Жучок

 (Часть 14, из книги «Моя махалля»)


          Ташкент, 1952 год, детский дом номер 4, на Караташе.

         Фархад проснулся от непонятного шума.

          Ему исполнилось пять лет, он уже два года жил в детском доме и привык к ночной тишине, изредка нарушаемой шлепаньем босых ног, торопливо пробегающих туда и обратно в конец коридора, где был туалет.

         На этот раз это было непрерывное жужжание, то слабеющее, то усиливающееся, но не прекращающееся.

         Фархад считал себя храбрым мальчиком, он знал, что кроме него никто на целом свете не сможет защитить его маму от врагов и поэтому он не должен никого бояться и расти мужественным и решительным. Так сказала нянечка баба Валя.

          Фархад приподнялся, прислушался и не обнаружив источник шума в спальной комнате, где тихо посапывали еще девять малышей, встал с кровати и на цыпочках направился к двери.

         В коридоре тоже было темно, только в самом конце, у входа в туалет мерцала слабенькая лампочка.

         Жужжание усилилось и неслось оно из соседней комнаты, где спали ребята из старшей группы.

          Переборов, нахлынувший вдруг, страх, Фархад осторожно приоткрыл дверь в комнату старшеклассников и заглянув внутрь, замер от ужаса.

          На двух стоявших рядом кроватях сидели четверо подростков, между ними мелькал, то загораясь ярче, то тускнея, странный огонек и этот огонек ЖУЖЖАЛ.

          На скрип двери оглянулись трое, четвертый не спускал глаз с мечущегося под ногами огонька.

         -Ааа, Фархад,- узнал один из них, одиннадцатилетний Изя, -Входи, не бойся.

         -А я и не боюсь, - произнес, дрожащим голосом, Фархад и шагнул в комнату.

          Убедившись, что в комнате нет посторонних, он подошел к ребятам.

          Ребята занимались непонятным делом - трое сидели и смотрели на пол, по которому метался лучик от фонарика, который четвертый держал в руках и усиленно сжимал в ладонях, словно пытаясь выжать из него как можно больше света.

         Фархад вздохнул с облегчением - он знал, что это просто фонарик, который горит только если его всё время сжимать в руках.

         И он постоянно жужжит и именно поэтому его называют «Жучок».

         -Вы что-то потеряли?- осенило вдруг его,- Конфетку уронили?

          Карамельная конфета была в его детском представлении самым большим богатством на свете и он не мог даже предположить, что ещё настолько ценное могли, ночью при свете фонаря, искать на полу ребята.

          И тогда Фима, не спуская глаз с прыгающего по полу лучика, рассказал страшную историю о том, что когда-то, давным-давно, целых одиннадцать лет назад, когда ему было всего три года, на нашу страну напали фашисты и стали всех убивать.

          И как вся их семья, отец, мать, Фима и его старший брат Мойша, которые проживали на западе Белоруссии, бежали из своего местечка на восток, подальше от врагов.

         И о том, как их бомбили немецкие самолеты и потом они не нашли свою маму.

         И как умер от раны, полученной при бомбежке его отец и они двоем, с братом Мойшей, хоронили его в этот самый день, ровно одиннадцать лет назад.

          И что согласно еврейским обычаям, в день смерти родителей полагается держать в доме горящую целые сутки свечу или лампадку.

         И, поскольку, свечку зажигать в детском доме категорически запрещается, он решил держать включенным «Жучок», и понимая, что для того, чтобы лампочка не гасла, фонарь нужно постоянно сжимать в руках, попросил друзей помочь ему.

          Пока он рассказывал свою историю, потихоньку к ним приблизились остальные ребята,  и фонарь засветился уже ярче, чаще переходя из рук в руки и ни на секунду не прерывая своего жужжания.
 
         В это время дверь неожиданно распахнулась настежь и в проеме показалась грозная фигура Фаёз-аты, который совмещал обязанности ночного сторожа и воспитателя.

         Фаёз-ота был строгим, но справедливым воспитателем и ребята его уважали.

          Узнав о причине нарушения ночного режима отдыха, он принес из своей каморки керосиновую лампу, оставил её горящей на единственном столе и пожелав ребятам спокойной ночи, отправился к себе, аккуратно закрыв за собой дверь.

          А Фархад, укладываясь в своей кровати, долго ворочался не в силах заснуть после услышанного.

          «Хорошо, что моя мама жива и не погибла под бомбежкой»- всхлипывал он под одеялом.