Глава 2. Иггдрасиль и его экосистема

Иггдрасиль — в представление скандинавов это мировое древо, связующее между собой девять миров, исполинский ясень, сосредоточие всей вселенной. На ветвях Мирового Древа располагаются все девять скандинавских миров. Само слово Иггдрасиль является кеннингом — поэтической метафорой, и переводится оно как «Скакун Игга».

Следует знать, что для виселицы скандинавы использовали кеннинг «скакун висельника». Но почему именно скакун? Скакун — это не метафора для лошади, или какого-нибудь ездового животного, это обобщенное название транспортировочного средства, так же как и слово «конь» или «корабль». Вот к примеру кеннинги корабля.

«Скакун тропы чайки»

«скакун корабельного борта»

«конь волны»

«конь мачты»

Также, термин «скакун» мог относиться к человеку, который был повешен на дереве. Движения, которые делал болтающийся в петле человек, напоминали движения всадника на лошади. Вероятно, именно из этого и произошла идея об отождествлении виселицы и скакуна в скандинавской мифологии

Yggr (Игг) — «грозный», «ужасный». Конечно, в данном контексте слово «Игг» ничто иное, как одно из многих имен Одина. В сумме, название мирового древа — Иггдрасиль это кеннинг, который переводится как «Скакун Одина». И действительно, Один, дабы постичь могущества в знаниях рун, пригвоздил себя копьем Гугнир к великому древу. Так повешенный бог провел без питья и еды девять дней и девять ночей, пока не познал все колдовские тайны и не преисполнился знанием рун. С чем можно сравнить это жертвоприношение, не беря в расчет другие религии?

Распятие Одина на мировом древе — это обряд инициации, характерный для древних германцев. Один принес жертву себя самому себе. Но он получил не только знание в привычном понимании нашего слова, мировое древо, или мировая ось, стала для него транспортом по девяти мирам, и ему открылись тайны этих девяти миров. Там же этот бог, подверженный человеческим страстям и слабостям обрел свою силу, присущую поздним скандинавским мифам.

Достижение магических способностей и всемудрости требовало от Одина огромных страданий (сравним с распятием Иисуса, где за страдания отпускались грехи людей). Это опять же нас подводят к пониманию того, что жертвенность в природе первобытного менталитета — неотъемлемая часть жизни. Для инициации физические испытания и страдания являются неотъемлемыми характерными элементами. Таким образом, Один прошел «инициацию», а это ничто иное, как «приобщение» участника инициации к чему-либо. В этом случае Всеотец приобщился к тайным и секретам всех девяти миров. Вполне возможно, что древние германцы и скандинавы использовали мотив с древом до появления этого мифа, а не наоборот.

Получается, что Иггдрасиль — это мировая ось, древо жизни и транспортное средство для путешествий Одина по девяти мирам. А исполинский ясень ничто иное, как макрокосмос, связующую звено между мирами. Не зря, у большинства народов мира на определенных стадиях развития присутствует поклонение деревьям. Оно обусловлено тем, что древним людям мир представлялся одушевленным, деревья и растения не составляли исключения, и они обладали всеми теми качествами, которые присущи «живым» существам — рост, увядания, процесс перерождения.

Так индейское племя хидатса верят в то, что у всякого растения или дерева есть свой дух или тень, и им необходимо оказывать всяческое почтение. Туземцы африканского племени ваника верят в то, что кокосовая пальма имеет свою душу и приравнивают ее сруб к убийству матери — потому что оно дает им жизнь и пропитание, как мать своему ребенку. Племя басога полагают, что дух срубленного древа может поразить вождя и его семью.

Таким образом мы сталкиваемся с очень древним германским верованием, который судя по всему возник еще в эпоху индоевропейской общности и характерен для глубокой древности. Одушевление растений, деревьев, кустарников и наделение животных человеческими качествами характерны для эпохи анимизма. Хочу напомнить, что анимизм является первой ступенью в развитие религии (вера в существовании души и духов, в одушевленность всей природы), а значит миф о Мировом Древе, являющийся мономифом для всех индоевропейских народов, очень древний, и он появился у прагерманских народностей еще в ту эпоху, когда индоевропейцы были единой общностью, на распавшейся на различные народности.

