Догонялки-12. 1840-е - 1850-е годы

ДОГОНЯЛКИ-12. 1840-Е – 1850-Е ГОДЫ

ОГЛАВЛЕНИЕ
ЯПОНИЯ: РЕФОРМЫ ГОДОВ ТЭМПЁ
КИТАЙ: ТАЙПИНЫ,  НЯНЬЦЗЮНИ  И  ПРОЧИЕ
ВИЗИТ ПЕРРИ И «ПРИОТКРЫТИЕ» ЯПОНИИ
ПРОТИВОСТОЯНИЕ ЕВРОПЫ И РОССИИ. РЕВОЛЮЦИИ 1848 ГОДА
ОБОСТРЕНИЕ «ВОСТОЧНОГО ВОПРОСА»
КРЫМСКАЯ ВОЙНА
ВТОРАЯ ОПИУМНАЯ ВОЙНА

В середине XIX века термины «Запад» и «Западная Европа» ещё не превратились в синоним наиболее развитой части мира. Лидером промышленной революции являлась конкретно Великобритания. Душевой ВВП Франции уступал британскому в полтора раза; в раздробленной Германии индустриализация находилась в зачаточном состоянии; про остальные крупные западноевропейские страны и говорить не приходилось. Зато на мировое лидерство уже начинали претендовать Соединённые Штаты Америки – молодая республика, заокеанское ответвление британской цивилизации, полвека назад обретшая независимость от матери-родины.
В середине XIX века Великобритания, США и Франция в поисках сырья для промышленности и рынков сбыта товаров делили Африку и усиливали давление на азиатские страны, принуждая их к торговле. Китай и Япония относились к главным объектам их интересов. Особое положение занимала Россия – огромная, внешне европеизированная, с полуфеодальной экономикой, но сильная в военном отношении и пытавшаяся соперничать с самыми развитыми странами. Что касается Османской державы, то Великобритания и Франция, будучи заинтересованы в ней как в потенциальном рынке, ещё больше были заинтересованы в её сохранении как противовеса Российской империи.

ЯПОНИЯ: РЕФОРМЫ ГОДОВ ТЭМПЁ

Правители японских ханов (княжеств), при всём их подчинённом положении по отношению к Бакуфу, в своих внутренних делах пользовались достаточной самостоятельностью. Примером может служить деятельность Токугава Нариаки в княжестве Мито (регион Канто в центральной части острова Хонсю).
Токугава Нариаки родился 4 апреля 1800 года в городе Эдо в самурайской семье. Его отец Токугава Харутоси был правителем Мито-хана. Нариаки учился у Аидзавы Сэйсисая и сызмальства проявил способности к естественным и гуманитарным наукам.
В 1829 году, после смерти старшего брата Токугавы Норинобу, Нариаки стал правителем Мито. В занятии этой должности ему помогали реформаторы во главе с Фудзита Токо. Нариаки повысил в должностях Фудзиту и своего учителя Аидзаву и начал масштабные реформы собственных владений в сфере береговой охраны, образования и экономики. В частности, он развил литьё и стал производить собственную артиллерию, отправил на Хоккайдо экспедицию для освоения этого северного острова, упорядочил земельный кадастр, сбалансировал бюджет княжества и наполнил казну. Для воспитания молодых самураев в патриотическом духе Нариаки основал школу Кодокан, в которой преподавались науки с позиций философии кокугаку.
В целом же японское общество к концу правления под девизом Тэмпё (1830-1844) пребывало в глубоком кризисе, выражавшимся в повторении голодных лет, умножившихся восстаниях, а главное – в появлении иностранных кораблей в водах Японского моря. (Напомню, что в 1840-1842 гг. Великобритания вела войну с Китаем и что в китайских водах появились также эскадры Франции и США).
В хозяйственной жизни даже наиболее дальновидные представители японской элиты старались поддерживать существующий порядок. Мацудайра Иосинага, правитель княжества Этидзен, писал уездным начальникам и сельским старостам, что «народ является основой страны» и что «любовь к народу – главное», однако не нужно давать крестьянам образование, так как «наука н грамота станут препятствием земледелию», в то время как крестьянам необходимо лишь «без корысти и алчности трудиться на земле, выполнять свой долг по воспитанию детей и, подчиняясь установленным обычаям, не задерживать уплату подати». Токугава Нариаки, к которому Иосинага обратился за советом, отвечал ему в том же духе: «Главе княжества и его подчиненным, разумеется, надо проявлять жалость к страдающим крестьянам, чтобы поддержать нх жизнь: не следует выжимать из них последние соки. Однако если слишком облегчить жизнь народа, то трудно будет прокормить хорошего самурая; поэтому надо обязательно собирать подать согласно установленным законам. Крестьянин темен, и если раз оказать ему временное благодеяние, эта милость может испортить его и ничего, кроме вреда в будущем, не принесёт».
Когда в 1841 году умер сёгун Токугава Иэнари. Мидзуно Тадакуни, глава княжества Хамамацу, с 1834 году занимавший пост родзю (главы правительства Бакуфу),  представил новому сёгуну Иэёси доклад с планом реформ по примеру предыдущих реформ годов Кёхо (1716-1745) и Кансэй (1787-1793). Мидзуно писал: «Если припарками и примочками улучшить состояние больного не удаётся, нужно прибегнуть к хирургическому ножу». В том же 1841 году он начал «реформы годов Тэмпё», направленные на укрепление натурального хозяйства и сокращение роли торговли.
***
Также в 1841 году:
– китайский государь Даогуан объявил войну Великобритании;
– турки при поддержке британцев и австрийцев нанесли поражение непокорному паше Египта Мухаммеду Али;
– Джон Тайлер сменил на посту президента США скончавшегося от воспаления лёгких Уильяма Гаррисона;
– британским войскам пришлось покинуть Афганистан,
– в России на дуэли погиб Михаил Лермонтов. 
***
Земли Бакуфу были разбросаны по всей стране, что крайне затрудняло получение с них податей. В рамках «реформ годов Тэмпё» все поместья непосредственных вассалов дома Токугава – даймё и хатамото – в окрестностях Эдо и Осаки были конфискованы и переданы в собственность Бакуфу; в качестве компенсации с бывших владельцев была списана половина долгов, а остаток разрешено погашать в рассрочку без процентов. Была проведена перепись населения, в ходе которой крестьян, проживавших в городах сверх положенного срока, возвращали в деревни. Был издан указ о введении режима экономии, развитии военного искусства и наблюдении за общественными нравами. Возобновлена рекультивация заболоченного озера Инба. Кабунакама – купеческо-ремесленные корпорации, не справлявшиеся с функцией контроля за ремёслами и торговлей, были распущены. Помимо этого, было принято постановление о принудительном снижении цен, обновлён приказ ханам (княжествам) об обязательном нападении на иностранные корабли, которые будут приближаться к японским берегам, изъяты и сожжены любовные романы Рютэя Танэхико и Тамэнаги Сюнсуя, введён строгий запрет на порнографию. Эти меры вызвали крайнее недовольство во всех слоях общества и в 1844 году реформы были свёрнуты.
Между тем отдельные князья, чья власть в их владениях была значительно прочнее власти Бакуфу, стали осуществлять собственные программы реформ. Они проводились командными методами и были направлены на усиление военной мощи, но иногда выходили за эти рамки. Власти юго-западных ханов Сацума и Тёсю самостоятельно выкарабкались из кризиса и наращивали экономический потенциал,  активно способствуя расширению торговли.
В 1843 году ведать внешней политикой было поручено 24-летнему Абэ Масахиро. Его отец принадлежал к фудай даймё – старинным вассалам клана Токугава – и правил небольшим княжеством Фукуяма в провинции Бинго. Из-за болезненности старших братьев Масахиро в 1836 году стал правителем Фукуяма-хана. Теперь, получив сведения о недавнем поражении Китая в Опиумной войне, Масахиро начал укреплять обороноспособность Японии. В 1845 году, после отставки Мидзуно Тадакуни, Масахиро назначили родзю – главой правительства Бакуфу.
Реформы Нариаки сёгунат воспринял негативно, опасаясь военного и экономического усиления Мито-хана. В 1844 году правительство Бакуфу отстранило Нариаки от управления княжеством и поствило во главе Мито его сына Токугава Ёсиацу. Реформаторы во главе с Такэдой Коунсаем неоднократно обращались в Эдо с просьбой отменить этот приказ, но безуспешно.
С назначением Абэ Масахиро на пост родзю Нариаки привлекли к правительственным совещаниям, а с 1849 года всё-таки допустили к участию в управлении его родным Мито-ханом.

