Дети победителей. Рассказ второй. Бронедесант

 "Думать мы перестали совсем и давно, мозги покрылись плесенью, разлагаются, как и наши души", – генерал Вышемирский насмешливо оглядел собравшихся офицеров.
    "Я правильно говорю, майор Черных?"
  Майор полка Черных быстро поднялся, остро взглянув на генерала. Решил: «Сейчас лучше прикинуться дураком». Отчеканил:
    "Так точно!"
    "Никак нет, товарищ майор!", ¬– в тон ему возразил генерал и пояснил:
"Я ошибся как-то забыв, что передо мной вдруг возникают люди тонкого ума и пламенной души, когда дело касается продвижения по службе. Я правильно говорю, товарищ Черных?"
  "Так точно!", – потускневшим тоном гнул свою линию Черных.
  "Вот и я говорю: так точно, опыт ведущихся воин не изучаем, выводов не делаем, а о боевом экспериментировании даже не слышали. Трафаретные фразы, трафаретные суждения, трафаретные поступки. Это мы. «Исполнители», – брезгливо передразнил кого-то генерал, – «И думать за нас должны там», – генерал проводил взглядом собственный перст, указывающий в потолок.
  "Так точно!", – инерционно повторил Черных осевшим голосом.
    "Так вот, товарищ майор, доложите ко мне ваши мысли по поводу массового применения танков в ближневосточных войнах "
Деморализованный Черных молчал.
  "А у вас нет никаких мыслей, товарищ майор." – ядовито подсказал генерал.         
    «Хорошо, тогда доложите мне о воскресном ЧП в вашей части."

"Какое ЧП, товарищ генерал?", – натурально удивился Черных, для верности пожав плечами.
"Ах вот как? Ну тогда я вам докажу, товарищ майор. Вчера два ваших пьяных лейтенанта валились в женское общежитие, дебоширили там у вас, стучали в двери. Были задержаны вашим патрулём и в настоящий момент находятся на вашей гоуп-вахте, товарищ майор. Когда сегодня утром спешившему на совещание Черных доложили о проишествии, Черных лишь махнул рукой обронив: "Эти потаскухи наверняка сами во всём виноваты" и распорядился выпустить лейтенантов присовокупив, однако, что он им ещё вкатит большую дыню по возвращению. "Уже знает", удивился Черных и честно поглядел в глаза генералу.
"Там ещё не ясно кто виноват, товарищ генерал. Обиженных и пострадавших, во всяком случае, нет."
"А когда появятся пострадавшие, тогда будет поздно, товарищ майор. Кстати, а вы не подскажете мне, чем именно ваши лейтенанты стучали в дверь?"
"Разберёмся" ? и сел под дружный хохот офицеров.
"Смеяться не надо", - сказал генерал постражавшим ? голосом. Все упрёки, высказанные мной в адрес командира полка майора Черных непосредственно касаются каждого из здесь присутствующих, каждому есть над чем задуматься. А теперь о цели нашего совещания. По старинке воюем товарищи. Как ходил я в сорок третьем в атаку вслед за танком пешком, так и сегодня бойцы ходят. Заметьте, по аккомпанемент разговоров об НТР и военном деле. Принято считать, – при этих словах генерал поморщился, – что опыт последней войны – руководство где и сегодня не отрицая ? значение этого опыта скажу что сегодня мы поставлены перед необходимостью коренным образом переосмыслить тактику боевых действий подразделений и частей в условиях обычной войны (войны без применения ядерного оружия) это требует в первую очередь широкое распространение ракетного оружия индивидуального или группового пользования. Я имею в виду гранатомёты и ПТУРСы всех систем, гладкоствольные противотанковые орудия с лазерные прицелами и множество другой разнообразной техники, имеющейся сейчас на вооружении, как у нас так и у наших вероятных противников. Так называемое взаимодействие танков и пехоты при штурме переднего края обороны, выражающаяся в том, что танки, бронетранспортёры движутся со скоростью идущего пехотинца, означает сегодня коллективное самоубийство расчетов и экипажей боевых машин. Конечно, всё зависит от характера обороны противника, но зачастую дело обстоит именно так. Наиболее яркое этому подтверждение – массовое истребление танков в боевых действиях на Ближнем Востоке. Сегодня можно с уверенностью сказать: традиционное противоборство между боевой броневой защитой и противотанковым оружием выиграно последним. Но у танка есть резервы, скорость, манёвренность. Перед стремительно надвигающимся танком ракеты часто бессильны. А теперь представим такую картину: вслед за огненным валом на передний край обороняющегося противника с высокой скоростью вслед за танками вырываются бронетранспортеры с пехотой. Танки немедленно начинают утюжить позиции, пехота же одновременно по команде открыв настежь все люки выпрыгивает на землю и завязывает ближний бой в окопах, траншеях, в ходах сообщений. Это бронедесант. Вам представлена схема. Её открыл не я. Солдаты генерала Брусилова, прикрываясь огневым валом, оказывались в траншеях противника раньше, чем тот успевал покинуть блиндажи и блокировал их с другой стороны. Танковый десант – обычная практика Великой Отечественной войны, нам остаётся, немногое: суммируя данности, вынести новое качество применительно к современной войне. Ясно, для подобных действий необходим также качественный скачок подготовки личного состава, в первую очередь механиков-водителей и мотострелков, а также качественный сдвиг в уровне командирского мышления, особенно в звене отделение-батальон вот и всё. В общих чертах."
Предвижу возражение, но я вас для того и собрал здесь, товарищи командиры полков и заместители, чтобы вы возражали, спорили, доказывали, то есть думали. Необходимо уточнить и конкретизировать предложенную схему с тем чтобы подготовить боевой эксперимент. Всё. Высказывайтесь. Только прошу, не умничать. Ясно, просто, по-деловому. Я объявляю десятиминутный перерыв. Сосредоточьтесь, подумайте. Все свободны. В зале ещё несколько мгновений висло напряжённая тишина, затем все разом оживились, стали подниматься, переговариваясь двинулись к выходу. В кулуарах разгорелись жаркие дебаты. Глоток не жалели ? язвительно Ирония – основное оружие наших спорящих через край ? Кончики сигарет выписывали перед лицами оппонентов замысловатые фигуры, дым стоял коромыслом. Спорящих можно было разделить на три группы: "Новая метла по новому метёт", – говорили осторожные ? и многозначительно замолкали. "Окунётся в наше болото с головой – вся прыть исчезнет", – подпевали пессимисты. Однако большинство было настроено по–боевому: "Подули ветры перемен!", – радостно восклицали они.
Всех опять пригласили в зал. В спорах медленно, но верно рождалась истина.
Без безумных всё же не обошлось: один подозрительно молодой танковый полковник поднялся и, явно рисуясь, перед командиром дивизии убедительным тоном обстоятельно стал раскрывать возможности танковых войск прочно опираясь на положение боевого устава. Полковнику было указано, что «не надо читать собравшимся букварь, и лучше сесть на место».