НОРНЫ

Итак, стоит вернуться к самому мировому древу. Оно покоится на трех исполинских корнях, которые ведут в разные миры. Однако здесь возникает разночтение в различных источниках.

В «Старшей Эдде» говорится, что первый корень уходит в Мидгард, второй — в Йотунхейм, третий — в Хельмейм. В «Младшей Эдде» Снорри же пишет, что первый корень уходит в небеса в Асгард, второй — к йотунам, а третий — в Нифльхейм. Как уже упоминалось, вероятно эти книги базировались на разных источниках.

Под первым корнем располагается Урд — источник судьбы, от которого произошли три норны. Норны — это ткачихи человеческих судеб, именно они определяют человеческий рок. В связи с этим, есть предположение, что первый корень все же уходит в Мидгард — мир, населенный людьми, а не богами.

Норны также являются архетипичным индоевропейским мономифом — подобные волшебницы встречаются в греческой мифологии (мойры), римской (парки), славянской (рожаницы). Каждая из мойр отвечает за время: дряхлая старуха Урд — за прошедшее, женщина в расцвете сил Верданди — за настоящее, юная Скульд — за будущее. В отличие от других народностей, в скандинавской мифологии норны отвечают не за пряжу, как парки и мойры, а за благополучие Иггдрасиля.

Норны, живущие у источника Урд, каждый день черпают из него воду вместе с той грязью, что покрывает его берега, и поливают ясень, чтоб не засохли и не зачахли его ветви

(с) Видения Гюльви

Как видно из цитаты «Младшей Эдды», норны — могущественные существа, которые обеспечивали жизнь и цветение Иггдрасиля. Помимо этого, норны вершили судьбы не только людей, но и богов. Иногда к ним обращался даже сам Один.
Вообще, образ норн в мифологии других народов преимущественно связан с прядением ткани. Парки и мойры также состоят из трех могущественных дев: первая отвечает за рождение ребенка (тянет пряжу), вторая наматывает нить на веретено (распределяя судьбу), третья перерезает нить (выносит смертный приговор человеку). В славянской мифологии мотив пряжи и ткани не важен, рожаницы воспринимались как богини судьбы несколько иначе. Вообще, в мифологии славян характерен мотив задабривания существ, и случай с рожаницами аналогичен. Откуда у древних народов появилось отождествление судьбы с пряжею и тканью?

Прежде всего, необходимо отметить функцию колеса для первобытных народностей. Колесо или круг — это замкнутый круг без начала и конца, символ абсолюта и бесконечности. Здесь можно привести пример змеи, кусающей себя за хвост (Йормунганд, Уроборос). Кстати, именно змей стал олицетворением бесконечности в арабских цифрах (перевернутая восьмерка, ничто иное как змея, пожирающая сама себя), а также различные виды свастики, олицетворяющие постоянное движение солнца и его лучей.

Колесо прялки стало колесом времени, а нити стали олицетворением судьбы. Также сакральными становились некоторые из обиходных предметов — например, телега с четырьмя колесами (телеги часто находятся и в захоронениях), которая фигурирует в ритуале Нерты, описанного Тацитом (см. главу о Нерте/Ньерде).

При первом взгляде норны могут показаться схожими по своим функциям с мойрами, парками или рожаницами. Но на самом деле в скандинавской мифологии большое значение уделяется столкновению космогонических и эсхатологических мотивов, поэтому норны являются неким сосредоточением антагонистических сил. Из убийства Имира (эсхатология) происходит творение мира (космогония), Лодур, отождествленный с Локи, создает человека (космогония) и этот мир, а затем является катализатором его уничтожения (эсхатология). Норны же вообще не имеют ни негативного, ни положительного окраса, они являются данностью, и к ним не применимы сравнительные качества. Их нельзя причислить ни к богам, ни к людям, ни к другим существам скандинавской мифологии. Некоторые ученые связывают норн с тремя великаншами из йотунов, основываясь на восьмом стихе «Прорицания Вельвы».

