Улыбка нежности. Глава4. Продолжение. Летние каник

                Летние каникулы


  Какое же это было счастье – летние каникулы! Разлука со школой на целых три месяца! Без повседневной ее рутины и непреодолимого желания вырваться на свободу! Теперь мне кажется, что именно вдали от школьной монотонной жизни происходит настоящее становление личности, когда ты предоставлен сам себе безо всяких ненужных ограничений.

  Задолго до окончания учебного года у всех родителей возникал один и тот же наболевший вопрос, куда отправить ребенка на летние каникулы. Большинство детей уезжали в летние пионерские подмосковные лагеря. Природа – дело хорошее, но, побывав один единственный месяц в таком лагере, я наотрез отказалась от дальнейшего там времяпровождения именно из-за тех же, уже порядком надоевших в школе, дисциплинарных требований. Некоторых детей устраивали в городские лагеря, и они все лето дышали московской пылью. Родители, которые были побогаче, отправлялись со своими детьми на юг. Но самым распространенным видом отдыха считался дачный. Некоторые счастливчики имели собственные дачные участки и летом никаких проблем с детьми не имели. Другие же, у которых не было своей дачи, заблаговременно, еще ранней весной, начинали поиски подходящего загородного дома на съем, чтобы на природе их любимое чадо набиралось сил перед следующим учебным годом.

  Самым излюбленным подмосковным дачным направлением была Казанская железная дорога. Сравнительно близко расположенные к Москве, не более тридцати или сорока километров, дачные поселки на станциях Удельная, Малаховка, Краково и другие, каждое лето были перенаселены шумной веселой детворой. Красивый ландшафт, сосновый лес, чистая речка с песчаными берегами, в которой можно было даже удить рыбу, а самое главное, близость железнодорожных станций и маленьких магазинчиков –все это привлекало многих отдыхающих. Мои родители не раз снимали дачу в этих краях. Но через несколько лет на нас вдруг «свалился» более дешевый вариант летнего отдыха.

  Нам жутко повезло. Дед Ментов уже много лет работал в Госплане заведующим отделом, и за ним была закреплена государственная дача в поселке «Правда» по Ярославской железной дороге. Примерно 40 минут на электричке. Хотя сама дача была и не так близко от станции, да и магазинчиков я там не помню, но дед Ментов привозил продукты на казенной машине, что очень устраивало моих родителей.

  Обычно я жила там с отцом или, когда у папы заканчивался отпуск, с каждой из бабушек попеременно. Мама и Марика приезжали только наездами, чаще по выходным. Да и дед проводил на даче не больше недели. Иногда это было для меня чистым наказанием. Дело в том, что плавать я еще не умела и вообще очень боялась воды. Но дед не мог пережить этого безобразия и силой затаскивал меня в речку. Так он пытался меня приучить к воде. Я орала, как резаная и вся в слезах долго не могла успокоиться. В эти моменты я его просто ненавидела.

  То ли дело было лежать на бережку речки Правдинки с бабушкой Розой, которая от меня ничего не требовала, а только читала мне один и тот же рассказ А.П.Чехова: «Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный в подмастерье сапожнику Алехину, в ночь под Рождество не ложился спать…». Какая же это была чудесная идиллия, какой внутренний покой разливался в моей душе! Как мне нравилось дышать зеленой травкой на берегу маленькой речки и слушать родные интонации голоса любимой и нетребовательной бабушки Розы, которая иногда весь этот рассказ, между прочим, декламировала наизусть! Или как приятно было слушать тоненький голосок Ёзи, сидевшей на стареньком пеньке около дачи рядом с раскидистым кленом! Обычно она что-то шила и напевала при этом свои скромные мотивчики. Этот пенек так и прозвали – «Ёзин».

  Однажды около «Езиного» пенька поселился малюсенький ежик. (Видимо, не только мне доставляло удовольствие Езино вокальное искусство!) Для меня появление в нашем маленьком камерном обособленном дачном мирке настоящего милого живого существа стало большим событием! Заботясь и ухаживая за ним, я ощутила, наконец, полезность своего существования. Я дала ему имя Петька и каждый вечер оставляла для него молочко на блюдечке. Утром я проверяла, как он покушал. Все шло своим чередом: ежик Петька взрослел и храбрел, и уже не так боялся приблизиться к кому-нибудь из дачников. Каждое утро я находила его около «Езиного» пенька, где он, свернувшись калачиком, мирно спал после выпитого молока. Но вот однажды, я налила ему молоко не первой свежести, и хотя знала об этом, но думала, что оно иногда тоже бывает полезно, тем более что другого не было. Наутро я долго искала своего подопечного Петьку, подняла всех на ноги. Но его нигде не было. К вечеру он тоже не появился на своем обычном месте. Я стала догадываться, что произошло, но никому об этом не сказала. Все успокаивали меня, старались поднять мое упадническое настроение, говоря что, мол, ежик уже вырос и ушел по своим взрослым делам.

