Глава 1. Рассказы о детстве отца, часть 1

        Предыдущее: Родина и детство. Продолжение.
        http://proza.ru/2023/03/19/494

              - Сетования и сожаления; рассказ отца нам, детям, о том, как он тонул и о тех последствиях, которые это событие имело; кулинарные способности Лазаря Андреевича, обретенные в детстве; лошади, ямщики и дедушка Андрей; рассказ о непознанном. 

Сожаление охватывает меня, когда я думаю о том, как мало я знаю о своих родственниках и предках. Надо было больше разговаривать, больше слушать, когда наши родители и близкие жили рядом с нами. Постепенно уходят все старшие родственники, и наступает момент, когда о прошлом своей семьи и спросить не у кого.
 
Горькое чувство, свойственное многим людям, которые стремятся написать о своих предках. Во многом это связано с тем, что в семье и роде многое стирается в памяти после таких сломов истории как Великая Октябрьская Социалистическая Революция, Великая Отечественная Война. Но я верю, что многое зависит от наших стараний сохранить информацию или даже мимолётные впечатления. Так родились мои заметки о жизни и традициях семьи, сопровождающие, где это мне кажется уместным, воспоминания отца.

Рассказ отца нам, детям, о том, как он тонул и о тех последствиях, которые это событие имело. Мне кажется, я помню всё буквально так, как повествовалось, поскольку эта драматическая история рассказывалась многократно.
Однажды мальчику Лазуньке Слепову сшили новую красивую шубку, и он с друзьями пошел на речку. В воображении рисовалась обязательно серая шубка и что-то вроде Москвареки. На самом деле это был полноводный приток Волги, река Медведица, на берегах которой он вырос.
 
Дело было весной, лед около берега уже подтаял, но ещё держался. Однако был уже прозрачен. Сквозь тонкий лёд было видно, что течение реки усилилось, прошлогодние травинки подо льдом вытянулись в струнку. Однако это не остановило Лазуньку, наверное хотелось покрасоваться в новой шубке, и только он один пошел кататься по тонкому льду. Другие ребята благоразумно остались на берегу. Речка глубокая. Отошёл от берега всего на несколько шагов, но глубина там  - дна не достать малышу. Лёд проломился, и Лазунька окунулся с головой.
 
Из-за сильного течения его сразу затянуло под лёд. Он видел, как ребята бегают по берегу, кричат, зовут на помощь, но ничего не было слышно. Стояла страшная тишина. Вдруг его рука наткнулась на выступивший далеко от берега корень дерева, подмытого водой. Он ухватился за него обеими руками и так держался до того времени, как на крики детей прибежали взрослые и вытащили его. Хорошо ещё, что случилось это недалеко от берега и, на его счастье, лед подтаял, вспучился и было чем дышать. Но сам бы он не вылез. Болел потом страшно, однако выздоровел. Только остался с хроническим воспалением и был глуховат на правое ухо. Приходилось наблюдаться у врачей всю жизнь.
 
Этот случай сказался в старости ещё более серьёзным образом. В Кремлёвской поликлинике, – Кремлёвке, как ее называли - где он лечился вместе с семьёй как государственный человек, за ним наблюдала женщина-врач, простой оториноларинголог без ученых степеней, которую он посещал дважды в год. Звали её Волк (фамилия). Отец бесконечно восхищался её исключительной компетентностью и чуткими умелыми руками. Настал день, и замечательный врач ушла на пенсию. Новый врач, молодая женщина, отвергая старые и смешные, ретроградные где-то методы, изменила схему лечения, и через год у папы наступило резкое ухудшение со слухом. Но это ещё полбеды. Началось осложнение, да такое, что оно привело к тяжелой операции на костях черепа, возникновению болей, глухоте правого уха и парезу лицевого нерва. Для отца это был большой удар, после которого он уже полностью не оправился, так как после операции черты лица его с одной стороны исказились, затем он ослеп на правый глаз и начались осложнения со стороны сердца. Так что далеко не все врачи в знаменитой поликлинике были компетентны.
 
Вернёмся к истории отцова утопления. Первый раз я услышала её лет в семь, после того, пошла на берег Москвареки погулять в новой серой шубке (де жа вю или в папином рассказе был воспитательный момент?) и по горло провалилась в воду. Дело было весной. Домой пришла в ужасном виде и потом заболела тяжелой формой некротической ангины. Так что назидание было весьма к месту и поэтому на всякий случай многократно повторялось.

Теперь о кулинарных способностях Лазаря Андреевича, которые он несомненно вынес из своего детства. Самые замечательные события в нашем детстве происходили, когда мама оставляла нас с папой одних дома. Во-первых, совершенно нарушался порядок жизни, заведенной нашей строгой и правильной мамочкой, и наступал праздник непослушания. Во-вторых, отец совершенно не умел готовить и именно поэтому готовил совершенно замечательно!
 