КИТАЙ: ТАЙПИНЫ,  НЯНЬЦЗЮНИ  И  ПРОЧИЕ

Капитуляция перед Великобританией и необходимость выплатить контрибуцию в 15 млн. лянов (в разных местностях лян составлял от 30 до 50 граммов серебра) осложнило и без того не очень прочное положение Цинской династии. 
В разных китайских провинциях всегда во множестве действовали тайные общества. Некоторые из них были чрезвычайно многочисленными и разветвлёнными. Летом 1850 года на юге южно-китайской провинции Гуанси, в районе села Цзиньтянь уезда Гуйпин, собрались несколько тысяч последователей «Байшандихуй» – «Общества поклонения Небесному Владыке». Основатель этой полу=христианской коммунистической  организации, сельский учитель из Гуандуна Хун Сю-цюань, именовавшийся младшим братом Иисуса Христа, проповедовал всеобщее равенство и братство. Он и его приверженцы продавали своё имущество, а вырученные деньги сдавали в «священные кладовые», получая оттуда по общим нормам продовольствие и одежду для себя и своих семей. Повстанцы носили красные повязки на головах и в знак неповиновения маньчжурам вместо предписанных Цинами косичек отпускали длинные волосы. 
11 января 1851 года, в день рождения Хун Сю-цюаня, в челе Цзиньтянь было объявлено о вооружённом выступлении против маньчжурской династии с целью создания Небесного государства Великого благоденствия – Тайпин Тяньго. После взятия нескольких районов Хун Сю-цюань 25 сентября 1851 года был объявлен «Небесным князем» – Тянь-ваном, а своих приближённых он пожаловал в князья. После кровопролитных стычек с частями цинской армии повстанцы отступили в провинцию Хунань. Многочисленность, фанатизм и строгая организация тайпинов позволили им одержать ряд побед над деморализованными, плохо обученными и плохо управляемыми цинскими войсками. Отбив атаки правительственных отрядов, тайпины двинулись на север Гуанси и обосновались в городе Юнъань. Из Юньаня, блокированного цинскими войсками, они в в апреле 1852 года прорвались на север, вышли к Янцзы, создали речной флот и направилась на восток, обрастая тысячами новых добровольцев. Ряды тайпинов пополняли в основном разбойничьи шайки, пираты и деревенская беднота. Ко времени выхода к Янцзы число их дошло до полумиллиона.
Победоносный поход тайпинов в долину Янцзы вызвал целую цепную реакцию восстаний, в том числе довольно крупных. В результате империя Цин была вынуждена вести гражданскую войну на многих фронтах сразу, распыляя силы.
На востоке Китая началось восстание няньцзюней («армии Нянь»). Его возглавляли члены тайного общества «Нянь» - буквально «жгут из промасленной бумаги», в переносном смысле «союз», «сообщество», «братство». В русской и западной литературе  движение няньцзюней известно также под неточным названием восстания «факельщиков».
Первое вооруженное выступление было предпринято «армией Нянь» под руководством бывшего торговца солью Чжан Ло-сина в северной части провинции Аньхуй в ноябре 1852 года. Восстание охватило ряд северных провинций Китая и оттянуло на себя значительные силы Цинов.
Видя неспособность маньчжурских «восьмизнамённых» войск, набираемых из китайцев «зеленознамённых» войск и официального сельского ополчения «сянъюн» справиться с повстанцами, наиболее влиятельные шэньши (грамотеи-чиновники, сдавшие государственный экзамен) и крупные землевладельцы Центрального Китая принялись создавать собственные дружины «туаньлянь» для борьбы с «длинноволосыми разбойниками». На их основе цинский сановник Цзэн Го-фань у себя на родине в провинции Хунань в 1852 году создал «Сянскую армию» (названа по реке Сянцзян). «Хунаньские молодцы» – хорошо вооружённые, специально подобранные и профессионально обученные, – стали опасными противниками тайпинов. «Сянская армия» завела свой речной флот, а её численность доходила до 50 тысяч бойцов. В 1853 году возникла «Хубэйская армия» под командованием Ху Линь-и.
Тайпины на всём пути ромили правительственные учреждения, убивали всех маньчжуров и крупных чиновников-китайцев, а также тех, кто активно выступал против повстанцев. Последователи Хун Сю-цюаня конфисковывали их имущество, облагали контрибуцией «богачей», сурово наказывая тех, кто не хотел её платить. Тайпины стремились заручиться поддержкой простого люда и карали за попытки грабить его. Нередко они выделяли крестьянам продовольствие и часть имущества, конфискованные у своих врагов и «богачей», обещали освободить население на три года от налоговых тягот, поэтому крестьянство и городская беднота поначалу поддерживали тайпинов.
19-20 марта 1853 года миллионная армия тайпинов штурмом взяла Нанкин, вырезав около 20 тысяч тамошних маньчжуров с семьями. Нанкин был переименован в Тяньцзин («Небесная столица») и превращён в главный город Тайпин Тяньго. Здесь тайпинские вожди обнародовали коммунистическую программу, названную «Земельной системой Небесной династии», которая должна была стать своеобразной конституцией тайпинского государства. В ней провозглашалось полное уравнение всех членов китайского общества в сфере производства и потребления. Тайпины хотели отменить товарно-денежные отношения, но, понимая, что без торговли, хотя бы с иностранными державами, пока не обойтись, они учредили специальную должность уполномоченного по торговым делам — «Небесного посредника». Трудовая повинность объявлялась обязательной для всех жителей. Тайпины нетерпимо относились к традиционным китайским религиям, уничтожали даосские и буддистские книги. Физически истреблялись представители прежних господствующих слоёв, были распущены местные части старой армии, отменены система сословий и рабовладение. Основной административной и военной единицей становилась община-взвод, состоявшая из 25 семей. Высшей организацией являлась армия; в неё входило более 13000 семей, каждая из которых должна была выделить одного человека на военную службу. Несмотря на ярко выраженный военизированный характер этой системы, в ней имелись и демократические начала. Все командиры взводов избирались народом, женщины были уравнены в правах (или в бесправии?) с мужчинами, запрещался древний обычай бинтования ног у девочек. Тайпины запретили на контролируемых территориях курение опиума, табака, употребление спиртных напитков и азартные игры. В городах тайпины разрушали казённые предприятия как символ власти ненавистных захватчиков-маньчжуров: например, взяв Нанкин, они уничтожили крупнейшие в Китае императорские шёлковые мануфактуры, в Цзиндэчжэне разрушили императорские печи для обжига «дворцового» фарфора.
Хун Сю-цюань после переезда в Нанкин удалился от мирских дел, занимался только религиозными вопросами и безвыездно пребывал в своём роскошном дворце. Ещё до обоснования в Нанкине он передал всю военную и административную власть Ян Сю-цину. Считалось, что Ян Сю-цин обладал даром «воплощать дух Бога» и изрекать волю Божью. Ему были подчинены остальные князья, лишённые права непосредственно сноситься с Хун Сю-цюанем. Встав у кормила правления, Ян Сю-цин показал себя энергичным, умным и волевым правителем, но с замашками заносчивого самодержца.
В мае 1853 года тайпины на многочисленных судах двинулись в Западный поход вверх по Янцзы. В июне они вернули себе утерянный ранее Аньцин, а к концу года заняли многие города и уезды провинции Аньхуй.
Тайпинское восстание вызвало череду местных восстаний против маньчжурских властей в других частях империи Цин. В войну ввязались также иностранные государства. Положение правящего режима стало катастрофическим. При приближении тайпинов местные чиновники, забрав казну, бежали, бросая города на произвол судьбы.
Цинское правительство испытывало большие финансовые трудности, вызванные отпадением богатейших районов в Центральном Китае, резким сокращением налоговых поступлений, выплатой контрибуции британцам и огромными военными расходами. Всё это осложнялось утечкой за границу серебра, тратившегося на  оплату опиума.  Бюджетный дефицит правительство старалось восполнить за счёт усиленного выпуска бумажных денежных знаков. Казна с 1853 года начала печатать бумажные ассигнации – гуаньпяо с серебряным номиналом и баочао с медным, не обеспеченные запасами металлов. Для внедрения в сферу обращения этих ассигнаций правительство создало сеть особых казённых «денежных лавок».
Оказавшись перед лицом военного краха и финансового банкротства, цинское правительство пошло на дополнительное налогообложение. В 1853 году был введён чрезвычайный военный налог на перевозку товаров внутри страны (лицзинь), вместе с тем аналогичный старый налог (чангуаньшуй) не был отменён. В то же время династия Цин пошла на отмену ряда запретов и снижение фискальных требований к провинциям.
В приморских провинциях широкомасштабную вооружённую борьбу против маньчжурского режима начали местные тайные общества. В мае 1853 года в южной части юго-восточной провинции Фуцзянь подняло восстание общество «Сяодаохуй» («Общество малых мечей») во главе с богатым купцом Хуан Да-мэем и Хуан Вэем. Повстанцы захватили ряд городов, в том числе Сямэнь, и провозгласили восстановление династии Мин. Одновременно выступили члены общества «Хунцяньхуй» («Общество красной монеты») под руководством Линь Цзюня. После двухмесячных ожесточённых боёв цинские войска в октябре ворвались в Сямэнь; Хуан Да-мэй был схвачен и убит, а Хуан Вэй с повстанческой эскадрой ушёл на архипелаг Пэнху в Тайваньском проливе, где продолжал борьбу в течение пяти лет. Отряды Линь Цзюня, перешедшие к партизанской борьбе в горах южной Фуцзяни, продержались до 1858 года.
В сентябре 1853 года члены «Сяодаохуй» под предводительством Лю Ли-чуаня подняли восстание в ряде уездов провинции Цзянсу. При поддержке местного населения они без боя заняли Шанхай (за исключением тамошнего иностранного сеттльмента) и создали 20-тысячное повстанческое войско. Лю Ли-чуань объявил себя сторонником тайпинов. Повстанцы основали здесь Да Мин Тайпин Тяньго – «Великое Минское Небесное государство Великого благоденствия».

