Изгои. Глава 149

Михаил Тимофеевич, одетый в белую майку, Женя Орлов, сверкающий голым волосатым торсом, и Василий Руденко, одетый в голубой спортивный костюм, расположились в небольшой кухоньке советской «хрущёвки», окно которой выходило на детскую площадку.

На кухонном столе громоздились тарелки с недоеденной окрошкой и квашеной капустой, миски с солёными огурцами, грязные ложки–вилки–ножи, бутерброды с сырокопчёной колбасой, обглоданная до костей вяленая рыба, стопки с водкой, бокалы с вином, стаканы с лимонадом, кружки с квасом, а также пустые бутылки из–под водки, вина и жигулёвского пива. В центре стола красовались блюдца с бисквитными пирожными, шоколадными конфетами и зефиром. Кроме этого, по всему столу были рассыпаны зелёные виноградинки, некоторые из них были раздавлены.

—Пап, который час, и какой сегодня день? — запамятовал Женя и потянулся к стопке с водкой.
—Время дневное, четырнадцать сорок пять, — посмотрел на наручные часы Михаил Тимофеевич и пододвинул к себе тарелку с окрошкой.
—А день сегодня по календарю: 13 августа 1984 года, четверг, если ты вдруг позабыл, — хихикнул Руденко и выпил бокал красного вина.
—Мне надо в хирургическое отделение бежать, — опомнился Женя и закусил выпитую стопку водки солёным огурцом. — Вась, Хохлова ночью по телефону мне сообщила, что мой новорождённый сын Виталий скончался на операционном столе.
—И ты ей поверил? — хмыкнул Руденко и уложил пустые бутылки из–под спиртного в мусорное ведро.
—Нет, конечно, Вась, — не стал кривить душой Женя и опрокинул в рот стопку с водкой, закусив её квашеной капустой.
—Тогда зачем Хохловой врать по телефону? — задался вопросом Руденко.
—Чтобы сделать мне больнее, чтобы позлить меня.
—Женщины они такие, — усмехнулся Руденко и засмотрелся на бисквитные пирожные. — Особенно когда женщин предают любимые мужчины.
—Ну сам посуди, Вась. Хохлова и Борис Филиппович говорили мне вчера в детском лазарете, что мой сын Виталий проживёт без ампул «ФармаТэма» несколько суток. У меня есть время договориться с Марком Семёновичем об ампулах.
—Судя по тому, что ты сделал вчера с Марком Семёновичем в его кабинете, сомневаюсь, что толстяк пустит тебя на порог. Марк Семёнович прикажет охране выгнать тебя из института пинками под зад, — развеселился Василий и уложил грязные тарелки в мойку.
—Согласен. Некрасиво вчера получилось с Марком Семёновичем, — смутился Орлов. — Вась, но я должен спасти Виталия. Я пойду на поклон к Марку Семёновичу ещё разок, переступлю через свою гордость.
—Ты для начала езжай в хирургическое отделение, — посоветовал Руденко и схватил пирожное. — Наверняка Валечка и Борис Филиппович нашли альтернативу ампулам «ФармаТэма», чтобы самим спасти твоего Виталика.
—Женечка, езжай, езжай, — засуетился Михаил Тимофеевич и принялся мыть грязную посуду. — Заодно Валю уговоришь не делать аборт, уговоришь не убивать плод вашей любви. Сынок, ты должен нести ответственность за свои поступки.
—Пап, не начинай. У меня голова гудит после вчерашней пьянки, и ты ещё со своими нотациями.
—А что не начинать, Женя! — вспыхнул Михаил Тимофеевич и со злостью бросил грязную тарелку в раковину. — Не по–человечески это требовать от Валечки в пьяном виде ночью по телефону сходить на аборт. Ты пять лет делил с Валечкой постель втайне от законной супруги Маши, и теперь хочешь избавиться от ребёнка. Так не поступают настоящие мужчины. Я потерял внучку Настю, и не хочу потерять внука, который развивается в животе у Валечки.
—Я полностью согласен с твоим отцом, — поддержал Руденко Орлова–старшего и накинулся на пирожные.
—Да, я такой! Да, я скотина! Но что я мог поделать! Я разрывался между Машей и Валей! Ну убейте меня за это! Маша не должна была узнать о беременности Вали!
—Езжай и извинись перед Валечкой, — потребовал Михаил Тимофеевич, стоя возле раковины.
—Хорошо, хорошо, — замахал руками Орлов. — Чёрт с вами. Достали. Лучше бы я не просыпался. 