 Другой замполит полка в чине майора, картинно жестикулируя, стал с жаром разъяснять значение морального фактора в современной войне: "Я думаю, товарищи, основой нашего успеха послужит в первую очередь высокие морально-боевые качества личного состава, базирующегося на незыблемом фундаменте марксизма-ленинизма. Замполит ссылался на классиков, оперировал выдержками из материалов последнего съезда и был, наконец, посажен в той же формулировкой. Когда делал дошло до деталей предстоящих учений, с места, под кривые ухмылки офицеров, снова был поднят злополучный Майор Черных.
"Вы, товарищ майор, не забыли моего упоминания о качественном скачке в боевой и прочей обстановке?", – осведомился генерал.
"Не забыл.", – угрюмо отвечал Черных, решив что ему больше нечего терять. "Правильно, – одобрил генерал, – посему поделюсь: совершить большое скачок предстоит в первую очередь вашему полку, я возлагаю на него главную задачу. При этом я учитываю что на небольшой территории вашего полка собралось чрезмерно большое количество тех, кого солдаты называют утюгами. Так вот, если возглавляемая вами утюжно–топорная организация завалит дело, то я вам из одной большой звезды сделаю кучу маленьких, товарищ майор, и московский папа-генерал не спасёт. Ясно?»
Дальше разговор воронкой закрутился вокруг организации стрельб. Горячие головы предлагали раздавать боевые патроны всем атакующим подразделениям, но генерал отрубил: "Стрелять будет одна рота, остальным – холостые патроны». Тут же счёл нужным уточнить: "Ваша рота, товарищ Черных". По недовольно притихшему залу прошелестело слово «перестраховка», на что генерал пренебрежительно бросил: "Хотя бы одну роту подготовьте так, чтоб без трупов, скажу спасибо.
 Закрывая совещание, генерал Вышимирский подытожил: "Результатами я доволен время, даром не потеряли. Вы подали много безусловно полезных предложений, которые будут использовании при подготовке учения. Однако, это не главное. Я вижу, жизненный тонус у вас реально поднялся. Я вижу, вы готовы работать, а это меня радует больше всего.
                ХХХ
Пока в штабе дивизии намечались великие дела, в канцелярии мотострелковой роты тоже происходили интересные вещи. Двое вернувшихся с гауптвахты по–курсантски опустив голову, держали ответ перед командиром роты капитаном Ивановым.
«И так, товарищи лейтенанты, -- делая резкое удаление на последнем слове вопрошал Иванов, -- хочу услышать я занимательную повесть о вашем рейде в общежитие, о совершении там подвигов и блестящим в финале всей операции. Мицкевич приступайте".
"Да чего приступать, товарищ капитан", – понял глаза Мицкевич – сухощавый блондин с тонкими чертами лица, – "Много шума из ничего."
"А конкретнее"
"Ну пошли мы с Храмцовым…»
"Стоп! Вы сколько уже офицерские погоны носите?"
"3 месяца, – товарищ капитан!", -- одновременно ответили лейтенанты таким тоном, что посторонний недослышав мог подумать что речь идёт о годах. Да не о трёх, а о тридцати.
       "Много, – признал капитан, – тогда давайте обходиться без "ну" – это, как я понял, в далёком прошлом".
          "Пошли мы Храмцовым в общежитие к связисткам Кате и Тане, знаете такие, ну…»
           "Ну, знаю".
           "Вот к ним. Они нас пригласили".
           "Пригласили, тогда какого чёрта?
           "Товарищ капитан, ну я же по порядку"
            "Давай."
            "Они нас пригласили на восемь, но мы опоздали на полчаса. Ну, они посмеялись через дверь и заявили: мы вас ждали полчаса, а теперь вы помаетесь столько же за дверью в наказание. И начали демонстративно звенеть бокалами, но тут мы гневно запротестовали и пригрозили взять дверь штурмом, в шутку конечно. Тут, откуда ни возьмись, появился майор Лбищев с патрулями и поднял шум по децибелам раз в 10 превышающий наш. Остальное Вы знаете".
"Много выпили, перед штурмом?"
"По бутылке сухого".
"Зачем нам было раньше времени напиваться, когда у девчат был накрыт обильный стол?"
"Всё так и было, – повторил Храмцов с небрежно уложенными соломенными волосами и круглыми серыми глазами, – Девчата выбежали вслед, стали упрашивать Лбищева отпустить нас, но Лбищев – это Лбищев: "Не положено".
"Да, Лбищев – это Лбищев, мысленно повторил Иванов и с тоской подумал: ещё один дурак перебежал дорогу ну и полчок-с, плюнь в собаку, попадёшь в Лбищева. Лейтенантов надо наказать, иначе это сделают вышестоящие. А Лбищевы… Мы их ещё привяжем позорному столбу за непочтение к прекрасному полу". Вслух Иванов сказал:
"Итак, подведём итоги: толком вы не выпили, с девчатами не встретились, на гауптвахту угодили. Ну и офицеры пошли! Обоим по выговору за идиотизм ситуации, смоете обильным потом в ратном труде!"
Постучав вошёл дневальный:
              «Товарищ капитан, командиров батальонов и рот к командиру части».
               «Ха!», -- воспринял Иванов весть и кивнул дневальгому: «Свободен!». Дневальный исчез.
              «Значит так: я пощёл на толковище, а вы тут организуете чистку оружия».
Командир полка Черных был высшей степени энергичным и достаточно грамотным, для занимаемой должности, офицером. В едком намёке капитана Вышимирского на покровительство московского папы генерала, была не вся правда: Черных стремительно продвигался по служебной лестнице в значительной мере за счёт своих личных качеств. В возможность серьёзной войны, в глубине души, Черных не верил, ход его рассуждений был прост: такая война, в которой было бы поставлено на карту будущее государства, сегодня возможна только с применением ракетно-ядерного оружия. А если подобная война вспыхнет, то вряд ли земной шар вообще уцелеет. Обычная же война с решительными целями невозможна за отсутствием достойного противника на обоих континентах. Губошлёпы американцы, увязшие во Вьетнаме, тоже не в счёт.
В своих теоретических изысканиях Черных был частично прав но он не учитывал того, что в клокочущем мире Советская армия должна быть готова в любой момент прийти на помощь революционным правительствам. Эти войны, где классовая ненависть определяет крайние формы ожесточения, необходимо также вести грамотно и стремительно, чтобы сократить муки народов восставших против угнетателей, А это возможно при условии, что уровень боевого мастерства командиров и офицеров неизмеримо выше, чем у противника. Черных так глубоко не мыслил, его рассуждения петляя вели к выводу: для умных людей в современной армии единственная достойная цель – карьера, а коль скоро гром не грянет, то чем можно достичь желанной цели? Образцовым внутренним порядком, разумеется, и Черных развернулся. Показной свинарник, показной автопарк, показные КПП казармы, отделанные разноцветным пластиком и поражающие сиянием полов, по которым солдатам дозволялась ходить лишь специальной обуви. Вот к чему сводились титанические усилия боевого командира Черных. Офицеры части уже давно превратились в мастеров и прорабов, палитра деятельности солдат и сержантов была гораздо более разнообразной: из автоматчиков, снайперов, сапёров, наводчиков орудий они превратились в каменщиков, штукатуров, маляров, половых, плотников и так далее. Созидательная деятельность никем не финансировалась, строительство велось так называемым "хоз. способом", известным среди солдат и офицеров, как "хап. способ". Суть его заключалась в том, что необходимые средства и материалы добывались работой подразделений на гражданских объектах, по согласованию соответствующими организации. Иными словам, полк майора Черных занимался всем, кроме своей главной задачи: подготовки к защите Родины и её государственных интересов.

