Глаз прошлого. Часть 1. Машуня

 

 
Пролог
 

Что с твоим глазом?
Он стал алмазом,
Не чистого цвета,
Лишь в холод одета,
Зрачка оправа.
Пустая забава.

Как кость собаке,
Лишь повод для драки -
Мне мысль Йокаи.
Секретом сверкает.
В фантазии блеска,
Как старая фреска.
К книге «Черные алмазы» Йокаи



Вода была зеленой. Машу качало среди водорослей и тянуло вниз, она нырнула под воду, ноги ее запутались. Под водой она наткнулась на чью-то голову. Вода качала эту раздутую голову, отпинув ногой тело, которое все ближе и ближе подвигалось к ней, она открыла глаза под водой и увидела вытаращенный ужасный глаз, лицо умершего человека, казалось, это он ее держит. В ужасе она с трудом выплыла из-под воды и кинулась плыть к берегу, крича и захлебываясь:
– Утопленник, утопленник!
На берегу смеялись ребята и ничего не подозревающий дядька Гора и дядька Саша, такие же ребята, ее сестренка Лидка, маленький Юрка, Митя, и родные, которых и быть не должно здесь.
Она стала задыхаться и тонуть. Ребята вытащили ее из воды и окружив смотрели на нее, кто с жалостью, а кто с любопытством, а кто-то с интересом.
Действие убыстрялось, кружась вокруг ее лица, а лица окружающих, то приближались, то удалялись. Наконец, явилось лицо парня, того самого…
Она стала задыхаться, трепетать, вертеться, наконец, выплыла из сна, вскочила с мокрой подушки, огляделась, она дома…Вздохнула …
Вспомнила и давний случай детства, когда они нашли утопленника на речке Чаган, в парке Кирова и вчерашний день, который не могла теперь забыть, будто этот страшный сон. Заплаканное лицо, и спутанные длинные волосы – это теперь каждодневные утра долгой юности.


Глаз прошлого

 

Город имеет много названий, иногда историки откапывают самые древние имена, спорят, в конце концов лет на сто прикрепляется одно название, потом цари его меняют по своему велению, уходит эпоха и вот, потомкам уже не очень приятно жить под этой вывеской, начинается волна переименований улиц, окрестностей, области и наконец, добираются до самого названия города, меняя его в угоду времени. Мы не будем называть сейчас имя этого города, и так старожилы легко узнают, а остальные сочтут его за название любого города постсоветского времени.

Эти малюсенькие события происходили сами по себе, без какого –либо предварительного согласования с начальством, нечистыми силами или скажем, по настоянию Архангела Михаила покровителя города.   Городишко был не велик и не мал. Окружен стройками. Микрорайоны росли, по мановению волшебной палочки республиканского руководства. Зелени было так много, что он утопал в кронах и шапках деревьев, пока местный суховей, не уничтожил половину и не добрался ураган со степи и не снес кроны самых старых деревьев. Обрубки украсили старую часть города прочно и надолго. Шли последние дни августа и последние дни советского государства. Старый город оставался старым. С узкими кривыми переулками, тупичками и как бы невзначай посерединке кое-где торчали пятиэтажки, вызывающие зависть домовладельцев и домиков с печным отоплением. В таких районах и жили мои герои и героини. У каждого героя своя судьба и свой перст судьбы, и своя юность, или своя старость, и свой финал, ну до него далеко может не нужно идти так быстро, да и надо ли.

Часть 1. Машуня

Душа моя, лети.
Тебя я отпускаю.
Не майся, и не жди,
Ищи свою стаю.

Ведь живы мы, пока летим,
Куда хотим.

Душа моя,звени.
Найди смычок упрямый.
Уж солнца зенит,
В древние светит рамы.

А ночь будет ясной.
Зрелость моя, здравствуй.



