Длинная дорога

      « К чему дорога если она не приводит  к храму»
                Из фильма « Покаяние».
 «Ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал»(МФ. 25: 24–27)
   -...Смотри, смотри, Гигла идет!
  - Где?  Аа, вижу.  Сегодня какой день?
 - Воскресенье!
 - Значит, опять этот старый пень в церковь тащится.
  Такая вот перекличка через улицу произошла рано утром в деревне Дигоми между двумя соседками при появлении далеко от их домов высокого старика на дороге, ведущей к городу.
  Маро и Кето только что выгнали своих коров дежурному соседу для пастьбы и застряли  своих ворот немного поболтать. Были они как сестры – близнецы, обоим за 70, головы повязаны платками по брови, комплеции средней, с округлыми формами. Разница была в том, что  у Маро  передних зубов не было, а у Кето  был полный комплект.
  Март в этом году выдался ветренный, но в воздухе уже пахло весной. Во дворе  у Кето  розовел только что распустившийся миндаль, а у Маро во дворе зеленели почки на старом ткемали. 
  В далеке с каждым шагом приближалась к ним местная знаменитость – Гигла. По хорошему, живи в деревне какой-нибудь  писатель средней руки, запросто раскрутил из него героя романа в трех частях и отхватил бы приличные деньги. Но такового в деревне не наблюдалось и Гигла так и остался никем не воспетый.
  - Уу, бессовестный, еще на старости лет совсем стыд потерял! Верующим стал.  – цедила сквозь оставшиеся зубы Кето. –Пфуй. Всю жизнь по бабам ходил, сам, наверное, счет  потерял.
  - Не говори! Помнишь,  в армию как пошел, из Прибалтики Лайму привез. Белая такая была, как молоко моей Цаблы. Помнишь, Кето, какие светлые длиннные волосы у нее были?
 - Аба! Как не помнить. Еще мой Отар на нее заглядывался. Еще хорошо, что эта Лайма как девочку родила, покрутилась туда – сюда и назад к себе укатила. Чего ей в деревне сидеть.
  - Гигла недолго по ней тосковал, здесь ни одну юбку не пропустил. – и Маро стала загибать корявые пальцы. – Нино – хромая – это раз, потом Луиза – два. Потом..
 - Да сколько их было, пока  он эту свою бедную Тамару привел. Мы еще спорили, насколько  этого гуляку хватит. Только она двух мальчишек родила, он – кепку на голову и  опять в Россию смылся. Есть такие мужики, на одном месте сидеть не могут....
   Гигла тем временем уже подошел совсем близко к словесной перестрелке. Обе соседки оборвали разговор и и повернулись к нему.
  - Здравствуй, Гигла! Смотри, какой молодец! Рано утром уже в церковь...
  Гигла степенно кивнул им и прошел мимо.
  - Не то, что наши. Спят еще...
 - Не говори. Мой вчера с келеха еле дошел. Если к вечеру встанет, хорошо....
  Гигла на подходе к Маро и Кето уловил обрывки их слов, адресованных к нему, хотел было сказать кое- что, но передумал. Во-первых, не с руки мужчине опускаться до оправданий перед женщинами, пусть и своими ровесницами, а во-вторых, все сказанное было правдой....
...Гигла никогда не был домоседом и прожить с одной женщиной  всю оставшуюсь жизнь было для него за гранью возможного. Ведь на  то и мужчина, чтоб экспериментровать.
  Сколько было у него увлечений сейчас, в 70 с лишним лет и не вспомнить. Смешались в одно мессиво лица, имена, адреса, как мучительный пестрый сон, после которого встаешь и тугопытаешься вспомнить, что это было. И тянет опохмелиться. Но по закону подлости рядом нет бутылки.
  Гигла помнит, как встал утром 30 лет назад, глянул мельком на своих мальчишек (им тогда было что-то совсем мало. Один, вроде, был грудной, а второй, кажется, уже бегал),одел кепку – аэродром и стукнуло ему в голову поехать на базар в Дидубе. Поехал. Потом на вакзал рванул с каким-то мужиком. В итоге оказался в России. О жене и не вспомнил. Закрутило.