Евгений опрокинул в рот очередную стопку с водкой и закусил её бутербродом с колбасой. Михаил Тимофеевич, помыв посуду, уселся за стол и доел окрошку. Василий сьел все пирожные и допил всё красное вино в бокалах. 

—Кстати, Женя, на счёт сна. Можешь нам рассказать, что тебе приснилось? — сменил тему разговора Руденко.

Орлов доел бутерброд с колбасой и задумался.

—Мне приснились Маша с Настей. Жена и дочь были живы–здоровы. Вернее, это были клоны Маши и Насти. Их прислала Элоиз Гринберг.
—А куда Элоиз Гринберг прислала Машу с Настей? — решил уточнить Руденко и начал методично уничтожать зефир.
—В подземный город с пирамидами. Я из молодого превратился в старого, и хотел взорвать купол, который был расположен в центре подземного города. Маша и Настя уговаривали меня не взрывать купол, чтобы сохранить жизни горожан. Хирурги, которых привезла с собой Элоиз, предлагали сделать мне операцию по замене моей поджелудочной железы на новую, искусственно выращенную. Элоиз обещала, что с новым органом я проживу до трёхсот лет. В обмен на обретение долголетия Элоиз уговаривала меня отдать детонатор. Я якобы заминировал купол. Корпорация мечтала заполучить население города живым. Население города, это те самые сбежавшие из лаборатории мои подопытные сверхлюди, спустя полвека найденные мною. Элоиз говорила во сне, что жители города, если я их оставлю в живых, избавят человечество от болезней и подарят ему бессмертие. Переговоры со мной шли очень тяжело. Меня и Машу застрелили вооружённые люди. Вася, папа, я видел свою смерть и смерть Маши. Я присутствовал на центральной площади в толпе горожан и наблюдал, как меня – старого – и Машу застрелили вооружённые люди. Я наблюдал из толпы горожан, как я – пожилой – казнил на центральной площади насильников своей семьи. Евгений Михайлович, то есть, я – пожилой – пытал насильников током, а до этого облил их голые тела бензином и поджёг. Когда насильники сгорели, я – пожилой – пустил каждому из них пулю в голову. Честно скажу, во сне пыточная экзекуция выглядела жутковато. Людям со слабой психикой смотреть такое не рекомендую.
—Что было дальше? — находился под впечатлением Руденко и съел весь зефир. 
—Дальше.. Дальше я нажал на кнопку детонатора. Помню, город пирамид вместе с его жителями уничтожила ударная волна.
—У тебя больное воображение, сынок, — поразился Михаил Тимофеевич и схватил стакан с лимонадом.
—Ты видел атомные взрывы? — спросил Руденко и отпил кваса из кружки.
—Нет, только последствия. Ударные волны оказались такими чудовищными, что даже городские руины сдуло, не говоря уже о населении, которое превратилось в пепел за секунды. Ну а потом я проснулся, и оказалось, что это был сон внутри сна.
—Как это? — не понял Михаил Тимофеевич и выпил стакан лимонада.
—Пап, я не знаю, как это объяснить. Тебя и Васи, когда я проснулся, не было в спальне, а был я – пожилой – и мой новорождённый сынок Виталий. Виталий из младенца за пару минут превратился в сорокалетнего голого мужика. Виталий подошёл к моей кровати и пырнул меня ножницами прямо в сердце. После этого я окончательно проснулся и увидел возле своей кровати тебя, пап, и тебя, Вась. Вот такой кошмар приснился мне сегодня ночью.
—Хотел бы я посмотреть, сынок, каким ты станешь в будущем. Но, боюсь, до этого момента я не доживу, — помечтал Михаил Тимофеевич и уложил грязный стакан из–под лимонада в мойку. — Судя по твоему рассказу, ты в будущем сумел отомстить за нашу семью.
—Чёрт его знает, пап. Это был всего–лишь сон. Что будет завтра или через сорок пять лет, мы знать не можем.
—Мечтать не вредно, — озвучил тезис Руденко и засмотрелся на бутерброды с сыром.
—Посмотрим, как сложится моя судьба, надо только себя поберечь, — сказал Орлов и запихнул в рот виноградинку.  — Пап, ты тоже должен себя беречь. Будь осторожен, пап, когда будешь переходишь дорогу. Мало ли что может случиться. У автобуса могут отказать тормоза. Будь бдителен, и оглядывайся.
—Не неси чушь, сынок. Я внимательный пешеход. Намекаешь на то, что меня может сбить автобус на перекрёстке? Выкинь эту глупость из головы. Со мной ничего не случится. Я соблюдаю правила дорожного движения. Ты лучше бы своё здоровье побереги. Много курить стал в последнее время, в запой периодически уходишь, питаешься всухомятку. Нагрузка на поджелудочную колоссальная. Помни об этом.
—Спасибо, пап. Я обязательно учту твои наставления. Я побежал в хирургическое отделение. 