Строительные отряды от институтов, созданные из студентов разных курсов, уже вернулись со строек.
Маша тоже была дома, пединститутские будни уже через недельку начнутся в полном объеме. А училась она в Педагогическом институте им. А.С.Пушкина – одном из старейших вузов Казахстана...чем гордилась и она, и ее многочисленные домочадцы.
Дом, как и говорится в повествовании, был в старом городе. Улицы узкие, тротуары заплеванные, ночью почти неосвещенные. Но сам дом и двор, был уютным. Огромный куст сирени под окном на улице, фотографировались именно под этой сиренью. Во дворе был сад с абрикосовыми деревьями, не распространенными в этом городе, по причине периодического вымерзания. Вишни с небольшими спелыми ягодами, с яблонями белый налив, и овощами: помидорами, перцами, капустой.  Там, где живет хороший садовод, все растет и радуется. Садоводом был её отчим, дядька Олег, украинец по происхождению, приехавший в Казахстан по комсомольской путевке на целину.
Привычка сидеть дома с книжкой была неистребимой. Надо было прочесть много дополнительной литературы, заданной на лето. Впереди третий курс химфака. Собака во дворе залаяла. Собаку купили у других хозяев. Пес рос в сарае и не видел ни людей, ни света, взяли совсем дикого. Вырос мощным, нелюдимым и злым, сидя на цепи эта его злость еще увеличилась. При виде гостей он просто рвался с цепи, душил сам себя, и даже пена слетала с больших старых клыков.
– Ах, ах…авв…–  подвывал и чихал пес, видя дерганье засова,
 Злился, что никто не выходит к пришедшим в дом, чует же что свои, а как еще скажешь? 
– Кого там нелёгкая принесла? Машка, ты что глухая? Отвори… – рыкнул с заднего двора дядька Олег Брониславович, надеясь, что, Маша слышит его через открытые окна и двери, прикрытые от мух защитной сеткой
 Охранять Барсу приходилось большой участок и дом, квадратный сруб, с метровым фундаментом, построенный попами еще до революции семнадцатого года. Машкин отчим Олег Брониславович насажал фруктовых деревьев, развел огород и посадил в курятник кур. Построил баню, в которой мылась вся родня, приходя по субботам. Да еще и свиней завел. День убийства хряка отмечался шумно и весело. За огромным столом собиралось до двадцати человек родственников, «на свежатину». В углу кипела самогонка…Дети не отставали, шумели, играли и бегали, увеличивая суету.

 Бывало, придет мать с работы, из детсада, где работала воспитателем, притащит баки с отходами на огромной телеге, а дома два чужих пацаненка лет так, двенадцати-тринадцати мясо режут. 
–  Что это вы тут делаете? А Витя где?
– За хлебом пошел, мы шашлык будем делать
– Вот умные какие.
Мать, снимала платок, подходила к столу и складывала соленое мясо опять в большую эмалированную кастрюлю.
Хлопала дверь и на пороге показывался вихрастый белесый Витька.
– Это что такое, а? – показала она на процесс резки мяса.
– Шашлык будущий.
– А вы свиней кормили, фекалии чистили за ними? Это мясо на зиму приготовлено. Для вас прям! А ну, марш отсюда, шашлычники, я вам, покажу палкой, как шашлык делать!
Мать устало вытирала стол тряпкой и подняв тяжелую двадцатилитровую кастрюлю с малосольной свининой относила в веранду.
Это была еще не старая женщина, с красивыми стройными ногами, длинными седыми уже волосами.  С вздернутым толстеньким носом и приятным лицом. Глаза большие выцветшие. Мимика всегда готового к улыбке человека.
– Шашлык им! Надо же! Вот черти, – оставшись одна, Анна смеялась, довольная что успевала схватить на горячем и сохранить мясо. Но это было уже после пожара, после бед, обрушившихся на семью, когда Витька чуть подрос.

Во дворе стояла маленькая мазанка, в нем жила забавная старушечка Елизавета Елагина. Раньше она прислужницей была в этом доме и в церкви, в двадцатых попов расстреляли, а ее видно пожалели. Иконы она берегла, это всё что оставалось ценного, еще были у нее сережки золотые змейки, свивавшиеся в кольцо. Сережки были забавные.  Сидеть одной ей было невмоготу и пристрастилась она к вину. Выпьет бывалыча, и выйдя не далее крылечка, запевает тоненьким голоском частушки:
– Нагляделись глазыньки
На уральски мазынки.
На казахски чупаны,
На киргизки казаны.

А дети, их было трое в этом доме, сама Машуня, головастый Витек и последыш Димка, хихикают:
– Вот те и монашка! Вот те и верующая!
Но старушка досталась в наследство при покупке дома и обещанием заботиться о ней. Так что ее кормили и обихаживали, а время пришло и похоронили.