ВИЗИТ ПЕРРИ И «ПРИОТКРЫТИЕ» ЯПОНИИ

Открытие в 1842 году цинского Китая для торговли с Европой и США, вкупе с присоединением к США Калифорнии (1850), создали постоянный поток морских перевозок между Северной Америкой и Азией. Дополнительно, китобойная индустрия США, успешно развёртывавшаяся в северной части Тихого океана с середины XVIII века, нуждалась в безопасных гаванях, помощи в случае кораблекрушений, и надёжных станциях дозаправки. Происходивший параллельно переход от парусного флота к паровому, основанному на сжигании угля, также вёл к росту потребности в промежуточных базах, где торговые суда могли загрузиться углём и провизией во время длительного перехода из США в Китай. Сочетание выгодного географического положения и слухов о наличии значительных запасов угля в Японии сделали открытие японских портов для торговли с США приоритетным в глазах американского правительства. Наконец, растущее число американских моряков, оказавшихся на берегах Японии из-за кораблекрушений и подвергавшихся плохому обращению со стороны японцев, побуждало правительство США к установлению прямых дипломатических отношений с Японией.
При этом американские протестанты были уверены в своём праве диктовать нехристианским народам свою волю. В марте 1952 года газета «Нью-Йорк курир»  писала: «Мы полагаем, что страна, которая владеет частью побережья Мирового океана, не имеет никакого права противиться торговле с другими странами… Мы настаиваем на том, что право цивилизованной страны, право христианской страны заключается в том, чтобы навязывать варварам соблюдение обычных норм международного права и определенных норм общения. Мы желаем того и уверены, что близится тот день, когда в рамках четких протекционистских правил мы будем доставлять в Японию множество текстиля и железа, а получать из Японии золото, серебро и древесину, из которой можно получать красители…».
Всё вышесказанное привело правительство США к решению направить в Японию экспедицию ВМС США, перед которой была поставлена задача добиться установления прямых дипломатических отношений с Японией. О том, что в результате «открытия» Япония станет промышленным и военным конкурентом США, тогдашние американцы и помыслить не могли: так далеко люди не заглядывают.
И вот в 1853 году американская эскадра под командованием коммодора Мэттью К. Перри подошла к берегам Японии.
Правительство Бакуфу заранее знало о намерениях американской эскадры плыть в Японию. 14 декабря 1852 года Ян Хендрик Донкер-Курт, капитан голландской торговой фактории на острове Дэдзима в бухте Нагасаки, подал докладную записку уряднику Нагасаки о том, что США отправили флот к Японским островам с целью заключения торгового договора. Капитан кратко описал пункты вероятного соглашения, предложил проводить переговоры в Нагасаки и предупредил, что американцы настроены решительно и в случае отказа начнут войну. Однако чиновник расценил эту записку как голландскую провокацию и не передал её полное содержание в высшие инстанции. В результате сёгунат не принял мер для встречи агрессивно настроенного Перри, ограничившись лишь пополнением гарнизона полуострова Миура близ Эдо. Правительство надеялось, что американцы покинут Японию без договора, как это неоднократно случалось до сих пор.
В княжестве Сацума на острове Кюсю со смертью князя Симадзу Нариоки между его сыновьями –  старшим Нариакира и младшим Хисамицу разгорелась борьба за наследование престола. В 1849 году в борьбе вокруг назначения следующего главы княжества партия клана Окубо проиграла, главу клана Окубо Тосиё наказали ссылкой, и его семья обнищала. Окубо Тосимити, сын Тосиё, сошёлся с представителями движения «сонно дзёи» и стал активно интересоваться политикой. В 1851 году он способствовал приходу к власти в Сацума Симадзу Нариакира, который реабилитировал всех наказанных тремя годами ранее, а Тосимити получил должность в центральном аппарате княжества. Нариакира взялся за радикальные преобразования в княжестве.
В мае 1853 года Симадзу Нариакира получил сведения о действиях эскадры Перри на островах Рюкю и срочно доложил родзю Абэ Масахиро, возглаволявшего сёгунатское правительство из-за болезненности князя Фукуяма, о приближающейся опасности. Впрочем, время было уже упущено, а у Бакуфу не было единодушного плана противодействия иностранцам.
8 июля 1853 года эскадра Мэтью Перри достигла берегов Японии. Она встала на якорь в бухте Урага близ Эдо, где располагалась ставка сёгуна. Японцы впервые увидели черные паровые суда, выпускавших чёрный дым, поэтому назвали их «черными кораблями» (куробуне). Эскадра имела на вооружении около сотни новейших орудий Пексана, стрелявших не ядрами, а разрывными бомбами, и 2 тысячи моряков. Американцы заняли боевую позицию и самовольно начали замерять глубину вод залива Эдо. Корабельные пушки сделали с десяток сигнальных выстрелов в воздух, чтобы наладить связь между судами и напугать местное население. В Эдо началась паника, однако впоследствии жители успокоились, поняв, что стреляли без ядер. Бухта Урага наполнилась японцами, некоторые из которых пытались на собственных лодках попасть на американские суда. Однако когда чиновники сегуната и правоохранители сообщили, что иностранцы могут открыть настоящий огонь, число зрителей уменьшилось
Для переговоров с Перри сёгунат направил Накадзиму Сабуросуке, помощника надзирателей бухты Урага. Он предложил коммодору отплыть в Нагасаки и вести переговоры там, но тот отказался. Перри сообщил японской стороне, что является послом США и прибыл с целью вручить послание президента своей страны и установить дипломатические отношения. Коммодор отказался передать послание помощнику, требуя прислать уполномоченное лицо высокого ранга. Впоследствии появился Каяма Едзаэмон, второй помощник надзирателя Урага, но Перри снова настаивал на свидании с высоким чином. На предложение японца подождать 4 дня, коммодор выдвинул ультиматум: если за трое суток японское правительство не делегирует соответствующее лицо высокого ранга, то Перри высадит в Эдо десант и собственноручно передаст послание сёгуну.
В это время 12-й сёгун Токугава Иэёси был прикован болезнью к постели, и ответственность за переговоры с американцами взял на себя родзю Абэ Масахиро. 11 июля он позволил принять от Перри президентское послание и 14 июля организовал прием американского посольства на пляже Куре. Американцев встречали чиновники Урага Тода Удзийоси и Идо Хиромити. Перри сошёл на берег с двумя сотнями парадно одетых моряков под церемониальный марш «Hail, Columbia» («Да здравствует Колумбия»). Он передал послание в трех копиях – на английском, голландском и китайском, а также вручил верительные грамоты и документы с предложениями торгового договора. Надзиратели сообщили коммодору, что, поскольку сёгун болен, японская сторона сможет дать ответ лишь в следующем году. Перри согласился и пообещал, что прибудет в Японию за ответом через год. 17 июля его эскадра покинула воды залива Эдо и отправилась на Рюкю, где стояли остальные корабли его эскадры.
27 июля 1853 года сёгун Токугава Иэёси скончался; пост сёгуна достался его болезненному сыну Токугава Иэсада. Поэтому вопрос заключения соглашения с США опять пришлось решать главе правительства Абэ Масахиро. Опасаясь брать на себя ответственность, он впервые за 200 лет нарушил монополию сегуната на принятие важных политических решений и созвал Всеяпонское собрание с участием представителей Микадо, чиновников сёгуната, князей-даймё и знати. На собрании решался вопрос, как ответить Перри: продолжать изоляционистский курс, отказавшись от американского предложения, или «открыть» Японию Западу и заключить договор с США.
В целом можно сказать, что чиновники сёгуната, лучше представлявшие себе  реальное бессилие Японии перед западными пушками, в большей степени склонялись к заключению японо-американского договора, а далёкие от практической политики придворные Государева Двора и региональные владыки в целом стояли за продолжение «самоизоляции». Впрочем, нельзя исключать, что некоторые из них желали столкновения с Западом, надеясь, что оно приблизит падение сёгуната.
Токугава Нариаки был одним из членов всеяпонского собрания и решительно настаивал на соблюдении курса изоляции, но его мнение не было принято, и договор с США подписали. В июне 1854 года Кавадзи Тосиакира и Цунуи Масанори, ведавшие дипломатическими сношениями и слывшие наиболее просвещенными людьми, по приказанию родзю Абэ посетили Нариакира и, объясняя ему дипломатический курс Бакуфу, заявили: «Если бы страна была достаточно подготовлена, можно было бы оставаться спокойными. Но наша оборона крайне слаба, она, попросту говоря, носит чисто показной характер, и поэтому сложившееся положение серьёзно. Об этом мы на протяжении 5-10 лет не перестаём заявлять и теперь столь же решительно вновь подтверждаем. Поэтому мы не можем согласиться с вами».
Между тем эскадра Перри находилась в Гонконге. Коммодор узнал, что сёгун умер, и, пользуясь суматохой в Японии, решил плыть туда немедленно, презрев обещание ждать год. Как и в первый раз, американская эскадра выбрала маршрут через Рюкю. Её разведчик, шлюп «Саутхеиптон», появился в японских водах близ бухты Урага 11 февраля. За сутки к нему присоединились шлюпы «Македонец», «Вандалия», «Лексингтон» и пароходы «Миссисипи», «Саскуеханна» и «Поухатан». Через пятнадцать дней к ним добавились «Саратога» и «Сапплай». Эскадра выстроилась в боевой строй, демонстрируя готовность идти на столичный город Эдо в случае отказа японской стороны подписывать соглашение. Окраины Эдо охватила паника. Однако некоторые японцы, такие как Эсида Сьоин, пытались тайком самостоятельно вступит в контакт с пришельцами.
Сёгунат был неприятно удивлен прибытием Перри. Единогласного решения по предложению США Всеяпонское собрание ещё не выработало. Чиновники Бакуфу советовали подписать договор, в то время как делегаты Микадо и региональные властители на волне ксенофобии настаивали на соблюдении курса изоляции.
Бакуфу сразу же после прибытия в Японию Перри, ссылаясь на «чрезвычайную важность этого дела для государства», представило Микадо перевод послания президента США. В среде придворных чинов это американское послание вызвало оживленное обсуждение. Букэ-дэнсо (докладчик императору по лелям, касавшимся Бакуфу, князей и самурайства) Сандзё Санэцуму отстаивал политику изоляции страны: «Разве может принести вред твердое соблюдение правил, действующих в нашей стране? Нет, неизменный великий закон империи нельзя изменять». Гон-дайнагон (высшая придворная должность) Накаяма Тадаёсн предложил, чтобы по этому вопросу, как и всегда, когда дело касалось допущения или недопущения в страну «южных варваров», решение принималось только после запроса воли синтоистских божественных сил через подходящие для этого крупнейшие храмы Исэ, Хатиман, Камо, Касуга и другие. И все вельможи подчёркивали необходимость действовать единодушно, независимо от расхождений во взглядах.
Князья воздействовали на Государев Двор в Киото, используя родственные связи с кугэ – приближенными Государя. Из-за тяжёлого материального положения Микадо многие кугэ вынуждены были заниматься разными промыслами – изготовлением игральных карт, перепиской старых рукописей, рисованием, перепродажей секретов ремесленного производства и т.п., поэтому общество в их поведении видело много дурного н «безнравственного». Княжество Мито из поколения в поколение имело тесные связи с придворными-кугэ. Что касается Сацумского князя Снмадзу Нариакира, то его клан издавна был связан родственными узами с Коноэ – одной пяти линий клана Фудзивара, через главу которого Коноэ Тадахиро княжество Сацума и оказывало влияние на Микадо. Влияли на Микадо и через вассалов домов кугэ – киотского торговца Икэути Дайгаку (Кёсё) – преподавателя принцев Тиоеин-но-мия и Сэйрэнин-но-мия, Микуни Дайгаку (Тёкудзюн) – преподавателя в доме кугэ Такацукаса и др.
Чтобы затянуть переговоры с Перри, Абэ Масахиро позволил американцам сойти на берег на востоке центрального Хонсю у села Йокогама, в 70 км от Эдо, и организовал в их честь огромный обед на сумму 2000 золотых. Японцы выставили лучшие блюда своей кухни, однако гости были недовольны – прежде всего из-за нехватки мяса и жиров. Перри же считал, что настоящие лакомства японцы скрывают.
Между тем прошёл месяц, а Всеяпонское собрание всё ещё не могло принять решение. При таких условиях Абэ Масахиро взял ответственность на себя и в конце марта сообщил Перри, что Япония принимает предложение США установить дипломатические отношения.
Обе стороны начали готовиться к подписанию соглашения. 31 марта 1854 года японцы под председательством посла Хаяси Фукусая торжественно встретили делегацию Перри на берегу в Йокогаме. Они подписали 12-статейный договор о мире и дружбе между Японией и США. По этому договору японская сторона обязывалась:
1) при необходимости обеспечивать топливом и продовольствием корабли США;
2) спасать корабли США и их команды в случае аварии;
3) открыть для торговли с США порты Симода и Хакодатэ, в которых американцы имели бы право построить свои консульства;
4) предоставить США режим наибольшего благоприятствования в торговле.
Это соглашение отменяло традиционную японскую политику самоизоляции «сакоку» и несколько приоткрывало Японию «цивилизованному миру» Запада.
Детализация договора была выполнена двумя делегациями в монастыре Рёсендзи в Симоде и подписана 15 июня как 13-статейное приложение к договору. Оно определяло место причалов в Симода и Хакодатэ, устанавливало пределы проживания и погребения американцев в портовых городах, запрещало им охоту и предусматривало наличие в портах постоянных переводчиков. После подписания приложения, 25 июня 1854 года эскадра США отправилась домой.
На обратном пути Перри посетил королевство Рюкю, где 11 июля подписал аналогичное Канагавскому договору 7-статейное соглашение о мире и дружбе между Рюкю и США.
***
В 1854 году в Эдо в свите Симадзу Нариакира прибыл 26-летний сацумский самурай Сайго Такамори – один из трёх (наряду с Кидо Такаёси и Окубо Тосимити) будущих великих героев эпохи Мэйдзи. Он впервые выехал за пределы хана Сацума и сразу включился в политическую борьбу, активно поддерживая своего сюзерена. 
В Японии в это время переводятся книги китайских авторов, писавших о европейской парламентской системе, например сочинение Чэнь Фын-чуна «Краткое описание Англии» (1853), сочинение Вэй Юань-ча «Описание морских государств» (1856) и другие.
В 1853 году в связи с прибытием эскадры Перри молодой самурай из княжества Тёсю, находившегося на юге острова Хонсю, знаток военных наук 23-летний Ёсида Сёин загорелся желанием изучать военное дело за границей, чтобы овладеть иностранным опытом. Однако выезд японцев за пределы страны был по-прежнему запрещён сёгунатом, а нарушение запрета угрожало смертной казнью. Несмотря на это, в том же году молодой офицер отправился в Нагасаки, где безуспешно пытался пробраться на российский корабль Евфимия Путятина. После этого Сёин отправился в Эдо и по дороге посетил Киото, где встретился с интеллектуалами из разных провинций.
Когда эскадра Перри вторично прибыла в Японию. Ёсида Сёин опять попытался пробраться на иностранный корабль. Однако и в этот раз попытка оказалась неудачной, и он был вынужден сдаться правительству. Сначала его держали в тюрьме в Эдо в квартале Тэмма, а потом отправили в Тёсю-хан и посадили в тюрьму Нома. В ней он написал «Записки арестанта», в которых изложил мотивы своих попыток попасть за границу.

