Глава II. Олоферн

Петербургские гастроли Рихарда Вагнера

Глава II.
ОЛОФЕРН

- Поручение выполнено, Ваше  Высокопревосходительство! Действительный статский советник Серов, знающий Рихарда Вагнера  лучше всех в нашем отечестве, однозначно свидетельствует: немецкий композитор не представляет никаких угроз. Много лет назад он познакомился с Бакуниным, но связей с ним теперь не поддерживает, занимается исключительно теорией искусства и написанием диковинных опер. Идея пригласить Вагнера в Россию принадлежит Филармоническому обществу, а сам он с радостью ухватился за полученное приглашение, так как за концерты в Петербурге получит намного больший гонорар, чем в Европе. Именитый зарубежный гастролёр приезжает к нам для пополнения собственного кошелька и вряд ли заслуживает внимания Вашего Высокопревосходительства …

Через полчаса после встречи в квартире Серова баронесса Елена Егоровна Стааль была уже на Фонтанке. Расположившись в кресле кабинета Василия Андреевича Долгорукова, главного начальника III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, она делилась с шефом жандармов своими выводами из полученной от Серова информации.

Князь Долгоруков, шестидесятилетний генерал от кавалерии, поднялся с кресла, продемонстрировав гостье военную выправку и увешанный орденами китель, затем бросил полный почтения взгляд на портрет Александра  II на стене, улыбнулся и обратился к своей собеседнице:

- Очень хорошо, если именно так, милостивая государыня, очень хорошо.  Я надеюсь, господин Серов не заподозрил истинной цели вашей с  ним беседы?

- Ваше Высокопревосходительство, я не дала ему для этого ни малейшего повода, – серьёзным тоном ответила баронесса, полная уверенности в том, что справилась со своим первым заданием от Долгорукова безупречно. – Александр Николаевич поверил моей просьбе подготовить Её Императорское Высочество к аудиенции, которой она удостоит мсьё Вагнера. А я действительно собираюсь сегодня рассказать Великой княгине обо всём услышанном.

- Превосходно, сударыня, просто превосходно! Ваш покойный отец, генерал Стааль, несомненно, гордился бы Вашей сообразительностью так же, как и я сейчас. Непременно нужно уберечь от возможных неприятностей Елену Павловну, старейшего члена императорской фамилии. Я помогу Вам в этом деле не только по долгу службы, но и в память о Великом князе Михаиле Павловиче, покойном супруге Великой княгини и моём старинном боевом командире. И Вы мне помогите, прошу Вас. Давайте порассуждаем вместе, сравним Вашу информацию со сведениями о господине Вагнере, известными нашему ведомству… Пятнадцать лет назад он водил дружбу с анархистом Бакуниным, они вместе  участвовали в восстании в Дрездене, за что наш гастролёр был объявлен в розыск и подлежал аресту. У нас есть копия объявления, разосланного властями Саксонии во все немецкие земли. Вагнер бежал из Германии и много лет скитался по миру, вернуться ему разрешили лишь недавно.

- Серов поведал мне, Ваше Высокопревосходительство, что с тех далёких пор единственное, что занимает Вагнера, – его творчество. Он создаёт новый вид оперных произведений – музыкальную драму, пользующуюся успехом в Европе, а у нас практически неизвестную. Сейчас маэстро собирается познакомить с этими необычными драмами петербургскую публику …

- Вполне может быть, вполне может быть. В том же духе пишет и наш осведомитель, вот послушайте, – князь Долгоруков взял со своего письменного стола небольшую папку, вынул оттуда донесение и принялся читать вслух. – «Вагнер хотя и принимал в 1848 году участие в беспорядках в Германии, но ныне, кажется, остепенился»… Скажите, Елена Егоровна, Вас ничто не насторожило в беседе с господином Серовым?

- Похоже, что нет,  Александр Николаевич удовлетворил моё любопытство сполна, – фрейлина задумалась. – Хотя, позвольте…. Название вагнеровского трактата, о котором говорил Серов, никак не даёт мне покоя. Как же он именовался?.. Вспомнила! «Искусство и революция»!

