Нелепый театр

 Какой то человек лежит в деревянном ящике. Подхожу поближе - оказывается это покойник в гробу. Лучше бы не подходил. Потому что меня просят донести этот гроб с покойником до могилы. Больше некому. Приходится согласится. Мне помогает старик с деревянной рукой. Кладбище далеко. Нести тяжело. Но, почему то, когда приносим, ставим у глубоко вырытой ямы, все видят, что гроб пуст. Все это я, старик с деревянной рукой, четыре воробья и две вороны. Старик ничего не спрашивает, вроде бы всё так и должно быть. Я ничего не понимаю. Точнее понимаю, что искать пропавшего мертвеца придётся мне. Мне же придётся класть его обратно в гроб, заколачивать его, потом закапывать. Старик с деревянной рукой сейчас попросит меня обо всём этом. Но он просит меня совсем о другом! Он просит меня полежать в гробу. Немного - минут пять-шесть. Я ничего не отвечаю. Старому человеку с деревянной рукой и слезящимися глазами отказать трудно. Между тем, в гроб прыгает воробей и начинает что то клевать. Я и старик молчим, не прогоняем воробья. Мне начинает казаться, что все это на самом деле весёлый детский спектакль, я артист, старик тоже артист, играющий однорукого пирата. В ящике-гробу лежали украденные сокровища, которые всё время исчезают, похищаются. Только один воробей настоящий - доклёвывает что там могло остаться от исчезнувшего покойника, если попробуем накрыть крышкой - мгновенно улетит! Очень ловок и всегда голоден. Я ищу глазами детей, которые смотрят наш пиратский спектакль. Смотрят затаив дыхание. Но юных зрителей нет. Старик снова просит меня немного полежать в деревянном ящике. Я молча мотаю головой. Тогда он одной рукой достаёт какие то нитки, деревяшку с круглым набалдашником, россыпь блестящих бусин. Несделанная кукла. Нет, не в ящик её. Мне в руки. Откуда то появляются дети! Много, разного возраста. Я радуюсь - оказывается это всё был антракт! Сейчас погаснет свет и мы продолжим искать и похищать сокровища! Свет гаснет! Ничего не видно. Только слышны детские голоса, а в руках моих несделанная, сырая кукла. И я понимаю только то, что очень хочу жить - пребывать на сцене ли, у предназначенной другому могилы, в темноте - но жить. И слышать рядом голоса детей, пришедших в мой нелепый театр.