Орлов встал и нащупал в кармане брюк пачку сигарет. 

—Вась, ты пойдёшь со мной?
—Извини, нет, — отказался Руденко и вместе с Михаилом Тимофеевичем вышел в прихожую.
—Почему? — удивился Женя и закурил.
—Потому что я обещал твоему отцу помочь с похоронами, с кремацией тел.
—Спасибо тебе большое, Василий. Ты настоящий друг. Мне порой кажется, что мой отец любит тебя больше чем меня.
—Не преувеличивай, — фыркнул Василий.
—Я один поеду.
—Езжай, сынок, езжай, — поторопил Михаил Тимофеевич и добавил: — С богом. И удачи тебе.

Час спустя. Больничный городок.
 
Орлов, одетый в чёрный джемпер и синие брюки, подошёл к двери кабинета с табличкой: «Гришин Борис Филиппович. Заведующий хирургическим отделением». Орлов подёргал ручку двери, но та не поддалась.

—Заперто, — отчаялся Женя и огляделся по коридору хирургического отделения.

Ему навстречу попались двое мужчин и женщина, облачённые в белые халаты.

—Я извиняюсь, когда Борис Филиппович появится на рабочем месте?

Доктора остановились и уставились на молодого парня с каштановой шевелюрой, дёргающего ручку двери.

—Я точно не знаю, — пожала плечами женщина–врач и переглянулась с мужчинами–коллегами.
—То есть как, не знаете? — растерялся Женя и оставил в покое ручку двери.
—Борис Филиппович утром уволился, — заявил мужчина–доктор. 
—Борю рассчитал главврач, — пояснил второй мужчина–доктор.
—Уволился? — переспросил Женя. — А как же Виталий, мой сын?   
—Я точно не знаю, было ли назначено проведение операции новорождённому мальчику, — развела руками женщина–врач и переглянулась с мужчинами–коллегами.
—Вышестоящее начальство уведомило нас о том, что Борис Филиппович вместе со своей невестой Хохловой Валентиной и новорождённым мальчиком уехали из города, — проинформировал мужчина–доктор.
—Чёрт бы их побрал! — выругался Орлов и умчался из хирургического отделения.
—Что за небритый парень, от которого пахло спиртным? — поморщилась женщина–врач.
—Понятия не имею! — рассмеялся мужчина–доктор.

Орлов выскочил из приёмного покоя и огляделся по больничному городку.

—Шлюха!! — выругался Орлов и закурил. — Умотала неизвестно куда со своим хирургом–любовничком и моего сына Виталия с собой прихватила! И где мне  вас искать? Похитила моего больного сыночка! Ты не имела на это права! 

