Уля

 В  интересное время мы живём, в эпоху рыночной экономики. И как настоящий символ данной эпохи в каждом уважающем себя городе должен быть рынок. Да и не только в уважающем — в любом. Даже и не один. Рынки были всегда в той или иной форме, как же без них. Но только после начавшегося развала старой системы, эпохи СССР, рынки приобрели столь важное значение. Рынки начали расти, как грибы после дождя, заполняя собой всё больше пространства, становились новой системообразующей конструкцией на просторах бывшего СССР.  Этакие мини государства на развалинах прежнего государства. Там крутилась своя жизнь, несколько отличающаяся от общепринятых норм и правил. Хотя нельзя сказать, что эти отличия являются очень существенными. Когда в разгар 90-х прошедшего века стали закрываться множество предприятий, институтов, или просто у ещё дышавших на ладан структур пошли постоянные перебои с выплатой зарплат, людские потоки потянулись в сторону рынка. Всё-таки это было место, где крутились всегда живые деньги. Торговали все кто мог и чем только могли. Рядом стояли и люди с несколькими высшими образованиями и те, кто кое-как мог написать свою фамилию без ошибок. Кушать ведь хочется всем. Рынки тогда превратились в огромные муравейники или, если исходить из постоянного на них гама, — в огромные птичьи базары. Многие люди в те года прошли через торговлю на рынках. Кто-то со временем нашел  другое применение своим способностям, кто-то решил связать с рынками свою дальнейшую жизнь, кто-то никак не мог определиться, продолжая торговать по инерции. Да и сам рынок постепенно менялся, всё более структурировался, облагораживался.  В нем возникли свои сословия, свои касты, свои внутренние законы.
Так появилась своя внутренняя «аристократия», очень интересная группа. Эти люди никогда не бросались в глаза, их обнаружить мог только опытный наблюдатель. Они всегда аккуратно, но не броско одеты, подтянуты. Никогда не повышают голос, не ругаются с окружающими, их слышит только тот, кто должен услышать. Они могут быть владельцами многих торговых точек, магазинов, но это знают только посвященные. Если они заходят в свой магазин в разгар торговли, их можно не отличить от обычных зевак: станут в сторонку, посмотрят на обстановку спокойным взором, если посчитают нужным, подзовут незаметно продавца, скажут что-то тихонько и будто сольются с атмосферой магазина. Они могут ездить на дорогих машинах, могут и не на дорогих, просто надёжных и соответствующих их задачам, их не очень волнует мнение на этот счет окружающих. «Аристократы» сохраняют дистанцию с окружающими, не допускают никакого панибратства, участвуют в жизни рынка только в необходимой для работы форме. Попав на рынок в буйные 90-е, они обрели на нем достаточную свободу от государственной системы и поэтому ему преданы.
Рынок не стал их жизнью, остался только работой, которую они привыкли делать на совесть. Их слово значит больше любых документов, поэтому когда они говорят, к ним всегда прислушиваются. Они могут кому-то помочь, если посчитают нужным, но об этом никогда не напомнят, не потребуют чего-то взамен или сразу оговорят условия.
Они сами определяют тех, с кем им можно сократить дистанцию и на сколько. Они сразу видят людей своего круга и стараются поддерживать с ними отношения. В этом кругу не принято много говорить о доходах, прибыли, имуществе, только по мере необходимости. И уж тем более в этом кругу не приветствуется появление среди них представителей «хозяев жизни», ещё одной значимой группы.
«Хозяева жизни»  сразу бросаются в глаза. На них дорогая одежда, много золота и они ездят на самых престижных автомобилях. Они очень громкие, причём эта громкость увеличивается по мере затрагивания их интересов. Если они заходят в свой магазин, то сразу покажут всем присутствующим кто есть кто, чтобы ни у кого не возникали сомнения в собственнике. Они могут сами обслужить клиента, причём сделать это мастерски, всячески подчеркивая значимость данного клиента для их магазина. Они заставят всех своих подчинённых порхать бабочками вокруг, создавая необходимую атмосферу элитного обслуживания. «Хозяева жизни» — трудяги,  они много всего пережили и натерпелись, поэтому сейчас считают себя заслуженно ставшими хозяевами жизни. Они ходят в дорогие рестораны, дорогие косметические салоны, носят дорогие одежды, отдыхают на самых престижных курортах. Многие уже приобрели внешний лоск, но этот лоск слетает, если как следует затронуть их интересы. Здесь все исходят из выгоды. В их кругу встречают по одёжке, большое значение придаётся престижности товара и уровню бизнеса.
Любимыми темами для разговора является бизнес, мода и курорты. Они считают, что их здесь мало ценят, ведь за рубежом стоит продемонстрировать наличие денег, как тебе открываются все возможности. А здесь твои деньги вызывают у многих или зависть или презрение. Что делать — «совок»…
   Им обидно, что не всё можно купить…
Ладно, оставим их в покое, ведь не они герои нашего рассказа.