Тем не менее, документация полка была в полном порядке, а журналы боевой и политической подготовки подразделений были заполнены в строгом соответствии с программой. Так что простаков-проверяющих, время от времени залетавших с верхов, легко обували в косые лапти. Прежние командование дивизиона знало истинное положение дел в полку и приветствовало его. Внешнее благополучее ставилось на первое место послушная дивизионная газёнка регулярно пела дифирамбы в адрес отличного гвардейского полка, возглавляемого опытным коммунистом майором Черных. Ну вот прибывший по замене из Союза новый командир дивизии Вышемирский пожелал узнать насколько полк соответствует званию отличного. Поднятый по тревоге полк не сумел выйти в район сосредоточений. Из образцового автопарка, через прекрасно оборудованное КПП, вышла слишком мало боевых машин. Остальные до блеска вычищенные и покрашенные остались неподвижными в боксах в окружении суетившихся экипажей, безусловно безуспешно пытавшихся их завести. Солдаты и сержанты в поле проявляли полную беспомощность и физическую немощность. А большинство офицеров дремучее невежество при решении тактических задач. Столкнувшись со всем этим Высшимирский ничуть не удивился, более того, он предвидел, что так и будет. Он не стал сразу привлекать Черных. Серьёзная ответственность так как ???? понимаю определённых тенденций в современной армии тенденций глубоко чуждых её гордому духу защитницы народа. Командир дивизии генерал Вышемирский решил бороться за командира полка майора Черных. Его бесцеремонность, граничащая с грубостью, и беспощадная ирония, граничащая с оскорблением, служили продуманной цели переориентировать взрывную энергию Черных на служение тому делу которое Вышемирский считал единственным достойным советского офицера. Дела реального, а не на словах, повышение боеспособности подразделений и частей.
ххх
Пыля в уазике от штаба дивизии в родной полк, Черных непавший духом, сумел трезво проанализировать ситуацию. Ну допустим, кучу маленьких звёздочек он ему не сделает: в случае опасности есть возможность перевестись в тихую заводь.
 Однако в сопроводительной характеристике Вышимирский волен написать такое, что папа генерал топором не вырубит. Такая характеристика дальнейших карьерой майора Черных, как домоклав меч: каждый, у кого есть возможность и желание, сможет использовать ее против товарища Черных. В то, что Вышимирский добивается качественного скачка в боеспособности частей из каких-то там идейных, принципиальных соображений, Черных не верил. Требования Вышимирского Черных преломлял через призму собственного восприятия современной армейской действительности. Однако, как офицер ещё не растерявший в запале хозяйственной деятельности, полученных военной академии знаний, Черных не мог не признать, что высказанное генералом в отношении методов ведения современного боя правда. Одно дело, для чего нужна эта правда, другое дело, что правда – это правда. Привыкший держать нос по ветру, Черных, и на этот раз определил откуда дует ветер. Надо было действовать в корне изменив направление усилий.
«Уазик» еще только замедлил ход перед зданием штаба, а Черных, высунувшись из окна, уже кричал стоящему на крыльце дежурному офицеру: «Комбатов, командиров рот и начальников служб немедленно ко мне!» Дежурный ринулся к селектору.
Черных не стал утруждать себя подыскиванием новых сюжетов и совещание провел по варианту генерала Вышемирского.
Сначала он упрекнул офицеров в отсутствии головного мозга. («У нас, как мне стало ясно, совсем отсутствует головной мозг»). Затем Черных набросился на командира 1-го батальона майора Медюшко, у которого служили два провинившихся лейтенанта.
Когда вконец затюканный Медюшко на исполненный глубочайшего сарказма вопрос Черных: «А вы не подскажите мне, товарищ майор, чем именно ваши лейтенанты стучали в дверь?» – под дружный хохот офицеров заверил, что «разберется», Черных почувствовал радостное облегчение и дальше повел совещание свободнее. Из путаных объяснений майора Медюшко всем стало ясно, что ЧП на полк наслали не столько лейтенанты и связистки, сколько помощник по вооружению майор Лбищев, бывший в воскресенье начальником патруля. Черных громогласно проклинал всех, кто выносит «сор из избы», поднял было Лбищева, но майор, преданно глядя в лицо командиру полка, певуче окая забасил: «До я жо, чтоб порядок… Безобразие… Токия молодыя и ужо пьянствуют с бабоми. Куды конь с копытом, туды и рак с клешнем».
Ошарашенный Черных несколько секунд размышлял, потом бессильно махнул рукой: садись, мол. В мозгу мелькнуло: «Генерал кругом прав».
Далее Черных с ходу попытался выяснить: каким образом предельно искаженная информация столь оперативно достигла штаба дивизии. Этого никто не знал. Все с подозрением посмотрели на замполита полка подполковника Лебедева, но тот презрительно заявил, что «в подобное дерьмо никогда не влазил».
На этом обсуждение «текущих вопросов» иссякло. Черных, против обыкновения, ни разу не взмахнул шашкой , чем немало всех озадачил.
Покончив с внутренними склоками, Черных перешел к цели совещания – организации бронедесанта.
Не собираясь ни с кем советоваться, Черных говорил долго и подробно. Услышанное ошеломило офицеров; их реакция ничем не отличалась от реакции участников дивизионного совещания.
Поднялся заместитель командира по строевой части майор Датий: «Позвольте, Григорий Иванович, как мы сможем подготовить такие учения, да еще с боевой стрельбой, когда наши подразделения находятся на хозработах?» – и Датий полез было за записной книжкой, чтобы точно указать, кто и чем занимается. Не успел. Упоминание о хозработах вызвало ярость командира полка: «Какие хозработы! Вы что? Все отставить! Хозспособ отменить, как преступный! Подразделения – до последнего человека – на занятия! Расписания и планы в 21.00 мне, сюда! Перед нами задача государственной важности. Если кто-то что-то не понял…»
«Все всё поняли, – с места перебил Черных секретарь партбюро капитан Королев, – ясно также, – продолжал он, вставая, – что солдатам и офицерам части придется вести подготовку к учениям на пределе человеческих сил. Последняя проверка командира дивизии показала, что у нас всё на нуле. Коммунисты вправе спросить: как такое могло случиться? Где виновники, как наказаны?»
