Фривольный перевёртыш или Оскар Уайльд отдыхает

Вячеслав Вербин, Игорь Есипович. «Кентервильское привидение». Музыкально-материально-идеалистическая история в 2-х частях (по мотивам новеллы Оскара Уайльда). Режиссёр-постановщик Борис Гуревич. Омский театр для детей и молодёжи.

Когда мой сын находился в возрасте, который нынче обозначают «12+», у нас с ним зашёл разговор о фильмах, которые он в последнее время смотрел. Среди перечисленных им картин было много так называемых «ужастиков»: «ожившие мертвецы», фильмы про зомби, гигантских акул и проч. «Папа! Это прикольно! Я смотрю, и мне весело, а не страшно!» - доказывал сын. Спустя несколько лет я посмотрел передачу, в которой показывали, как на американских «фабриках грёз» снимают такое кино. Сколько уходит краски, какие механизмы используют, чтобы создать наиболее гнетущую атмосферу… Неужели дети с юных лет научились не принимать за чистую монету то, что им преподносят взрослые? Мы были другими…
Думал об этом, готовясь смотреть спектакль по мотивам новеллы, которую её автор, Оскар Уайльд, называл «материо-идеалистический романтический рассказ». В произведении Уайльда об ужасах рассказано с иронией, сарказмом, переходящим в рекламный китч. Вместо того, чтобы дружно упасть в обморок при виде несмываемого пятна крови на полу зловещего замка, новый владелец демонстрирует эффектное действие американского пятновыводителя. Чуть позже он, заслышав в коридоре ужасающий грохот, предлагает привидению смазать его грохочущие цепи качественным машинным маслом, а малолетние сыновья-близнецы забрасывают несчастную страшилку подушками… Уайльд хочет, чтобы вместе с ним читатель избавился от страха, не принимал всерьёз мистические предания и даже к реальным угрозам относился стойко и даже с иронией.

К.И. Чуковский говорил о «Кентервильском привидении»: "...в этой весёлой балладе Оскар Уайльд взял очень старую, банальную тему и вывернул её наизнанку, как мы выворачиваем перчатку или чулок, перелицевал её...", "...я часто читал о том, как привидения пугают людей, но впервые только у Оскара Уайльда мне довелось прочитать, как люди испугали привидение..."

Омский ТЮЗ вместе с Вячеславом Вербиным и Игорем Есиповичем, авторами пьесы «по мотивам» известной новеллы, в свою очередь вывернул наизнанку замысел Уайльда. Что получилось в результате? Если мы переведём с английского на русский, а потом с русского на английский один и тот же текст, выйдем ли мы на оригинал? Едва ли. В данном случае театр создавал произведение по мотивам, был совершенно свободен в творческих поисках, и если стремился с чем-то совпасть, то явно не с оригиналом. Что же получилось в результате?

С первых минут спектакля я находился в предвкушении зловещих готических ужасов. Как их обыграют, какими средствами подадут? Как воспримут зрители? Упустят ли искус попугать, поиграть со спецэффектами, нагнетая хоррор. Спектакль категории «12+» рассчитан как раз на тот возраст, когда дети учатся не бояться, если их пугают.

Но никакого страха не оказалось и в помине. Привидение совсем не страшное (Дмитрий Пономарёв). О безобразиях, которые он натворил за три столетия своей бытности привидением, почти ничего не рассказывается. Всё время танцы, песни. Хорошей находкой, как мне кажется, стали ожившие портреты: хозяйка замка, та самая, которую когда-то сэр Джон убил в приступе ревности (София Хусаинова), и её два брата (Дмитрий Огарь и Михаил Пономарёв). Правда, как-то невнятно прозвучало, что братья, мстя за смерть сестры, замуровали убийцу в склеп, где он умер от голода, после чего стал привидением. Жуткий триллер, пародийно поданный Уайльдом, здесь вообще не воспринимается как случившаяся где-то, когда-то история. Спектакль, как мне показалось, даже и не о привидении. Всё, что связано с ним, в нём весьма вторично. Первичны совсем другие дела…

С первых сцен зрителю задают главные темы, которые будут развиваться на протяжении всего действия: «есть деньги, значит, нет проблем».

Замок Кентервилей покупают с аукциона. Кто же соперничает с любой ценой добивающимися своей цели американцами? Примечательно, на аукционе с ними пытается бороться Британский музей. У музея не хватает средств, чтобы конкурировать с толстосумами. Но скромная фигурка библиотекаря (Михаил Гладков), представлявшего музей, зрителю запомнится. Уж слишком эмоционален его интерес к замку Кентервилей. Точнее, не к самому замку, а к его уникальной библиотеке…
Одно из главных действующих лиц – аукционист (народный артист России Анатолий Звонов). Он и задаёт первую тему: если у тебя есть деньги – тебе подвластно всё! Люди с деньгами – люди твоего круга. Все остальные для тебя никто. По ходу спектакля тема денег будет звучать всё громче и громче. «Кто платит – тот и прав» – ещё один рефрен в этом спектакле для детей и юношества. И ладно бы, такая позиция высмеивалась, подвергалась остракизму. Нет, все «бедные» люди не вызывают даже сочувствия. В результате стремления новой хозяйки добыть из старинных стен все богатства замок рухнул. Сочувствует ли зритель людям, лишившимся крова? Совсем нет! Зритель тут же вспоминает, что замок куплен аж за три миллиона зелёных бумажек. Вот несчастные американцы! Хоть они и богатеи, но потеряли такие деньжищи!