Два дня спустя. 15 августа. Городское кладбище «Сосенки – 4».

На центральной аллее, сплошь усыпанной роскошными могилами криминальных авторитетов девяностых, собралась толпа народа, одетая во всё чёрное. Толпа народа, среди которой присутствовали Женя Орлов, Василий Руденко и Михаил Тимофеевич, окружила пять свежевырытых могил, куда рабочие кладбища опускали пять закрытых гробов. Некоторые дамы из толпы народа лили горькие слёзы, нависая над ямами могил. Священник, облачённый в чёрную церковную рясу, бубнил под нос заученные молитвы и крестил каждый гроб, опускающийся в могилу. Орлов и Руденко, сдерживая слёзы, держали за плечи рыдающего Михаила Тимофеевича, который бросал горсти земли в каждую из могил. Потом кладбищенские рабочие закопали могилы, соорудив над ними глиняные холмы с деревянными крестами. Толпы народа возложили на могилы цветы и венки. Спустя пятнадцать минут возле пяти свежих могил остались стоять лишь Орлов, Руденко и Михаил Тимофеевич.

—Пап, возьми себя в руки, — подбодрил Женя родителя и легонько похлопал его по плечу. — Не плачь, родной. Народ ждёт в катафалках. Едем в заводскую столовую, там будут поминки.
—Да, конечно. Идём, сынок, идём, — засуетился Михаил Тимофеевич и вместе с Руденко вышел на аллею.
—Женя, а ты чего встал? — оглянулся Руденко.
—Я вас догоню, — махнул рукой Женя и засмотрелся на таблички, прикреплённые к деревянным крестам пяти свежих могил.

На табличках было написано:

«Орлов Тимофей Аркадьевич. 10. 03. 1895 — 10. 08. 1984 Помним. Любим. Скорбим».

«Орлов Моисей Михайлович. 15. 05. 1957 — 10. 08. 1984 Помним. Любим. Скорбим».

«Орлов Леонид Михайлович. 30. 01. 1962 — 10. 08. 1984 Помним. Любим. Скорбим».

«Орлова Кристина Михайловна. 02. 06. 1966 — 10. 08. 1984 Помним. Любим. Скорбим».

«Орлова Ольга Никитична. 18. 07. 1925 — 10. 08. 1984 Помним. Любим. Скорбим».

—Земля вам пухом, — дрожащим голосом произнёс Женя и ретировался на выход из кладбища. 

Чуть в стороне от этих пяти свежих могил располагалась обветшалая мраморная плита, уложенная на землю. На плите было выведено золотыми буквами:

«Помним. Скорбим».

Над мраморной плитой возвышался ветхий мраморный обелиск, где было выведено золотыми буквами–цифрами:

«Орлов Аркадий Моисеевич. 1857 — 1922»

«Орлова Евдокия Генриховна. 1859 — 1922»

Рядом с могилами Аркадия Моисеевича и его супруги Евдокии Генриховны виднелся глиняный холмик, заросший полевыми цветами. На мраморной доске холма было выведено золотыми буквами–цифрами:
 
«Орлова Агафья Аркадьевна.  24. 04. 1889 — 26. 10. 1979  Помню. Люблю. Скорблю. От мужа Гая».

В это же самое время. Город Барайск. Улица Карла Маркса, дом 18.

Около одноэтажного здания из красного дореволюционного кирпича, имеющего в наличии натуральную черепичную крышу и деревянные ставни на окнах, была припаркована машина «Скорой помощи». Водитель «Скорой» сидел в кабине и читал газету «Комсомольская правда».

Дверь имения распахнулась, и санитары вынесли на улицу носилки с неподвижным телом человека, укрытым простынёй. Иван Антонович, вышедший из имения следом за санитарами, помог донесли носилки до «Скорой». После того, как «Скорая» умчалась по известному адресу, Иван Антонович подошёл к Маргарите Антоновне, которая топталась на крыльце имения.