– Я отвечу на ваши вопросы, – пообещал Черных, неприязненно взглянув на Королева, – попозже отвечу. А сейчас давайте все-таки покончим с тем, чем начали. Выполнение основной задачи возлагаю на мотострелковый батальон майора Медюшко и танковую роту капитана Сидорова, Вам же, товарищ майор, подготовить боевую стрельбу одной ротой. У вас там, кажется, Иванов в отличниках ходит… Впрочем, смотрите сами. Вопросы есть?»
Поднялся ветеран части командир второго батальона подполковник Костин: «Скажите, Григорий Иванович, а почему опять нельзя посадить автоматчиков на броню? В войну у нас это получалось очень неплохо. К чему мудрить?»
– Видите ли, Матвей Степанович, с одной стороны, скорость современных танков возросла, считай, вдвое, на броне удержаться трудно, но главное, неизмеримо возросла мощь ракетно-артиллерийских залпов, автоматчиков просто сметет взрывной волной.
– Да, пожалуй, – задумчиво произнес подполковник. – А жаль, бывало… – Костин посветлевшими глазами окинул собравшихся и, махнув рукой, сел.
– Разрешите, – поднялся капитан Иванов.
Черных поморщился: этот, да еще Сидоров – два умника в полку. Вечно мутят воду. Недовольны всем, чем только можно. Чем нельзя – тоже недовольны.
«Да, пожалуйста», – вздохнув, произнес Черных.
«А я не понял, товарищ майор. Вы тут упрекали офицеров в отсутствии интеллекта, мотивируя это тем, что, мол, не осмысливаем опыт и так далее. Как же так? Более полугода назад я передал начальнику штаба части докладную записку на ваше имя. Записка называлась: «Ведение наступательных действий мотострелковыми и танковыми подразделениями в условиях сильного насыщения обороны противника противотанковыми средствами». И в скобках: «Бронедесант». В этой записке, товарищ майор, есть все, что вы нам тут открыли, кроме того, там расписаны по пунктам: порядок действий вплоть до отдельного солдата; команды, подаваемые командирами всех степеней, возможные ситуации в ходе боя, и не просто расписаны, а проверены мной с секундомером в руках на занятиях, организованных на свой страх и риск. В записке приведены таблицы нормативов…»
«Первый раз слышу!»
«Зато майор Пучков многократно слышал».
«Василий Федорович, в чем дело?»
Начальник штаба части майор Пучков нервно заерзал на стуле: «Ну, была такая записка, была. Видел я ее».
«Вы ознакомились с ней?»
«Мм… Просмотрел».
«И что?»
«Ну… так как он говорит, да».
«Почему не показали мне? Где записка?»
«В штабе была».
«Как – была? Почему не показали мне?»
«Григорий Иванович, если по совести, кому она тогда нужна была, эта записка? А тут как раз комиссия ехала, по свинарникам, кажется…»
«Прекратить! – взорвался Черных. – Чтоб я больше не слышал! У вас во всем командир полка виноват! Где записка?»
«В штабе была…»
«А здесь что, не штаб, черт возьми! Срочно найти и представить!»
«Товарищ майор, – вмешался Иванов, – второй экземпляр записки, естественно, у меня».
«О! Да вы умница, Иванов! Сразу после совещания ко мне в кабинет с экземпляром».
«Товарищ майор, но это последний экземпляр».
«Размножим! Немедленно размножим! Получит каждый офицер, сержант! Один экземпляр пошлем в дивизию с моей резолюцией. А то они думают, что мы тут только пьянствуем. Нет, дорогие товарищи, – обратился Черных с разъяснением к отсутствующим начальникам, – у нас и военно-научная работа ведется. Вот так! Еще неизвестно, кто утюжно-топорная организация». Черных возбужденно потер руки, но вдруг сразу посерьезнел: «Теперь отвечу на ваши вопросы, Алексей Михайлович. Что ж, товарищи офицеры, скрывать бессмысленно, многое я делал не так или, скажем, не совсем так».
«Лучше сказать, совсем не так», – вкрадчиво подсказал Королев.
«Хорошо, пусть совсем не так, – рубанул рукой воздух Черных. – Готов к ответу! Но, товарищи, сейчас не время пенять друг другу. Ведь генерал Вышемирский, который отвечает за этот эксперимент перед командиром, все-таки поручил готовить его нам. Значит, он нам верит и считает, что у нас есть возможности для выполнения поставленной задачи. Надо только суметь реализовать эти возможности. Что делать, теперь каждый знает. Разговоров хватит! За работу, товарищи! Вопросы, объявления есть?»
«Есть, – повернулся лицом к собравшимся Королев. – Завтра в 19 часов в клубе части состоится открытое партийное собрание. Сразу ориентирую: его цель не пенять друг другу, а четко определить, наконец, что такое «хорошо», а что такое «плохо» для нашего полка, осудить негодные методы работы, конкретизировать понятие партийной ответственности и контроля применительно к намеченным мероприятиям и, наконец, очистить моральный климат в полку. Готовьтесь! Разговор пойдет принципиальный».
Когда офицеры, переговариваясь, покидали помещение, Черных задержал Королева.
«Алексей Михайлович, мы все тут люди грамотные, понимаем: мобилизация коммунистов на выполнение… и так далее. Безусловно нужно. Но… может быть попозже, когда окрепнем. Скажем, непосредственно перед учениями. Поймите, каждый час дорог, а мы там будем перебирать прошлое, заглядывать вперед, а дело будет стоять».
«Боитесь попасть под огонь критики?»
«Нет, не боюсь. Решения командира обсуждению не подлежат даже на партийном собрании».
«Решения не подлежат, а вот положение, сложившееся в результате волевых решений, вполне подлежит».
«Ну, а согласовывать сроки вы все же должны или нет?» – мягко без нажима спросил Черных.
«Безусловно! Тут виноват», – признал Королев и вдруг загорячился, – Григорий Иванович, о чем говорить! Сейчас не в нюансах дело! Ведь, по существу, те мероприятия, которые вы только что обязали выполнить командиров подразделений, уже давно рекомендовались командованию части партийной организацией. Я вам дам прочитать протоколы собраний. Коммунистов волновала степень боеспособности подразделений, и они не молчали – отмалчивались вы! Вы сознательно лишили себя партийной опоры. Было тихо – вы держались на поверхности. А сейчас, если положение дел круто не изменится, катастрофа для вас неминуема! Да, извините, черт с вами! Позор ляжет на весь полк. Вас куда-то денут, а нам отмываться!»
«Да что вы панихиду поете!»
«Нет, не панихиду! Пытаюсь втолковать вам неоспоримый факт – будете по-прежнему действовать голым администрированием, игнорируя парторганизацию, наверняка завалите дело. Предстоит держать экзамен на боевую зрелость, а не свинарник созидать».
«Я же сказал, к старому возврата нет! Теперь все пойдет по-другому».
«А я и хочу, чтобы вы это сказали не мне, Королеву, а всем. И сказали бы так, чтобы каждый поверил, а не принял бы вашу речь за очередное славословие. Поверят – успех обеспечен. Вы сами виноваты в том, что люди привыкли усматривать в ваших затеях корыстные мотивы. Убедите их в том, что на этот раз дело обстоит не так, что это нужно для армии, для страны, да они вам горы свернут!»