Маша глянула в окно, к ней явилась двоюродная сестра. Сестра Лидка была страшно полной, по сравнению с тростинкой Машкой. Страшно полная, это по мнению самой Лиды, которая то и дело вычитывала диеты, начинала садиться на них, есть яблоки, маяться животом, и заставать себя за книжкой и поеданием булок с изюмом или мороженого.  Полный антипод.
Маша была чёрненькой, длинноволосой, со строгими чертами лица, это от казачьего рода отца, сварщика по профессии. Узколицая с горделиво посаженной тонкой шеей. Стройные ноги, по генам доставшиеся от матери, и тонкие запястья выдавали благородство происхождения, видно издавна таившееся в породе. Сестра же была по казачьи справная. Видная, круглая и светлоглазая. Очень подвижная и брызжущая двадцатилетней энергией.
Шикнув на собаку, которая не обращала внимание на маленькую хозяйку, все рвалась, пытаясь дотянуться до входной двери.
– Хороший, хороший песик ай-йя-я-я…– Лидка протиснулась по стенке и вбежала на деревянное крыльцо
 Вошла в кухню-веранду. Прохладный сруб дома принял гостью.
– Чай поставить? Или компот дядьки Олега?
– Давай компот.
– Драники будешь?
– Вот же хохол! Драники. Оладьи с картошкой, так и скажи, да на свином сале, конечно буду. – Лидка громко расхохоталась…
– Не смейся, вкусно. Ешь.
– Остальные где?
– Мама на работе в детсаде. Витька пошел встречать, опять баки с отходами привезет с садика. Свиньям. Дядь Олег дровишки порубить пошел. Малой собирает поленницу. Хотя шиш его заставишь, под ногами путается.
– Короче, сегодня пятница. Пойдем в парк. На танцы, – пригласила Лида сестру.
– Да я сто лет на танцах не была.
– Пойдем сказала. Я за тобой. Сначала к Катьке зайдем, она со мной на хлебозаводе работала, а когда перешла работать в Госбанк, на перфораторе щелкать, так и остались подружками, верный человек, домохозяйка хорошая, а сегодня варит тефтели, и вино есть у нее. Портвейн. С дня рождения остался. Посидим и в парк пойдем на танцы.

Маша собралась быстро, в отличии от ярко накрашенной сестры, она не красилась совсем. Одела платье, сбрызнула шею и запястья дорогими французскими духами, (двадцать пять рублей в «Голубом» магазине купила) которые очень любила, прицепила брошь из чешского хрусталя.
Глянув в зеркало одним глазом, будто стесняясь. Да и зеркало   висевшее в простенке отражало не весь рост, а только часть человека.
Длинная волна черных волос укрывала всю тонкую стройную спину.
– Брошь сними! – скомандовала сестра. – Не в театр идешь.
Подошла и отцепила брошь.
– Придумала, отстой этот надевать, как будешь отрываться? Еще зацепишь партнера брошкой.
Растерянная Машуня с сожалением посмотрела на любимую вещицу, украдкой сунула в карман.
Посмотрела на Лидку и ее модные вещи. Лида работала и конечно, позволяла себе прикупить кое-что. Не фирму, но хоть подделку хорошую. Джинсовая юбка в наклейках с накладными карманами отстроченными желтыми нитками с модной маечкой, хорошо сидели на молодой стройной Лидкиной фигуре. Без зависти взглянула, образования-то не было у сестры. ПТУ за плечами…Повелась на красивую жизнь, уехала в большой город, да вернулась.
– Пошли, пошли, быстрей, – торопила сестра

Машка крикнула отчиму, что уходит к тете Любе. Пробегая мимо пьяненькой старушенции, вдруг оглядывается. Та стоит на крылечке и так странно глядит на нее.  Потом тоненько и жалобно запевает:
– Не ходите девки в лес гуляти.
Не ищите волка, волк будет в кровати…
Будет он кусать вас больно. Будет убивати…

Вздрогнула Машка, неприятно стало!
– Вот чокнутая бабулька, – ведь как по писаному поет…вскликнула Лида.

Танцульки

День оторвался с корнем,
Канул, ушел, уплыл.
В ужасе вечер гоним -
Старость душевных сил.
В мелкую клетку тени-
Строгих, прямых волос.
Душа встрепенись от лени
И захлебнись от слёз.
Манят чужие звуки.
Выйду однажды за дверь.
Сердце аукнется, стукнет,
Уставшее от потерь.


Они пошли по улице решая, ехать или нет на автобусе.
– Время есть, пройдемся – решила Лида.
Они шли по проспекту и старые купеческие дома восемнадцатого века окружили их. Любовно оглядывая каждый домик с лепными узорами и колоннами старинного итальянского стиля Лида сказала:
– Идем словно по маленькой Италии, или Ленинграду. Откуда у нас тут колонны, пилястры и капители. Смотри какие розеточки, над окнами, будто розочки! Люблю наш городок! Говорят, сторожилы, что Демельдино или Дельмедино архитектор был, давным-давно, проектировал домики, вот и получился маленький, особенный мир итальянской архитектуры…
– Ты в своем репертуаре…Италия, да не видать тебе её, как своих ушей!

