Путник

В этом старом ауле почти не осталось обитателей — около сорока стариков преклонного возраста. Одна покосившаяся лачуга подпирала другую. Раньше изобильная деревня процветала,
теперь же в ней не было ни магазина, ни старосты. Все доживали свой век.
Многие выходили из своих хижин, чтобы нарвать крапивы да винограда, который, хоть и неухоженный и кислый, всё ещё давал плоды.
У кого был старенький велосипед, тот с трудом добирался в соседнее село, чтобы прикупить хлеба.

Именно так жил восемьдесятдевятилетний старик Антон — ветеран Великой Отечественной войны.
В полуразвалившемся домике, где стояла старая печь, согревавшая Антона в суровые зимы.

Почтальон приходил абы как, раз в месяц, принося мизерную пенсию.
Фельдшер или скорая сюда практически не добирались.
Да и телефонов у стариков не было. Как и медикаментов.

Получив свои семь тысяч рублей, Антон закидывал за спину старый рюкзак и нехотя садился на велосипед.
Подкупался хлебом, мукой, маслом — и всё.

Если были силы, он сажал картошку по весне, но колорады зачастую уничтожали весь урожай.
Колодец на деревню был только один, да и тот вонял гнилью.

Около трёх часов прохладной мартовской ночью раздался тихий стук в дверь.
Антон и так не спал — ёжился, голова и ноги болели.

«Может, у соседей что?» — подумал Антон и поплёлся к двери.

На пороге стоял человек в изорванной рубахе, с посохом в руке.

— Папаша, — молвил он, — пустите на ночлег. Я завтра утром уйду.

Антон сперва подался немного назад. Вид этого странника, да и появление его среди ночи, были более чем странными.
Волосы путника сбились в кучу и закрывали пол-лица. Из-под разодранной рубахи сочилась кровь.

— Аль в переделку какую попал, сынок? — Антон не испытывал страха, только недоумение. — Ну что ж, входи. Места у меня мало — вон старый матрас на полу, сам я на печи валяюсь.

— Благодарю, отец, — путник вошёл в дом.

— А как величать тебя, сынок?

— Да как желаешь, отец. Имя — дело переменное.

Антон задумался на секунду, потом спросил:

— А может, чайку?

— Не откажусь, — ответил путник.

— У меня ещё горячий. Может, хлебушка ломоть? Да сыр ещё есть…

Антон засуетился.

Когда он вернулся к столу, на нём стояла бутылка красного вина, банка солёных огурчиков, кусок ветчины и буханка хлеба, от которой исходил пряный запах.

Антон охнул:
— Что же это, сынок?

— Выпьем да закусим, — коротко бросил путник.

После нескольких стаканов, чуть захмелев, Антон вытер худой рукой покрасневшие глаза:

— А что, сынок, рубаха у тебя в крови. Да и странно это — никто в эту глушь не ходит.

Путник убрал прядь спутанных волос со лба.
— Я глушь люблю.

— А родом ты откуда? — продолжил Антон.

— Не отсюда, отец.

«Видно, разговор не получится», — подумал Антон.

Село начали будить оставшиеся петухи.

Путник вдруг встал.
— Ну что, отец, спасибо за хлеб и соль.

Антон привстал:
— Да ты ж и не поспал…

— Ну и ты тоже, отец. И уже не первую ночь.

Путник направился к выходу, положив что-то на столик в прихожей, и пропал в утреннем тумане.

Почёсывая затылок, Антон подошёл к столику.
Там лежала простая бумажка, на которой были начертаны только две цифры: 42 и 13.

Тринадцать дней спустя вся деревня сгорела до тла.
Все сорок два жителя перешли в мир иной.