На лугу, веселясь,

в тавлеи играли,

все у них было

только из золота, —

пока не явились

три великанши,

могучие девы

из Ётунхейма.

Не зря мировое древо тесно связано с норнами. Норны выступают в роли стержня между прошлым и будущим, олицетворяя древо мира. Сами по себе норны не являются хтоническими существами, но они обладают всеобъемлющим знанием о прошлом, настоящем и будущем. В нордической мифологии характерна сакрализация знаний (мудрости, всеведения, гибкости мышления), и это можно проследить в большинстве сюжетов. Один распинает себя ради знаний рун, жертвуя свой глаз в источнике Мимира ради мудрости. Квасир, чья кровь смешалась с медом и создала «мед поэзии», был олицетворением мудрости, а Один приходит к Вёльве ради знаний прошлого и будущего. Видимо, эта характерная черта стала определяющей для многочисленных экспедиций викингов в самые разные точки земного шара, скандинавский менталитет был наполнен жаждой знаний, открытия и могущества. В целом, можно сказать, что норны, поддерживая поливкой древо жизни, являются антропоморфным олицетворением Иггдрасиля.

В продолжение этого, я хотел бы рассказать об осмыслении норн в первобытном менталитете германцев и позднее — скандинавов. Германцы всегда отличались воинственностью, а их двоюродные братья, помимо воинской ярости, унаследовали неблагополучные земли и оказались в суровых краях. Борьба за немногочисленные ресурсы на территории бедной Скандинавии привела к межплеменным стычкам, а затем к постоянным войнам между ярлами и королями. Поскольку религия является зеркалом (рефлексией) общества, в мифологическом представлении скандинавов неизбежно должно было возникнуть осмысление всей этой жестокости, окружающей их. Появление норн в скандинавской мифологии стало попыткой оправдать постоянные войны, конфликты, засухи и гибель людей. При этом индоевропейская концепция «пряжки судьбы» хорошо сочеталась с общим эсхатологическим характером религии скандинавов. Смерть на поле боя для воина Скандинавии означала не только пиршество в чертогах Одина, но и то, что эти обычные рубаки будут бок о бок сражаться с богами в Рагнареке. Норны и Рагнарек — это две идеи, которые отражают фаталистичность мировоззрения германцев и их веру в неумолимый рок.

Интересно еще одно — Voluspa, «Прорицание Вельвы», является вводной частью «Старшей Эдды», и это отнюдь не случайность. Интересно то, что общая идея вельвы роднит ее с норнами. К ней обращается сам Один, чтобы набраться мудрости. Вельва помнит сотворение мира (прошлое), общается на эту тему с Одином и читателем (настоящее) и видит трагический конец существующего мира (будущее). Таким образом, Вельва является личностью, воплотившей в себе триединое предназначение норн.

Откуда же появились норны? Ученые в целом выделяют из общей массы индоевропейцев два больших конгломерата народов — первый, европейский (кельты, германские и романские народы, греки, славяне, иллирийцы, балты, италики, фракийцы), и второй — азиатский (хетты и лувийцы, индийские и персидские народы). Можно выразиться так, что они «двоюродные братья», и именно в европейском конгломерате отчетливо прослеживается след триединых божеств рока/судьбы (Мойры, норны, парки, роженицы, балтийские Лайме, Декла, германские Матери и Матроны).

Делать выводы из данной закономерности не является целью этой книги, поэтому следует перейти к истокам троицы богинь рока. Во-первых, следует отметить, что это не пережиток матриархата, так как самая концепция матриархата на данный момент признана не состоятельной. отраженный в мифах и сакральных таинствах, то матриархат присущ большинству народностей мира (и почти всем индоевропейским народам), особенно тем, которые занимались сельским хозяйством.