Отцов шедевр: берёте обычную воду из-под крана (в те далекие времена это было возможно), ставите на газ; когда вода закипит, сыпете в воду вермишель и варите её до готовности. Отцова вермишелевая готовность – это когда вермишель разбухает и заполняет всю кастрюлю так, что воды почти не видно. И тут – восхитительный момент! – Отец разбивает в кипящий «суп» яиц по числу едоков, всё это солит  и кладёт сливочного масла. Эта прелесть и вкуснятина называлась похлёбка.

 В-третьих, можно было – о, радость! - не играть на пианино. Возможно, не получилось ребёнка, то есть меня, правильно простимулировать, и обязательная игра превратилась в рутину. Это версия родителей. Мне всё же кажется, что мои природные способности были весьма посредственны по сравнению со многими учениками школы и именно поэтому не было энтузиазма. Однако, благодаря многолетней учёбе в знаменитой музыкальной Гнесинской школе, любовь к классической музыке и пению со мною всю жизнь.

 И в-четвёртых, Отец рисовал. Он рассказывал и показывал, как можно рисовать человечков из цифр. Этому он научился в сельской школе у своего преподавателя.  Невероятные и странные рисунки были очень остроумны, а, судя по их невиданному разнообразию, отражали папину буйную фантазию, а вовсе не были результатом простого запоминания нужного положения определенных цифр. Как жаль, что ни один из рисунков отца не сохранился. Как именно он это делал, я совершенно забыла, помню только, что семёрка часто изображала шляпу у очень гордого собой дяденьки. Ещё он недюжинно рисовал балерин, выделывавших разные па.
 
Остались в памяти эти редкие минуты потому, что они были не просто редкими, а редчайшими. Отец всё время на работе (сталинские времена, люди в аппарате ЦК работали на износ) или спит утром или даже днём, так как часто работали и по ночам.

Теперь о лошадях, ямщиках и о том, какое ко всему этому имел отношение наш дедушка Андрей. Мой интерес к этой теме возник после одного разговора с отцом. Ко времени жизни отца ямская повинность уже практически на территории России не существовала, но в уездах (так назывались районы) Саратовской губернии земская почта сохранилась фактически до 20-х годов ХХ века. Причем ямщину от земства, связанную с доставкой почты и служебных сообщений, держали в конце XIX и начале ХХ века в сёлах зажиточные крестьяне.
 
Позволю себе лирическое отступление, так как тема оказалась интересной. В  ХIII – ХIХ веках ямщина была регулярной службой, как один из видов личных повинностей, установленный для  государственных нужд. Ямщина появилась из татарского опыта управления, а они, в свою очередь, заимствовали ее у китайцев. (по другим сведениям, похожая служба существовала на Руси с Х века). Монголо-татары содержали для гонцов и послов особые ямы (от китайского “ям” – станция) для связи Золотой Орды с провинциями, куда окрестные жители должны были доставлять лошадей и продовольствие.

 После распада Золотой Орды ямская система в России сохранилась и использовалась для связи между российскими городами по почтовым трактам. Вообще Россия с удивительной лёгкостью и с большим толком впитывала основные принципы управления монголо-татарским государством - сбор налогов, ту же ямщину, чиновничество и взаимоотношение его с жителями. К сожалению, не все эти принципы были со знаком плюс. Ямы обслуживались ямщиками («ям-чи» - гонец). Помимо обслуживания государственных людей, ямщики использовались для доставки почты. С помощью системы ямов, расположенных на расстоянии 40—50 вёрст (примерно 43—53 км) друг от друга, с Москвой и между собой были связаны все крупные города Российской империи.
До широкого распространения железнодорожного транспорта в 70-80 гг. XIX века, ямщики имели огромное значение, а в глубинке, какой был отцов уезд, такое значение сохранилось до 20-х годов ХХ века. Но в эти времена почта, перевозимая ямщиками, существовала уже как земская. Грамотность населения потихоньку увеличилась, стали посылать письма и выписывать журналы, газеты и книги люди не только в городах, но и в селах. Об этом свидетельствует стоящий на в сарае на даче сундук моей бабушки , обклеенный  изнутри картинками из журналов для народного чтения ещё дореволюционного издания.