  Через пару дней кто-то нашел его мертвым недалеко от нашей дачи. Мы вместе с папой вырыли ему маленькую ямку, я со слезами на глазах аккуратно положила его в землю, а потом несколько дней очень горевала по этому поводу, обвиняя себя в его смерти.

  На даче был, конечно, и волейбол. По вечерам после рабочего дня, когда съезжалось взрослое население нашего дачного поселка, мы с папой, а иногда и с Ментовым, шли на волейбольную площадку. Если взрослых игроков в команде не хватало, то меня приглашали поиграть. Помня о «музыкальных» руках юной пианистки, меня оберегали от сильных ударов противника, что вызывало во мне естественное негодование.

  Еще одним развлечением был велосипед. Я гоняла по близлежащим полям и лесам, как ненормальная, получая неслыханное удовольствие от бескрайних просторов свежескошенного луга, от легкого ветерка, обдувавшего меня со всех сторон, от чувства свободы и слияния с природой. Конечно, было и не без неожиданных травм. Например, как-то съезжая на большой скорости с высокого пригорка, моя штанина зацепилась между спицами заднего колеса, не давая мне затормозить, а далее я почувствовала резкую боль в пятке: она тоже оказалась между спицами. В конце концов, я упала с велосипеда, не имея возможности даже пошевелить правой ногой, застрявшей в колесе. Велосипед протащил меня вниз до прямого участка дороги, где я так и осталась лежать без движения, а на мне – мой велосипед. Вскоре меня подобрал симпатичный и отзывчивый водитель автомобиля, случайно оказавшийся на безлюдной проселочной дороге нашей дачной глуши. Он и отвез меня к моим бабушкам, которые занимались в это время своими тихими делами. Нетрудно догадаться, как обе они были ошарашены моим внезапным появлением не на велосипеде, а в сопровождении прекрасного принца. Но мой жалкий, потрепанный, а главное, «прогрязненный», по выражению бабушки Розы, вид убил их наповал. После этого печального происшествия  я долго не могла нормально ходить, и прошло много времени, пока я снова решила сесть на велосипед.

  Когда мне исполнилось одиннадцать лет, родители задумали поехать со мной на Черное море. Я уже подросла, да и дача порядком всем надоела. Кроме того, папа втайне надеялся, что в соленой морской воде он быстрее научит меня  плавать.

  Наша поездка намечалась вместе с семьей Володи Шварца. У него уже рос сын Толяшка, который был на два года моложе меня. У Толяшки врачи обнаружили полиартрит (очень противное заболевание, с которым я, к сожалению, знакома не понаслышке) и рекомендовали ему морской климат. Было решено ехать на Черноморское побережье Кавказа в город Хоста. А чтобы мы с Толей пробыли на море не меньше двух месяцев, взрослые решили сопровождать нас в две смены. Сначала со мной должен был поехать папа, а с Толей – Варя, его мама. Через месяц папу и Варю должны были сменить соответственно моя бабушка Роза и сам Володя Шварц.

  Отдых наш оказался насыщен многими неожиданными очень интересными и запоминающимися событиями. Был даже момент, когда мы все были на краю гибели. Но об этом чуть ниже.

  Надо отметить, что отношения моих родителей с обоими Шварцами, Володей и его младшим братом Илюшей, не прерывались даже во время войны. Разбросанные по отдаленным уголкам необъятной России, они каким-то образом нашли адреса друг друга и по мере возможности вели переписку. Так что все они были в курсе всех главных событий, происходивших с ними за годы разлуки. Несмотря на это, после возвращения братьев Шварцев в Москву из лагеря для перемещенных лиц и личной встречи с Володей, мама почувствовала, что он серьезно задет ее внезапным решением выйти замуж за папу. Но изменить ничего уже было нельзя: мама была беременна. Страсти немного покипели и улеглись сами собой.

  Володя вскоре женился на красивой, но больше ничем не примечательной, скромной русской девушке Варе, которая была моложе его на несколько лет и влюблена в него без памяти. Илюша, обожавший и как никто другой понимавший старшего брата, заменившего ему отца, был в глубоком отчаянии от его выбора. Он первый прочувствовал, что «спящий» облик Володиной избранницы никак не сочетался с интеллектуальным уровнем, проницательным, твердым, но при этом всепрощающим и завораживающим своей притягательностью характером его обожаемого брата. Илюше пришлось смириться с тем, что фигуристая блондинка с большими круглыми карими глазами, правильными чертами лица, очень женственная с мягкой и, казалось, доброй душой, простая девушка Варя, воплощение образа классической русской красавицы из народных сказок, действительно навсегда разбила сердце его брата.

  Через два года после моего появления на свет у Володи и Вари родился толстенький нытик Толяшка, которого Варя «облизывала» со всех сторон: он оказался копией своей матери. Кроме постоянного нытья, Толяшка отличался еще и тем, что уважал только молоко с булками и больше ничего не ел.

  Как обманчив порой вид детства: из этого нытика вышел впоследствии очень талантливый и известный математик, который еще задолго до нашего отъезда в Израиль был приглашен в Америку в качестве докторанта, где впоследствии остался навсегда.