Следует признать особый статус женщины в каменном веке, а затем и в древнем сообществе. Частично благодаря своим естественным функциям — деторождению и воспитанию детей — женщина имела свой особый, сакрализированный статус. Об этом свидетельствуют многочисленные найденные статуэтки богини-земли, или богини-матери, которая изображалась толстой и с широкими бедрами. Такое почитание женского пола было обусловлено многими причинами, например, рождением и воспитанием детей, поддержкой очага или ведением полигамии рода от женщин (это логично, учитывая, что тогда не было ДНК-тестов).

Человек неолита отличался своим примитивным менталитетом и видел закономерности в окружающем мире в виде симпатической связи, и образы строились на ассоциациях. Например, молния ударила в дерево, и появился огонь. Значит, молния (или существо, которое ее посылает) имеет власть над огнем. А значит, молния и огонь считались священными. Позже началась антропоморфизация явлений, и стали священными те, кто посылает эти молнии и огонь.

То же касалось и женщин. Еда сохраняет жизнь людям, а земля из своего чрева рождает посаженное зерно. Значит, земля есть роженица, и земля есть женщина. Не трудно представить, что эту ассоциацию первобытный человек перевел и на женский пол. Женщина подобна земле — родительница и дает жизнь, поэтому их начинают считать священными.

Видимо, именно когда-то индоевропейская западная (европейская) ветвь была единой в своих верованиях, что отмечается как в списке похожих богов и обрядов. Здесь женщины играли главенствующую роль, и первые богини были сакрализированы. Думаю стоит привести пару цитат античных авторов о том, как относились к женщинам в германо-скандинавском мире.

Многие из амбронов, еще стоявшие у реки, были сброшены в воду своими же и погибли, запрудив русло трупами, а те, кому удалось переправиться, не решались встретить врага лицом к лицу, и римляне гнали их до самых лагерей и повозок, убивая бегущих. Но тут появились женщины, вооруженные топорами и мечами: со страшным криком напали они и на беглецов, и на преследователей, одних встречая как предателей, других — как врагов. Замешавшись в ряды сражающихся, они голыми руками вырывали у римлян щиты и хватались за мечи, не чувствуя порезов и ран, и только смерть смиряла их отвагу.

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Гай Марий, гл. 19

Римляне, которые, преследуя варваров, достигали вражеского лагеря, видели там страшное зрелище: женщины в черных одеждах стояли на повозках и убивали беглецов — кто мужа, кто брата, кто отца, потом собственными руками душили маленьких детей, бросали их под колеса или под копыта лошадей и закалывались сами.

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Гай Марий, гл. 27

Как рассказывают, неоднократно бывало, что их уже дрогнувшему и пришедшему в смятение войску не давали рассеяться женщины, неотступно молившие, ударяя себя в обнаженную грудь, не обрекать их на плен, мысль о котором, сколь бы его ни страшились для себя воины, для германцев еще нестерпимее, когда дело идет об их женах. Вот почему прочнее всего удерживаются в повиновении племена, которым было предъявлено требование выдать в числе заложников также девушек знатного происхождения. Ведь германцы считают, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар, и они не оставляют без внимания подаваемые ими советы и не пренебрегают их прорицаниями.

Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии, гл. 8

Магия считалась чисто женским занятием. Женщины проводили религиозные обряды (связанные, в том числе, с земледелием). Помимо прочего, в скандинавской мифологии присутствуют множество женских персонажей, таких как дисы и валькирии. Не остается сомнений, что архетипичный миф о богинях судьбы появился вследствие уважительного отношение к сакральной роли женщин.

