тебе говорю. Мне уже лучше. Я обещаю дожить до завтрашнего дня. Верь мне.
- Хорошо. Договорились.
Виктору Степановичу и правда стало полегче. То ли разговор с близким человеком сказался, то ли свежий воздух, но тяжесть в груди ослабла. Уже получалось вздохнуть почти полной грудью.
- Ты любишь своего мужа? – спросил отец.
- Да. А как же? Без любви нельзя жить. Вы с мамой меня так учили.
- С мамой, говоришь? Да. Конечно. С мамой… Ты иди, дочка, по делам. У тебя же семья. Куча проблем. Стирка, готовка, глажка… Так ведь?
- Да. Пап. Так.
- До завтра…
- До завтра…
Маша положила трубку. Короткие гудки. Виктор Степанович положил телефон на колени. Почему-то силы вновь покинули его. Засовывать смартфон в карман брюк не было сил.
- Сейчас немного посижу. Наберусь сил, и пойду домой, - решил пенсионер.

Виктор Степанович закрыл глаза. Со стороны казалось, что на скамейке сидит почти счастливый и никуда не спешащий человек в возрасте. Еще не глубокий старик, еще в силе. На лице пенсионера застыла странная улыбка, которую легко спутать с гримасой от тянущей боли. Но думать о плохом не хочется. Потому лучше представить, что человеку хорошо.
Если бы кто-нибудь подошел и спросил Виктора Степановича о самочувствии, то сразу понял, что старику плохо. Потому что язык не слушался, выдавить хоть слово у пенсионера не получилось бы. Тогда следовало срочно позвонить в скорую. Если бы доктора приехали быстро и обладали достаточной квалификацией, то отвезли бы пожилого человека в кардиологию или реанимацию. Там бы разобрались. А так…
А так еще раз резко стрельнуло под лопаткой. Боль скривила губы и свела судорогой плечи. Виктор Степанович дернулся. Хотел позвать на помощь, но получилось невнятное:
-М-м-м-м…
Хотел подняться - подкосились ноги. Старик упал лицом на асфальт. Разбил нос. Тонкая струйка крови потекла на землю. Телефон заскользил по земле и ударился о ножку скамейки.
Только в это мгновение на странного немолодого мужчину обратили внимание прохожие.
Подбежал водитель Газели, который привез диван в соседний подъезд:
- Эй, дедок! С тобой все порядке? – водитель потряс старика за плечо.
Молодая девушка в короткой юбке, студентка медицинского колледжа, присела рядом. Проверила пульс.
- Надо срочно вызвать скорую, - громко сообщила она, - пульса почти нет. Срочно!
Женщина без имени, соседка Виктора Степановича сверху, бросила пакеты с продуктами из Шестерочки:
- Я знаю его. Это мой сосед снизу. Ой, боже! Ужас-то какой!
Мужчина в кепке. Подошел. Оценил ситуацию. На ходу набрал номер скорой. Вызвал бригаду. Постоял минуту. С чувством выполненного долга пошел по своим делам. Разберутся и без него.

Виктор Степанович после удара об асфальт лежал на боку с открытыми глазами. Боль куда-то ушла. Стало совсем легко. Дышать теперь не надо. Жаль не получалось пошевелится. Стекающая из носа кровь щекотала губы и подбородок. Хотелось почесать, но руки не слушались.
Несмотря на неудобства из-за обездвижения, стало спокойно. Холодный разум отметил - сердце перестало биться.
- Тук, - прозвучал в бесконечности Вселенной последний толчок крови из левого желудочка уставшего сердца Виктора Степановича.
Пенсионер видел, как молодая девушка проверяла пульс. Касания девушки были приятными и аккуратными. Добрыми. Хороший из нее получится доктор. Голые коленки девушки оказались рядом с лицом Виктора Степановича. Он захотел получше рассмотреть красоту молодых девичьих ног. Но сфокусироваться и повернуть голову удобнее не смог…

Эпилог

Настоящая сущность Виктора Степановича отделилась от уставшего тела и медленно поплыла вверх. Он увидел с высоты, как подъехала Неотложка. Как врачи вынесли носилки. Уложили, то что осталось лежать на асфальте и унесли тело в машину.
Девушка-студентка заплакала. Это была ее первая смерть в профессиональной карьере. К сожалению, не последняя.
Женщина-соседка подняла сумки, собрала рассыпавшуюся картошку и пошла к себе домой. Поднимаюсь, по лестнице увидела распахнутую дверь квартиры Виктора Степановича. Крикнула пару раз «Есть, кто дома?» Запричитала. Захлопнула дверь на защелку. Пошла на следующий этаж, думая о бренности всего сущего.
На асфальте осталась маленькая лужица крови.
Под скамейкой в траве беззвучно вибрировал входящий звонок от Лидии Ивановны.
На краю крыши девятиэтажки сидела, свесив ноги вниз, Валентина.
- Ну, здравствуй, муженек.
- Здравствуй, Валентина.
- Прости меня.
- Это не имеет значения. Полетели. Я за тобой.
- Хорошо…







Славный город Красногорск. МО. 14 января 2023 года