Всяко бывает

 За окном светало... Тикали старые часы.

***

 Комната наполнялась сырым серым светом.

 Тиканье часов прервалось размеренным звоном. Они отбили ровно 5 ударов. Маятник ритмично и степенно летал из стороны в сторону, уверенный в своей незыблемой правоте и праве отсчитывать время.
 
 Вязкое сознание проснулось и Сашка разлепил свои тяжёлые веки. Сознание тонуло в желейной массе мыслей, которые он не успевал обдумывать, так как они тут же сменялись другими.

 Где я? Что было вчера? Почему так болит тело и голова? Почему я непонятно где? Что это за квартира?

 Он натужно приподнял голову и осмотрелся. Бедно обставленная квартира, он лежит на старом скрипучем диване, укрытый старым байковым одеялом, на нём куча ссадин и синяков, губа разбита, правый глаз слегка заплыл. Во рту ночевали драные кошки, голова лопалась и надо было выпить рассола или остограммиться. Его внимание привлекла груда на полу.

 На брошенном на пол сложенном вдвое одеяле лежала полная женщина лет шестидесяти, у которой на лице тоже были кровоподтёки, лилово-зелёно-сине-бордовые и губы у неё были опухшие. Она спала мертвецким сном, без подушки и храпела, как мужик.

 Сашка с трудом спустил ноги на пол и встал. Он был в одних трусах.
 
 БОЖЕ МОЙ! Неужели у меня с этой страхолюдиной что-то было? Сашку передёрнуло от отвращения: «Как я очутился тут? Зачем я  смешал кучу алкоголя, да так, что вообще не помню, как вышел из бара? Почему я битый? Кто эта бомжиха? Неужели у меня с ней что-то было? Сейчас вырвет...»

 Он брезгливо обошёл её на цыпочках и обратил внимание, что на стуле висели его джинсы и рубашка, носки лежали на сиденье. Он торопливо, но тихо и осторожно, едва сдерживая рвотный рефлекс, оделся. Обнаружил, что в карманах нет ни телефона, ни денег: «ОБОКРАЛА, стерлядь!»

 Затравлено оглянулся по сторонам: на комоде лежала старая дамская сумочка. Порывшись там, нашёл кошелёк с  2000 рублей, забрал их и пошел к выходу, где обнаружил свои чистые модные туфли. Одев их, он щелкнул дверным замком и вышел на незнакомую лестничную площадку, где пахло мочой и чем-то жжёным. Дерматиновая обивка двери была изрезана и подпалена. А под  дверью была большая лужа той самой, вонючей жидкости. Его тут же стошнило!
 БОМЖАТНИК, ЛЯ! Надо валить отсюда!
 Сашка загрохотал вниз по  лестнице...


 Раиса Степановна возвращалась с работы в час ночи знакомым маршрутом.
Из бара вывалился еле стоящий на ногах парень и пошел через улицу в темную подворотню, которая вела к её дому. Эмма Семёновна работала уборщицей в морге, брезгливой не была, но не хотелось ей ногами топтать ту лужу, которую он сейчас там напустит. Она ускорила шаг, но её опередили три тени, которые скользнули туда же...
 Звуки частых ударов, вскрики, снова удары.

 Она ворвалась в тускло освещённую подворотню и увидела, как трое метелят одного, отвешивая ему и ногами, и руками. Один ухитрился вынуть у жертвы телефон и порыться в карманах джинсов, поживившись деньгами. Старый зонт женщины обрушился на голову ближайшего. Досталось и второму, третий профессионально ударил ей ногой в лицо. Она упала и поймала несколько пинков в туловище и по лицу. Было неожиданно больно и обидно, кричать не было сил.

 Пока те трое не особо обращали на них внимание, подсчитывая деньги, она схватила лежащего парня в охапку и поволокла к своему подъезду метрах в шести от этих ублюдков. В морге она часто перетаривала трупы с каталки на стол, получая  малые гроши от патологоанатома, так что силёнки на это у неё были.
Прежде, чем тройка очухалась, она уже перетаскивала тело через порог подъезда. Оставив тело, она успела подпереть доской дверь изнутри. Она всегда за дверью стояла, только подпирала её с обратной стороны, чтоб та была открытой. Быстро потащила парня к своей двери, пришёптывая, «Погоди, милок, я сейчас, я в момент!»  Она была и испугана, и предельно собрана. В дверь подъезда колотили ногами. Никто не выходил из соседей. Она дрожащими руками достала ключи, открыла свою дверь и, втаскивая, увидела, как они ворвались в подъезд.
 ОНА УСПЕЛА!

 Дверь захлопнулась перед их носом.
 Они горланили что-то, что-то шуршало по двери, запахло палёным. Потом помочились на двери и ушли с угрозами.
  Страх отступил. Парень кровоточил, синяки наливались. Она по-быстрому сделала примочки ему на лицо и занялась собой. Её лицо было разбито в хлам. Она себя не узнавала.
 Перенесла парня в комнату. По возрасту – он младше её сына. Одежда в крови. Уложила на диван, подложив под голову свою подушку и раздела...

 Хоть крест не успели сорвать. Красивый, старый, ручной работы.
 Дышит ровно, пьян в стельку. Спит.

 Достала из шкафа байковое одеяло, укрыла парня: «Пусть спит. Утром всё расскажу, накормлю, провожу.»

 Одежду очень долго отстирывала, замучилась, повесила сушиться над зажжённой газовой плитой. В карманах ничего не было. Всё забрали, ироды проклятые! Дождалась, пока одежда высохнет, погладила и сложила на стуле. Губы онемели, опухли.

 Свое одеяло сложила, бросила на пол и сама прилегла. Без подушки. Час ночи. Спать, спать, спать!!!

 Тело ныло, лицо болело. Но она думала о парне. Жалко, такого молодого чуть не переломали! Эх! Жизнь жестока!!! Ничего. Вот утром...

 Закрыла глаза. Сон поглотил её мгновенно. Никогда ранее не храпевшая, Раиса Степановна  захрапела.

***

За окном светало... Тикали старые часы.