Многие исследователи выводят скандинавских норн из германских Матерей и Матрон. Это интересное предположение, и следует на нем остановиться поподробнее. Неизвестно, когда появился этот культ, но судя по археологическим находкам, он начал набирать широкую популярность в I — V веках нашей эры. Важно подчеркнуть, что культ Матерей и Матрон был распространен на северо-западе Европы, то есть народности, чтившие этих богинь, непосредственно соседствовали со скандинавами. С чем же связан этот культ?
Изображались девы на вотивных предметах или священных алтарях в виде трех женских персонажей. По всей видимости, одна из богинь была достаточно молодой и олицетворяла собой юность, она изображалась с непокрытой головой. У двух других женщин голова была покрыта, что свидетельствовало об их замужестве, и видимо они представляли собой взрослую жизнь (мать) и старость. Место их почитания часто подписывалось кельтским или германским языком. Особенно характерен эпитет, переводимый как «Дарующие изобилие». На некоторых изображениях девушка (на других — вся троица) держит на коленях корзину с фруктами. Вотив изобилует картинами жертвоприношений, растительности и деревьев. На других изображениях под богинями появляются дети. Это свидетельствует о том, что эта священная триада относилась к культу плодородия (мотивы деревьев, фруктов), и из этого вытекает культ продолжения рода (появление детей на изображениях). Вполне возможно, что именно на таком тройственном культе был основан и христианский культ трех Марий (Мария матери Иисуса, Марии Магдалины и Марии Клеоповы), зная, как христианская церковь адаптировала своих святых под языческих богов, и свои праздники на дату языческих праздников. У культа Матери и Матрон есть сходства с сакрализацией норн. Вероятнее всего, что норны являются переосмыслением культа Матери и Матрон, это подтверждается их функциональностью. Матери и Матроны отвечали за плодородие (изображение фруктов, деревьев, эпитет «Дарующие изобилие»), в то время как норны следили за плодоносием и поддерживали жизнь Иггдрасиля. Матери и Матроны олицетворяли юность, взрослую жизнь и старость, а норны — прошлое, настоящее и будущее. Здесь видно, как примитивное первобытное матриархальное мировоззрение переродилось в женский триадный культ. Со временем этот культ эволюционировал в сложный и сакральный культ норн, который был связан с развитием социума в скандинавском обществе.

ИСТОЧНИК МИМИРА

Подо вторым корнем Иггдрасиля располагался священный источник Мимира, который является важным элементом скандинавской мифологии. Прежде чем рассматривать роль Мимира, следует уточнить, кто он такой и чем он знаменит.

Германо-скандинавская мифология не дает четкого ответа на вопрос о том, следует ли считать Мимира великаном или божеством. В различных источниках есть различные мнения. Например, в «Саге об Инглингах» утверждается, что Мимир подобен Локи и Хёниру в своей божественной природе. С другой стороны, имя «S;kkm;mir» свидетельствует о том, что Мимира можно отнести к великанам Йотунам. Еще одно косвенное свидетельство принадлежности Мимира к великанам можно найти в «Речах Высокого», где Один рассказывает о том, кто его обучал магии.

140 Девять песен узнал я от сына Бёльторна, Бестлы отца, меду отведал великолепного, что в Одрёрир налит.

141 Стал созревать я и знанья множить, расти, процветая; слово от слова слово рождало, дело от дела дело рождало.

Мимир выступил на стороне асов в войне с ванами, поскольку считал их родственниками. После длительной войны асы и ваны заключили мир и совершили обмен заложниками. К асам попали Фрейр, Фрейя и их отец Ньерд, Мимир же вместе с Хёниром попали к ванам. В итоге ваны отрубили Мимиру голову и отослали ее Всеотцу, который забальзамировал голову и поставил Мимира хранителем источника.

Согласно интерпретации ученых лингвистов, имя «M;mir» означает «память» и происходит от индоевропейского корня *smer-, который означает «помнить». Однако точно неизвестно, где складывалась мифологическая традиция и были созданы скандинавские мифы коллективным сознанием. Норвежское слово «meima» происходит от другого, но родственного индоевропейского корня *mer, что значит «мера». Вероятно, в данном контексте Мимир представляется тем, кто отмеряет мудрость или судьбу.

Мимиру, хотя ему и отведено не так много внимания в скандинавской мифологии, присуща ключевая роль в «обожествлении» Одина. Он напрямую связан с древом Иггдрасиль и не является «рядовым» великаном, а выполняет важную функцию, о которой будет сказано ниже.