На рынке большинство относится к среднему классу торговцев. Мелкие предприниматели, наёмные сотрудники — все они представляют собой основной состав торгующих. Про них можно много всего интересного рассказать, но и не они являются героями нашего рассказа.
Есть ещё одна прослойка рынка — барахолка, там свои правила и свои обитатели. Ниже их по статусу только бомжи собирающие макулатуру. На барахолке тоже есть своя элита — это торговцы различным антиквариатом и барыги, торговцы краденным. Здесь отношения намного проще и честнее. Что-то не нравится — будет драка. Эти отношения намного ближе к животному миру: кто сильнее — тот и прав. Разными путями жизнь приводила сюда нынешних торговцев. Чаще всего какие-либо внутренние трагедии. Люди начинали продавать свое имущество и постепенно затягивались в эту трясину. Не многим удавалось отсюда вырваться. Да и куда…
На барахолке есть просто старожилы, а бывают и свои легенды.
 О одной такой легенде и хочется рассказать.
На местной барахолке не было ни одного торгующего кто бы не знал Улю. Крупная, ширококостная женщина непонятного возраста с огромными ногами и руками. Несколько шрамов на лице и жесткий цепкий взгляд способны были многих вывести из душевного равновесия. Она говорила грубым голосом, мало и только по делу. Все кто приходил сдавать ей свой товар знали, что торговаться с ней бесполезно. Она внимательно осмотрит товар и спокойно произнесет свой вердикт. Все знали, что другой цены ты на рынке ни у кого не получишь. Не потому, что её цена так высока, а потому что никто не рискнёт перебивать её цену. Стоит только появиться такому неосмотрительному торговцу, перехватить её клиента, как она подойдет, посмотрит взглядом бультерьера, скажет сквозь зубы: «порву» и торговец со страху испортит воздух или сделает лужу. Её все боялись и уважали. Рассказывали старожилы, что в бурные 90-е она одна избила двух крупных мужиков почти до смерти и шрамы на её лице остались от той драки. Бывало и после этого она прикладывала силу к кому-то, но больше для профилактики. Стоит ей показать кому-то свой огромный кулак или сказать не очень ласково «порву», как желающих подвергнуть это сомнению не оставалось. У неё было несколько прозвищ: «Уля», «Глыба», «Мадонна».
 С «Улей» и «Глыбой» всё просто, а вот история появления «Мадонны» необычна.
На барахолке принято выпивать, это как необходимый атрибут для более глубокого погружения в этот мир. Пьют здесь все: и язвенники, и трезвенники. Уля не была исключением. Она выпивала в компании грузчиков. Ведь на барахолке были те, кто каждый день отвозили свой нехитрый скарб домой, а были и те, кто оставлял всё в местной камере хранения. Не каждый хотел или мог после изрядного подпития сам отвозить в камеру хранения свой товар и привлекал грузчиков за небольшую плату. Те тоже пили, но в меру. Уля предпочитала их компанию, чем соседей торговцев. Её никто не видел пьяной, казалось водка её не берёт. Бывало кто-то из грузчиков расхрабрится под воздействием зелья и положит ей руку на талию или чуть ниже, но тут же встретит её знаменитый взгляд и ещё не дослушав  «руки...» - мгновенно протрезвеет.
Улю никто никогда не видел с мужчинами. Даже любые попытки ухаживаний в виде предложения отвезти её товар в камеру хранения, так, по-свойски, она встречала с презрением и молча взгромоздив свои ящики на тележку отвозила всё сама. Она никогда ничего не рассказывала о себе и не спрашивала о жизни других. Всегда пила молча, не влезая в разговоры грузчиков, никак не реагируя на «сальные» анекдоты. Один раз после совместного распития, когда она в очередной раз со своей тележкой направилась в камеру хранения, Михеич, спившийся интеллигент, промолвил глядя ей вслед: «Мадонна, непорочная дева». С тех пор и закрепилось за ней это прозвище среди грузчиков.
Когда она в первый раз услыхала это своё новое прозвище, некоторым показалось, что в её взгляде что-то промелькнуло, необычное, неуловимое. Но кого сильно интересует такая мелочь…
Со временем многие грузчики начали замечать такую её реакцию на их рассказы о чьей-то жизненной трагедии, о том как очередная жизнь пошла под откос и как герой рассказа превращался в жертву обстоятельств.
Она молча слушала эти истории, всё в этой жизни бывает.
Кто бы мог подумать что она, только поступившая в институт и строящая  блестящие планы на будущее, вдруг так изменит свою жизнь.
Произошло ДТП, в котором погибли её родители. Она осталась одна с младшей сестрёнкой, больной ДЦП. Родители были детдомовские, близких, родственников нет. Сестрёнку хотели забрать в детдом или куда там в таких случаях полагается. Никто нигде не хотел её слушать. Кому какое дело до её семьи, если рушится огромная страна, много таких ещё будет пострадавших. Что ей оставалось ещё делать, взяла все имеющиеся в доме ценности, отнесла в высокий кабинет, где должны были принять решение и сказала, что сестру никому не отдаст. Женщина-чиновник посмотрела ей в глаза, убрала в стол ценности, и сказала:
 — Тяжело тебе будет девочка, на что себя обрекаешь... — и отвела глаза в сторону.