ПРОТИВОСТОЯНИЕ ЕВРОПЫ И РОССИИ. РЕВОЛЮЦИИ 1848 ГОДА

Пока в Юго-Восточной Евразии тайпины пытались построить христианский коммунизм, а американские корабли коммодора Перри взламывали японскую систему «сакоку», на западе Евразии разворачивались не менее бурные события. 
К середине XIX века западноевропейская цивилизация и её ответвления в Америке и Австралии были далеки от признания равенства всех людей, а в большей своей части – и от демократии. Тем не менее, они двигались в этом направлении, и их граждане пользовались гораздо большей свободой, чем жители Восточной Европы, Азии и Африки.
Прикрепление крестьянина к земле и личная зависимость его от землевладельца в Англии, Франции, Испании, на западе Германии, в большей части Нидерландов исчезли ещё в Средние века. Тогда же для большинства граждан Западной Европы потеряло актуальность рабство, по-прежнему процветавшее в Азии и Африке. Правда, преступников, в том числе политических, в Западной Европе продолжали обращать в рабов даже в середине XVIII столетия. Рабство сохранялось для чернокожих и цветных жителей европейских колоний, но его противники вели упорную борьбу в печати и в судах, доказывая несовместимость рабовладения с правом, христианской религией и моралью. Деятельность британских аболиционистов привела в 1807 году к принятию парламентом Акта о запрете работорговли, а в 1833 году – к полному запрещению рабства во всей Британской империи, в том числе на полуострове Индостан и в Британской Вест-Индии, экономика которой веками строилась на рабском труде. Во Франции и её колониях рабовладение было окончательно отменено в апреле 1848 года, но на юге США и в ряде североамериканских штатов сохранялось до Гражданской войны 1861-1865 годов.
Большинство стран Западной Европы к середине XIX века оставались монархиями. Однако власть европейских монархов всюду имела б;льшие или меньшие ограничения в виде конституционных норм, судебной системы, парламентов, а главное – уходящей корнями в Древнюю Элладу и Римскую империю традиции, в силу которой управлять свободными людьми гораздо почётнее, чем править рабами. В XVI веке английский король Генрих VIII мог заставить судей вынести смертные приговоры нескольким вельможам и даже своим жёнам, но ему не приходило в голову заставлять своих приближённых самим казнить осуждённых, как это делали Иван Грозный и Пётр I. Даже с точки зрения наиболее упёртых европейских консерваторов Россия, управляемая волей самодержавного царя, с помещиками, продающими и покупающими  не негров и не азиатов, а своих соотечественников, с массой неграмотных крестьян, живущих в курных избах вместе со скотиной, = эта Россия представлялась такой же варварской страной, как и Османская империя, а русский царь, несмотря на внешний европейский облик, выглядел прямым аналогом турецкого султана. При этом, в отличие от разваливающейся Османской державы, Российская империя находилась на пике могущества. Николай I старался ещё больше расширить границы и влияние Российской империи. Однако, обладая одномерным мышлением, он во многом ошибочно оценивал политическую ситуацию. Он считал, что соперничество Англии и Франции не позволят им объединиться даже ради защиты Османской империи, а в Австрийской монархии видел надёжного союзника в борьбе и с революциями, и с Османской империей.
Если российские порядки были неприемлемы даже для европейских консерваторов, то европейским либералам, радикалам и социалистам Россия представлялась настоящим пугалом, подлинной «империей зла».
В XIX веке левые партии Европы добивались демократизации общественного устройства – в частности, в ходе чартистского движения в Англии и революционной волны 1848-1849 годов в континентальной Европе.
В 1848 году во Франции был свергнут король Луи Филипп, а принц Шарль Луи Наполеон Бонапарт избран президентом Французской Республики. Волнения охватили Сардинию, Неаполь и германские государства; в Познани восстали поляки, в Австрийской империи активизировались национальные движения итальянцев, венгров, хорватов и румын, в Вене вспыхнуло вооруженное восстание. Венгрия объявила о выходе из Австрийской империи, а сербы и хорваты одновременно попытались выйти из-под власти венгерской короны (но не австрийской). 1 мая 1848 года в городе Сремски-Карловци была собрана Майская скупщина, которая провозгласила создание Сербcкой Воеводины (территория Баната, Бачки и Бараньи). В декабре 1848 года австрийский император Фердинанд I, не столько свергнутый, сколько утомлённый революцией, отрёкся от престола в пользу своего племянника Франца Иосифа I. Весной 1849 года венгерские отряды Перцеля разорили Воеводину и восстановили венгерский контроль над этой территорией. Однако революционная атмосфера в Западной Европе довольно быстро выдохлась. Прусские войска подавили Познанское восстание. Австрийские власти обратились за помощью к России, и царские войска помогли австрийцам расправиться с венграми.