В сюжете очень важное место занимает «колодец» или «источник» Мимира, который расположен под вторым корнем Иггдрасиля. Некоторые исследователи склонны отождествлять его с источником Урд, где обитают норны. Кстати, второй корень мирового древа уходит в сторону Йотунхейма, обители великанов, что характеризует то, что скандинавы отождествляли йотунов с «природной мудростью» и другой цивилизацией. В данном контексте великанов можно сравнить с греческими атлантами. Атлантида также являлась сверхразвитой цивилизацией, но помимо этого они также были мудры.

Характерно и то, что Мимир является именно «собственником» и монополистом на данный источник мудрости.

А под тем корнем, что протянулся к инеистым великанам, — источник Мимира, в котором сокрыты знание и мудрость. Мимиром зовут владетеля этого источника. Он исполнен мудрости, оттого что пьет воду этого источника из рога Гьяллархорн.

В «Младшей Эдде» явно указывается, что Мимир является владельцем источника мудрости, благодаря которому он обладает знаниями. Кроме того, Мимир пьет из Гьяллархорна. Этот рог Хеймдалль использовал для объявления о «Рагнареке» — последней битве, которая уничтожит мир и приведет к возникновению нового мира на его руинах. Некоторые исследователи полагают, что Снорри ошибочно принял рог для питья за звуковой рог. Возможно, это просто символическая метафора, характерная для поэзии скандинавов. Перед Рагнареком Один посещает источник Мимира, чтобы получить совет от йотуна для себя и своего воинства.

Также есть свидетельства того, что колодец Мимира и источник Урд сильно похожи друг на друга, например, то, что Древо Жизни питается от них. Источник Мимира питает Иггдрасиль, и все мировое древо пропитано медом. В качестве доказательства можно привести козу Хейдрун, которая питается листвой мирового древа со своей крыши в Вальгалле и дает эйнхериям — павшим воинам, обитающим в чертоге Одина, неиссякаемое медвяное молоко. Это подтверждает гипотезу о том, что источник Мимира подпитывает корни Иггдрасиля.

Еще один важный элемент скандинавской мифологии — жертва Одина. Как было доказано выше, в колодце Мимира не была обычная вода, а мед, который является метафорой для меда поэзии.

Пришел туда раз Всеотец и попросил дать ему напиться из источника, но не получил он ни капли, пока не отдал в залог свой глаз.

В этом мифе вновь фигурирует «шаманская практика» и обряд инициации, который основывается на вселенском «законе сохранения энергии». Проще говоря, за все надо платить. Жертвенность Одина в данном случае не ограничивается лишь потерей глаза в обмен на мудрость и познание. Как отмечают многие исследователи, это нечто большее. Следует заметить, что Один не выколол себе глаз, а аккуратно положил его в источник Мимира. Таким образом, благодаря одному глазу Всеотца в источнике, Один может проникать в глубины потустороннего мира.

Иггдрасиль — это архетипический мифический образ, олицетворяющий творение вселенной и ее сосредоточие. Таким образом, колодец Мимира является источником глубокой мудрости, завесой, которая отделяет мир видимый от мира потустороннего. Поэтому считается, что жертвенность Одином глаза и собственное распятие на древе принесло Всеотцу настоящую «божественность», подобно Иисусу, который явился в своей полной славе после распятия и воскресения.

ЖИВОТНЫЕ ИГГДРАСИЛЯ

Одно из самых загадочных животных мирового древа — безымянный орел. Оно загадочно потому, что не имеет имени. Скандинавская традиция известна тем, что в ней важную роль играют «имена», которые имеют магическое свойство отождествления. Имя дается каждому человеку при рождении, и скандинавы верили, что человек вырастет таким, как и его имя. Например, Акке (искренний) будет честным человеком, а Бьёрн (медведь) будет сильным, как медведь. Кроме того, германо-скандинавские племена нарекали своими именами вещи, например, мечи, щиты, драккары.