Черных долго молчал, а когда заговорил вновь, Королев с немалым удивлением подметил нотки неуверенности в его дрогнувшем голосе: «Да… вы правы, пожалуй. Но как сказать? Получится ли… чтоб поверили».
«Я вам дам протоколы, внимательно проанализируйте выступления коммунистов. Вы поймете, что их волнует, и каких слов они ждут от вас».

*  *  *
На стрельбище ревели моторы, трещали автоматные очереди, пока холостые. Боевая учеба была в разгаре. Капитан Иванов неспешно обходил учебные точки взводов, контролируя ход занятий.
1-ое отделение 1-го взвода. Занятие с отделением проводит лично командир взвода лейтенант Мицкевич. Правильно: тема узловая: «Подготовка к десантированию и десантирование с борта БТР на позиции обороняющегося противника».
Построив отделение, Мицкевич с жаром объясняет: «Когда до позиции противника остается, ну, метров 50, Бочарников подает команду: «Приготовиться!»
«Бочарников, навостри уши и запоминай все команды».
«Понял», – кивает головой Бочарников, долговязый сержант с цыганским лицом. Если верить записи в военном билете, действительно цыган.
«По команде «Приготовиться!» Гюлязян, Васильев, Ричик, Пивнов берутся за защелки люков и проворачивают их, освобождая крышку, но не открывают, а держат руками: открывать рано, могут залететь осколки. Остальные вытаскивают гранаты. Только вытаскивают и держат в правой руке. Ясно? Гюлязян, что делаешь по команде «Приготовиться!»?
«Эта… люк поворачиваю и держу».
«Ладно. Дальше: БТР врывается на позиции противника и останавливается. Бочарников командует: «Гранатами – огонь!»
По этой команде назначенные распахивают люки, остальные метают гранаты. Все делается быстро, слаженно, одновременно. Акцентирую: в момент остановки люк должен быть открыт, а гранаты – лететь за борт. Как только отгремели взрывы, Бочарников командует: «К машине!». Первыми мухами вылетают те, кто отвечал за люки, остальные следом. Едва ноги коснулись земли – открываете огонь из автомата. Бочарников командует «Вперед!», каждый обязан повторить: «Вперед!», и сразу отрываетесь от БТР, атакуете очаги сопротивления. Ясно?»
«Саша, – обратился Иванов к лейтенанту, – а как ты относишься к такому варианту: метров за 50 сержант командует – «С обеих бортов огонь!» Десант распахивает люки и, высунувшись по грудь, ведет огонь, а назначенные метают гранаты?»
«Вообще-то это наглость, товарищ капитан, но… мне нравится».
«Отрабатывайте оба варианта».
«Есть. Итак, Бочарников по порядку называй команды, а Пивнов рассказывай действия по ним, остальные – в готовности к ответу».
«Теорией не увлекайся, Саша, – негромко сказал Иванов лейтенанту, – еще две минуты и – к тренировке».
«Я так и…»
«Хорошо, хорошо», – и Иванов отошел, оставив в покое самолюбивого лейтенанта, некоторое время постоял в стороне, не вмешиваясь, затем удовлетворенным, двинулся ко второму отделению.
Занятия со вторым отделением проводил замкомвзвода старший сержант Куклик.
Тема: «Действия солдата после десантирования».
Куклик стоял, широко расставив ноги, и стволом автомата указывал на шесть ростовых фанерных фигур зеленого цвета, вкопанных в землю: «Вот противник. Ты один с ним. Как правильно вести огонь? Петя, выдай».
Рядовой Максимов, к которому был обращен вопрос, не раздумывал ни секунды: «Полосну с пояса по всем и дело с концом».
«А вот и нет, брат мой Петя. Так годится, когда противник перед тобой, а мы – бронедесант. Противник не перед нами, а меж нас, поэтому огонь должен быть выборочным. Объясняю: первую очередь – в ближайшую цель, затем быстро переносите огонь на вторую, третью и т.д., не наблюдая за результатами стрельбы. Упал – не упал, вас не волнует, вы все равно переносите огонь и при этом обязательно двигаетесь к противнику. Формула боя: «Стреляй и двигайся вперед! Повторим: три-четыре!»
«Стреляй и двигайся вперед!» – трижды прокричало отделение.
«Показываю».
Куклик взял автомат наизготовку и, стреляя с пояса, двинулся к фигурам, быстро меняя направление стрельбы. Подойдя вплотную к цели, пояснил: «Штык в современном ближнем бою применяется редко, но, если кто подвернулся, не вредно ударить». Куклик нанес штыковой удар по ближайшей фигуре: «Примерно так! Можно лучше! Дальше: метание гранат на открытом месте производится следующим образом: один ведет огонь из автомата, другой за его спиной выдергивает чеку и, поравнявшись с товарищем, производит бросок. Вопросы?» Куклик окинул взглядом молчащий строй: «Вопросов нет. Приступаем к тренировке. Шамгунов, Ковалишин на исходное. Ковалишин метает гранату…»
Иванов еще некоторое время придирчиво наблюдал за тренировкой, наконец определил: «И здесь порядок».
Прежде, чем допустить офицеров и сержантов роты к обучению личного состава, Иванов сам долго тренировал их, был безжалостен, до мелочности придирчив, семь потом согнал, совершенствуя каждый жест, каждое слово. Теперь, переходя от точки к точке, Иванов не без внутренней гордости замечал, что сержанты и офицеры непроизвольно (а может быть и умышленно!) подражали ему, переняв его манеру, непринужденно держать себя перед строем, свободно, с непременной искоркой юмора излагать материал, настойчиво, но не утомительно раз за разом возвращать внимание обучаемых к главному в теме, въедливо не упуская частности.
Третье отделение стояло с завязанными майками глазами, держа автоматы наизготовку.
Шла отработка замены израсходованных патронных магазинов снаряженными, Тема немаловажная: умение быстро сменить магазин в ближнем бою – вопрос жизни и смерти.
Проводивший занятие командир отделения сержант Смагин виновато объяснил Иванову:
«Смотрят и смотрят на автомат при отработке норматива. Я по-всякому, не помогает. Пришлось завязать глаза».
«Правильно. – одобрил Иванов, – Действуй!»
«К замене магазина приступить!» – щелкнул секундомером сержант.
«Готов!», «Готов!», «Готов!» – кричали солдаты.
«Так, первый – за семь секунд, последний – за тринадцать, считаем: современный автомат выпускает 10 пуль в секунду. Кто сколько получил, а? Вот, ты Крот, сколько получил?»
«Да они не попадут», – засмеялся Кротов, пухлый боец с румяными щеками.
«А все же».
«Ну, 90».
«Вот! А с тебя, крота, и одной хватит! Другие не лучше, нечего зубы скалить. Тренируемся! К замене магазина – приступить!»