Дошли до гостиницы «Саяхат», это уже современное здание с рестораном на втором этаже, и там рукой подать до низенькой и темной мазанки Катьки, купленной ей в городе матерью. Досками подбитый потолок, крашенный масляной тёмной краской, ставни на окнах, трельяж, с баночками крема и духами. Ваза с сухими цветами. Над кроватью ковёр. Под ногами льняные плетеные коврики украинской расцветки. Дубовый круглый стол посередине и шкаф. Кате двадцать семь лет. Засиделась в девках. Умеющая шить и вязать печь пироги, хорошо готовить. Да темный цвет кожи, некрасивость в чертах лица, вздутые щеки и глаза на выкате, да еще высокий рост, никак не давал ей хорошего жениха. Был у нее приходящий парень. Бывало и ночевал. Да замуж не брал. А девка была работящая, умная, душевная. Да кто смотрит в зеркала души?
 – Привет, как доехали? – радостно блестя глазами, приветствовала Катюха.
– Пешком шли! Так хорошо! Лето, зелень, домики старинные облупленные, собаки лают во дворах, голуби на памятнике Ленина, всего обгадили. А хорошо, все равно.
Время —
начинаю
про Ленина рассказ.
Но не потому,
что горя
нету более,
время
потому,
что резкая тоска
стала ясною
осознанною болью.

– Ой, не начинай своего Маяка нам читывать.
 – Тогда щаз, спою…
– Лидусь, замучила стишками… и петь еще рано. Познакомь нас с девушкой.
– Сестренка, Маша, студентка, комсомолка, спортсменка и вообще лучший вариант невестушки города. Будущая училка химии. Вуаля. Прошу пани любить и жаловать. – обращаясь теперь к Маше торжественно произнесла, – Катя, моя душеприказчица, душечка, домашняя фея, любимка, повариха, и вообще красавица !
– Фу, всё врет…Пошлите тефтели пробовать! – позвала к столу Катюша.

Тефтели – это было блюдо новое. Как их готовить никто не знал.
– Что-то новенькое.
– Я их парила на картошке!
– Как это?
– Варила картошку и сверху положила тефтели. Они и напарились воды надо немного. А то развалятся. Да и яичко надо положить, в фарш.

Все девушки заглянули в парящую кастрюльку. Никто не умел толком готовить.
Она достала тарелочки с золотыми каемочками и вилки, рюмочки и вино половину бутылки.
– Я не пью! – сказала Машка.
– Давай по маленькой, чтоб не скучно было.
– Ладно, – она пригубила чуть - чуть сморщившись, и запивая компотом.
– А ты боялась, даже юбка не помялась, – рассмеялись девушки.
Все с удовольствием ели маленькие тефтельки с пышной рассыпчатой картошкой.
– Лук не будем.
– Не будем, – согласились все.
 Все же дружно захрустели зелеными перьями лука.
Над столом разливался благоуханный запах свежего салата огурцов с помидорами и малосольных огурчиков домашнего соления и еще витал запах старого дома, хранящего запахи сырого дерева.
– Огурчики с Федоровки, мамка прислала. Только посолила.
Стукнула входная скоба двери, и зашел невысокий Сергей, всё равно подпёр головой невысокую балку дверного окоёма, она и ему была низка.
– А шо без меня?
Он тут же хлопнул рюмку, не присаживаясь, подцепил тефтелинку с Катиной тарелки, немного закусил, захрустел, издавая звуки довольного хруста и сочного причмокивания, и попросил вторую рюмочку, на ход ноги.
– Айдате, пора уже. Кеттык. Рассиживаетесь долго. Опоздам.
Слова все из разных наречий, перемешались они в этом городе и украинские, и казахские, и русские, и казачьи. Так уж, если общаешься с разными людьми поневоле наберешься.