- Браво, милостивая государыня, браво! Мне не даёт покоя тот же самый трактат. В тонкостях музыкального искусства главному жандарму, бывшему военному министру, разобраться сложно, но когда я прочёл выдержку из этого труда Вагнера, присланную нашим агентом, то начал подозревать неладное. Там приветствуется Революция с заглавной буквы, сравнимая по силе своей с разрушением Древней Греции! Вот полюбуйтесь, – Долгоруков достал из той же папки ещё один листок и передал его фрейлине.

«Мы хотим стать прекрасными, сильными людьми, которым принадлежал бы весь мир как вечный неистощимый источник самых высоких художественных наслаждений. Чтоб достигнуть этой цели, нам нужна сила всемогущей Революции, ибо только эта наша революционная сила ведёт прямо к цели – цели, которой только она и в состоянии достигнуть уже потому, что первым её актом было разложение греческой трагедии и разрушение афинского государства».

Прочитав подчёркнутый красным карандашом текст, баронесса Стааль промолвила:

- Милостивый государь, Василий Андреевич, написано очень запутанно, но слова эти кажутся не более, чем метафорой. Вагнер восхищается трагедией, как идеальным жанром классической древности, и мечтает возродить нечто подобное. Серов объяснил мне: композитор имел в виду не свержение государственного строя, а синтез различных видов искусств. Это совершенно новое, прогрессивное для нас начинание, а вовсе не та революция, о которой Вы можете подумать.

- А что тут думать, дорогая Елена Егоровна! Вы же сами видите, что происходит в Европе. Прикрываясь красивыми словами, например, о либеральном прогрессе, благоденствии народов и общественном спокойствии, революционеры стремятся к анархии, кровопролитию, коммунизму  и установлению собственной власти. Бывший друг Вагнера Бакунин – а бывший ли, мы доподлинно не знаем – спит и видит, как бы привнести эту заразу в наше отечество. Сначала он создаёт мерзкие революционные кружки. Мне даже любопытно становится, посещают ли их тайно наши композиторы?.. И прямо сейчас, когда мы с Вами беседуем, этот субъект ведёт лживую пропаганду в Царстве Польском, возбуждает ненависть к русскому правительству среди помещиков, шляхты и городского населения…

На лице Долгорукова читались отвращение и презрение к Михаилу Бакунину, стальной голос князя звучал резко и напористо. Затем Василий Андреевич перевёл дух и продолжил беседу с фрейлиной более спокойным тоном:

- Кто знает, вдруг влияние Бакунина на нашего гастролёра до сих пор сильно? Не доверяю я этим людям искусства! Не помните, сударыня, откуда эта фраза: «гений и злодейство – две вещи несовместные»? Пушкин, по-моему. Прекрасно сказано, только поэт забыл знак вопроса на конце поставить… А мы, любезная Елена Егоровна,  не будем судить композиторов лишь по их словам, а рассудим по их делам, по содержанию их опер. Удалось Вам узнать у господина Рубинштейна, какими произведениями прославился Вагнер?

- Узнала, Ваше Высокопревосходительство. Я побеседовала с Рубинштейном ещё до встречи с Серовым, и сейчас Вам обо всём расскажу. Позвольте начать с того, что в молодости Вагнер несколько лет жил и работал у нас в империи, в Риге. Там он вдохновился популярным европейским романом о римском трибуне Риенци и создал одноименную оперу. Сюжет у Вагнера получился кровавый: Риенци даровал людям верховенство права, а в конце народная толпа спалила его живьём в Капитолии.  Наша цензура постановку запретила.

- Матерь Божья, какой ужас! Правильно сделали, что запретили. Увольте, неужели это и есть новое, прогрессивное искусство, которым господин Вагнер собирается накормить русскую публику? А заодно и Великую княгиню Елену Павловну, самую усердную в императорской семье сторонницу освобождения крестьян? Не нравится мне эта идея.

- Нет, милостивый государь, то была юношеская работа Вагнера, исполнять её в Петербурге он не намерен. Кстати, Вас может заинтересовать вот какой факт: в Риге молодой композитор написал «Национальный гимн» по случаю тезоименитства Николая I, очень популярный в то время.

