Плач о Бродяге

Мое детство прошло в уютном поселке, пригороде города рожденного победой.  По хроникам, новостройку вели комсомольцы-добровольцы. У одних "добровольцев" родным  был немецкий.  У других,  завидное  образование и столичный менталитет.  Большинству из них не суждено вернуться на родину. Режимом времени им уготован билет в одну сторону. История.
 
Сейчас я понимаю, что росла в социуме, где было принято умалчивать свою боль. Нельзя ее наружу. Среда, в которой одни черствели  другие  наоборот сопереживали происходящему. Я становилась в обществе где развита эмпатия вопреки обстоятельствам.

Особого досуга в поселке не было. Мы развлекали себя сами как могли. Верили в жизнь, в справедливость и в коммунизм. Да, да, не улыбайтесь, наш наив был силен в нашей вере. Мы полагали, что зло истребимо, с ним бороться, впереди жизнь  где будет только добро.

В своем дошкольном возрасте я тоже верила (вслед за  взрослыми), что мы идем к чему-то очень большому, там светло, радушно, и все есть. Надо  немного потерпеть в борьбе за светлое будущее.  Все мое эмоционально-душевное было против зла.

Как я уже говорила, особых затей в нашем поселке не было. Любое новое для нас было сенсацией. Очередным событием стала демонстрация индийского фильма «Бродяга».  Уже неделю шла экранизация в местном кинотеатре «Дружба». За билетами очередь. Жители поселка словно сплотились против несправедливости к бедолаге. Только и разговоры о несчастном, да восхищение красавцем Радж Капуром,  режиссером и исполнителем главной роли. Некоторым посчастливилось посмотреть фильм дважды. Наконец-то и нам с сестрой, после семейного совета, папа купил билеты на дневной сеанс.

Зал полон. Никого не удивил 4-х летний ребенок в кресле первых рядов. Зрители настроены на сострадание. Впереди 2 серии переживаний и слез.

Моя детская душа, оказалась не готовой к вопиющей несправедливости происходящего на экране. Там, по ту сторону, мальчик без папиной защиты. Я всхлипывала, сначала тихо, потом громче, еще громче. В момент, особой несправедливости я завыла на весь зал. Душа рыдала от жалости к бедолаге. Я ревела во всю мощь голосовых связок, будто мой вопль мог спасти экранную ситуацию. В какой-то момент, сам бродяга приподнял брови и взгляд на меня, словно был удивлен таким сочувствием. А я еще громче.

В зале не выдержали:«Выведите ребенка!»               
Другой голос: «выведите малыша, не мешайте смотреть". "Включите свет».
Свет включили.  Я притихла. (но все еще всхлипывала). Зрители ждали. Сестренка заботливо сжала мою ладошку.  Встала. Повернулась к залу, и тихо, глотая слезу: «Мы не боимся темноты. Мы бродягу пришли смотреть». Зал замолчал. А она, осмелев - «мы не уйдем, у нас есть билеты, нам папа купил».  Пошарила в кармашке,  достала скомканное доказательство, и для убедительности показала документ залу. Постояла немного  и села поудобнее. Она умела отстаивать себя и меня. Она большая, она уже училась во 2-м классе. Я за ней копируя движения, поудобнее вклеилась в кресло и шмыгая носом: «Не уйдем, билеты есть, папа купил».

Никто из зрителей не осмелился повторить: «Выйдите из зала!»               
Сбоку голос: «Пусть смотрят, им папа билеты купил. Большие». - По залу прокатился смешок.  Я не понимала, о чем смеются.               
«Тушите свет, пусть смотрят»

Свет погас. Бродяга продолжил демонстрировать несправедливость жизни.            
Я старалась не плакать, но не получилось. Всхлипывание перешло в громкий рев.
И снова повторилось: «включите свет».
Я виновато сжалась. Но голос сверху: «дайте ребенку успокоится».               

Зал ждал. Зрители подбирали нужные слова, и даже передали карамельку.
«Мне конфетка, за то, реву»?               
Сладостей не хотелось. Я ощущала горечь от происходящего на экране.  Вкус лакомства  не вписывалась в боль.  Но зал шептал: «ешь конфетку, ешь конфетку”.

Свет погас. Уже со сладостью во рту я сочувствовала бродяге. Но реветь с открытым ртом мешала конфетка, то и дело стремясь вывалится изо рта. Что делать, толи  карамельку жевать, то ли реветь? Выбор! Выбрала реветь.  Зрители  плакали вместе со мной. И только я одна выла во весь голос, по-другому не умела. Я была искренна в своих переживаниях. Своим плачем я помогла зрителям выплакать накопившуюся боль, расслабиться эмоционально.

Фильм закончился. Никто не спешил выйти из зала. Нам с сестрой давали дорогу. Кто-то выражал свою поддержку похлопыванием по плечу. Нашлись для меня еще конфетки.               
“Какие девочки!” - шло нам в след.               
Я крепко держала за руку старшую. По ее лицу все еще катились слезы. Она умела беззвучно плакать.

А дома нас ждал папа. Он всегда находил для нас нужные слова. Приобнял, приголубил: «Доченьки мои, все будет хорошо». 

Спустя годы пересмотрела фильм. Смахнула пару безмолвных слезинок. Они о другом:  о дружбе в «Дружбе», об ускользающем моменте времени, о домашнем очаге где царила любовь.