Все хорошие хозяева попадут в рай

Все хорошие хозяева попадут в рай.

Глава первая,
Вместо предисловия.

«…и будет мир, в котором всякий зверь, защищая хозяина ценой жизни, обретёт свою.»

   Так сложилось в один из моментов создания мироздания — животное, которое поставило выше жизни своей человека, обрело жизнь погибшего, разделив и горе, и счастье человеческого существования. Причины подобного так и не были до конца выяснены, да и не то чтобы кто-то пытался их выяснить. Доказать то, что ты минуту назад бегал на четырёх лапах, а сейчас стоишь прямо с гордо поднятой головой сложно, а порой и вовсе бессмысленно опасно. Шли годы, со времён среднего, тёмного мира прошло достаточно, чтобы подобные слова стали значить болезнь и неадекватность, сменив поклонение и страх сожалением и сочувствием к бредящему.

   Никто из обычных, простых, полноценных людей не способен понять боль, которую испытывает домашний любимец, глядя на смерть близкого своего. Никто не поймёт, каково это идти по жизни дальше, став человеком, забывая своё прошлое, насильно заставляя себя забыть. И каждый раз, натыкаясь на воспоминания, плакать до бессилия, оплакивать любимого человека. Как доказать тому, кто даже не знает, что это такое, что ты не врёшь, не бредишь?

   Мог бы кто-нибудь подумать о том, что пёс или кот, хомяк, крыса или попугай обретут после смерти владельца самостоятельность, разум и человеческое тело? Любого подобного человека сразу же пригласят в особые заведения для проверки здоровья, а то и сразу закроют куда-нибудь подальше. Очень часто правда кажется бредом душевнобольного.

   И иногда очень хочется, чтобы кто-нибудь спас тебя от этой правды, разбудил и сказал, что ничего не было, всё осталось так, как и было до этого.

   И именно так путь своей человеческой жизни начинают многие зверолюды — люди, которые стали людьми не по своей воле.

   И именно так всё начиналось для героев этой истории.

Глава вторая,
Щенок.

   Харри было ужасно страшно. Полгода назад он появился на свет в питомнике, но не был каких-то особых, породистых кровей. Обычный сын дворняжки, он был принят в добрейшую семью к самой лучшей на свете хозяйке — Алле. У Аллы была сестра Ирен, которая пахла совершенно по-другому, но выглядела точь-в-точь как она, и мама Юлианна, пуговицы пальто которой выглядели настолько аппетитно, что Харри не удержался и сгрыз их. Три раза. Жизнь его начиналась бойко и радостно — он привык ждать хозяйку, научился терпеть несуразную по размерам квартиру, есть сухой корм и даже давать лапу. Безумное, безудержное счастье сопровождало его каждый день. Но не сейчас, не сегодня.

   Было темно. Так темно бывает только после того, как хозяйка возвращается домой. Иногда Харри видел из окна, которое доходило до самого пола, как она заходит куда-то, а потом возвращается с пакетами. Он так же видел парк, в котором они часто гуляли. Но когда становилось темно, окно закрывали какой-то непонятной, бессмысленной ширмой, сквозь которую ничего нельзя было разглядеть. Сегодня так не случилось — окно было открыто, и Харри видел, как за ним сначала загорелись фонари, а затем собралась толпа незнакомых ему людей. Затем появились какие-то яркие вспышки света, не похожие на другие, которые он видел раньше. Харри хотел бы посмотреть на это всё более внимательно, но после громкого хлопка спрятался под диван и не был намерен выходить. В воздухе пахло чем-то ужасным, таким тяжёлым и противным, что хотелось спать. Но Харри не мог спать, по-крайней мере не зная, что с его владелицей, сыта ли она, переоделась ли в пижаму.

   Входная дверь, которую пошла открывать Алла, судя по всему, оставалась открытой какое-то долгое время, потому что в неё начали заходить люди. Они включили свет, и Харри решил, что ждать больше не собирается — он собрал всю свою смелость в кулак и выбежал прочь. Прочь от запаха, прочь от страха, куда-то далеко-далеко.

   Вот только в этом далеко-далеко не было Аллы.

   Никого не было.

   Только сырость, холод и лужи. Большие, глубокие лужи. И темнота, слегка разбавляемая светом фонарей. А Харри до смерти боялся темноты.

- Эй, ты, справа! - кто-то, свистя, пытался подманить его к себе, но Харри знал, что доверять незнакомцам нельзя, даже если от них приятно пахнет или очень хочется. - Стой, куда!

   Он снова рванул вперёд, но почему-то бежал уже не так быстро, как до этого. Что-то не так стало с передними лапами, может быть, опять заноза? Ах, где же Алла, когда она так нужна?

- Эй-эй, не бойся! - Харри наконец обернулся на звавшего его, это был человек, почему-то ползущий по земле. - Постой! Давай поговорим!

- О чём нам говорить!? - щенок хотел залаять, но не смог — горло перехватило какой-то невидимой стяжкой. - Ты… Кто ты вообще такой?

- Я — кот, - ответил незнакомец, подползая поближе.

- Какой же ты кот? Ты человек! - воскликнул Харри, желая снова убежать куда-нибудь далеко-далеко. Он случайно увидел свои передние лапы, так предательски замедлившиеся в самый ответственный момент, и оторопел от увиденного. - Мои лапки! Мои пальцы! Что случилось с моими лапами!?

- Я всего лишь хотел уточнить, - неизвестный выглядел очень прилично — у него было пальто, почти такое же, как у мамы Аллы. - Мне и самому показалось, что со мной сегодня что-то не то. Какая-то чушь, знаете ли. Я, вообще, кот породистый. Ношу знатный чёрно-белый фрак, меня очень часто расчёсывают… А сегодня что-то приключилось. Мы с моей хозяйкой Мартой ездили на мост, любоваться видами. А потом меня что-то напугало, я помчался со всех ног, и…

- А я вот тоже испугался, - Харри прижался к земле. - Алла пошла открывать дверь, но не вернулась. Было шумно и плохо пахло… Может это что-то, оно и вас разлучило с хозяйкой?

- Может быть, - согласился кот. - Но, знаете ли, молния не попадает в одно и то же место дважды.

- А что это такое — молния?

- Молния… Долго объяснять. Вот ты… Кстати, ты совершенно невоспитанный щенок — ты даже не представился.

- Вы кот тоже не очень это самое! Вы просто сказали, что вы кот и всё.

- Я кот из очень хорошей семьи! Меня купили моей хозяйке за хорошую учёбу в университете. Её мама — бывшая прима балерина, а отец — оперный певец. Бабушка её была директором одной престижной школы. А сестра и брат тоже очень хорошие люди, но ещё не очень состоявшиеся в жизни.

- Ничего я не понял, кот.

- Да и неважно сейчас… Меня зовут Мартин.

- Мартин? Какая смешная кличка.

- Ну почему же? Я назван в честь великого борца за справедливость.

- Вот как… Спра-ве-де-ли-ву-у-у-кость. Интересно звучит. А меня Харри назвали, потому что я мячик украл.

- Харри?

- Тебе даже не интересно послушать про мячик?

- Очень интересно. Зачем же ты его украл, Харри?

- Он был сине-красный и пах чем-то таким вонючим, как я люблю. Такой приятный… Было невозможно удержаться!

- Так зачем же ты украл…

- Алла держала его в руках, она совсем на него не смотрела и не кидала его. И тогда я решил…

- Вот вы где!

   Третий голос, резко ворвавшийся в беседу, звучал более уверенно и человечно, что-ли. Мартин и Харри обернулись, чтобы понять, опасен ли источник звука. Перед ними возник высокий, худощавый мужчина, одетый в чёрное. Его лицо было строгим, каким-то высокомерным даже. Но сам он был вполне приветлив.