ОБОСТРЕНИЕ «ВОСТОЧНОГО ВОПРОСА»

В том же 1848 в Молдавии и Валахии группировки элиты попытались добиться конституционного правления и избавиться от  совместного протектората России и Турции. При этом валашские либералы хотели вытеснить Россию, признав турецкий протекторат, который считали менее обременительным.  Под надзором османского наместника Сулеймана-паши в Валахии была принята конституция, но Николай I добился отзыва Сулеймана-паши и ввёл в Валахию войска. Противники российского протектората были арестованы или изгнаны. В результате новых русско-турецких договорённостей на молдавском троне утвердился турецкий ставленник Григорий Гика, а господарем Валахии стал пророссийский князь Барбу Димитрие Штирбей.
В 1849 году Россия потребовала от султана выдать бежавших в Турцию польских повстанцев, а Австрия – венгерских мятежников.
Реформы Танзимата, проводимые султаном Абдул-Меджидом с 1839 года, не оправдали возлагавшихся на них надежд, однако достигнутые успехи имели большое значение для дальнейшего исторического развития Османского государства. Следствием административных реформ явился заметный рост новой, гражданской бюрократии, сменившей старую военно-феодальную элиту. В начале 1850-х годов разочарование османского правительства в результате реформ было связано с проявившейся к этому времени инфляцией, хроническим дефицитом бюджета, общеэкономической депрессией. Это побуждало многих сановников высказаться за отказ от дальнейших реформ. Отсутствие строгой отчётности в финансах, сохранение почти неизменными средневековых принципов налогообложения, халатность и злоупотребления мешали упорядочению в финансовой области. В связи с тем, что при сборе налогов злоупотребления правительственных чиновников не только сохранились, но даже усилились, широкие слои населения также были недовольны реформами, отождествляя их о злоупотреблениями.
Вот на этом фоне в 1850 году Османская империя, поддерживаемая Великобританией, отказалась выдать польских повстанцев Австрии и России, за что в 1852 году Австрия вытеснила османов из Черногории.
Николай I решил ускорить кончину «больного человека». Непонимание реальной обстановки, недооценка противника – худший порок политического деятеля. Николай страдал им в полной мере. Он считал, что Франция слаба и слишком занята другими проблемами, что Австрия, которую он спас от распада, –  его надёжный союзник, а без них Великобритания не осмелится в одиночку выступить против России. В январе-феврале 1853 года царь трижды беседовал с британским послом сэром Гамильтоном Сеймуром. В этих беседах царь уверял, что его интересует только позиция Великобритании, что он не собирается откусывать куски умирающей Османской империи, но не допустит, чтоб за её счёт поживился кто-то другой. Он снова предлагал англичанам ненужный ему самому Египет и заверял, что не собирается захватывать Константинополь «насовсем», разве что будет вынужден временно его занять. Британский премьер лорд Эбердин был склонен доверять царю, но другие члены кабинета, прежде всего министр внутренних дел лорд Пальмерстон, а также посол в Стамбуле Сеймур считали, что царь  собирается не дожидаться распада Османской империи, а намерен его ускорить.
Генри Лжон Темпл, 3-й виконт Пальмерстон был одним из главных противников Российской империи. Его современник, немецкий философ, экономист и журналист крайне левых взглядов Карл Маркс, автор «Коммунистического манифеста», писал о нём: «Лорд Пальмерстон – бесспорно интереснейший феномен официальной Англии. Хотя он уже старик и с 1807 года почти непрерывно подвизается па политической арене, он всегда умудряется придавать себе прелесть новизны и возбуждать все те надежды, которые обычно возлагаются на многообещающих и неискушенных юношей. И хотя он уже стоит одной ногой в могиле, все еще считают, что его настоящая карьера впереди… Он не первоклассный оратор, но совершенный полемист. Обладая удивительной памятью, большим опытом, непревзойденным тактом, неизменной находчивостью и гибкостью светского человека, будучи тончайшим знатоком всех парламентских махинаций, интриг, партий и деятелей, он с милой непринужденностью судит о самых сложных делах, приспосабливаясь каждый раз к предрассудкам любой аудитории. Уступая иностранному влиянию на деле, он противился ему на словах. Пальмерстон перенял по наследству от Каннинга – который, кстати сказать, на смертном одре предостерегал от него, – доктрину о миссии Англии распространять конституционализм на континенте, и потому у него, разумеется, никогда не бывает недостатка в поводах для того, чтобы польстить национальным предрассудкам, поддерживая в то же время ревнивую подозрительность иностранных держав… Одни обвиняют его в том, что он состоит на жалованье у России, другие подозревают его в карбонарстве. В 1848 году ему пришлось защищаться в парламенте от грозившего привлечением к суду обвинения в тайном соглашении с Россией, зато в 1850 году он, к своему удовлетворению, стал объектом преследования со стороны иностранных посольств, составивших против него заговор, который имел успех в палате лордов, но потерпел провал в палате общин. Если Пальмерстон предавал чужие народы, то делал это с величайшей вежливостью. Если угнетатели всегда могли рассчитывать на его действенную помощь, то угнетенных он щедро одаривал своим высокопарным ораторским великодушием».
Уинстон Черчилль в своей «Истории англоязычных народов» пишет о середине XIX столетия: «Тень России, к тому времени превратившейся в гигантскую азиатскую державу, надвигалась на Индию. Обеспокоенность и тревога правительственных кругов в Англии шла рука об руку с массовой неприязнью ко всей политической системе, чьим главным столпом и опорой в Европе был Николай – словами Теннисона, «холодный московит» и «зарвавшийся варвар Востока». Современники Пальмерстона видели  в русском царе и его полицейском государстве «краеугольный камень мирового деспотизма», сатрапа Польши, союзника реакционной Австрии, фатальное препятствие освобождению народов и осуществлению больших надежд, порождённых либеральной революцией 1848 года». 

