Соцопрос в марте

Март – это месяц, когда зима вступает в затяжные арьергардные бои  с наступающей весной. Нередки дни, когда летящие с тяжелого серого неба огромные хлопья снега  вдруг сменяются дождем, а еще через мгновение – по лицу уже хлещет какая-то жесткая крупа. Добавьте к этому сильный порывистый ветер, грязное месиво под ногами, помои, летящие из-под колес автомобилей, и получите идеальный день, чтобы проводить социологический опрос на улицах небольшого подмосковного города.

Именно в такой погожий день я безуспешно пытался остановить хоть кого-нибудь из прохожих, чтобы задать важные политические вопросы. Но эти жалкие, недостойные свободы и демократии людишки прятались за зонтами и капюшонами, прыгали через лужи и даже не смотрели на меня. Те же, кто хотя бы замедлял шаг, отвечали кратко, емко и на все вопросы сразу.

Они забыли, что у природы нет плохой погоды, как сказал нам утром один областной депутат, наш старый знакомый, заказавший именно на сегодня этот соцопрос нашему ПР-агентству. Он лично пришел к нам в офис и напутствовал всех, участвующих в этом мероприятии сотрудников, пообещав вечером лично проверить все опросные листы, чтобы ему не впихивали фуфло. 
 
Через десять минут работы, промокнув и утратив надежду на успех, я завернул в Макдональдс. Там дело быстро пошло на лад. Я присел в уголке зала, выпил кофейку и лихо стал ставить галочки и  крестики, не забывая придумывать пол, возраст и род занятий этим мертвым душам.

Я успел опросить уже восемь человек, когда позвонил мой шеф. Чтобы ответить, мне пришлось покинуть свой теплый уголок, чтобы ветер и шум улицы создали необходимый рабочий фон.

- Ты где? Сколько успел опросить?
- Восемь.
- Ладно. Знаешь, там рядом с тобой Макдональдс? Дуй туда быстро. Я жду.

В недоумении я оглядел зал сквозь огромные стеклянные окна заведения и, наконец, с ужасом узнал своего шефа, прокуренную сорокалетнюю тетку, поедающую картошку фри в двух-трех метрах от меня.

Я отошел чуть подальше от входа, смял опросные листы, расправил их, вытер ими лобовое стекло стоящего рядом автомобиля, чтобы чернила слегка размазались, и, выждав немного, зашел опять в теплоту американского общепита.

- Давай сюда, - шеф с нездоровым комсомольским задором схватила мои листы и стала их изучать.
- Я так и знала! – она шлепнула по столу ладонью так, что стоящий перед нею кофе испуганно задрожал. – Я как в воду глядела! Ты молодец, но такие цифры не годятся. У нашего депутата слишком низкая узнаваемость.
Слушай меня внимательно. У него узнаваемость должна быть около 40-50%. Если меньше – он может передумать в третий раз участвовать в выборах. Если слишком хорошая узнаваемость, он скажет – вы мне не нужны, меня и так все знают. Наша задача – показать ему, что его знают, но не очень хорошо, а наше агентство поможет ему повысить рейтинг, и мы готовы поработать в период его избирательной кампании. Понял? Давай заполняй дальше правильно.

Сидя напротив шефа, я заполнял листы, а она инструктировала по телефону других занятых в опросе добросовестных сотрудников нашей конторы.

- Заполнил? Возьми еще комплект листов.
Через полчаса я «опросил» уже 60 человек и протянул ей целую пачку бумаги.
- Что ты мне суёшь? Иди на улицу, поваляй листы в снегу где-нибудь, чтобы выглядели, как должны в такую погоду. Всему тебя дурака учить надо. Этот хрен дотошный вечером приедет, сам смотреть будет.   
   
Через несколько минут все листы выглядели достаточно достоверно, и я получил последние инструкции: приехать в офис к условленному часу и даже немного опоздать, для порядка.

- Какая все-таки вы умная и дальновидная женщина и мыслите, как настоящий стратег, - я сказал это почти искренне и подумал, что еще успею заехать домой и не спеша пообедать.