  Потом так же на порыве вдруг решил вернуться в Грузию. Дело к старости. К своей земле тянет. Сентиментальность на сердце давит. И силы уже не те. За столько лет своим домом никогда и не жил, перекатывался от одной женщины к другой, благо их вокруг всегда было много. Те, кто поглупее, рожали от него, по умнее –  выставляли его первыми.
  Приехал в деревню, шел по этой вот дороге с чемоданчиком. Открыл ворота, перегнувшись через забор, как раньше и постучал в знакомую дверь. Вышел парень выше него. Его старший, Дато. Сперва не узнал, потом на шею бросился. Все-таки кровь, великое дело, когда любят ни за что и прощают  то, что другим не скинут.
  Потом младший, Зура, выбежал. Та же реакция на отца:
  - Наконец –то ты вернулся!
  Потом Тамара  на шум выглянула. Помнил Гигла ее молодой, с налитой от молока грудью, черные волосы до плеч. А теперь перед ним стояла старуха, чем-то  отдаленно напоминавшая его мать, морщинистая, раздобревшая с красными неухоженными руками.
   - Зачем ты приехал? – спросила она. – Мне нужен был ты, когда я одна с детьми мучалась и разрывалась на двух работах. Уезжай!
  Но тут вступились сыновья.
  - Что бы ни было, это наш отец. Как выгнать его из своего дома?! Что люди скажут.
- Да, ошибся человек. С кем не бывает.
 - Для меня он никто! Он бросил меня и вас и даже не интересовался 20 лет, как мы живем! – кричала Тамара. – Это мой дом!
  Гигла оторвался от воспоминаний и посмотрел назад. Две соседки все также стояли у своих заборов и перекидывались словами.
  ...В тихом утреннем воздухе их было слышно дальше, чем они могли предположить. До Гиглы долетели обрывки диалога.
  - И эта дура его приняла. Вот я б на ее месте....
 - Эээ, повезло мужику с детьми. Всю жизнь жил как хотел, и в старости в тепле и уюте доживать будет. Под счастливой звездой родился. Не каждому так бывает....
   Тогда Гигла остался. Тамара, обиженная на детей, первое время с ним не разговаривала.  Гигла не лез особо. Знал наизусть, женщины отходчивы, время  все сгладит и спишет. Да, плохо поступил. Но что теперь делать. Это и его дом тоже.
  Время и правда сделало свое заживляющее дело. Как это жить под одной крышей и не общаться. Так постепенно бывшие супруги сблизились и зажили по старому, будто и не было этих выпавших 20 лет.
  Оба сына были уже женаты и работали. Внешне все у них было хорошо и разумно. Тамара вырастила их хорошими людьми. Только у старшего, Дато была проблема – единственный сын аутист. Саба  не говорит, в глаза не смотрит, и единственное занятие у него – крышки от кастрюль на полу крутить  до бесконечности.
  Смотрел Гигла на внука, смотрел. И так и этак его пытался приобщить к этому миру. Но малыш  по прежнему смотрел сквозь него и не говорил ни слова.
  Странные мысли стали посещать Гиглу на старости лет. Вся его беспутная жизнь предстала постепенно 
в ином непривычном свете. Ведь Гигла совсем не ангел и кто его знает, что придется сказать  там, где никакие отмазки не сработают. А вечность, она за порогом и каждый день может быть последним.
  Гигла как-то дошел до недавно построенной в деревни церкви и захотел поговорить со священником, на предмет того,  как можно помочь Сабе. Говорили они долго, о чем именно Гигла дома не рассказывал, но заметили домашние за ним с того дня странную перемену. Стал он каждое воскресенье в церковь ходить и всю службу выставивать. Во время постов требовал себе отдельную еду и к мясу не касался.
  Как-то проговорился.
 - Может, хоть так помогу Сабе...
И характером как-то потишел, уже не матюкался, как прежде от избытка эмоций для связки слов.
  Потому и сейчас, проходя мимо старых сплетниц, не ответил им по привычке, дескать, за своим носом смотрите и коровами, больше толку будет, а прошел молча мимо, по своему маршруту.
  Так, за мыслями, и до церкви дошел. Взялся за длинную круглую ручку тяжеленной двери и потянул на себя. И зашел в обволакивающий полумрак – причащаться.