- Меня Врубель зовут, - сказал молодой человек, осматривая прижавшихся к полу собеседников. - Звали. И я решил оставить себе это имя — хорошее и очень наполненное смыслом. Вам советую встать с пола и как можно скорее. Простудитесь. А лечить это ой как не приятно и дорого.

- Меня один раз лечили, - кот привстал, к удивлению своему обнаруживая, что может удержаться на двух задних лапах. - Очень неприятно это было, соглашусь.

- А меня ни разу, - похвастался Харри, быстро вспрыгивая на ноги.

   Как и обычно, щенок не рассчитал силу своего прыжка, поэтому, резко оказавшись на двух ногах, закачался из стороны в сторону, но не упал, благодаря помощи двуногого создания.

- Благодарю, - Харри смотрел на спасителя, высунув язык.

- А от этого придётся отучаться, - более незнакомый незнакомец, чем кот Мартин, закачал головой.

- Почему это? - язык оказался у Харри во рту, а лицо приняло крайне расстроенное и непонимающее выражение.

- Потому, что теперь вы — люди. Зверолюды или нет, вы должны следовать правилам, которые приняты в обществе, иначе…

   Мартин, который сам, хоть и с трудом, сумел преодолеть барьер между землёй и прямохождением, поправил пенсне, назначение которых на своём лице ещё попросту не успел понять.

- Люди? - переспросил он, взволнованно.

- Люди. У вам может наблюдаться кратковременная потеря памяти, - Врубель продолжал говорить, как ни в чём не бывало. Судя по всему, он, в отличии от его новых знакомых, сталкивался с подобным чуть ли не каждый день. - Но это обычное дело. Пойдёмте. У нас на этой неделе какой-то завал… Несколько новообращённых, и вы ещё. Надо спешить. Нельзя просто так

- А коробко-временное это как? - Харри, который продолжал держать поднявшего его человека за руки, снова высунул язык. - Я совсем ещё маленький, ничего не понимаю.

- Скоро поймёшь, - предположил Мартин, ставший хмурым и каким-то отстранённым.

- Щенок и кот, значит? - ещё один незнакомый голос приблизился к ним. - А звать как?

- Не спросил ещё, - Врубель рукой засунул язык Харри обратно в рот. - Сами скажут, когда захотят.

- Это тебе «когда захотят», а мне нужно вести учёт и статистику, - пришедший громко и очень недовольно бухтел.

- Отчёты, статистики… Ты уже не лабораторная крыса, Рэкс!

   Харри решил для приличия изучить присутствовавших и, если не обнюхать, то хотя бы разглядеть. Кот Мартин, вернее уже не кот, а просто Мартин, был такого же роста, как и неизвестный Врубель. Он был полноват, носил очень хорошую одежду и какие-то линзы возле глаз. На голове у него была причёска цвета чёрной щёточки, а на тёмно-синем пальто много вкусных пуговиц. Врубель же выглядел монументально — Харри подумал, что он был очень большой и важный — лицо, словно вырубленное из камня, пронзительные чёрные глаза, имя своё он заслужил и соответствовал ему. Словно сошедший с картин великого художника, он имел странную привычку щуриться, что немного сбивало Харри с толку. Третий появившийся из темноты был самым неопрятным — рыжевато-карие волосы дыбом, типичное лицо боксёра, такие Харри видел среди бультерьеров, гулявших по парку, и кожаная куртка под цвет волос, на вид крайне аппетитная.

- Крыса или нет… Ты вот вообще не пойму что, - Рэкс записывал слова Мартина, решившего тихо переговорить с составителем какого-то неясного списка. - Значит, кот Мартин и щенок Харри, да?

- Это мы! - Харри хотел было высунуть язык, но грозное лицо Врубеля, которого он всё ещё не отпускал, заставило его передумать.

- Здорово, что вы в таком настроении, - Рэкс ухмыльнулся, показав свои острые зубы. - Вот вернёте память… Будете грустить… Все мы через это проходили. Да, художник?

- А вы что, рисуете что-то? - Мартин оживился.

- Нет, - Врубель попытался избавиться от Харри, но его хватка была крепкой. - Но это неважно сейчас. Пойдёмте, я говорю…

- А куда мы пойдём? - Харри оживлённо вилял хвостом, которого у него уже не было. - Мы пойдём в парк? Я знаю там прекрасное место с гниющими листьями, где можно изваляться в грязи! Только нужно взять с собой Аллу, я не могу оставить её одну, совсем не могу! Куда же она без меня?

- Алла ушла, - траурно заявил Рэкс, отходя в сторону.

- Она не сможет пойти с нами, - Врубель не терял лица. - Но нам нужно идти. Прямо сейчас.

- Ох, - Мартин начал о чём-то догадываться, нервничать и, поэтому, решил, как и всегда, заняться умыванием своей любимой левой лапки, однако, стоило его языку коснуться её, как всего его передёрнуло — лысая и холодная.

- Как это? И когда же Алла вернётся? - Харри перестал улыбаться, и хвост его, уже не существующий, прижался к лапам.

- Никогда. Она умерла, Харри. Все они умирают. И именно поэтому мы здесь, - Рэкс курил, издали поглядывая на новообращённых.

- Умер… Что?

   Уже не кот, но ещё и не человек, был слегка умнее своего товарища по несчастью и чуть более догадлив, поэтому, скрестив бывшие лапы, а ныне уже руки на груди, молчал.

- Это значит, что её больше нет, - Врубель был недоволен коллегой, который всегда был груб и болтлив. - И ты больше её не увидишь.

- Но… Почему?

- Это предстоит ещё выяснить, а сейчас мы должны идти…  Когда ты вспомнишь, то…

- Нет! Я никуда не пойду без неё!

- Пойдёшь, конечно, пойдёшь… - лицо Рэкса было особенно зловеще в сизом, поблёскивающем в свете фонарей, тумане. - И будешь ходить без неё везде, пуще прежнего.

- НЕТ! НЕТ, Я НЕ СОГЛАСЕН! ОТПУСТИТЕ МЕНЯ!

   Врубель очень быстро перехватил инициативу, и теперь не Харри держался за него, а он сам держал его.

- Это неизбежность жизни, - говорил он, повышая голос. - Так случилось, и ничего уже с этим не поделать. Умирая, они оставляют нас одних… Умирая, они покидают нас навсегда. Но, послушай, ты должен пойти со мной!

- НЕ ПОЙДУ!

- Харри, что же ты будешь делать? Если я отпущу тебя, разве ты найдёшь, куда идти? Слушай меня, слушай и не вырывайся!

- Я найду её! Я найду Аллу! Нет, сначала её сестру Ирен. Или маму Юлианну! Я найду её вкусное пальто, я их найду и, тогда, мы вместе найдём Аллу…

- Боюсь, что даже когда ты найдёшь их, - Врубель с трудом сдерживал не щенка, но и не человека. - Они тебя не узнают. Сам-то ты видел, во что превратился? Тут много луж, есть во что посмотреть… Взгляни!

   Харри негодовал так сильно, как никогда не негодовал в своей жизни. Он злился, он хотел искусать Врубеля, пожевать его и выплюнуть, а потом сильно огреть лапой… Но злость его очень быстро сменялась милостью. Он взглянул в лужу, ближайшую к нему, и в ней увидел не себя — себя он уже один раз видел в зеркале и сначала подумал, что это какой-то другой щенок, но здесь вариантов было немного — либо он, либо снова он, но не такой, как раньше.

   Перед собой Харри увидел молодого, даже чуть моложе Аллы, человека. Не собаку, не щенка, не животное — человека. Довольно симпатичного, но какого-то дурковатого что-ли. Растерянного, потрёпанного, испачканного в саже. У него были светлые короткие волосы, такие же мягкие на ощупь, как его шерсть, тёмные глаза и небольшой шрам на правой щеке.