Пока Иванов шел по второму взводу, протрубили перерыв. 2-ой взвод сидел полукольцом вокруг своего командира старшего лейтенанта Кириленко и дымил в молчании. Иванов услышал:
«…Многие убежища разрушены не были, но сидевшие там части гарнизона должны были класть оружие и сдаваться в плен, потому что стоило хоть одному гренадеру с бомбой в руках стать у выхода, как спасения уже не было, ибо в случае отказа от сдачи внутрь убежища металась граната и спрятавшиеся неизбежно погибали без пользы дела. Своевременно же вылезать из убежища чрезвычайно трудно и угадать время невозможно».
«Ясно? – прервал чтение Кириленко, – когда мы вплотную за огневым валом на БТРах врываемся на позиции противника – действовать как солдаты генерала Брусилова! Сразу блокировать блиндажи! Ничего и выдумывать не надо, тут все написано! А результаты? Результаты ошеломляют: за два дня наступления – заметьте: на идеально подготовленную оборону – читаем: взято в плен 900 офицеров, свыше 40000 нижних чинов, 77 орудий, 134 пулемета… Понятно? Вот так воевать надо!»
Старший лейтенант окинул бойцов сияющим взглядом и, можно было подумать, что это лично он, Кириленко, за два дня наступления взял в плен 900 офицеров и 40000 нижних чинов.
«Во дают!»
«Да… дела».
«Были люди в наше время…»
Бойцы некоторое время повздыхали, восхищенно попереговаривались, наконец, плотный, приземистый солдат Семенышев, недоверчиво мерцая глазами, спросил: «А если, товарищ старший лейтенант, успеют вылезти? У них, небось, наблюдатели. Подкатываем в БТРах, а они уже готовые стоят, нас ждут».
«А для чего тебя сейчас тренировали? Опять по проторенной тропке ходим. Вот книга, – Кириленко поднял над головой другую книгу, – «Белый ангел в поле». Ее автор комбат-сталинградец Николай Грибачев, ныне известный поэт и писатель. Вот, что он рассказывает о действиях танковых десантов при прорыве вражеской обороны под Сталинградом:
«Рев моторов, выстрелы в упор, пулеметные очереди, лязг гусениц и скрежет железа о железо… Артиллеристы и саперы могли бы еще спастись… но десанты автоматчиков превратили все в хаос. Итальянцы не знали куда стрелять, потому что русские были и впереди, и позади, и справа и слева, забрасывали окопы гранатами, захлестывали автоматными очередями…»– ни этому ли тебя сейчас учили, Семенышев?»
«Ну понял, понял…»
Тут в разговор нагло влез одессит Пилипончик и заявил:
«Итак, Семен, ты теперь не просто рязанский лапоть, а яростный десантник. Гордись!»
«А у тебя теперь не только … в ракушках, но и весь органон в бронежилете…»
«Товарищ старший лейтенант», – по школьному поднял руку рядовой Татанашвили, – гранату кидаю, рядом БТР останавливается, соседи. Своих побью».
«Нет. Каков радиус разлета осколков у гранаты РГД-5?
«25 метров».
«А дистанция между машинами в боевой линии?»
«Сто метров. Э! Водитель может ошибиться».
«Не может, для того и тренируемся. Четкое взаимодействие между всеми звеньями боевого порядка – основа успеха. Смело кидай, Реваз, свою гранату».
«Хорошо!» – с облегчением вздохнул солдат и хищно оскалился «Ну, всобачу!»
«Ладно, Вася», – Иванов сделал жест Кириленко, означающий, что подавать команду «Встать!» не надо, – настроение, вижу, боевое. Докуривайте и продолжайте работать».
У третьего взвода был час физической подготовки. Иванов обязал командиров взводов проводить этот час ежедневно, вне зависимости от расписаний, хозработ, прочих мероприятий. Это правило действовало и сейчас.
Подошедший Иванов застал странную картину: строй отделений образовывал букву «П», в центре которой на коленях стоял лейтенант Храмцов. Перед Храмцовым «на попа» были пристроены два кирпича, третий лежал сверху, опираясь концами на их торцы.
«Демонстрирую!» – вскричал Храмцов, гибко откидываясь назад, в следующее мгновение взметнулась рука – молния, раздался короткий хриплый выдох и кирпич разлетелся пополам от удара сжатого кулака. Вместе с лейтенантом хрипло выдохнул весь строй, бойцы заволновались.
«Ша! Колупайло, тащи еще кирпич!»
Приказание было выполнено бегом. Под восхищенными взглядами солдат лейтенант повторил операцию на этот раз левой рукой. Возбужденный строй загалдел.
«А я не верю!» – подскочил к лейтенанту рядовой Андрусенко. «Покажите, товарищ лейтенант. Там, наверное, трещина».
Андрусенко растерянно повертел в руках половинки.
«Трещина, говоришь. Ладно, неси два кирпича! Неси, неси, да смотри выбирай хорошенько».
Андрусенко, покопавшись, принес из кучи два кирпича.
Лейтенант распорядился положить их один на один.
«Но это может не получиться, – предупредил он, – раз на раз пока не приходится, однако…»
Лейтенант вдруг как-то обмяк, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, потом, враз закаменев, стремительно нанес точный сокрушающий удар. Кирпичи рассыпались на обломки.
Нежно-розовое лицо Храмцова побелело, несколько секунд лейтенант тяжело дышал, опершись на кисти рук, затем пружинисто поднялся:
«Усекли, щеглы?»
Взвод потрясенно молчал.
«Так это я к чему веду. Правой рукой разбить один кирпич может каждый. Каждый, кто по всем видам физической подготовки имеет оценку не ниже «хорошо». Точно говорю! Общефизическое развитие – фундамент всего. Обязуюсь к концу зимнего периода обучить этому приему любого, кто имеет по физо оценки не ниже «хорошо», обладает желанием и достаточной настойчивостью. Железно говорю! Не думайте, что я здесь применяю какой-то великий методический прием».
«А у меня уже «отлично», – закричал из строя сержант Трофимов.
«И у меня», «И у меня» – раздалось несколько голосов.
«С отличниками приступим сразу после учений. С остальными, когда подтянутся. А для этого работать надо на снарядах, а не сачковать, как Андрусенко. Итак, приступаем к занятию. 1-ое отделение – брусья, 2-ое – перекладина, 3-е – прыжки через коня! Командирам отделений развести отделения к местам занятий!»
«Миша, – обратился Иванов к лейтенанту, – у меня тоже по физо кругом «отлично», только я сомневаюсь, что смогу щелкать кирпичи как орехи».
«Сможете, – заверил Храмцов, – хотите десятиминутную тренировку?»
«Нет, сейчас проводи занятия. Давай уж после учений».
«Хорошо. Да здесь нет никакого криминала. Главное – моральный дух».
Иванов отошел в сторонку, закурил, блаженно сощурился.
«Гляди-ка, как все изменилось. Кажется, наконец-то, взялись за ум».