Имя покойного Государя, к памяти которого Долгоруков относился трепетно, подействовало на князя успокоительно. «Прошло почти восемь лет, как император Николай покинул наш мир, а я до сих пор делаю прическу, стригу усы, виски и бакенбарды по его подобию», – подумал про себя Василий Андреевич, а вслух произнёс: «Очень похвально. За это мы, думаю, можем простить нашему гастролёру грехи молодости. И как же дальше раскрывался его талант?»

-   Следующая его опера называлась «Летучий голландец». Фабула взята из древней легенды о проклятом моряке, вечно скитающемся по морям. Раз в семь лет ему позволено сойти на землю, чтобы найти верную жену и снять проклятие, – продолжила фрейлина.

- О, эта история звучит гораздо интереснее! Даже представить страшно, сколько у Голландца было дам! – смущённо улыбнулся князь. – Расскажите мне, любезная Елена Егоровна, отыскал ли он, в конце концов, преданную жену?

- Отыскал, Ваше сиятельство, Сенту – дочь норвежского моряка, но усомнился в её верности. Она сбросилась с утёса в пучину вод, а Голландец утонул вместе со своим кораблём, оба они воссоединились уже на небесах.

- Час от часу не легче! Наверняка и музыка в этой опере мрачная. Неужели такие депрессивные произведения хоть кому-то интересны? Попробовал бы лучше господин Вагнер писать военные марши, и у него мгновенно появились бы миллионы слушателей по всему миру! 

- Про марши я спорить с Вами не буду, милостивый государь, а в отношении «Летучего голландца» позвольте не согласиться. Женщина приносит себя в жертву, чтобы искупить грехи своего мужчины, чем же плох сюжет? Такой же идеей пронизана и следующая опера Вагнера «Тангейзер». В ней рыцарь Тангейзер наслаждается любовью с богиней Венерой в её гроте. От грешника все отвернулись, Папа Римский его проклял, и лишь любящая Тангейзера праведная Елизавета вымолила ему прощение у Бога.

- Елена Егоровна, если публику такие сюжеты воодушевляют, не дело нашего ведомства мешать ей получать сомнительное эстетическое удовольствие. История Тангейзера вызывает любопытство. Просветите меня, что стало с рыцарем и с благочестивой девой?

- Тангейзер умер на теле Елизаветы, отдавшей свою жизнь Богу за спасение души любимого, так и не узнав в этой жизни о своём спасении – со вздохом произнесла баронесса Стааль, ожидая услышать очередную порцию возмущения от Долгорукова.

- Боже правый! Признаюсь Вам, милостивая государыня, что я не большой любитель таких, простите мой сарказм, жизнеутверждающих опер, – отреагировал князь. – Если бы не служебный долг, я бы на них совсем не обратил внимания. Скажите, однако, господин Вагнер создал эти  шедевры до знакомства с Бакуниным, или после?

- Эти оперы он написал до встречи с Бакуниным, а уже после на сцене было поставлено его новое произведение – «Лоэнгрин», написанное по мотивам ещё одной древней легенды. В нём повествуется о брабантской герцогине, ставшей жертвой борьбы за власть.

- Елена Егоровна, прошу Вас, здесь поподробнее, пожалуйста, – глаза у начальника III отделения заблестели в предчувствии возможной «добычи».

- Как Вам будет угодно, – фрейлина пыталась вспомнить рассказанный ей Антоном Рубинштейном сюжет и не упустить не единой детали, важной для шефа жандармов. – Эльзу, дочь умершего герцога Брабанта, несправедливо обвинили в убийстве своего брата, чтобы отобрать у неё права на герцогство. Никто не мог защитить бедную девушку, и вдруг на белой ладье, запряжённой лебедем, появился светлый рыцарь из её сна. Он спас Эльзу, вернул ей Брабант и взял в жёны, но с одним условием – никогда не спрашивать, кто он и откуда.

- Вот уж история, так история! Тайный спаситель! – оживился Долгоруков. – Надеюсь, на этот раз у господина Вагнера получилось сочинить оперу с благополучным концом? Эльза и безымянный рыцарь жили долго и счастливо…

- Нет, Ваше сиятельство, главная героиня не выдержала, задала мужу запретный вопрос, и рыцарь был вынужден её покинуть, а Эльза умерла от горя.