Институт Уле пришлось бросить, работы не было, есть иногда было нечего. Те, кто помнит те 90-е, поймёт. Всё рушилось, государство, семьи, мечты о счастливом будущем, надежды на многое…
Что ей оставалось делать — пошла на рынок продавать оставшиеся вещи от родителей, посуду, утварь. Кое-как начала сводить концы с концами. Ей потихоньку стали сдавать вещи те, кто не смог пересилить себя и продавать их сам. Да и была ещё одна причина: не каждое место позволяло успешно торговать. Большое значение имела проходимость людей. Многие становились вдоль оживлённых дорог и выходов из метро, но это было не лучшее место. Людей проходило много, но большей частью на работу или с работы. Им было не до торговцев с их нехитрыми пожитками. Лучшие места были на привычных площадках рынка, ведь туда люди специально приезжали за покупками со всех концов города и области, или распродав привезённые продукты, сами  заходили купить что-нибудь домой. Только эти площадки не были рассчитаны на всех желающих торговать. На каждое место было множество претендентов. Спорили и воевали за каждый сантиметр площадки. Приезжали на первых дежурных трамваях посреди зимней ночи, чтобы занять место и потом отбивались от опоздавших ещё несколько часов до начала торговли. Здесь нельзя было продемонстрировать какую-либо свою слабость, всё просто: или ты — или тебя. Такое время было, когда как при распаде изотопов, в результате распада СССР выделялась огромная энергия и люди не знали куда её девать. Хорошо, что многих спасали 6 соток огорода, но были и те кто направлял её на разрушение себя и окружающих.
 Одним утром к её разложенному на земле одеялу с вещами подошли два крупных мужика и отбросив её одеяло в сторону сказали сквозь зубы:  — Пошла вон!.
Все окружающие  сделали вид, что их это не касается, кого волнуют чужие проблемы. Уля понимала, что если она сейчас уступит, то потом её уже будут прогонять все кому не лень. Здесь уже стоит вопрос выживания в этом мире барахолки.
 — Сами пошли вон, — сказала Уля глядя смело им в глаза, — это моё место.
Но те мужики подходили не для забавы и не думали отступать. Один из них ударил её по лицу и промолвил: — исчезни!.
Уля бросилась с кулаками на них. Они стали её избивать. Ни один из стоящих торговцев и прохожих не попытался их остановить. Все понимали, что у неё нет никаких шансов против двух здоровых мужиков, а получить вместе с ней желающих не было. Но они не учли одного: этим мужикам было что терять, а Уле — нет.
За себя, за сестру, за погибших родителей, за весь этот жестокий и несправедливый мир! —  Уля не обращая никакого внимания на летящие в сторону кровавые капли бросалась на них снова и снова. Где она взяла столько силы и ярости, где нашлось в этой молоденькой девочке столько отчаяния...она просто озверела от всего происходящего…
Очевидцы потом рассказывали, что будто бы даже слышали настоящий звериный рык…
Мужики не выдержали, побежали. Она гнала их и била сколько было сил, пока полностью обессилев не рухнула на дорогу.  Приехала скорая и отвезла её в больницу, где ей наложили на лицо несколько швов. Врач покачала головой и сказала: — как же теперь тебе жить с этим, мальчикам такие не нравятся…
Уля молча посмотрела ей в глаза. Тема мальчиков и так уже для неё была закрыта. Как только она одна осталась со своей сестрёнкой, все попытки выстроить отношения разрушались в самом зародыше. Кто захочет встречаться с такой, у неё сестра — урод, какое тогда может быть потомство. А просто переспать — такой вариант был Уле неприемлем. Или серьёзные отношения — или ищите другую. Вот и опустив глаза уходили искать...
Потом уже Уля прекратила все попытки, значит не судьба.
 
После той драки уже никто не рисковал занимать её место, можно было и приходить на торговлю попозже. Больше с ней никто не спорил. Может люди вокруг изменили к ней своё отношение или в ней что-то проявилось такое, что все начали чувствовать её силу. Она стала совсем другой. Больше не было молоденькой мечтательной девочки, был опытный в шрамах воин не знающий пощады ни к себе ни к другим. Такой она с тех пор только и воспринималась окружающими. Такой она для всех и была.
Только возвращаясь домой она позволяла себе быть всё той же любящей сестрою, заменившей мать и отца. Была ли она счастлива или наоборот, глубоко несчастна, радовалась ли она каждому дню или огорчалась, вспоминала ли она прошлое или думала о будущем...— она никому не ответит на эти вопросы,возможно даже себе, если даже когда-нибудь их и задаст…
Лишь однажды,  смотря по телевизору японский фильм «Убийца сегуна», она промолвила вслух: 
— а что они смогут сделать, если ему есть для чего жить!