- Вот как… - голос Харри упал. - Вот, значит, теперь как…

- Пойдём со мной, - Врубель не терял надежды решить всё мирным путём. - Я покажу тебе других, таких же, как ты. Мы научим тебя жить… По-новому жить. Возможно, мы сможем найти… Как их? Ирен и… Юлианну. Знаешь, очень часто складывается так, что после смерти владельца, питомец, принявший облик человека, становится вхож в семью, помогает родственникам и друзьям погибшего, становится им верным товарищем и…

   Он опасался, что Харри снова начнёт вырываться, и тогда у него и Рэкса не будет альтернатив — придётся использовать снотворное, выстрелив из специального пистолета. Но случилось нечто, чего он не ожидал. Харри заплакал. Горько и сильно заплакал, как только мог заплакать ещё час назад щенок, а уже почти человек.

   И слёзы его, сопровождаемые тихим воем, стали очередным напоминанием о том, как непросто может быть пережить гибель самого дорогого человека на свете. Тем более, он был ещё так юн — совершенно малыш, не доживший ещё до года, а уже, по людским меркам, молодой и вполне совершеннолетний человек… Врубелю легко давались такие встречи, даже те, что сопровождались драками и спорами, но сегодня отчего-то ему стало ужасно тяжело.

Глава третья,
Убежище.

- Мы видим их лишь один раз в жизни, - в большом кресле, за которым виднелось окно и неясные по предназначению, как все вокруг называли их, занавески, сидела элегантная женщина в клетчатом костюме. - И этот раз запоминаем навсегда. Такое, обычно, бывает у людей, которые не умирают, отдавая питомцам свою жизнь. Они встречаются с нами лишь для того, чтобы через несколько лет или месяцев расстаться навсегда, отдав любовь и получив взамен на неё ещё большую любовь. Представь себе человека, который намеренно организует себе повод для слёз. А некоторые делают это раз от раза, постоянно прощаясь, навсегда меняясь и идя дальше по жизни, заводя всё новые и новые поводы для слёз... Наверное, в этом есть что-то такое, что невозможно заменить ничем другим. Как думаешь, Харри?

   Харри был угрюм и молчалив. Он сидел на полу, скрестив ноги и опустив голову.

- Я вижу, что тебе тяжело, - женщина была строга, но при этом голос её был мягким и певучим. - Я знаю, каково это. Но тебе нужно понять — это ещё далеко не конец твоей жизни. Конец прошлого, но лишь начало будущего. Посмотри на меня, посмотри на всех нас — нас связывает общая тайна…

- Алла любила тайны, - впервые придя сюда, заговорил Харри. - У неё был книжный шкаф, в котором она хранила любимые де-те-коты-тивы.

- Правда? - почувствовав ниточку, за которую можно потянуть, психолог слегка наклонилась в кресле, её орлиный взгляд пронзил Харри насквозь. - А ты помнишь что-то, связанное с этим шкафом?

- Один раз я погрыз шкаф, а потом одну книгу из него сгрыз… Было не очень вкусно, потом во рту всё кололо…

- Что-нибудь ещё?

   Психолог теряла надежду, возвращаясь в исходное положение в кресле. Вдруг Харри поднял взгляд на неё.

- Вот сейчас вспомнилось что-то, - сказал он неуверенно. - Когда Алла пошла открывать дверь, там был человек. Он вывел её в коридор из квартиры. Я бросился на него и укусил за ногу, а потом он ударил меня. Мне стало страшно, что Алла наругает меня, и прозвучал какой-то громкий удар или… И я спрятался под диван. А потом мне стало тяжело дышать, и я убежал…

- Вот как, - женщина довольно улыбнулась. - Вот значит, как всё было, Харри. Ты был готов спасти хозяйку от нападения…

- Но я не спас её.

- Но ты сделал всё, на что мог быть способен щенок. И я думаю, этого было достаточно, чтобы заслужить такое… Спасение? Будь ты обычной собакой на момент пожара, ты бы задохнулся тут же… Но ты уцелел.

- Толку от этого, если Аллы больше нет?

- Аллы нет, но я думаю, она хотела бы знать, что ты в целости и сохранности, что тебе хорошо, правда ведь?

- Правда.

- Значит мы будем с тобой делать так, чтобы Алла оставалась довольна. И чтобы ты был доволен. Верно?

- Верно.

   Врубель стоял в дверном проёме, опасаясь войти и спугнуть что-то важное.

- Я не хочу так жить, - Харри снова опустил взгляд. - Без Аллы.

- Она всегда с тобой, - психолог наклонилась над ним, как коршун над своей добычей. - Не бойся, она не оставит тебя… В твоей душе она будет жить вечно.

- А я не хочу в душе. Я хочу, чтобы мы снова завтра пошли утром в парк…

- Ты можешь пойти в парк сам.

- Один?

- Без неё. Один или с кем-то. Например, со мной. Или Врубель может пойти с тобой.

   Врубель вошёл в комнату, и Харри бросил на него быстрый, незаинтересованный взгляд.

- Тебе будет трудно, но мы всегда будем рядом, чтобы помочь, - женщина вернулась в исходное положение. - Это ведь так важно, чтобы у тебя было место, где тебя будут безусловно любить…

- Безу-со-ловно? - Харри посмотрел на психолога.

- Без причины, просто потому, что ты есть. Просто так.

- Как Алла…

- Да. Как она.

- Я должен подумать об этом.

- Конечно, конечно… Здесь, в убежище, в этом доме, ты можешь находиться столько, сколько потребуется. И ничего не бойся.

   Харри кивнул, неловко встал и спешно вышел из комнаты, чуть не подскользнувшись и не споткнувшись. Он аккуратно закрыл за собой дверь.

- Бедный мальчик, с ним столько придётся работать… - выдохнула женщина, закидывая ноги на подлокотник.

- Я очень благодарен тебе, Евгения, - Врубель присел в кресло, расположенное напротив кресла психолога. - Ты очень много делаешь для всех нас.

- Ровно столько, сколько могу… Ровно столько, сколько должна… Скажи, Врубель, сколько их там ещё?

- Их? Сегодня был ещё кот. Его зовут Мартин. Очень образованный и серьёзный тип, с ним будет непросто…

- А из прошлых?

- Из прошлых? Так… Сова — Эмма, кошка — Клаветт, змея — Милла.

- Никогда ещё не работала со змеёй. Это всё? Были же ещё?

- Ты про кролика с попугаем?

- Нет, не эти… Ещё… Должен быть кто-то ещё…

- Если таких нет, значит скоро будут, - Рэкс бесцеремонно вошёл в кабинет. - У вас внутреннее чутьё, Евгения.

- Внутреннее чутьё? - женщина сняла ноги с подлокотника и поправила брюки. - Нет, я просто очень внимательная… И замечаю некоторые изменения… Чувствую, нам будет непросто в эти дни. Даже не знаю кому будет труднее — им или нам.

- Я всё же настаиваю, - Рэкс немного замялся. - Чтобы мы вернулись к Ворону.

- К Эдмунду? А смысл? - Евгения нахмурилась. - Он ведёт тихую жизнь священнослужителя.

- Он видел убийство, он может опознать виновных.

- И только-то… Это не даст общей картины.

   Врубель закачал головой.

- Нам нужно делать слишком много в разных направлениях, - сказал он. - Знаете, может быть, это прозвучит не очень гуманно… Но что вы думаете по поводу этого — мы могли бы привлечь новообращённых. Этот Харри… Я уверен, он будет рад помочь найти виновных в смерти его Аллы. В нём есть огромный потенциал.

- Потенциал? - психолог скрестила руки на груди. - Не заметила я что-то в нём никакой энергии…

- Видели бы вы, Евгения, как он чуть не загрыз нашего художника, - Рэкс рассмеялся.