—Ну вот и всё, Марго, — вздохнул с облегчением Иван Антонович и обнял сводную сестру. — Наш отец отмучился.
—Недолго наш отец мучился, — фыркнула старушенция и отстранилась от братских объятий.
—Как тебе не стыдно такое говорить, — пожурил брат сводную сестру и встал в дверях имения. — Прояви толику уважения к нашему умершему отцу.
—Не сердись, братик, — промурлыкала Маргарита Антоновна и поспешила к «Фольксваген–жуку», припаркованному недалеко от имения.
—Ты прилетишь на отцовские похороны? — вдогонку прокричал Иван Антонович.
—Я ещё не решила, братик. Займись организационными вопросами, а я оплачу твои расходы. Позвони мне через три дня.
—Договорились, — кивнул Иван Антонович.

Маргарита Антоновна уселась в салон «Жука», где уже сидел и скучал 16–летний Серёженька Рихтер. На передних сиденьях малолитражки расположились водитель и его напарник: два холёных джентльмена, одетых в чёрные смокинги. У обоих под глазами сверкали огромные фингалы.

—Голубчики, что с вами случилось? — забеспокоилась Маргарита Антоновна, разглядывая синяки на физиономиях джентльменов.
—Они, наверное, не поделили, кто из них сядет за руль, — захихикал Рихтер.
—Перестать, — одёрнула крёстного сына крёстная мать–старушка.
—Капилляры лопнули под глазами от вечного недосыпания, — соврал один джентльмен.
—Да. Капилляры лопнули, — поддакнул второй джентльмен.

«Фольксваген–жук» тронулся с места и умчался в неизвестном направлении.

Три дня спустя. 18 августа. Городское кладбище «Сосенки – 4».

На центральной аллее вдали от могил криминальных авторитетов девяностых скопилась вокруг одной свежевырытой могилы толпа людей, одетая во всё чёрное. Гай Лексусович вместе с Иваном Антоновичем наблюдал за рабочими кладбища. Те опускали в свежевырытую могилу закрытый гроб. Священник стоял возле свежевырытой могилы и читал по бумажке молитву. Гай Лексусович и Иван Антонович бросили горсть земли в могилу и отошли в сторонку, чтобы не мешать рабочим кладбища. Те начали закапывать могилу. Спустя пятнадцать минут люди завалили свежую могилу живыми цветами и всевозможными венками. Спустя ещё пятнадцать минут возле свежей могилы остались стоять только Гай Лексусович и Иван Антонович.

—Мы проводили моего отца в последний путь, — загрустил Иван Антонович и поставил рюмку с водкой в изголовье могилы.
—Друг, я буду по тебе скучать, — со слезами на глазах пробормотал Гай Лексусович и посмотрел на табличку, закреплённую на деревянном кресте могилы.

На табличке было написано:

«Антон Иванович Золотницкий. 24. 07. 1880 — 15. 08. 1984 Помним. Любим. Скорбим».

—Почему Маргарита не соизволила прилететь из Германии на похороны собственного отца? — задался вопросом Гай Лексусович и смахнул со щёк остатки слёз.
—Меня тоже интересует подобный вопрос, старина, — помрачнел Иван Антонович и двинулся по центральной аллее.
—Иди в катафалк, я скоро приду, — отвернулся Гай Лексусович.
—Вы куда пошли, старина? — спросил Иван Антонович, оглянувшись.
—Навещу свою супругу Агафью, она тут недалеко похоронена, — ответил 94–летний  сутулый хрыч Гай и начал пробираться через ряды старых могил.

В это же самое время. Город Барайск. Улица Третьего Интернационала, дом 59.

В мрачном зале с белыми обшарпанными потолками собралась группа серьёзных мужчин и женщин, одетых в тёмные костюмы. Два гроба с телами Марии и Анастасии были водружены на постаменты в центре мрачного зала. Женя Орлов и его отец Михаил Тимофеевич, одетые в тёмные костюмы, плакали над телами Марии и Анастасии. Те были укрыты белыми кружевными материями.

Тем временем сразу в двух распахнутых печах крематория разгорался огонь.