Самые громкие аплодисменты зал дарил сценам, от которых у меня волосы поднимались дыбом: в вакханалии дурновкусия по сцене вокруг подиума в виде гамбургера выплясывали актёры, одетые в костюмы кетчупа, кока-колы, куриной ножки. А на самом подиуме корчилось несчастное привидение, выряженное в трансвеститские одежды, с бантами и подвязками. Сшит его «костюм» разумеется, из американского флага… Пока длился этот шабаш, по переднему краю сцены слева направо и справа налево разъезжал, сидя верхом на… унитазе, сын хозяйки замка. Между прочим, тоже интересный перевёртыш: для этой роли выбран актёр достаточно крупный (Павел Локшин). Видимо, своей фактурой он один, по мнению постановщиков, вполне заменяет двоих уайльдовских братьев-близнецов…

Вторая тема возникла неожиданно. Признаюсь, она сразу же меня озадачила, и я стал оглядываться по сторонам. Впрочем, в тёмном зале никого не разглядишь, зато хорошо слышны реплики и хихиканье девчонок, сидевших справа от меня и сзади. Оскар Уайльд написал очень добрую новеллу. Он сочувствует даже привидению. 300 лет, бедное, маялось, обречённое пугать людей. Но и у него есть надежда: оно спасётся,
Когда по воле девственницы юной
Молитву вознесут уста Греха,
Когда миндаль засохший ночью лунной
Цветеньем буйным поразит сердца,
А малое дитя проронит тихо слезы,
Дабы они с души все скорби смыли,
Тогда настанет мир, уйдут из замка грозы
И снизойдет покой на Кентервиль.

Молитва – в этом тексте ключевое слово для Уайльда. Омский ТЮЗ вместе с авторами пьесы выбирает другое ключевое слово: «поцелуй».

Итак, спасением для призрака станет поцелуй девственницы. С первых сцен спектакля ясно, что девица в замке одна – дочь хозяйки Вирджиния (Елена Пылаева). Привидение с возрастающей надеждой посматривает на неё. Каково же его горе, когда оно узнаёт, что девица провела ночь с библиотекарем Чарльзом. Парочка уютно устроилась на тележке с книгами. Молодые люди ведут себя весьма активно, и зритель (категория «12+», между прочим!!!) понимает, что они там не сказки читать собираются… За моей спиной девчонки активно шушукаются. В шепотке можно разобрать осуждение барышни, так долго сохранявшей свою невинность, из-за потери которой так убивается привидение, и библиотекарю они явно не верят – потому как Чарльз тот самый представитель Британского музея, которому так нужна библиотека Кентервилей. Очень удобно – влюбить в себя наследницу хозяйки замка и оказаться внутри сокровищницы…

Но финал оказывается «счастливым». Зал галдит. Категория «12+» отрывается по полной: девственницей оказывается… Дороти, престарелая экономка замка. Тут же вспоминается, что она по ходу спектакля несколько раз повторяет: «Я порядочная женщина, более того, я честная девушка». И вот она, как девушка, целует привидение. Сцена поцелуя тоже впечатляет: мои соседки справа и сзади хором сказали «бе-е-е»: ещё бы – трёхсотлетнее чучело, в соответствующем гриме, целуется пусть не с юной Вирджинией, но всё равно с девицей, хотя бы и престарелой. Противно же! А та ещё и театрально закинула ему руки на шею и зависла на полагающееся для неформального поцелуя время. Зачем это театру? Публика тут же распознала аллюзию, в которой перемешалось общее возмущение педофилией и неоднозначное отношение к ситуациям, когда хорошенькие девушки, чтобы закрепиться в крупном городе, и обеспечить себе набор житейских благ, находят «папиков»…

Финальные песнопения о счастье любви, о прощении врагов, о том, что нужно остаться людьми на «этой смешной бестолковой земле» не убеждают зрителя. Красивые мысли звучат декларативно, выглядят как навязшая в зубах обязаловка, привычная для подростков назидательность со стороны родителей и педагогов. Позитивное завершение спектакля оказывается выхолощенным: у него нет художественного подкрепления, как у других идей, которые навязывались на протяжении двух отделений. К актёрам нет никаких вопросов, тем более, претензий. Они работали как всегда в ТЮЗе изящно, легко, ярко, убедительно и талантливо. Задача постановщиков с честью была ими выполнена.

Увы, от спектакля в душе остался неприятный осадок. Мотивы Уайльда резко диссонировали с мотивами, звучавшими в тот день на сцене ТЮЗа. Понятно, что театр хотел поговорить на больные и заслуживающие обсуждения темы. Однако, думается, диалога со зрителем не получилось. Для разговора необходимо в прямолинейные цвета агитки добавить ещё хотя бы несколько красок. Да и сколько можно трогать наболевшее, крича и подпрыгивая…

Ещё раз пришлось подумать о необходимости бережнее относиться к классическим текстам, а ещё – о миссии театра. В наше время, когда так мало осталось источников, из которых молодые могут почерпнуть представления о том, что такое хорошо, и что такое плохо, приходится говорить об особой ответственности творческих людей. Уж мы-то должны предполагать, «как наше слово отзовётся»…

Публикация: журнал "Омск театральный" №36(58), 2014, СС. 49-51