В последние годы ежедневно встречаясь с вопиющим противоречием между тем, что говорилось с трибун и писалось в отчетах и тем, что реально творилось в полку. Иванов полностью разочаровался в службе. Процветающее словоблудие и убогая реальность четко выделили три категории офицеров: одни, попирая всякие моральные принципы, рвались наверх – к власти, другие, махнув на все рукой, спивались; третьи, их было большинство, равнодушно и бездумно «тянули лямку» от выходного до другого выходного, до отпуска, до пенсии. Каждый нуждался в отдушине. Она называлась английским словом «хобби». Диапазон обширный, от прогуливания собак до «АББЫ», по возрасту. Иванов встал перед пропастью кризиса. И кризис разразился. Иванов стал пить. От окончательного падения спасло чувство ответственности за несколько десятков человек и решимость, во что бы то ни стало, все-таки превратить их в надежных кадровых солдат. Но выход все равно надо было искать, иначе конец. Выбор невелик: превращайся или в старого спившегося капитана, или в добросовестную жилистую полковую клячу. Ну нет! Он так просто не сдается. Есть третий путь – протест! И Иванов принял решение. Оставалось только подыскать подходящую форму…
Но вот все изменилось. Сейчас полк занимался тем, чем ему единственно и надлежит заниматься: без громких лозунгов и слов он учился воевать.
Иванов опустился на траву, вытянул ноги в пыльных хромовых сапогах, снял фуражку, опершись на локоть, подставил лицо солнышку, улыбнулся. Он был счастлив.

______________________

Бронетранспортер мерно покачивало. Пехота дремала. Вообще-то положено вести наблюдение через бойницы… да разве пехота упустит случай «придавить ухо», тем более что снаружи только пыль и ничего не видно. Рядовой Чиж прикрыл веки.
Их подняли на рассвете три дня назад. Чиж проснулся от рева сирены и криков дежурного, вскочил, надел, как учили, сначала брюки, сунул ноги в сапоги, надевая на ходу гимнастерку, кинулся к ружейной комнате. Дежурный сержант трясущимися от волнения руками все никак не мог справиться с замком. Чиж отодвинул его плечом, выхватил ключ, в два счета открыл замок, первым ворвался в ружкомнату. Схватил свой ручной пулемет, противогаз, каску и выскочил на улицу.
По плацу заполошно метались тени. Из распахнутых настежь дверей казарм выбегали солдаты.
Взвода строились, бежали к парку боевых машин. Туда же спешили прибывшие офицеры. Через 20 минут рота капитана Иванова покинула опустевший полк. Последовал двухсоткилометровый марш. Питались урывками, давились сухим пайком – где-то потерялась кухня. Зато отоспались! Качало не очень: дороги в Германии «на ять», отличные дороги! Водителям, правда, досталось, но на то они и водители. Офицеры поили их крепким кофе из своих термосов, лишь бы не клевали носом. Сутки находились в выжидательном районе, укрывали технику, рыли капониры, ну и остальное, по мелочи. Но горячей пищи поели вдоволь, «от пуза». Не зря комбат майор Медюшко долго и громко материл начальника кухни прапорщика Кобяка…
Сегодня ни свет, ни заря опять подняли, погрузили в БТРы… Чиж открыл глаза – нет не спалось. Некоторое время с завистью разглядывал светлые в полутьме лица сопящих товарищей. Кто-то всхрапнул. БТР сильно тряхнуло раз, другой, затем толчки сделались непрерывными. В башне заработали спаренные пулеметы. Пехота проснулась, раздалась беззлобная ругань, смех, шутки. В бойницы ничего нельзя было разглядеть, во все щели сыпалась пыль, открывать люки строго запрещено.
– Смагин, что видно! – прокричал Чиж командиру отделения, склонившемуся над прицелом.
– А ничего! Танк впереди идет, пылит. Твой дружок Кудря как с цепи сорвался: ведет танк, не разбирая дороги.
– Он такой.
– А мы за ним. Отставать нельзя, так что берегите лбы.
– А высоты далеко?
– Высот не вижу.
– Скорей бы что ли.
– Ага! – вдруг торжествующе закричал Смагин. – Вот высоты! Вот траншеи! Все горит! Десант, приготовиться!
Четверо вцепились в защелки люков. Чиж вынул из подсумка гранату, и остальные тоже вынули гранаты.
«Гранатами – огонь!» В распахнутые люки полетели гранаты, БТР остановился. За бортом бесновался смерч разрывов.
«Деса-ант – к машине!» – и Чиж, сжимая пулемет, ринулся в пасть люка; ослепнув от ударившего в глаза солнца, кубарем скатился на опаленную взрывами землю, изрядно пропахав носом. Не поднимаясь, дал длинную очередь. Быстро осмотрелся. Впереди змеилась траншея, полуразрушенные, обшитые досками стенки ее горели. Повсюду торчали фигуры, точно такие, как на занятиях, только пыльно-серого цвета. Из вращающейся башни застывшего бронетранспортера непрерывно били пулеметы. Справа и слева лежали его товарищи, Смагина что-то не видно. Чиж вскочил на ноги, заорал: «Что разлеглись как коровы? Вперед!»
«Вперед! – вразнобой подхватило отделение, поднимаясь с земли. – Вперед!» Следом медленно двинулся БТР.
Боевой призыв эхом летел по роте. Солдаты веером разбегались от бронетранспортеров, стреляя, прыгали в траншеи, закидывали гранатами блиндажи, шли вдоль брустверов, ведя огонь на ходу. Танки, хищно рыча, бесчинствовали в глубине опорного пункта.
На то, что еще каких-нибудь 10 минут назад представляло собой тщательно продуманную и добротно подготовленную систему обороны, легла печать страшного разгрома.
Посреди первозданного хаоса лишь один человек был спокоен, почти неподвижен и предельно внимателен. Опершись на люк бронетранспортера, капитан Иванов из-под надвинутой на брови каски цепко вглядывался в происходящее.
«Выпустили джина из бутылки! Ай да генерал Вышемирский! Если так и дальше пойдет, то на этот раз, пожалуй, можно с чистой совестью петь в уши советскому народу о «малой крови» и «чужой территории!»

*  *  *
Отгремели последние выстрелы. Остыли стволы автоматов и орудий, выстроена в походные колонны боевая техника.
На армейском командном пункте закончился разбор. Полк майора Черных получил высокую оценку командующего армией.
Пунцовый от счастья майор выслушал из его уст в свой адрес несколько скупых, но веских лестных слов. Черных ликовал. Сегодня его звездный час! А то этот Вышемирский…
– Товарищ майор, – выходя из помещения, услышал Черных голос командира дивизии. – Попрошу ко мне в машину. Успеете поздравить полк.
Черных, козырнув, направился вслед за генералом.
Подкатили к полевому штабу дивизии, вошли в палатку. Черных застыл у входа, генерал прошел к столу, откуда несколько секунд пристально вглядывался в майора.
– Вижу, празднуете победу. Правильно! Взят рубеж, – генерал прошелся взад-вперед и уточнил: Один рубеж. Остальные не взяты.
– Возьмем, – радостно заверил Черных.