Однако имя орла в сагах не упоминается, и его функциональность сводится лишь к ругани между ним и драконом Нидхеггом. Причем орел сидит на самой вершине Иггдрасиля, в свою очередь, Нидхегг обитает ниже кроны Мирового древа, обвивая его стволы и подтачивая корни. Поэтому передатчиком информации от орла к дракону и наоборот является белка Рататоск.

Рататоск белка

резво снует

по ясею Иггдрасиль;

все речи орла

спешит отнести она

Нидхёггу вниз.

При этом в скандинавской мифологии орел является символом мудрости и противопоставляется Нидхеггу. Чтобы понять, что означает эта борьба, следует ознакомиться с этим драконом.

Не ведают люди,

какие невзгоды

у ясеня Иггдрасиль:

корни ест Нидхёгг,

макушку — олень,

ствол гибнет от гнили.

(Речи Гримнира)

Там она видела —

шли чрез потоки

поправшие клятвы,

убийцы подлые

и те, кто жен

чужих соблазняет;

Нидхёгг глодал там

трупы умерших,

терзал он мужей —

довольно ли вам этого?

Нидхегг — хтонический чудовищный дракон, олицетворение сил природы, например, таких, как разложение и гибель. В разных источниках присутствуют разночтения. Например, в Старшей Эдде он остается после Рагнарека в живых и терзает плоть грешников. Нидхегг олицетворяет собой космогонический хаос и противопоставляется мудрому орлу, который олицетворяет собой порядок.

То, что Нидхегг является символом разложения и смерти, намекает не только его имя (есть различные толкования имени, например, такие, как «пожирающий трупы» или «черный дракон»), но и древний протогерманский символизм — змея, в представление прагерманцев была олицетворением болезни и разложения.

Откуда это пошло? Дело в том, что в древние времена люди считали червей, змей и все, что ползает на своем животе, единым классом животных. Эмпирическим путем человек с первобытным менталитетом заметил, что во всякой разлагающейся вещи, будь то фрукт, овощ, мясо или человеческое тело, появляются личинки и черви. И, что логично, связали процесс разложения со всякого рода болезнями, например, чумой. Таким образом, змея стала олицетворением разложения и смерти. Кроме того, вероятнее всего, идея о Нидхегге зародилась еще в прагерманские времена, когда был близок культ плодородия. Змею часто отождествляли со сменой времен года, потому что и змея скидывает свою старую оболочку, чтобы обзавестись новой, так и земля умирает зимой, чтобы возродиться летом.

Таким образом, Нидхегг в представлении германо-скандинавского эпоса стал пожирателем мертвечины и змеем, что обеспечивало гниение корней священного древа Иггдрасиля. Нидхегг — это символ зла и смерти, хтоническое олицетворение хаоса, и соответственно он противостоит орлу в качестве диалектической борьбы противоположностей.

Борьба орла и Нидхегга — типичная мифологема, присущая многим народам, в том числе и неиндоевропейским. Здесь можно вспомнить и индуистскую традицию, где противопоставляют Гаруду и змеи/наги, посох греческого врачевателя Асклепия или Кадуций. Считается, что посох Асклепия (где змея обвивается вокруг древесной палки) олицетворяет собой связь земли с природой. Нидхегг в скандинавской традиции также считается олицетворением земли (живет под корнями, пожирает плоть умерших, что намекает на его подземную сущность), и также связывается с природными элементами (самим Иггдрасилем и воздушным символом — Орлом).

Кстати, в скандинавской мифологии можно проследить некую дуалистичность суждений. Связано ли это с тем, что мифические образы создавались в различных условиях и разными этносами — неизвестно, либо дальнейшие записи легенд опирались на самые разные источники. Помимо орла на вершине Иггдрасиля, было еще одно символическое существо — Хресвёльг. Нет сомнений, что это существо хтоническое, так как по своему роду он был йотуном и является символом бури. Германо-скандинавами считалось, что Хресвёльг создает бури, сидя на краю видимого мира, а само его имя переводится на древнескандинавском как «Пожиратель трупов», что роднит этого йотуна с Нидхеггом. Кстати, интересны и параллели с другим скандинавским мифом — похищение Одином «меда поэзии». Когда Всеотец выкрал у Гуннлед священный напиток, то он обратился в орла, что, как бы намекает, что эта птица была у скандинавов символом мудрости.