КРЫМСКАЯ ВОЙНА

Спусковым крюком для последующих событий послужило, как это часто бывает, мелкое и само по себе малозначимое событие.
В принадлежавшей Османам Палестине, в Иерусалиме, между православными и католиками в очередной раз возник спор из-за святых мест. Поскольку Франция традиционно считалась защитником интересов османских католиков, а Россия покровительствовала османским православным, Николай I и Луи Бонапарт, только что объявивший себя императором Наполеоном III, вмешались в спор церквей. Наполеон давно был обижен на Николая: тот отказывался признавать самопровозглашённого императора равным наследственным «монархам Божьей милостью» и именовал его не «дорогим братом», как было принято между европейскими монархами, а всего лишь «добрым другом». Тем более Николай отказывался называть французского императора Наполеоном III, так как это означало бы в ущерб Бурбонам признать законным государем Наполеона II, сына Наполеона I.
В 1852 году министром иностранных дел Османской империи стал 38-летний Кечеджи-заде Мехмед Эмин Фуад-паша, медик по образованию, бывший флотский врач, позже избравший специальность переводчика. Как поэт и публицист, сторонник европейской образованности, Фуад-паша выступил в 1840-х годах, сотрудничая с газетой «Таквим-и векаи». Ему же (в сотрудничестве с Джеват-пашой) принадлежала турецкая грамматика, построенная на очищении турецкого литературного языка от арабских слов и речений, которые, придавая ему характер «высокого стиля» (наподобие славянских выражений в русском языке), делали его недоступным для обыкновенной публики. Будучи сторонником реформ, Фуад-паша, естественно, во внешней политике был сторонником Англии и врагом России.
21 февраля 1853 года лорд Джон Рассел ушёл в отставку с поста министра иностранных дел Великобритании. Его сменил Джордж Вилльерс, граф Кларендон, которого Николай почему-то считал более склонным к уступкам России.
Николай потребовал от султана гарантировать право России на защиту православных подданных Османской империи, то есть позволить царю в любое время вмешиваться в её внутренние дела. Либеральная английская Daily News уверяла своих читателей, что христиане в Османской империи пользуются большей религиозной свободой, чем в православной России и католической Австрии.
Николай начал частичную мобилизацию войск и развёртывание их в юго-восточном направлении. В начале марта (28 февраля по ст. ст.) 1853 года в Стамбул прибыл чрезвычайный посланник русского царя князь А. С. Меншиков, который вёл себя крайне бесцеремонно: к Фуад-паше он явился прямо с парохода в дорожном костюме. Оскорблённый Фуад-паша подал в отставку. По настоянию Меншикова министром иностранных дел был назначен Рифаат-паша, но затем Меншиков сам же добился его смещения и замены на Решид-пашу. Великобритания и Франция заверили султана в своей поддержке. В апреле на пост посла в Стамбуле вернулся Стретфорд Каннинг, который в переговорах с Меншиковым и французским послом постарался снять разногласия по поводу православной и католической миссий в Иерусалиме. Однако Меншиков настойчиво требовал для своего государя права вмешиваться в дела Османской империи для защиты всех 12 миллионов православных подданных султана. Абдул-Меджид отверг требования России как противоречащие суверенитету его державы. Николай тут же ввёл войска в Дунайские княжества, объявив, однако, что это не является началом военных действий.
Великобритания, Франция и Австрия не хотели доводить дело до войны. Но в это время турецкие улемы потребовали от султана, чтобы он или объявил войну России, или отрёкся от престола. 25 сентября улемов поддержал Высший совет, состоявший из 163 вельмож. 4 октября 1853 года Турция, рассчитывая на поддержку Великобритании и Франции, объявила войну России. 8 октября турецкие власти потребовали вывести русские войска из Дунайских княжеств, а 23 октября на Дунае начались военные действия. В тот же день британская и французская эскадры вошли в Босфор, а 30 октября русский флот под командованием адмирала Нахимова разгромил турецкую эскадру в Синопской бухте на черноморском побеежье Турции. Сразу после этого соединённый англо-французский флот вошёл в Чёрное море с приказом прекратить в нём плавание русских судов.
Дипломатические контакты, однако, продолжались до февраля 1854 года. Николай отказался вывести войска из Дунайских княжеств и очистить Чёрное море, заявив Наполеону III, что «Россия сумеет в 1854 году показать себя такой же, что и в 1812 году».  12 марта Великобритания и Франция подписали с Османской империей союзный договор, а в апреле Великобритания, Франция, Австрия и Пруссия согласовали в Вене общую позицию: вывод русских войск из Дунайских княжеств, неприкосновенность Османской империи, гарантии султана по предоставлению вольностей его христианским подданным.
По поводу последнего пункта Карл Маркс писал тогда в «Нью-Йорк Дейли Трибьюн»: «Это означает полное отделение государства от церкви, религии от политики. Но турецкое государство, как все восточные государства, имеет своей основой теснейшее переплетение и чуть ли не отождествление государства и церкви, политики и религии. Коран является для Турецкой империи и её правителей одновременно источником веры и закона. Но возможно ли уравнять в правах перед Кораном правоверного и гяура, мусульманина и райю? Это непременно означало бы на деле – заменить Коран новым гражданским кодексом, другими словами... разрушить структуру турецкого общества и создать на его развалинах новый порядок вещей».
Турецкий автор М. Кара высказал аналогичную мысль по-своему: «Вестернизация, начавшаяся с приходом XIX века, предусматривавшая соединить воедино два совершенно различных мира в один, напоминала попытки приладить две разные головы одному человеку».
Началась война, в которой основные противники находились на разных концах Европейского континента. Главные действия развернулись в Крыму, где высадился англо-французский экспедиционный корпус. В 1854 году лондонская «Таймс» писала: «Хорошо было бы вернуть Россию к обработке внутренних земель, загнать московитов вглубь лесов и степей». В том же году лорд Джон Рассел, лидер Палаты общин и глава Либеральной партии, заявил: «Надо вырвать клыки у медведя… Пока его флот и морской арсенал на Чёрном море не разрушен, не будет в безопасности Константинополь, не будет мира в Европе».
Во время Крымской войны британская внешняя политика фактически сосредоточилась в руках лорда Пальмерстона, который ранее на протяжении 15 лет был министром иностранных дел. В России популярен был стишок:
Вот в воинственном азарте
Воевода Пальмерстон
Поражает Русь на карте
Указательным перстом.
Свои далеко идущие планы  Пальмерстон изложил в письме к лорду Джону Расселу: «Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции; Прибалтийский край отходит к Пруссии; королевство Польское должно быть восстановлено как барьер между Россией и Германией (не Пруссией, а Германией); Молдавия и Валахия и всё устье Дуная отходит Австрии, а Ломбардия и Венеция от Австрии – к Сардинскому королевству; Крым и Кавказ отбираются у России и отходят к Турции, причём на Кавказе Черкессия образует отдельное государство, находящееся в вассальных отношениях к Турции».
В России, как обычно, недостатков в собственной политике не видели, стремление к территориальной экспансии объясняли желанием защитить единоверцев, а действия Запада –не его реальными интересами и опасениями, а его врождённой беспричинной русофобией. Поэт и дипломат Ф. И. Тютчев писал: «Давно уже можно было предугадывать, что эта бешеная ненависть, которая с каждым годом всё сильнее и сильнее разжигалась на Западе против России, сорвётся когда-нибудь с цепи. Этот миг и настал… Это весь Запад пришёл выказать своё отрицание России и преградить ей путь в будущее».
31 (по старому стилю 19) декабря 1853 года он же писал: «Давно уже война висела в воздухе, теперь она сорвалась и все более и более разгорается в людях. Ничто не выражает так ясно всю меру ненависти к России, как это смехотворное бешенство французских и, в особенности, английских газет после наших последних успехов. Они самым серьезным образом вменяют ей в преступление и относят на ее счет столь известное изречение по поводу какого-то животного: оно было столь свирепо, что защищалось, когда на него нападали. Что же до вероятного исхода борьбы, весь вопрос для меня сводится к следующему: окажется ли ненависть к нам Запада, как Запада католического, так и Запада революционного, в конечном счете сильнее ненависти, которая их разделяет? Весь вопрос в этом...».
Он же, 8 марта (24 февраля ст. ст.) 1854 года: «Вызвано это столкновение не одним скаредным эгоизмом Англии, не низкой гнусностью Франции, воплотившейся в авантюристе (Наполеоне III. – А. А.), и даже не немцами, а чем-то более общим и роковым. Это – вечный антагонизм между тем, что, за неимением других выражений, приходится называть: Запад и Восток. Теперь, если бы Запад был единым, мы, я полагаю, погибли бы. Но их два: Красный и тот, которого он должен поглотить. В течение 40 лет мы оспаривали его у Красного – и вот мы на краю пропасти. И теперь-то именно Красный и спасет нас в свою очередь».
То есть Тютчев, как ни странно, всерьёз возлагал надежду на то, что Россию спасёт новая революционная волна в Европе. Но немецкий социалист Фридрих Энгельс в нескольких статьях в английской прессе, опубликованных в марте-апреле 1853 года, обвинял Россию в стремлении захватить Константинополь, видя в этом прежде всего опасность для революции:  «Россия – безусловно страна, стремящаяся к завоеваниям, и она была ею в продолжение целого столетия, пока великое движение 1789 года не породило её грозного противника, полного могучих жизненных сил. Мы разумеем европейскую революцию, взрывчатую силу демократических идей и врожденного человеку стремления к свободе. Начиная с этого времени на европейском континенте существуют фактически только две силы: с одной стороны Россия и абсолютизм, с другой — революция и демократия. Теперь революция кажется подавленной, но она живет, и её боятся так же сильно, как боялись всегда. На это указывает ужас, охвативший реакцию при известии о последнем восстании в Милане. Но если Россия овладеет Турцией, её силы увеличатся почти вдвое, и она окажется сильнее всей остальной Европы, вместе взятой. Такой оборот событий был бы неописуемым несчастьем для дела революции. Сохранение турецкой независимости или пресечение аннексионистских планов России, в случае возможного распада Оттоманской империи, являются делом величайшей важности. В данном случае интересы революционной демократии и Англии идут рука об руку. Ни та, ни другая не могут позволить царю сделать Константинополь одной из своих столиц, и если дело дойдет до крайности, то мы увидим, что обе эти силы окажут царю одинаково решительное противодействие».