– Можете взять, – согласился генерал, – при условии… если не будете часто и всерьез вспоминать сегодняшние слова командарма, адресованные вам.
– Как? – растерялся Черных.
– А вот так, – жестко сказал генерал и неожиданно спросил: – Елка какого цвета?
– Елка???
– Да, да, елочка, которая в лесу родилась.
– Зеленого, – промямлил Черных, пожав плечами.
– А этот стол? – генерал ткнул пальцем в огромный рабочий стол с рулонами карт.
– Коричневый, – сдержав накипевшее раздражение, безразлично произнес Черных.
– Вот следуя этой логике и получается, что командир полка, успешно выполнивший поставленную задачу – прекрасный, волевой умелый и, бог знает там, какой еще командир полка. И все. Вы меня поняли?
Черных молчал.
– Вы способны добиться того, – не повышал голоса, но по-особому отчетливо произнося каждое слово, продолжал генерал, – чтобы вашим полком по праву гордилась армия. Для этого вам надо осуществить две вещи. Первое – произвести переоценку ценностей в своей собственной душе. Все ваши логические построения, о которых мне с беспокойством сообщил ваш отец перед отъездом в Группу войск – опасный бред. Люди с подобной психологией однажды в далеком июне уже один раз поставили кадровую армию на грань катастрофы. Или вы тоже, как ученик 10-го класса считаете, что нападение было таким уж внезапным?
«В тактическом смысле – да», – подумав, произнес Черных.
– Вот именно – в тактическом… С тех пор я, как участник тех страшных событий, непримирим к людям с подобной психологией. Кстати, ваш отец тоже. Он с горечью говорил мне о вас. Просил помочь, «если еще не поздно» – его слова. Еще не поздно, Черных?
– Что… я должен делать, – прерывисто произнес Черных, глядя в лицо командиру.
– Служить России. Бескорыстно и без остатка, – быстро ответил генерал и буднично добавил, – больше ничего не надо.
– Я что же, выходит…
– Да! Именно! Вы служили самому себе и для самого себя. Эх, – отвлекся генерал, – глядя на иного офицера, меня охватывает желание заставить его выучить стихотворение Евтушенко «О карьере». Затем вызвать в кабинет, чтоб рассказал, с выражением, как положено. Кстати, не читали?
– Читал, – ответил Черных и, впервые улыбнувшись, добавил: ну, ему так можно писать.
– Глупо переходить на личности, когда речь идет о сути. Ладно. Теперь второе. Проводится в жизнь по выполнении первого, товарищ майор. Необходимо в корне изменить психологию офицерского состава. С какой мысли вы и ваши подчиненные начинаете рабочий день?»
«Как? С какой, товарищ генерал? Смотря, что предстоит по плану».
«Вы и ваши офицеры привыкли начинать свой рабочий день с вопроса: «А за что меня сегодня могут хлопнуть по темени?» Исходя из ответа на этот вопрос вы и строите свою дальнейшую работу. Какие там планы! Все силы бросаются на установку подпорок. Необходимо добиться того, чтобы этот вопрос был заменен другим вопросом: «Что еще сегодня можно сделать, чтобы увеличить боевую силу подразделения?»
Генерал постоял молча, глядя в окно. Полки тронулись на зимние квартиры. По всем дорогам клубилась пыль. Вышемирский повернулся к майору и подвел итог: «Я указал вам две болевые точки. Сумеете добиться здесь коренного перелома, превратите сегодняшний успех в закономерность. Не сумеете – ваш успех будет выглядеть случайным. Ко мне есть что-нибудь?»
Черных некоторое время молчал, опустил глаза, затем, вздохнув, виновато ответил: «Нет, пока…»
– Ну, а когда будет – милости просим, Григорий Иванович. Все, идите.
Танковый полк с нетерпением ждал своего задержавшегося командира. «Да что такое! – ворчали соскучившиеся по женам офицеры. Все полки-с уже «на хаус», одни мы стоим. А почему стоим, никто не знает…»
«Черных потерялся!»
«Не иначе, медали грузит…»
Предварительные результаты учений были уже известны, и настроение у всех было праздничное.
Офицеры, сойдясь, курили, шел живой армейский треп: «Зампотех на меня наседает: бери на буксир – и все. А у меня у самого – зарез. Ну, думаю, фигу! – с меня, где сядешь, там и слезешь…»
«… Вы, говорит, товарищ майор, солдат голодом морите, а я ему что, начпрод, что ли…»
«…Комбат переговорную таблицу похерил и орет в открытую: «Почему пулемет на левом фланге молчит!» А я ему: «Лента переносилась!» А он мне: «У вас всегда так: как раздевать, так рот разевать!»
Бойцы облепили башни машин. Откуда-то появились гитары, и это несмотря на то, что перед учениями командиры всех степеней буквально наизнанку вывертывали внутренности бронетранспортеров и танков, выполняя приказ – «Чтоб ничего лишнего».
Над колонной вились сиреневые дымки сигарет, стоял веселый гвалт.
А Сергей Петрович Чиж захотел покоя. Он отошел в сторонку, растянулся на траве, сбросив сапоги и расстегнув гимнастерку, кинул под голову пилотку и, вытянувшись, бездумно уставился в небо. На лицо легла тень, сверху раздалось: «Привет, пехота стоеросовая! Службу несем по формуле: «я на солнышке лежу, я на солнышко гляжу».
Чиж увидел улыбающегося Кудрю. Степенно ответил:
«Кому как положено, тот так и несет, мазут. Садись, гостем будешь».
Кудря сел, достал две сигареты. Прикурили. Затянулись. Вместе с облаком дыма Кудря небрежно вытолкнул вопрос: «Ну что, пехота, три очка хоть заработали сегодня на поле брани?»
«Неужели! – приподнялся Чиж. – Пять очков небрежно взяли!»
«Тады – ой! Хотя, с другой стороны, чего бы ей, пехоте, пять очков не взять? Топай усиленно кирзачами, да разевай пасть на ширину приклада: «Ура» кричи. Главное – автоматишко не потерять».
«Ничего, можно и потопать при случае. Зато сейчас домой приедем, я пулемет почистил, поставил в пирамиду и – свободен, как птица в полете. А ты, мазута, теперь до дембеля будешь по всему танку шайбу гонять  каждый божий день».
«Тут – молчу. Насчет того, чтоб где-нибудь подсачковать, у вас поставлено. Как в атаку идти – опять за нашими спинами».
«Положено! А что твой танк без пехоты? Дымящийся металлолом».
«Не надо ля-ля. Мы самостоятельный род войск!»
«Все, что у пехоты за спиной – наше, советское, а что впереди – еще чужое, пусть там хоть тыща танков ползает…»
«Не надо ля-ля…»
Спор разгорался. «Царица полей» не уступала «ударной силе», бойцы еще долго хвастались друг перед другом достоинствами своих родов войск, острили, смеялись удачным шуткам. Их разлучила команда: «По местам!»

________________________

  никого не наказал (жарг.)
  А.А. Брусилов «Мои воспоминания»
  Чистить, драить, убирать (жарг.)