- Может быть, я что-то упускаю, - согласилась Евгения. - Время покажет.

Глава четвёртая,
Сова.

   Обитатели убежища не были настолько приветливы, как Врубель или Евгения. Даже грубый с виду Рэкс был куда дружелюбнее новообращённых зверолюдов. Они были погружены в свои тревоги, зажаты и напуганы, но выражали и показывали только злость. Защитная реакция. Как протиснуться сквозь шипы, как обрести друга? Харри не знал. Он молча лежал на полу возле камина, ни о чём уже не думая. Он страшно устал. Огонь пугал его не меньше того, что случилось с ним за последние сутки, но было в танцующих языках пламени что-то невероятное.

- Вам налить? - девушка, невысокая, но очень тонкая и пластичная, словно пластилин, держала в руках небольшой чайничек. - Я заварила на всех.

- Пожалуй можно, - усевшись в кресле, отвёрнутом от комнаты, и углубившись в чтение, женщина средних лет отгородила себя от внешнего мира, но к большому всеобщему удивлению выбралась из своих баррикад, явив себя миру. - Моя владелица любила устраивать чаепития… Жаль только, никто никогда не приходил к ней в гости.

- Мои хозяева тоже, - брюнетка подала собеседнице наполненную до краёв фарфоровую чашку. - Но в нашем доме было очень много гостей. Всегда.

- А кем вы были в «прошлой» жизни? Я вот была кошкой. Белой, пушистой и очень хорошенькой кошкой. Моя владелица — Татианна — подобрала меня на улице и дала мне имя одной из своих героинь. Она была писательницей. Очень знаменитой. Великой. Мудрой… Она нарекла меня именем Клаветт. В книге «Требовательные жертвы» эта женщина достигла многого, но потеряла память и была вынуждена начать всё с чистого листа. Как интересно, что меня достигла похожая участь, - женщина присела на диван, очень воспитанно и элегантно. - А вы?

- Я — Эмма. Я была совой в доме знаменитого фокусника и его жены. Умные люди. Общительные. Они знали очень многих, - девушка оглядела присутствующих, ища желающих присоединиться к чаепитию. - И многие были в их доме. Но, к сожалению, подобная слава имеет неприятное дополнение…

   Алан и Дарья нашли её случайно. Это было совершенное безумие — оба они, тогда ещё простые фокусники, постоянно искавшие работу, решились на невероятный поступок. Они совершили кражу.

   Что мог украсть наёмный работник, лицо которого забывается на следующий день после увольнения? Обычно крали инвентарь — палки, шляпки, шары и прочие важные для работы вещи. Но семейная чета Сомер поступила оригинальнее прочих, ведь они украли сову. Совёнка, если говорить точнее. И пронесли её с собой сквозь творческие и не очень преграды, целых двадцать пять лет держа её за пазухой.

   А потом, в один миг, всё оборвалось.

   Эмма была очень умной совой — она делала парочку-другую простеньких фокусов, умела по команде вертеть головой, а так же хорошо относилась к гостям. Но в тот день, когда всё закончилось, она сразу поняла, что что-то идёт не так. Вместо улыбок и радостных криков из прихожей донёсся странный и подозрительный шум. Эмма была доброй совой, и это был первый раз, когда она бросалась на человека. Её когти были не так остры, а клюв не так ловок, поэтому нападение нельзя было назвать успешным. Впрочем, нападали другие, а она лишь защищалась.

- Эмма, прошу тебя! - рука владелицы, случайно коснувшаяся её, привела сову в чувство. - Прочь! Улетай отсюда! Улетай, милая!

   Дарья Сомер, лучшая ассистентка фокусника, вторая рука супруга, нежная и утончённая, была сейчас строже и злее любого нетрезвого мужчины, попадавшегося в поле зрение Эммы то и дело в цирке или за его пределами. Она всю жизнь отдала цирку и что получила взамен? Что осталось ей, почти сорокалетней? Чем закончила она своё существование?

   Её тело, отражающееся в блеске наград и медалей, выглядело неестественно пластилиновым, каким-то нереальным.

   А её супруг, смотрящий на это через силу, вскрикнет, чтобы через секунду замолчать навсегда, чтобы стать отражением, исчезающим огоньком свечи.

- ...трудно сказать, - Эмма замерла. - Я слышала в их разговорах некоторый намёк на то, что произошло… Условно, кто-то из бывших коллег, а ныне конкурентов, был чем-то недоволен.

- Деньги, - из тёмного угла раздался бодрый мужской голос. - Деньги решают всё — кому жить, а кому умирать.

   Харри, приподнявшийся с пола и уже находившийся в положении сидя, отпрыгнул в сторону, услышав голос из темноты.

- Что ты… Беспородный глупыш, я больше не кусаюсь, - молодой человек рассмеялся. - И я долго уже слежу за тем, как ты пускаешь слюни в этот ковёр… Сколько тебе лет-то было?

- Ему было полгода, - Мартин, смущённо отвлёкшись от чая, поправил уже почти привычное ему пенсне. - Совсем маленький был.

- Щенок, - ухмыльнулся неизвестный, расположившийся в отдалённом от всех кресле-качалке.

- У вас злые глаза, - сказал Харри, смотря в темноту и видя лишь поблёскивавшие в ней стёкла очков.

- Это не глаза, а очки, - мужчина наклонился, и свет камина явил всем его лицо — строгое, хитрое и слегка высокомерное. - Что ты в них видишь, дворняжка?

- Я не дворняжка, я Харри.

- Харри, так Харри. Что ты видишь в моих глазах?

   Харри опустился на пол, слегка пододвинувшись к неприятному человеку, и готов был уже зарычать, но вовремя опомнился.

- В них только слабость и страх, - сказал он, вспоминая Аллу. - Ведь тот, кто по-настоящему силён, никогда не будет так огрызаться.

   Эмма, стоящая поодаль, молча кивая согласилась с щенком.

Глава пятая,
Доберман.

- Тебе страшно, Эдуард, и не спрашивай, откуда я знаю твоё имя, - начала говорить Эмма. - Ты всю жизнь прожил чемпионом, героем, звездой. Ты привык, что всё идёт по плану. Чистка когтей, чистка ушей, чистка клыков — а потом дрессировка. Но если таков уклад твоей жизни, это не значит, что другие должны жить так же. Хватит бросаться на каждого встречного, ты больше не собака на поводке.

- Да будет вам известно, Эмма, насколько уж это может быть известно совам, я никогда не был просто собакой, - Эдуард явно был раздражён её словами. - Я был породистой собакой. И да, я был чемпионом. Я многого достиг, как и мой хозяин.

- А потом потерял, как все мы. Вот только мы хоть как-то пытаемся…

- Пытаетесь делать вид, что вы — люди? Нонсенс. Это не для меня.

- Тем не менее, тебе явно понравился халат и идущие к ним в комплект тапочки, раз ты не снимаешь их уже несколько дней.

- Это не меняет сути вопроса. Я не собираюсь так просто…

- А какой собакой вы были, Эдуард? - Харри подполз максимально близко к спорившему, оказавшись у него практически под ногами. Страх и ненависть исчезли из него, превратившись в интерес.

- Я был очень воспитанной, - немного отодвигая ногой подползшего, Эдуард сменил тон. - И очень красивой собакой. Я выступал на выставках и брал первые места.

- Вы были чихуахуа? - этот вопрос явно обидел собеседника Харри, поэтому тот попытался реабилитироваться. - Или корги? Я не знаю других пород. Я видел только таких собак. И большую ав-лайку.

- Кого?

- Ав-лайку. Или чарку… Я не могу сказать точно, я слишком долго учил название «чихуахуа».

- Я был доберманом, да будет тебе известно.

- О!