Земская ямщина опять возит не только почту, но и пассажиров – чиновников, военных. Для писем даже свои марки выпускались с гербом города Саратова (Герб города – рыбы, легендарные стерлядки?). Деньги тоже пересылали, причем в обыкновенных пакетах с печатями, которые складывали в деревянные ящики, для надежности обитые листовым железом. Об этих ящиках скоро прознали разбойники и стали грабить почту, а иногда и убивать ямщиков. Земство вынуждено было снабжать их пистолетами и саблями. Постепенно фигура ямщика-почтальона на тройке, с колокольчиками, да с песней обрастала ореолом романтики, как на диком американском Западе. В Америке на почве этой службы выросли голливудские фильмы, банки и отлаженная как часы система почтовых пересылок. У нас в России такого, к сожалению, не случилось. Зато песни будут жить в веках. Степь да степь кругом…

Вспоминаю рассказ отца про лошадей, которые принадлежали нашему дедушке, его отцу.  Дедушка мой Андрей Михайлович был знаток лошадей и в молодости держал лошадок для ямщины, продолжая дело своего отца Михаила, который, как я поняла, к концу жизни стал весьма состоятельным крестьянином. И вот однажды, когда мы были уже совсем взрослыми, на семейном обеде в 70-е годы, наш отец, никогда ранее не рассказывавший о лошадях у них в хозяйстве, кроме рабочих, вдруг разразился взволнованной речью. Он поведал о том, что наш дед Андрей Михайлович до первой мировой, как он выразился, держал ямщину, и, более того, страстно увлекался лошадьми, считался в селе их большим знатоком. Ямщик, выполнявший перевозки, должен был по закону держать три исправных лошади. В связи с этим дед постоянно ездил по ярмаркам – покупал и продавал лошадей, видимо потому, что должен был поддерживать их в надлежащем состоянии.

Рассказывая, отец сыпал разными замечательными лошадиными терминами. Называл такие породы и масти лошадей, о которых мы в жизни не слышали. Говорил, что у нашего дедушки были разные лошади, редких пород и мастей. Прекрасный орловский рысак, соловая (светло-золотистая с белой гривой), вороная в загаре (хотя мы смеялись до слёз, оказалось, что она вовсе не загорала, а была вся чёрная и только концы волос гривы светлые, как бы выгоревшие на солнце).

И мы узнали, что такое загадочная сказочная сивка-бурка-вещая каурка. Оказалось, что бурка – это тёмно-рыжая, а грива – ещё темнее, каурая – рыжая, у которой хвост и грива светлые, а в паху тёмные подпалины, а сивка – сивая, т.е. посеревшая от старости. Выходит, что сивка бурка вещий каурка - это очень красивая лошадка, смесь разных мастей вроде дикой деревенской кошки, но поседевшая в заслуженной старости. И ещё мы узнали, что масть – окраска лошади, очень важная штука, а порода, это лошадки, которые имеют определённое место происхождения или определенного заводчика, например, арабская и английская по месту, а по заводчикам - орловская или камарилло.
 
Отсюда мы сделали вывод, что прадедушка Михаил Слепов, а за ним и дедушка Андрей Слепов были не так просты, а семья не так уж бедна. Видимо, во время первой мировой, когда все взрослые сыновья деда пошли в армию, а семейный дом сгорел благосостояние семьи резко ухудшилось. Фигура умолчания родилась, скорее всего, из-за того, что в те далёкие революционные времена нельзя было быть успешным на селе. Особенно во время коллективизации.

Хорошо помню рассказ отца о его детском впечатлении от встречи с непознанным. Во время 1-й мировой войны в селе появился, как отец его определил, фокусник-маг, который давал представление в селе. Народ собрался на площади, одна сторона которой представляла собой холм. Народ сидел на холме и смотрел представление на площади. Все это выглядело как греческий амфитеатр. Подробностей представления не осталось в памяти, но главное запомнилось. Дядька заставлял мужиков, вводя их в транс, пролезать под громадным бревном, как будто они кроты. Весь народ это видел, восхищался силой мага и трепетал.

Отец рассказывал:
– все это видели, но я-то хорошо рассмотрел, что сомнамбулы эти ни под каким бревном не пролезали, а спокойно перешагивали через него. Ну, я и сказал громко народу об этом. Маг разозлился. Народ зашикал и обиделся. А ребята из школы потом пытались меня побить за «вранье».

Скорее всего, маг был мощный гипнотизер, а отец был единственным на кого гипноз не подействовал. Возможно, были ещё другие более взрослые и опытные люди, которые всё поняли, но сочли за благо промолчать.

Этот случай папа рассказывал мне в детстве неоднократно. Зачем? Может быть, зная мою впечатлительность, хотел предупредить об осторожности. “С такими делами шутки плохи”, – всегда говорил он в заключение.
 
Мы и наши дети массово столкнулись с такими явлениями в начале 90-х годов во времена «шоковой терапии», будь она неладна. Помните Чумака, Кашпировского, секту Аум Синрикё и её основателя зловещего Сёку Асахара? Эти люди публично и широко выступали по радио и телевизору, в наших ВУЗах и Университетах, собирали залы и стадионы на свои представления. Слава Богу, многие избегли их влияния, но были и пострадавшие. Прошло ли это бесследно для нашего общества?

   март 2023 -3 июня 2023

   Следующее: Рассказы от детстве отца, часть 2.
   http://proza.ru/2023/06/03/109