Откровение

Тонкий шелест деревьев ласкает мой слух, непослушные пальцы вонзаются в горло. Я ещё никогда не был так счастлив. Мне мерещатся великие умы, красивые слова, и я, воспеваючи горесть свою, вишу на дереве, озираясь на проделанный мною путь.

Встречалось и такое: несли меня в темную даль непримиримую. И я, влеченный гадким увлечением своим, покорно принял помощи от братьев, голову клонил на священо отсечение, а язык мой заплетался, и, смотря на себя снизу вверх, я восторгался. Мое сознание никогда не приходило, но сейчас я понял, что дело рук это Твоих, что вижу я другое, что поклоняюсь не своим успехам я, а лишь Твоим.

Досадно, что вмиг я потерял всю ту беспочвенную глупость, что помнил лишь два слова, что средь листов густых не встретил я Тебя, не понял Лика Твоего, не зароптал пред Именем Твоим.

Люблю тебя я пуще всех, что мне до этого встречались. Слащаво восхваляю, руки наложив. Ведь черные как смоль, они такие не одни. Все мы, как я, как ты, как он, все мы то делаем, каявшись в грехах своих злосчастных, но забывая из чего мы состоим. Все муки, через что прошли, все девы, что вмиг мы опьянили, все те, кого мы заживо убили, я буду помнить всех и вся, я буду знать о всем и ни о чем, смыкая руки на заветной шее человека, что все испортил, все погряз в нещадной повести судьбы. Не очерню, не ополчу, я буду лишь вести нас, и всецело будем мы одни, так разны, так прекрасны.

Танцуя, завлекаем мы к себе невинных душ, не пожатых, не вскормленных любовью. Чего греха таить? Мы отвлечем, мы отыграем всех тех, кто смел нам так мешать. Все то, что нам, покорным, возбранялось, успеем сделать мы за Ночь. В Тебе щебечет слабости порок, мы это видим, мы это слышим и узнаем. Не торопись, усвой незабываемый урок. А между строк, сплетем же нити мы свои, с которыми ты впредь столкнешься. Ужасен век мучений пылких, и в нас течет златая блажь, что нам же шепчет, что глаголет: "Убей себя! Убей её!"

Не к спеху. Страданий власть ждёт каждый раз, как солнце сходит в краткий час. И мы достаточно слабы, чтобы в метель попасть и умереть же в ней, не умирая. Ведь всякий раз, как то произойдет, не будет гнева Божия и пререканий, не будет страшных нам гаданий, все лишь одно: все тихо и спокойно.

Ты думаешь, есть у нас дом? Очаг, что мог бы защищать Ты, вера, что может нас осилить? Нет, конечно нет. Всё наше так давно пропало, ох, как же несчастно, как тепло...