   Харри восторженно высунул язык, но почти сразу же спрятал его.

- Алла говорила, что доберманы — очень сложные животные, - сказал он увлечённо.

- И в чём-то она была права, - Эдуард стал чуть снисходительнее относиться к Харри, практически забравшемуся ему на голову. - Это сложная порода, не каждому она поддаётся.

- А ваша хозяйка, Эдуард? Она вас любила?

- Хозяйка?

- Ваша владелица. Вы ходили с ней в парк?

- В парк? О, нет. Я не ходил в парк. И не потому, что у меня не было владелицы. У меня был хозяин — знаменитый гонщик. Уверен, вы слышали о нём — его звали Майкл Чаверро-Водный.

- Ох, ну конечно же! - Мартин снова влез в чужой разговор. - Брат моей хозяйки Марты, Николай, большой знаток гонок, он постоянно…

   И тут же умолк.

- Если вы тут, значит он погиб, да? - Харри, со свойственной ему простотой, продолжал растапливать сердце строгого Эдуарда.

- Это был несчастный случай, - Эмма наливала очередную партию чая. - Все знают.

- Ничего подобного, - Эдуард был крайне обижен поведением совы. - Это всё чушь! Это было спланированное убийство.

   Гонки, постоянная беготня, соревнования — дух победы был знаком Эдуарду практически с рождения. Он обладал не только природной прыткостью, но и замечательной родословной, что сделало его, почти сразу, желанным приобретением для многих богатых и знаменитых. Обеспеченные люди, а так же «коллекционеры» разных пород и мастей боролись за него, но в итоге победил гонщик Майкл Чаверро-Водный, назвавший самую большую сумму на аукционе.

   Майкл не умел проигрывать, всегда приходил первым, и питомец был ему под стать.

   Почти семь с половиной лет пролетели не просто незаметно, а мгновенно. Доберман чемпион, вечно сопровождавший гонщика, постоянно ожидавший, болевший за него на трибунах, стал символом гоночного клуба. Всё шло более чем хорошо, Чаверро даже задумывался над тем, чтобы завершить карьеру и создать собственную семью, тем более у него была достойная претендентка…

   Один день перевернул всё. Сначала тринадцать лет назад, когда Майкл смог доказать своё превосходство над соперником и был замечен, а теперь сейчас.

   Один день, в который рушатся и строятся судьбы. Миллионы судеб.

   Эдуард был вынужден присутствовать на многих философских чтениях, которые устраивал его хозяин в своём шикарном особняке. Доберман предпочитал игры в бассейне или усердные тренировки, но Майклу нужна была компания. Он не мог один заниматься саморазвитием, науки и искусства не имели для никакой ценности, однако, стоило Эдуарду оказаться неподалёку, всё становилось не так уж и скучно. Философом Эдуард так и не стал, впрочем, как и его хозяин, но точно понял для себя одно — за людьми нужно пристально наблюдать. За всеми нужно внимательно следить.

   Эта мысль преследовала его всю жизнь, но он всегда оказывался быстрее, ловче, всегда избегал её. Но именно она в итоге и сделала из него человека. В буквальном смысле.

   Новая привычка позволила Эдуарду стать важнейшим свидетелем.

- Смотри, как переживает за тебя, - Лара Водреон, модель и возлюбленная Майкла, по вине которой тот увлёкся философией, уже некоторое время сопровождала Эдуарда, вместе с ним наблюдая за гонками. - Я его таким никогда не видела.

- Может сегодня не самый удачный день для заезда, - пошутил Чаверро. - Хотя, на небе ни облачка.

- Мне кажется дело в твоём новом сопернике, Майк, он силён и совершенно безрассуден. А как он набросился на тебя во время пресс-конференции? Это просто безобразие. Почему никто это не осудил?

- Ассоциация больше следит за тем, что происходит на гоночной полосе, чем за ней.

- Мне кажется зря. Я тоже тревожусь, очень тревожусь сегодня.

- Ничего страшного, зай, всё будет газировка!

   Лара оттаяла, став веселее. Когда Майкл цитировал свой известный отрывок из рекламы, всем становилось проще и легче. Всем становилось веселее.

- Удачи, милый!

   До заезда оставалось всего ничего, когда Эдуард почувствовал неладное. Вернее, он уже чувствовал это до этого, но только сейчас нашёл источник своей тревоги. Человек. В тёмной одежде. Идущий вдоль ограждения. Кто он такой? Почему от него прямо веет опасностью?

- Эдди, стой!

   Эдуард решил проверить. Он впервые ослушался, впервые убежал вместе с поводком. Ему нужно было разобраться.

- Шэф, собака!

   И он не прогадал — увидев бегущего добермана, злобно лязгающего зубами, террористы слегка смутились, что позволило Эдуарду вцепиться в ногу одного из них. Но это не помогло остановить взрыв, ведь кнопка детонатора в итоге всё равно была нажата.

   Трибуны, машина — всё разлетелось на клочки, маленькие кусочки. Эдуард выжил только потому, что был не в эпицентре взрыва, а на самом его краю. Но его хозяину и его подружке не повезло.

   Впрочем, нельзя сказать, что сам Эдуард оказался в числе счастливчиков. Дело так и не было по-настоящему открыто, а во всём обвинили организаторов, неверно подключивших какие-то электрические кабели.

- Этот Врубель сказал, что иногда животные помогают семьям погибших или что-то в таком роде, - Эдуард смеялся. - Кому я могу помочь, если все умерли?

   Эмма стыдливо отводила глаза. Она плохо относилась к Эдуарду, но никакой особой причины к тому не имела. А теперь, зная его историю, и вовсе не знала, что делать — обижаться на себя за бессмысленную агрессию или нет.

- Мне очень жаль, что так получилось, - сказала она наконец. - Это… Ужасно.

- Не так ужасно, я ведь ничего практически не увидел, - ответил ей Эдуард, судя по всему принявший её скрытые извинения. - Взрывы, шум. Нет, я не видел ни тел, ни крови. Я думаю, тебе было тяжелее. Это ведь так страшно, когда ты ничего не можешь сделать, а вокруг тебя происходит что-то… Жестокое.

- У этих двоих есть большой потенциал, - обратилась к отползшему от камину Харри Клаветт. - Я читала книжки, я знаю, чем такое заканчивается.

Глава шестая,
Крыса.

   Рэкс вышел из кабинета, громко захлопнув дверь, чем испугал чаевничавших.

- Простите меня, не хотел, - сказал он. - Иногда просто так хочется что-нибудь… Эх!

- Вы ведь были крысой, да? - кошка начала щуриться. - Ею и остались?

- Что за вопросы? - Рэкс весь задрожал от злости. - Нет, конечно.

- Не хотела вас обижать, просто пытаюсь понять, возможно ли избавиться от звериных повадок. Удастся ли нам перестать грызться или…

- Перестанете грызться как животные, научитесь как люди, только и всего. Раз кролик смог стать модельером, а попугай оперным певцом, значит нет ничего невозможного. Просто нужно работать над собой…

   Эмма громко хмыкнула.

- Не верите? - Рэкс обвёл глазами присутствующих. - Давайте я расскажу вам свою историю.

- Это будет полезно, - согласилась молчаливая девушка, сидевшая на подоконнике. - Я думаю всем нам не будет лишним послушать истории друг-друга. Для примера.

- Исключительно ради этого, - закивал Эдуард.

   Рэкс мог считаться самым счастливым из помёта крысёнком, ведь вместо того, чтобы пойти на корм змеям, он стал лабораторной крысой. Хотя, когда он родился, всем показалось, что всё совсем иначе — коричневая шёрстка могла стать его проклятьем, если бы не студент-учёный по имени Алексей Ритов. Тот влюбился в крысёнка сразу же, как только увидел его.