Лишь Константин Леонтьев – ярый поклонник русского самодержавия, находившийся впоследствии на дипломатической службе в Турции, со свойственной ему откровенностью писал (правда, значительно позже): «Война 53-го года возгорелась не из-за политической свободы единоплеменников наших, а из-за требований преобладания самой России в пределах Турции. Наше покровительство гораздо более, чем их свобода, – вот, что имелось в виду! Сам Государь считал себя вправе подчинить себе султана, как монарха Монарху, – а потом уже, по своему усмотрению (по усмотрению России, как великой Православной Державы), сделать для единоверцев то, что заблагорассудится нам, а не то, что они пожелают для себя сами. Вот разница – весьма, кажется, важная». При этом сам Леонтьев, не верящий вообще в возможность справедливости на грешной земле, такую политику Николая Павловича полностью одобрял и поддерживал.
В самом начале войны была проведена осада Севастополя экспедиционным корпусом Англии и Франции, во время неё погибли известные военачальники – Корнилов, Истомин, Нахимов. Помимо Крыма, кровопролитная война велась на Камчатке, на Кавказе и на побережьях Балтийского и Баренцева морей.
14 декабря 1854 года Австрия объявила о союзе с Великобританией и Францией. 9 января 1855 года (28 декабря 1854-го по ст. ст.) открылась конференция послов Великобритании, Франции, Австрии и России, но переговоры не дали результатов и в апреле 1855 года были прерваны.
26 (14) января 1855 года к союзникам присоединилось Сардинское королевство, заключившее договор с Францией, после чего 15 тысяч пьемонтских солдат отправились под Севастополь. Согласно плану Пальмерстона, Сардинии за участие в коалиции должны были достаться Венеция и Ломбардия, отобранные у Австрии. После войны Франция заключила с Сардинией договор, в котором уже официально взяла на себя соответствующие обязательства (которые, впрочем, так и не были выполнены).
2 марта (18 февраля) 1855 года российский император Николай I скоропостижно скончался. Ходили слухи, что он покончил жизнь самоубийством, приняв яд, ведь честь и достоинство мундира стояли у него на первом месте. Российский престол унаследовал его сын, Александр II.
Осада Севастополя продлилась ровно год; в сентябре 1855 года Севастополь был бесповоротно захвачен англо-французскими войсками. Зато в боях с турками на Кавказе наши войска одержали победу, уничтожив турецкую эскадру и захватив турецкую крепость Карс.
После падения Севастополя в коалиции появились разногласия. Пальмерстон хотел продолжать войну, а Наполеон III не хотел. Французский император начал тайные (сепаратные) переговоры с Россией. Тем временем, о своей готовности присоединиться к союзникам заявила Австрия.   
Широкомасштабная война потребовала многочисленных материальных и человеческих ресурсов со стороны Российской империи, которые к 1856 году были исчерпаны. Войной (точнее, поражениями) были недовольны все образованные русские люди. Подумать только: они пожертвовали даже самыми скромными своими свободами, терпели деспотизм и дурацкие выходки Николая Павловича, полагая, что этот царь укрепляет величие России. И вот теперь Россия позорно проигрывает войну экспедиционному корпусу, воюющему за сотни вёрст от родных стран!
К концу 1855 года боевые действия практически прекратились. В середине декабря Австрия предъявила России ультиматум; её требования:
1) замена русского протектората над Валахией и Сербией общим протекторатом  великих держав;
2) установление свободы плавания в устье Дуная;
3) недопущение прохода чьих-либо эскадр через Дарданеллы и Босфор в Чёрное море, воспрещение России и Турции держать на Чёрном море военный флот и иметь на берегах этого моря арсеналы и военные укрепления;
4) отказ России от покровительства православным подданным султана;
5) уступка Россией в пользу Молдавии участка Бессарабии, прилегающего к Дунаю.
Спустя несколько дней Александр II получил письмо от прусского короля Фридриха Вильгельма IV, который призывал российского императора принять австрийские условия, намекая, что в противном случае Пруссия может присоединиться к антироссийской коалиции.
Таким образом, Россия оказалась в полной дипломатической изоляции, что в условиях истощения ресурсов и нанесённых союзниками поражений ставило её в крайне трудное положение.
Вечером 20 декабря 1855 года (1 января 1856 г. по н. ст.) в кабинете царя состоялось совещание. Было решено предложить Австрии опустить 5-й пункт в её требованиях. Австрия это предложение отвергла, а Пруссия уже была на грани вступления в войну. 15 (27) января 1856 года Александр II созвал вторичное совещание, единогласно решившее принять ультиматум в качестве предварительных условий мира.
18 февраля (н. ст.) 1856 года султан под давлением своих западных союзников издал хатт-и-хумаюн (имперский рескрипт) с перечислением льгот, которые он дарует своим подданным. Упор делался на права христиан: создание смешанных мусульманско-христианских судов, допуск представителей религиозных общин в Высший совет юстиции, и пр. Иностранцам даровалось право владения недвижимостью. Отдельный пункт рескрипта предусматривал шаги к устройству банков, строительству дорог и каналов, развитию торговли.
После этого 25 (13 ст. ст.) февраля 1856 года в Париже открылся конгресс, в котором участвовали, с одной стороны, Россия, с другой – союзники по Крымской войне:  Франция, Британская империя, Австрия, Сардиния, Пруссия и Османская держава. 30 (18) марта 1856 года был подписан мирный трактат.
Контрибуции победители не потребовали, территориальные потери оказались минимальны; чтобы загнать Российскую империю в границы старинной Московии, у европейцев не было сил. Россия отказывалась от укрепления Аландских островов; соглашалась на свободу судоходства по Дунаю; отказывалась от протектората над Валахией, Молдавией и  Сербией, уступала Молдавскому княжеству свои владения в устье Дуная и часть Южной Бессарабии, возвращала Турции город и крепость Карс вместе с «прочими частями оттоманских владений, занятых российскими войсками» (Баязет, Ардахан, Кагызман, Олты и позиции в 5,5 км от Эрзурума). В обмен на это России были возвращены Севастополь, Балаклава, Камыш, Керчь-Еникале, Кинбурн, «а равно и все прочие места, занятые союзными войсками». Статья XI запрещала всем черноморским державам иметь на Чёрном море военные флоты, а статья XIII запрещала царю и султану создавать на побережье военно-морские арсеналы и крепости. Таким образом, Российская империя на своих южных рубежах ставилась в неравноправное положение с Османской, которая сохранила полностью свои военно-морские силы в Мраморном и Средиземном морях.
К Парижскому трактату прилагалась конвенция о проливах Босфор и Дарданеллы, подтверждавшая их закрытие для иностранных военных кораблей в мирное время.
Османская империя взамен доставленных ей войной незначительных выгод должна была обещать союзникам добавить к хатт-и-хумаюну от 18 февраля новые реформы, плохо коррелирующие с османским государственным строем. Статья IX обязывала султана продолжить реформы танзимата, а остальные державы признали «высокую важность сего сообщения, разумея притом, что оно ни в каком случае не даст сим державам права вмешиваться, совокупно или отдельно, в отношения его величества  султана к его подданным и во внутреннее управление империи его».
По поводу Парижского трактата лорд Стрэтфорд Каннинг, бывший британский посол в Турции, сказал: «Я бы скорее отрубил себе правую руку, чем подписал этот договор».
После завершения переговорного конгресса там же, в Париже,15 апреля 1856 года  между Великобританией, Австрией и Францией было подписано соглашение о союзе, по которому Османской империи этими державами гарантировались территориальная целостность и суверенитет. Сложилась так называемая «Крымская система», имевшая антирусскую направленность. 
В 1857=1858 гг., вскоре после окончания Крымской войны, Карл Маркс пишет «Разоблачения дипломатической истории XVIII века». В СССР, где имя и образ Маркса внешне были окружены величайшим почётом, из этой работы часто цитировали два места – про то, что «Иван Калита превратил хана в орудие, посредством которого избавился от наиболее опасных соперников», и про то, как при Иване III «изумлённая Европа, едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на её восточных границах огромной империи». Надо сказать, что классик марксизма сгустил краски: во времена Ивана III (1462-1505 гг.) немцы и итальянцы в ходе эпизодических дипломатических контактов действительно получили первоначальные сведения о Московии, но утверждать, что вся Европа тогда «была ошеломлена», нет никаких оснований. Так или иначе, целиком «Разоблачения» в СССР не печатали даже в каноническом многотомном «Собрании сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса». Дело в том, что в этой работе «классик» резко критиковал европейских буржуазных политиков не за угнетение пролетариата, а за потворство России. Маркс цитирует мнение французского историка Филиппа Сэгюра относительно обстоятельств создания Московской Руси, подвластной татарским ханам. Сэгюр писал, что борьба русских князей за великокняжеский стол была «подлой борьбой, борьбой рабов, главным оружием которых была клевета и которые всегда были готовы доносить друг на друга своим жестоким повелителям; они ссорились из-за пришедшего в упадок престола и могли его достичь только как грабители и отцеубийцы, с руками, полными золота и  запятнанными кровью; они осмеливались вступить на престол, лишь пресмыкаясь, и могли удержать его, только стоя на коленях, распростершись и трепеща под угрозой кривой сабли хана, всегда готового повергнуть к своим ногам эти рабские короны и увенчанные ими головы».
Далее следует вывод самого Маркса: «Колыбелью Московии было кровавое болото монгольского рабства, а не суровая слава эпохи норманнов. А современная Россия есть не что иное, как преображенная Московия».
Основной пафос работы Маркса состоит в утверждении, что Россия является угрозой для Европы в прошлом, в настоящем и в будущем. Пётр I не просто добивался выхода к торговым путям на Балтийском море: «Он воздвиг новую столицу на первой завоеванной им полосе балтийского побережья почти на расстоянии пушечного выстрела от границы, намеренно дав, таким образом, своим владениям эксцентрический центр… Петербург, эксцентрический центр империи, сразу же указывал, что для него ещё нужно создать периферию». Без дальнейших завоеваний строительство Петербурга было бессмысленным, недаром за ним последовали разделы Польши. «Укрепления, имеющиеся в наше время в русской Польше, являются лишь дальнейшим шагом в осуществлении той же самой идеи. Модлин, Варшава, Ивангород представляют собою не только цитадели, предназначенные для укрощения непокорной страны. Они являются такой же угрозой Западу, какую Петербург в сфере его непосредственного влияния представлял сто лет тому назад для Севера. Они должны превратить Россию в Панславонию подобно тому, как прибалтийские провинции превратили Московию в Россию».
Стоит обратить внимание и на замечание Маркса о том, что в отношении европейцев к России страх перемешан с презрительной иронией: «Неодолимое влияние России заставало Европу врасплох в различные эпохи, оно пугало народы Запада, ему покорялись как року или оказывали лишь судорожное сопротивление. Но чарам, исходящим от России, сопутствует скептическое отношение к ней, которое постоянно вновь оживает, преследует ее, как тень, усиливается вместе с ее ростом, примешивает резкие иронические голоса к стонам погибающих народов и издевается над самим её величием, как над театральной позой, принятой, чтобы поразить и обмануть зрителей». 