- Конечно же, именно так и должно было произойти! – Василия Андреевича словно осенило. – Как видите, сударыня, я уже начинаю разбираться в основных мотивах творчества нашего гастролёра! Главная героиня у него обязательно должна умереть! Скажите только, кем оказался рыцарь? Надеюсь, не шпионом?

- Лоэнгрин был сыном Парсифаля, короля Храма Грааля, святой чаши, в которую собрали кровь Христа на Голгофе. Грааль послал рыцаря помогать тем, кому больше неоткуда ждать защиты.

- На условиях секретности? Как-то это нехорошо! Хотя если творить только добрые дела, то можно. А кто убил брата Эльзы? 

- Никто не убивал. Молодого герцога заколдовали, превратили в лебедя. Лоэнгрин разрушил чары, и тот стал править Брабантом на законных основаниях.

- Что я могу сказать по этому поводу, – подытожил Долгоруков. – Опера, кончено, очень депрессивная, но раз в герцогстве восторжествовала законная власть, то нашему ведомству здесь делать, похоже, нечего. Это больше по части Елены Павловны, она у нас в отечестве заведует музыкальными вкусами.

Василий Андреевич почувствовал усталость. Изучение сумбурных, непонятных либретто вагнеровских опер клонило его в сон и даже вызывало головокружение. В других обстоятельствах  главный управляющий III отделением не стал бы тратить на них собственное время, поручил бы подчинённым. Но поскольку господин Вагнер намеревался встретиться с Великой княгиней, князь счёл своим личным долгом убедиться в отсутствии каких-либо угроз для Елены Павловны. Ведь он отвечал за её безопасность перед Богом и перед самим Государем! На сегодня осталась сделать совсем немного – прочесть последнее донесение от агентов.

- Милостивая государыня, Елена Егоровна, – обратился Долгоруков к фрейлине с отеческой теплотой и нежностью, – если бы Ваша служба не была так дорога Её Императорскому Высочеству, то я хлопотал бы о зачислении Вас, в нарушение всех правил, в III отделение. Вы провели предварительное расследование исключительно добросовестно, за что выражаю Вам глубокую благодарность. Помогите мне, прошу Вас, ещё с одним вопросом. Я получил информацию от нашего агента о переписке Вагнера с руководством Филармонического общества. В ней он перечисляет всё, что намеревается исполнить в зале Дворянского собрания. Не откажите в любезности, давайте прочтём вместе.   

Князь вынул из папки очередное донесение и принялся комментировать вслух: «Так, «Летучий голландец», «Тангейзер», затем «Лоэнгрин» – их исполнять можно, беспокойства публике не причинят, если только душевное расстройство». Затем взгляд его остановился на незнакомых словах, и шеф жандармов воззвал о помощи:

- Господин Вагнер предлагает представить отрывки из своих совершенно новых сочинений: «Тристан и Изольда», «Нюрнбергские мейстерзингеры», «Зигфрид», «Валькирия». Елена Егоровна, Вам говорят что-нибудь эти названия?

- Серов рассказывал мне только про «Тристана и Изольду», Ваше сиятельство. Это и есть музыкальная драма – новшество для нашего отечества, она готовится к постановке в Вене.

- А с сюжетом Вы случайно не знакомы?

Внезапно баронесса Стааль почувствовала внутреннее раскрепощение. Она откинула голову, пристально посмотрела своими большими глазами на седого генерала в годах, хитро улыбнулась и заговорила игривым тоном:

- Я его прекрасно знаю, Ваша светлость. Вагнер создал свою драму на основе древней легенды о запретной, безумной, страстной и безудержной любви рыцаря Тристана к ирландской принцессе Изольде, которую он сам привёз в жёны своему престарелому королю Марку.

- Какое безобразие, я имею в виду обманывать короля Марка! –произнёс князь, скрывая смущение и непроизвольно улыбаясь в ответ. –
Но, позвольте мне угадать, любезная Елена Егоровна: в конце оперы Изольда умрёт?