- И что, что он не белый? Он мне не для опытов нужен, - твердил друзьям по общежитию Алексей. - И да, пока что он будет один, но я скоро куплю ему кого-нибудь в компанию…

   Но Рэкс так и остался один одинёшенек. Впрочем, по его мнению, ему это не повредило — наоборот, ему казалось, что одиночество в животном понимании делает его ближе к людям, а значит делает сильнее. Он стал озлобленным, никого не подпускал к себе, и если бы не Алексей, Рэкс стал бы изгоем, таким, как канализационные крысы.

   Впрочем, Ритову было непросто со своим питомцем. Тот часто кусался и царапался, куда-то сбегал, но при этом никогда не оставлял его во время работы с таблицами, докладами, рефератами…

- Ты такой злой, - как-то сказал студент. - Почему так?

   И Рэкс хотел ему ответить, но не мог. А если бы и умел разговаривать, то вряд ли нашёл бы что сказать — он не знал причин своего поведения.
 
   Ярость, ненависть, какое-то ощущение агрессии — всё это томилось в нём. Было ли это следствием одиночества и замкнутости в себе, отсутствия общения или чего-то другого? Может ли обычная крыса знать? Может ли понимать всё это так, как это делает человек или другое животное?

   Рэксу было всегда мало — мало еды, мало пространства, мало искусанных рук хозяина и мало погрызенных книжек и тетрадок. Он хотел больше. Всего и всегда. Больше! Как бы он хотел сам стать больше. Тогда бы, конечно, его жизнь сразу же наладилась бы. Он верил в это. Нет! Знал наверняка. Отчего?

   Нет, такие вопросы Рэкс не считал серьёзными. Он не задавал их самому себе и не отвечал на них. Он жил по принципу: «Вижу цель, не вижу препятствий.» Хотя, порой, ему было жалко своего владельца, руки которого были обмотаны пластырями со всех возможных сторон. И тогда он видел препятствие. Что-то появлялось внутри него. Человечное, быть может? Какое-то сострадание или желание облегчить нанесённый вред. Тогда он забирался на руку Алексея и сидел с ним или пытался зализывать раны. Рэкс считал это своей слабостью и пытался искоренить, но не всегда это получалось.

   Шли годы.

   Для крысы, Рэкс был долгожителем. Но ему всё равно всего было мало. Только-только он начал входить во вкус жизни — перестал кусаться, стал больше ласкаться и, как следствие, проводить время в компании новых людей. Эти люди, студенты, постоянно что-то придумывали, обсуждали и переделывали. Они сдавали экзамены, заваливали их, пересдавали и… Опять по новой. Вертелись, как белки в колесе. Белки… Да, страннее их трудно найти животное. Разве что человека можно считать страннее. Рэкс знал местную белку — однажды она перегрызла провода, обесточив весь университет и прилежащие к нему общежития, но выжила и стала местным героем. Как страшно она не нравилась ему! Ему, крысе, не нравилась белка! Он даже не мог понять её чириканья за окном, но уже ненавидел её всем сердцем.

   И круг этого безумия — экзаменов, новых знакомств, кривляний белки — казался бесконечным. Но всему приходит конец, и вот обучение Ритова подошло к своему логическому завершению. Оставалось всего ничего: написать и защитить диплом, отпраздновать защиту, выпуститься и найти новое жильё. Рэкс уже планировал покупку новой клетки… Но его хозяин был менее оптимистичным.

   Алексей решил обратиться к врачу, но не из-за недомогания — он хотел узнать о здоровье своего четвероногого друга, ведь возраст того готов был побить рекорд. Три года — большой срок. И, хоть до его достижения оставалось полгода, Ритов переживал.

   Путь предстоял долгий — чтобы добраться из студенческого городка в город требовалось пройти изрядную часть дороги пешком, ведь единственный автобус поломался, а других средств к передвижению найдено не было. Но Алексей не боялся трудностей. Он спрятал друга в карман джинсовой куртки и весело зашагал к цели.

   Половина пути была пройдена достаточно быстро — Рэкс сам не заметил, как тряска улеглась, и он смог выглянуть из кармана.

- Уже на мосту, дружок, - Ритов радостно приветствовал крысу. - Ещё немного и город. А там мы о тебе всё и узнаем…

   Вот только на мосту всё резко оборвалось.

   Машина, преградившая путь, выглядело грозно и опасно, но Алексей этого не заметил. Его пушистый друг тревожно заёрзал в кармане, но тот лишь успокоил его.

- Всё в порядке, Рэкс, чего ты…

   Гул тормозов и какой-то хлопок — другая машина врезалась в ограждение моста.

- Эй! Что тут такое…

   Грозный, не менее опасный, чем машина, высокий и широкий человек в противной шапке подошёл к студенту.

- Мелкота, брысь отсюда!

- Послушайте, уважаемый, там люди… Им, наверное, нужна помощь…

   Незнакомец достал пистолет. Его дуло показалось Рэксу огромным. Но он не растерялся. Всю свою жизнь он ждал момента, когда сможет выразить всю свою ярость, выгнать весь свой гнев наружу — и вот этот самый подходящий момент настал. Использовав пистолет, как мост, крыс помчался к своей цели. Очень быстро определив слабое место, а именно уже кем-то искусанный палец, Рэкс напал.

   Мужчина завизжал.

   А потом всё было, как в тумане — крик, полёт, выстрел, опять полёт, холодная смердящая вода и густая тьма.

- И так я оказался там, где всю жизнь боялся оказаться — в канализации, - резко сменив тон рассказа, Рэкс печально пожал плечами. - Вроде бы ничего серьёзного. Выплыл на свет, вернее к выходу из трубы… А там этот поганец… Чёрное пятно. То есть, Врубель. Ну я рассудил так — либо он, либо я. Хотел было сгрызть его…

- А кем он был? - поинтересовался Харри.

- Да кто ж его знает… Сам не говорит… А я после падения с такой высоты мало что понимал…

- Значит, ещё одна загадка… - вздохнул Мартин. - Как много  их стало в последнее время…

- И ты даже не укусил его? - светловолосая девушка, наблюдавшая за всеми с подоконника, удивлённо воскликнула. - С твоим-то характером?

- Не успел, - Рэкс снова принял привычный ему грубоватый облик. - Стали людьми мы вдруг… Такая история…

- А я думала, - девушка сползла с подоконника. - Я думала, что жизнь крысы не может быть такой, как жизнь королевской кобры…

- Какой такой?

- Увлекательной.

- А ты много знаешь о змеях? - Эдуард рассмеялся.

- Я была ею.

- Ох!

   Рэкс испуганно засуетился.

- И я никогда не думала, что стану иной...

Глава седьмая,
Кобра.

- Вот кому бы меня могли скормить, оказывается, - Рэкс нервно усмехнулся, отмахиваясь от страха напускной уверенностью. - Как складывается жизнь… Вчера ты жертва, а сегодня уже наравне с тем, кто мог стать твоей погибелью… Однако!

- Я не ела таких крыс, как ты, - девушка подошла к нему поближе.

- Как там тебя… Ми-Милла, да?

- Именно так, Рэкс-с.

   Шипящее «с» вывело Рэкса из себя.

- И что ты так смотришь на меня, Милла? Чего хочешь? Сейчас я сильнее тебя!

- Ничего я не хочу… Просто интересно посмотреть на тебя с другой стороны, только и всего…

- А вы были большой змеёй? - Харри вряд ли понимал разницу между кобрами и королевскими кобрами, но очень хотел её узнать.

- Достаточно, - Милла отошла от Рэкса, и тот был благодарен щенку за этот отвлекающий манёвр. - Но… Не думаю, что вам будет это интересно.

- Кокетничаешь, да? - Эмма отставила в сторону пустой чайник. - Пойду заварю ещё. А тебе стоит научиться…

- Чему? - блондинка элегантно села на подлокотник дивана, и Харри оказался возле её ног.