ВТОРАЯ ОПИУМНАЯ ВОЙНА

В китайской войне тайпинов и няньцзюней с цинским правительством Великобритания, Франция и США первоначально соблюдали нейтралитет, а их торговцы и миссионеры сочувствовали тайпинам. Воспользовавшись слабостью цинского правительства, в 1854 году Великобритания и Франция потребовали от Китая перезаключения договоров 1842-1844 годов, снятия ограничений на торговлю, в т ом числе опиумом, и допущения своих постоянных послов в Пекин. Цинское правительство отклонило эти требования, но к открытому конфликту это не привело, так как главной задачей Великобритании в то время оставалась война с Россией.
8 октября 1856 года на рейде Гуанчжоу китайские чиновники взошли на борт китайского бота «Arrow» (порт приписки – Гонконг), плывшего под флагом Великобритании. Существовало подозрение, что этот корабль занимается пиратством, контрабандой и торговлей опиумом. Двенадцать членов его команды были арестованы. Великобритания обвинила Китай в оскорблении британского флага, утверждая, что согласно пописанным соглашениям, китайцы в подобных случаях должны были обращаться к британскому консулу. Несмотря на это, арестованные не были выпущены на свободу.
После победы в Крымской войне руки у Великобритании были развязаны, несмотря на продолжающуюся войну с Персией за контроль над афганским Гератом. Лондонская «Таймс» писала: «При нормальном и неизбежном развитии было необходимо, чтобы в известный момент предприимчивый народ мореплавателей, каким являются англичане, насильно вступил в сношения со слабым, неспособным к прогрессу народом, вроде китайцев, населяющих богатую страну, доступную нашей торговле».
И Великобритания объявила войну империи Цин. В конце октября 1856 года британская эскадра подвергла артобстрелу порт Гуанчжоу. В начале 1857 года в новой бомбардировке порта принял участие американский корабль. Вскоре к военным действиям присоединилась Франция, избрав в качестве повода гибель французского миссионера Огюста Шапделена (он был приговорён к казни за обращение в христианство китайца в провинции Гуанси и после пыток скончался 29 февраля 1856 года).
20 мая 1858 года англо-французская эскадра в устье реки Хайхэ, образованной слиянием  рек Байхэ, Вэйхэ, Цзыяхэ и Дацинхэ, расстреляла форты Дагу, прикрывающие город Тяньзинь, после чего поднялась по реке и высадила десант в Тяньцзине. Китайскому правительству стало ясно, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Немедленно после прибытия союзной эскадры в Тяньцзинь было получено извещение, что и китайско-маньчжурский государь Сяньфэн (Айсиньгёро Ичжу) назначил  уполномоченных для заключения мирных договоров с победителями. Они прибыли в Тяньцзинь 30 мая.
Надеясь использовать вражду русских с англичанами и французами, китайское правительство вело переговоры и с Россией. Однако Россия меньше всего была готова снова воевать со своими недавними победителями. Тем не менее 28 (16 по ст. ст.) мая 1858 года в Айгуне на Амуре цинское правительство подписало договор с Российской империей. Западная часть территорий к северу от Амура, которая по Нерчинскому договору 1689 года считались китайскими, перешли к России; восточная часть от реки Уссури и до моря, до определения по этим местам границы между двумя странами, осталась в общем владении Китая и России. В русском тексте говорилось о китайской территории на правом берегу Амура и о российской на левом берегу. В китайском тексте понятия «левый берег» и «правый берег» отсутствовали, из-за чего в изданных впоследствии комментариях пришлось уточнить содержание данного пункта.
13 (1 по ст. ст.) июня 1858 года комиссар России в Китае Е. В. Путятин и полномочный представитель Китая Хуа Шань подписали в Тяньцзине ещё один договор, который расширял политические и торговые права России в Китае и предусматривал определение не установленной до этого времени части границы между Россией и Китаем.
Договоры в Тяньцзине с державами-победителями также были заключены: с США 18 июня, с Великобританией 26 июня, с Францией 27 июня 1858 года. По ним для европейской и американской торговли были открыты шесть новых портов, миссионеры получили право свободно передвигаться внутри Китая, все иностранцы, обвиняемые в каких бы то ни было преступлениях, должны были передаваться в консульства их стран и быть судимы по собственным законам. Китайское правительство приняло на себя возмещение военных издержек. В англо-китайском трактате было также оговорено право на судоходство по Янцзы и признан британский суверенитет над Гонконгом. В статье 51 особо оговаривалось, чтобы по отношению к подданным Британской империи более не будет употребляться иероглиф ; («и» – «варвар»).
Тяньцзиньские трактаты должны были быть ратифицированы в Пекине в 1859 году. Но когда английский, французский и американский представители попытались на кораблях войти в реку Байхэ, китайцы предложили им высадиться в Бэйтане, находившемся в несколько километрах к северу, и оттуда следовать в Пекин сухим путём. Однако посланники непременно желали доплыть до Тяньцзиня, и обратились к командовавшему эскадрой английскому адмиралу Джеймсу Хоупу Гранту с просьбой открыть вход в Байхэ силой. 25 июня 1859 году адмирал Хоуп согласился исполнить просьбу посланников, полагая по примеру прошлой войны, что достаточно будет одного обстрела фортов Дагу для открытия входа в реку. Однако англо-французские войска неожиданно наткнулись на жёсткую китайскую оборону и, понеся значительные потери, были вынуждены бесславно ретироваться в Шанхай и ждать новых указаний из Европы.
Война продолжилась.  Вторичное сражение за Дагу показало Великобритании и Франции, что с небольшой эскадрой рассчитывать на успех нельзя, и оба правительства решились послать в Китай значительные морские и сухопутные силы. Британскими войсками (12290 человек) командовал Джеймс Хоуп Грант, французскими (7650 человек) – генерал Шарль Кузен-Монтабан. 12 августа 1860 года их войска соединились в Гонконге, затем высадились в Бэйтане и 21 августа. успешно атаковали форты Дагу. Крепости сильно пострадали, и войска маньчжурского генерала Сэнгэринчи вынуждены были отойти. Союзный отряд занял Тяньцзинь и двинулся к Тунчжоу, где сосредотачивались силы Сэнгэринчи. Тот тянул время, ожидая подхода маньчжурской конницы. Но 18-21 сентября 1860 года армия Сэнгэринчи была разбита, Государь Сяньфэн бежал в провинцию Жэхэ (к северо-востоку от Пекина), оставив вести переговоры своего младшего брата – великого князя Гуна.
6 октября 1860 года союзные войска вышли к городской стене Пекина. Маньчжурские и китайские полки, оставленные для защиты столицы, отошли, не приняв боя, а французы разграбили пригородный императорский дворец Юаньминъюань. В связи с тем, что британцы располагались в отдалении от дворца, они не имели возможности принять участия в грабежах, это могли делать лишь офицеры, обладавшие большей свободой передвижения. Для исправления положения командовавший английскими войсками Джеймс Грант создал комиссию по «справедливому» распределению награбленного между военнослужащими.
10 октября союзники встали лагерем у городской стены. Китайской стороне был выдвинут ультиматум: для обеспечения посольств при ведении дальнейших переговоров в Пекине союзники потребовали передачи под их контроль крепостных ворот Аньдинмэнь. В случае, если ворота не будут уступлены до 13 октября, они угрожали взять их силой и начать артобстрел города.
13 октября в 10 часов утра великий князь Гун прислал от себя уполномоченного Хань Ци, который старался отговорить союзников от требований передачи ворот или хотя бы оттянуть время передачи. Лишь за несколько минут до полудня, когда артиллерийская прислуга уже заняла места возле орудий, ворота были отворены и переданы генералу Нэйпиру.
В захваченный англичанами и французами Пекин прибыл русский посланник – 28-летний граф Николай Павлович Игнатьев. Китайцы просили его спасти Пекин. Игнатьев выдвинул условия, включая ратификацию Айгунского договора и утверждение российско-китайской границы «по реке Уссури до Японского моря и по линии китайских пикетов в Западном Китае». Китайцы приняли все условия, и великий князь Гун прислал Игнатьеву официальную просьбу о посредничестве.
24-25 октября 1860 года был подписан Пекинский договор, по которому цинское правительство согласилось выплатить Великобритании и Франции 8 миллионов лянов контрибуции, открыть для иностранной торговли Тяньцзинь, разрешить использовать китайцев в качестве наёмной рабочей силы (кули) в колониях Великобритании и Франции. К Великобритании с этого момента переходила южная часть Цзюлунского полуострова. Игнатьев убедил англо-французское командование не оставлять пока в Пекине посланников, опасаясь, что те могут узнать о тайных российско-китайских переговорах. 14 ноября 1860 года в благодарность за спасение Игнатьевым Пекина от разграбления англо-французскими войсками Цинская империя подписала с Россией Пекинский трактат о границе по Амуру и Уссури.