У входа в парк встретили еще заводских пацанов, знакомых Сергея и шумной компанией поплыли до танцплощадки, с которой на всю округу гремела музыка…
С одной стороны парка был стадион, на нем проводились соревнования республиканского значения, и он был оснащен по всем правилам. С дорожками, трибунами и зеленым полем.
 Парк был старинный, у реки Чаган. По речке плавали лодочки, по тротуару гуляли люди.  Дети катались на качелях лодочках и каруселях. На чертовом колесе сидели люди и делали почетный круг по воздуху. Деревья были огромные, старые и посередине в центре стоял маленький бюстик Кирова, вдоль за ним гирлянды цветов в цветнике…

Шумной компанией поплыли до танцплощадки, с которой на всю округу гремела музыка…
 Народ тёк к парку и заполнял площадку. В основном приходила молодежь после работы.
В парке играл инструментальный, местный ансамбль. Все знали –ансамблисты – это местные знаменитости. Бычок. Юра Ленцов и другие…

Толчея была неимоверная. Музыка, усиленная через динамики, била в уши. Все рассосались по площадке и собирались в кучу отталкиваемые друг от друга как наэлектризованные. Лиду подхватил парень из их компании, и Машка уже не видела ни сестры, Кати, ни ее друга. Её сознание замутилось, голова слабо кружилась. Всё стало необычно веселым и ярким. Вино еще подыгрывало и веселило.  К ней подошел парень. Она вспомнила соседа тетки, у которой жила два года, пока мать не переехала с семьей в город из поселка. Всегда с компанией парней и гитарами, в джинсах и ярких модных майках с наклейками Битлов или Абба. То на мотоциклах, то на машине, они проезжали мимо. Парни прожигали жизнь по полной. Он часто приставал и оказывал внимание. Но она понимала, что это не ее уровень, и не ее тип. Не спрашивала откуда у них деньги на такую жизнь, да и не нужен ей был такой человек. Училась себе тихо. А потом переехала к матери и отчиму, которые купили дом. Пути разошлись и ладно.

– Владислав. Разрешите пригласить на танец?
Не ожидая согласия, прижался всем телом и ловко повел между пар…танцуя медляк…
Медляк – это медленный танец.

Остановите музыку.
Остановите музыку
Прошу вас я, прошу вас я.
С другим танцует девушка моя! – орали динамики.
«Пора уже мне быть взрослой, – невесело думала Машка. – Ничего такого нет». Ее немного знобило, вечер стал прохладным и с реки потянуло, запах тины и прибрежных трав и влажность дошли и до танцплощадки. «Потанцую, что здесь такого, это ж танец?»  Было немного неприятно и ее пробрала дрожь. «Да что он так липнет? Хорошо, хоть красивый»
Потом они ломались под Битлов, уставший ансамбль курил у входа, включив маг –  магнитофон. Как незаметно кончились танцы. Весь народ схлынул, а Владислав ни на минуту не отпускал Машку. Она и оглянуться не успела как они оказались у входа, и он уже тянулся целовать Машку.  Никого уже не было и маленькую калитку закрывали.
– Машута, пойдём домой, – послышался голос сестры.
– Вместе с соседом пойдём, нам же по пути!
Она махнула рукой, идите мол без меня. Именно так ее поняла Лида.
Машка забыла, что живет она уже на другой улице, и им не по пути совсем.  Парень был вызывающе красив, к нему без конца подходили друзья и подружки, посмеивались, но он одним взглядом усмирял их, и они быстро отходили.
Оглянулась и показалось ей что бабка Елагина грозит пальцем из-за дерева. Реликтовые, старинные деревья стояли как огромные исполины. Столетние шептуны много видели на этом свете.
Лида и Катя удивлённо переглянулись.
– Быстро парня нашла. Сосед, что за сосед? Ни разу не видела.
– Ладно пошлите на стадионе посидим.
Вдалеке мелькнула яркая цветастая приталенная рубашка парня и его крутые клеши, и скромная Машуня. Было какое-то беспокойство, но разве мы будем слушать внутренний голос впопыхах?
В их компании была гитара…
Они пошли на темный стадион и сели на длинные лавки, забравшись наверх.
Парень пел с надрывом подражая Высоцкому, орал, страстно выводя:
- Затопи, ты мне баньку, хозяюшка!
 Все сидели и наслаждались звёздным августовским небом. Сырым духом потянуло от реки и заквакали лягушки. Длинно. «Ка-а-а-а». Подпевая в унисон.
– Смотри Юр, звезда падает…загадывай быстрее желание.
– Поцелуй!
Быстро тянется губами и тепло проникает под кожу губ…

На стадионе темно и только силуэты длинных рядов растут из темноты полукругом. Пахнет речной водой и становится прохладно и даже зябко.
Гитара смолкла, и ребята закурили.
– Пора, по домам, мне завтра в шесть вставать, на смену…

Все дружно встали и пошли, как по команде… 
Это была рабочая молодежь, с местных заводов: «Омега», Механический, Ремзавод…Ворошиловский завод, Землячка…Уставали…


http://proza.ru/2023/03/19/1754