- Не задирать нос!

   Быть может, Милле это было бы не к лицу — не задирать нос, не вести себя слегка высокомерно или как-то холодно, ведь она не умела иначе. Впрочем, её устроило предложение подруги по несчастью. Она села, успокоилась и слегка спустилась с небес на землю. На вершину горы. Но, всё же, стала чуть ближе к другим.

- Мне всегда казалось, что крысы — глупы, трусливы и бесполезны. Но Рэкс оказался не таким. Он удивил меня своим рассказом, - Милла осмотрела присутствующих. - Мартин, вас ведь так зовут, верно?

- Верно, - Мартин немного побаивался змей, поэтому Милла пугала его своей замершей красотой.

- Вы кот?

- Был им, конечно…

- А вы когда-нибудь ловили мышей? Или крыс?

- Ни разу не видел их близко. Я был… Как вам сказать… Одиноким, во многом, животным… Моя владелица была… Замкнута в себе и… Я жил в её квартире совершенно один, зато, стоило ей приехать к родным… О! Тогда я жил в большом загородном особняке, даже иногда оставался там без неё, без Марты…

- Там были другие животные?

- Никак нет.

- Не видели их?

- Предпочитал не замечать.

- Так вы так же высокомерны, как и я!

   Эмма вернулась в комнату.

- Ничуть, - Мартин занервничал. - Я не высокомернее любого другого в этой комнате… Взять того же Эдуарда… Или мадам Клаветт…

- Я не высокомерна, я строга, - поправила его Клаветт. - И я думаю, Харри из нас самый честный и открытый.

- Самый наивный, - буркнул Эдуард.

- И самый смелый, - подчеркнул бывший кот. - Он не побоялся выбежать из горящего здания, предварительно ранив нападающего в ногу.

- Все мы хороши, - расхохоталась Эмма. - Только вот… Ничего в этой жизни не понимаем.

- Мы научимся, - Харри сидел, словно заворожённый, глядя в стеклянные глаза Миллы. - Я так уж точно…

- Конечно, - Милла обратила на него своё внимание. - Конечно, всему можно научиться…

- Будто у вас есть выбор, - Рэкс устало поплёлся к выходу. - Как хотите, но я ухожу. У меня, в отличии от вас, новообращённых, есть дела.

- Не хотите меня слушать? Или боитесь?

   Уходящий развернулся и бросил на Миллу недовольный взгляд. Именно этого она и добивалась. Рэкс тоже был не промах — он развернулся, недовольно фыркнул, вышел… Тут самодовольная змея должна была подавиться ядом, но нет. Она лишь ядовито заулыбалась. Рэкс вернулся, взяв с собой стул из соседней комнаты, и, красуясь, поставил стул спиной к дивану.

- Я вас совершенно не боюсь, милая, - сквозь зубы прорычал Рэкс, садясь на стул прямо так, прячась за его спинкой, но выглядывая из-за неё, сверкая злобными крысиными глазками.

- Конечно-конечно, - Милла почувствовала своё превосходство над другим человеком и это ей понравилось.

- Такую книгу Татианна тоже писала, - прошептала Харри Клаветт. - Там всё тоже хорошо закончилось.

   История королевской кобры началась с признания.

   И признание это, хоть и звучало уверенно, далось Милле нелегко.

   Она всю жизнь знала, что если бы отличалась от самой себя хотя бы на сантиметр или какой-нибудь никудышный процентик, то не попала бы в дом своих хозяев. Они ценили эстетику, и идеалы их требовали особого внимания к соблюдению тех или иных правил.

   Идеал номер один — будь всегда прекрасен во всём.

   Идеал номер два — никогда не ошибайся, иначе потеряешь свою ценность.

   Идеал номер три, самый важный — твори и в творчестве своём превосходи других.

   Рая Диконова, которая после свадьбы стала для любимого просто Редда или Муза, точно знала что именно угодно или не угодно её избраннику. Художник. Одним словом — творец. Вениамин Флебно поражал публику своими эксцентрическим видением мира, ведь полотна его, да и статуи, а так же неуловимые выступления (перформансы) были утончёнными, непонятными и совершенно убивающими любую логику. Он писал портреты так, что они превращались в натюрморты, а пейзажами создавал портреты. Невесомые статуи, яркие костюмы и умопомрачительные вечеринки — всё было изыскано и идеально.

   Семейная пара Флебно отчаянно хотела создать что-то общее, воспитать детей, однако, именно эта часть жизни удавалась у них хуже всего. Невозможность зачать, родить и воспитать, неспособность научиться не просто воспитывать, а любить, безвозмездно, без ожиданий — всё это привело художника и его музу к мысли о приобретении животного.

   И этим животным стала Милла.

   М — первая буква — значит мир. Совершенство мира, эмоций природы и грации животного.
   
   И — первая гласная— значит игра. Невинность, глупость и очарование нечеловеческого разума.

   Л — первая из двух— значит любовь. То, что так нужно трепетному существу, то, что ему будут дарить люди.

   Л — вторая из двух — значит логика. Логика сотворения, логика построения, логика существования — животная логика, отличная от человеческой.

   А - вторая гласная и последняя буква— значит автор. Творец, художник, гений — и всё это во плоти животного.

   Кошка, собака, да даже хомяк, все они не были достойны этого имени, этой должности, этого места под артистическим солнцем. Поэтому Флебно сразу искали не простое, а особое, экзотическое животное. Очень многие месяцы они выбирали, думали, сомневались, решали и откладывали, а потом, совершенно случайно, увидели её. Миллу.

   Белая королевская кобра, она была прекрасна. Тот самый идеал, новорожденный в мире хаоса и безумия. Именно змея стала новой главой в жизни влюблённых. Они хранили её, как драгоценность, заботились о ней, как о собственном ребёнке, и были строги к ней, как с самим себе.

   Милла привыкла позировать художнику, часами сидя на одном и том же месте, удерживая нужную позу, выверенную до миллиметра. Она так же привыкла посещать светские вечера, красуясь перед людьми, медленно и молча изучая их, не понимая их, не признавая их. Её высокомерный характер формировался постепенно, копируя и лишь повторяя образы людей, окружавших её. Вениамин был строг, Редда была холодная — вместе они являли собой пример идеалистического представления о любви, о самих себе. И Милла обожала их, боясь и уважая.

   Первый слом произошёл тогда, когда умерла Редда.

   Её тело Милла заметила почти сразу, подползла к нему, изучила и обнаружила, что оно холодное. Она свернулась у владелицы на груди, тихо оплакивая её. Вернувшийся домой муж был так же молчалив — лишь дотронулся до руки любимой, а потом ушёл и больше не прикоснулся к ней. Даже на похоронах он стоял поодаль.

   Лишь несколько лет спустя он проронил слезу. Затем ещё одну… И вот от каменного Флебно не осталось и следа. Он часто плакал, изрекая долгие, отчаянные монологи. Он стал реже творить, а когда начинал, почти сразу же обрушивался гневом на самого себя, разрушая только начатое творение. Милла точно знала, что Редда ушла по своей собственной воле. Знал это и сам художник. Вот только ему не было легче от этого.

   Под конец 25-ти летнего срока нахождения в этом творческом доме, в котором когда-то не стихали песни и пляски, Милла начала чувствовать, что скучные стены давят на неё, а сама она скоро отправится вслед за любимой владелицей в небытие. День сменял другой, и ничего не менялось вокруг. Не было искусства. Не было любви. Был только стареющий Вениамин Флебно. Умирающий или уже мёртвый художник. Не было больше ничего кроме него. Только он и она. Он и змея. Он и нависшая над ним смерть.