Третье и немаловажное для Иггдрасиля животное — мифический олень Эйктюрнир, чья этимология, впрочем, спорная. Он переводится как «с дубовыми кончиками рогов». Кстати, в этом имени возможно содержится пережиток прошлого прагерманской народности. Историками предполагается, что дуб был священным деревом задолго до ясеня. К тому же, дуб посвящался Тору — богу громовержцу, главе пантеона, задолго до того, как Один стал Всеотцом для других богов. Важность дуба скрыта и в его этимологии.

Несохраненное название дуба в славянском языке (дерево с дуплом, низинное дерево) могло звучать как перкъ, что роднит его с наименованием славянского Перуна или литовского бога громовержца Перкунаса. То есть, это древо было посвящено громовержцу еще в бытность общеиндоевропейского общества. Второй интересный факт — кельтское наименование дуба duir (ирл. dair и вал. derwen). Кельтское Diur роднится с такими словами, как английское «door», валлийское «drws», голландское «deur», греческое «thura», исландское «dyr», ирландское «doras», литовское «durys», германское «T;r», санскрит «dwar» и в конце концов русское «дверь». Это явный намек на то, что дуб был вратами в «иной мир». Стоит вспомнить, что германскими племенами чтились дубовые рощи, там происходили обряды инициации. В славянских обрядах и практиках большую роль играло дупло дуба — через него проносили новорожденного, а больной человек, чтобы очиститься, должен был пролезть через дупло дуба. На дуб причитали, веря в то, что хворь и болезнь заберет себе древо. В святилище Зевса в Додоне находился священный дуб с бившим источником, дубовые рощи считались прибежищем дриад (чье имя, впрочем, и произошло от дуба), палица Геракла была сделана из дуба, и можно еще долго перечислять мифологические признаки этого древа. Скорее всего, дуб являлся священным деревом для всех индоевропейцев. Это дерево, кстати, может стать маркером для поиска начального появления праиндоевропейской общности. Так вот, Эйктюрнир, судя по всему, был символическим животным — отголоском старой эпохи. Его функция отчасти сходна с функцией Нидхегга, по крайней мере внешне. Этот священный олень объедает кроны Иггдрасиля. Хотя, видимо, в данном случае речь идет не о процессе «гниения и разложения», а о процессе «перерождения».

26 Эйктюрнир олень,

на Вальгалле стоя,

ест Лерад листву;

в Хвергельмир падает

влага с рогов —

всех рек то истоки:

Далее идет перечисление рек, которые берут свое начало именно с кончиков рогов Эйктюрнира. Как видим, в отличие от Нидхегга, он не только отнимает (пожирает) жизни, но и дарует ее всем земным рекам.

Среди других животных следует отметить еще два менее значимых существа, которые, впрочем, возможно, уже были добавлены в позднейшей традиции. Речь идет о белке и ястребе.

32 Рататоск белка

резво снует

по ясеню Иггдрасиль;

все речи орла

спешит отнести она

Нидхёггу вниз.

Функция Рататоска понятна — это не связующее звено, а передатчик информации между орлом и драконом. Однако, какое место занимает эта белка в мифологии, до сих пор неизвестно. Интересно, что Рататоск исполняет функцию Гермеса — посредника между небом (Орел) и преисподней (Нидхегг). Однако, Рататоск не является психопомпом, как Один, Гермес, Анубис или Харон. Кстати, Рататоск переводится как «грызозуб» или «зуб-бурав», что ставит в тупик немало исследователей.

Ведрфельнир — ястреб, который сидит между глазами орла. Поскольку орел является символом мудрости, историки полагают, что Ведрфельнир исполнял для орла те же функции, что и вороны Хугин и Мунин для Одина. Возможно, этот ястреб представлялся как птица, которая летает по всем девяти мирам и приносит оттуда мудрость, которой полнится священный орел.