- Умрёт, Ваше сиятельство, непременно умрёт. От горя и тоски по Тристану, сразу после его смерти. Но до этого, как мне сказал Серов, она будет очень долго петь…

- Я так и предполагал: ничего оригинального господин Вагнер не придумал. Историю Тристана и Изольды можно без опасения исполнять в Дворянском собрании, но, я уверен, что пожилые господа ею возмутятся. Про остальные новые оперы Вагнера нам, получается, ничего не известно. Не будем терять бдительности, милостивая государыня, вдруг в них закралась какая-нибудь крамола! Что же нам делать?

- Милостивый государь, Василий Андреевич, у меня есть идея. Баронесса Раден, фрейлина Елены Павловны, наверняка, соизволит пригласить мсьё Вагнера на традиционные «четверги» в Михайловском дворце, там обычно собираются деятели искусства и обсуждают своё творчество. Я внимательно прислушаюсь к тому, что наш гость расскажет о своих новых музыкальных драмах, или сама расспрошу его, если он будет скромен, а потом передам Вам.

- Любезная Елена Егоровна, давно уже в III отделении никто не радовал старика усердием и смекалкой так сильно, как Вы. Считайте меня Вашим должником и передайте бесценной Великой княгине слова моей безграничной преданности: я буду охранять её так же усердно, как светла в моей душе память о её почившем супруге Михаиле Павловиче.   
 
Князь Долгоруков поделился с баронессой своими соображениями, как его ведомство может обеспечить спокойствие Её Императорского Высочества. Простого филёра для слежки за Вагнером будет недостаточно, в дополнение они попытаются завербовать знающего зарубежную музыку студента недавно открывшейся Консерватории и отправить его на вагнеровские концерты со специальным заданием.

- Милостивый государь, Василий Андреевич,  моя благодарность за Ваше признание моих скромных услуг не знает границ. Я всегда рада быть полезной Вашему Высокопревосходительству, – промолвила фрейлина, пожалев в глубине души о том, что князь-вдовец, как говорили при дворе, не собирался более связывать себя узами брака, иначе она смогла бы составить ему прекрасную партию!

- Тогда помогите мне напоследок ещё в одном вопросе, я хочу посоветоваться. Пусть он не имеет прямого отношения к нашему ведомству, но Вы сами с него начали. Речь пойдет о вознаграждении господина Вагнера в России, – Долгоруков в который раз открыл лежащую на письменном столе папку, достал из неё ещё один лист, бегло пробежал глазами и продолжил возмущённым голосом. – Мне сообщают, что композитору обещан гонорар в тысячу рублей серебром за концерт. По моему мнению, это самый настоящий грабёж! Годовая пенсия генерала намного меньше! Вы не находите мои рассуждения справедливыми?

- Ваша светлость, я не так хорошо разбираюсь в финансовых делах. Раз уж русские композиторы по своей инициативе приглашают Вагнера за такую цену, то гонорар, наверное, оправдан. Помню, при дворе рассказывали забавную историю, как итальянская певица Катарина Габриели запросила у Екатерины II за выступления десять тысяч рублей. Императрица возмутилась: она своим фельдмаршалам платила меньше. На что Габриели ответила: «Тогда, Ваше Величество, пусть Ваши фельдмаршалы Вам и поют!»

- Любезная Елена Егоровна, – Василий Андреевич расплылся в улыбке, – я хоть и человек военный, но слышал окончание этой истории. Императрица Екатерина заплатила этой певице, но всего лишь семь тысяч! Я предложил бы Вам рассказать мою версию легенды Её Императорскому Высочеству в надежде, что такая тактика поможет и ей.

Снова передав слова безграничной преданности Великой княгине, поблагодарив баронессу Стааль за помощь и условившись о новой встрече с ней, как только Рихард Вагнер посетит Михайловский дворец, князь Долгоруков распрощался со своей гостьей.

«Ну чем она не Изольда? Именно такой, наверное, Изольда и была. Оперу Вагнера про Тристана я бы с удовольствием послушал. Королю Марку там повезло, пусть и ненадолго… А этот гастролёр совсем потерял совесть! Шутка ли, тысяча рублей серебром за один концерт, а он ещё и торгуется, наверное», – подумал Василий Андреевич, собрал воедино все полученные о Вагнере донесения и наложил на них резолюцию: «Иметь тщательное за ним наблюдение».