Гружёная мамаша

В руках тётка держала две тяжёлые сумки – пакета, которые ещё и порваться грозились при случае неудачном. Рядом стояли два отпрыска среднего школьного возраста с разницей в пару лет, но видать, что оба тормоза, уж куда голова тётки повёрнута была, когда автобус подъехал, я не скажу, чего не знаю, того не знаю. Сам факт, что подбежать она к нему не успела, ни в чью пользу не говорит. Водила остановил автобус прямиком за другим, не успевшим отъехать, и не дождавшись от стоявших на остановке ловкости цирковых акробатов, закрыл двери и стал объезжать впереди стоящего «размазню». Но не тут-то было. Наперерез обоим автобусам, кинулась догонять отходящий, - объезжающий слишком медленного собрата, - тётка с сумками - пакетами, до этого сосредоточенно глядящая куда угодно, только не на пристроившейся вторым составом к первому нужный автобус. Торопыга шофёр, видя такое дело, тормознул, конечно. Первый даже не почесался, только взглядом проводил несущийся наперерез социум, подумав лишь «словно курице голову открутили, а она ещё не поняла, что помирать пора». Тётка же, всунувшись в открытую дверь лишь до половины, на весь салон запричитала: «Христом Богом прощу, погодь! У меня там груз большой!» - «Давай быстрее!» - досадуя на тётку, прорычал шоферюга. Стоял-то он уже вторым рядом. Мамаша кинулась назад к детям, которые в полной индифферентности созерцали её «финт ушами». «Боря! Давай корыто мне в правую руку. Нет, сам держи! Костя, давай мне таз! Идите сюда!» Машаша, прихватив  ещё и таз, (ей богу, не знаю, как для этого надо раскорячить пальцы и одновременно зажать таз под мышкой), с неподъёмной ношей тяжеловесом умудрилась взобраться  в автобус! Водитель, наконец,  захлопнул двери и тронулся с места, когда раздался истеричный вопль незадачливой гружёной мамаши: «Стой! У меня дети ещё не сели!» Не знаю, о чём он думал, и куда смотрел (на дорогу, по всей видимости), но дав по тормозам, вторично, очумело смотря на истерическую даму, раскорячившуюся со своими обширными пакетами, тазом под мышкой, рвущуюся вновь к уже закрывшимся дверям, за которыми остались дети – россомахи, полагаю готов был её убить на месте, как готовы были его убить сигналящие, казалось, со всех сторон, братья – водилы. А тот, который сидел в первом остановившемся автобусе, смотрел на всё с непередаваемой миной на лице, когда хочется и громко ржать и ещё громче ругаться. Рот его был открыт, из него доносились странные звуки, то ли стоны и рыдания, то ли всхлипы с гомерическими нотами хохота. Правила – правилами, а человеческий фактор никто не отменял. Но что-то с социумом не в порядке, если все выглядят дебилами…