- Я несколько раз умудрялась отодвигать от него пистолет, выбивать его из рук… Я даже видела отверстие для пули. Темноту внутри. Но в итоге… Я так и не смогла, - бледное лицо Миллы дрогнуло. - Он выстрелил и пуля задела меня, я вылетела через окно. Я думала, что смогла оттеснить её от него, но… В итоге я обрела себя и своё новое тело, а он обрёл вечный покой.

- Какая грустная история, - с сочувствием произнёс Мартин. - Она напомнила мне о чём-то, но я пока не могу сказать точно о чём…

- Сфокусируйтесь на этой мысли, не отпускайте её, - внезапно появившаяся в комнате Евгения положила руку на плечо бывшего кота. - И в следующий раз, когда будете делиться друг с другом чем-то, позовите и нас с Врубелем. Нам тоже будет  интересно послушать.

Глава восьмая,
Парк.

   Харри долго не мог привыкнуть к тому, что гуляет без Аллы. Это было как-то неправильно,   нечестно и бессмысленно. Но, постепенно, раз за разом выходя на улицу, он… Нет, не привык, а скорее смерился с мыслью о том, что больше никогда не увидит её. Больше никогда не потрогает своим мокрым носом её руку. Какие у неё были руки! Такие добрые и нежные, такие ласковые… А ещё в них иногда было что-то очень вкусное.

   Мартин часто сопровождал его, но, всё же, предпочитал общество Клаветт. «Кот к кошке...» - думал Харри, сразу же после этого задавая вопрос. «А я к кому?» Ведь, в действительности,  он так и не нашёл своего предназначения. Тем более, не успел помочь сестре Аллы Ирен или их матери. Нет, он ничего ещё не мог и не умел.

- Врубель постоянно говорит про то, что мы должны найти себя, - Харри медленно плёлся за Мартином, оторвавшимся от бесед с Клаветт ради очередной прогулки. - А я никак не могу этого сделать. Как я могу найти то, что не терял?

- Хочешь сказать, что не можешь найти себя, мой маленький четвероногий друг? - уже не кот, а джентльмен, размеренно постукивал тростью при ходьбе. - Да-уж, это будет непросто. Учитывая тот факт, что мы думаем, что не теряли себя. Мы остались прежними, это мир вокруг нас изменился, а мы просто не успели подстроиться под него…

- Ты всегда такие умные вещи говоришь.

- А как же… Я очень образованный кот… Человек. Или кот? Или человек?

- Я иногда вообще ничего не понимаю из того, что ты говоришь, но слушаю с удовольствием.

   Мартин остановился.

- Харри, тебе нужно стать серьёзнее, - сказал он, посмотрев на товарища. - Ты уже не щенок.

- Это я уже успел заметить, но что делать так и не знаю. Кажется, будто бы вам всем это проще даётся.

- Это тебе просто кажется. Взрослые привыкли делать вид, что у них всё в порядке, а ты попробуй взглянуть что происходит у них внутри… Такие страсти!

- Страсти?

- Ненастье, буря эмоций и полное опустошение после урагана чувств. Полная потерянность!

   Харри чувствовал себя так, как чувствовал себя обычно, когда поджимал хвост и уши, но физически сделать этого не мог.

- Ты прямо таки фило-филю… Сов. Какой-то владелец сов.

- Хочешь сказать, что я философ? Я польщён.

- Ты… Что?

- Очень рад это слышать.

- Ааа… А я думал ты ещё чем-то владеть удумал…

   Размеренная прогулка близилась к своему логическому завершению — парк был уже почти пройден насквозь, и мост, на котором остановились Харри и Мартин, всегда сопровождал это окончание тихим бульканьем воды и шелестом растений из водоёма.

- Эта река, эта вода, что несётся под нами, - Мартин наклонился и увидел своё отражение. - Как далеки мы от неё…

- Мы могли бы спрыгнуть вниз и стать с неё ближе, - предложил Харри.

- Ничего ты не понимаешь… Тогда мы намокнем.

- Но будем довольными.

- Не знаю, я вот не любил купаться никогда в жизни… Вернее…

   Занудные размышления уже не кота, но уже прохожего, прервал женский голос.

- Ой, простите!

   Молодая девушка бежала, не глядя по сторонам, и случайно задела Мартина, но сразу же извинилась и помчалась вперёд.

- Это же Алла! Это же была Алла! - заверещал Харри, прыгая на месте.

- Как? Что? - Мартину пришлось вернуться из воды на землю, вернее перестать облокачиваться о забор и смотреть своё отражение. Он выпрямился и огляделся. - Ничего не вижу… Вернее вижу, но никого нет. Подожди, ты сказал… Алла?

- Да! Или нет… Нет! Это была Ирен! Её сестра! - Харри не унимался. - Ой, она же сейчас убежит!

- Надо же! - джентльмен пожал плечами. - А наш городок не такой уж большой...

- Я должен её догнать, я сейчас же должен… - щенячья радость затмила рассудок, или то, что было на месте рассудка у Харри, и тот готов было прыгнуть в реку, искупаться в ней, а потом на всех своих четверых конечностях умчаться в закат вслед за предположительно Ирен. Однако, Мартин прервал эту череду необдуманных поступков.

- Нет! Сначала мы спросим у Врубеля! Мы спросим у Врубеля, можно ли вторгаться… - он потянул Харри на себя, но тот продолжал вырываться.

- А я не буду вторгаться, я просто поговорю с ней! Я же теперь умею говорить! Я расскажу ей, куда спрятал её губную помаду!

- Харри!

- Ну сколько можно слушать этого Врубеля? Он ничего не делает! Он только говорит, и вот я уже так близок к тому, чтобы…

- ХАРРИ, СЕЙЧАС ЖЕ ПРЕКРАТИ!

   Харри остановился, потому что крик Мартина напугал его.

- И давно ты так громко кричать можешь? - спросил он украдкой.

- Не знаю. Но что я точно знаю, так это то, что всё делать нужно постепенно и с осторожностью, понимаешь? Мы — люди, а у людей очень сложные правила и законы жизнеустро… Жизни. Они не могут вести себя как животные. То есть, как мы. И, вернее так, могут, но за этим последует то или иное… Наказание. Нельзя вот так бросаться на прохожих, понимаешь? - кот пытался быть рассудительным, но получалось у него это плохо. - Вот я, смотри, теперь человек. И некоторые свои любимые занятия вынужден оставить… Но… Что с тобой такое? Ты плачешь?

   И Харри правда плакал, но не так, как раньше. Он не выл, не скулил, и животного в этом плаче не было ничего.

- Вот видишь, всё меняется, - Мартин хотел подобрать нужные слова, но получалось это не очень. - И ты уже совсем как человек…

- ...а если она тоже уйдёт и не вернётся?

- Харри, не стоит думать, что...

- Если все уйдут, и я останусь один?

Глава девятая,
Бюро находок.

   Общим решением, которое не учитывало ни мнение первого зверолюда, которого оно касалось, ни второго, было принято на время оставить Харри на попечении Врубеля. Размеренная жизнь наставника могла бы привести в чувство эмоционального паренька, по-крайней мере так думали Евгения и Клаветт. Мартин воздержался от ответа на заданный вопрос. «Стоит ли отправить юного неумёху работать вместе с уже освоившимся зверолюдом?» - такая постановка вопроса Мартина не устраивала. Во-первых, кто решил, что Харри неумёха? Во-вторых, кто сразу же после этого решил, что Врубель уже освоился и в достаточной мере, чтобы помогать другим? И, в-третьих, почему мнение Харри и Врубеля не было уточнено до принятия решения? Количество вопросов, на которые не был дан ответ, росло. Но Евгения решила, что возмущение Мартина это очередной шаг взросления на пути становления человеком, поэтому ответы не так важны, как сами вопросы, которые он задал. Впрочем, хоть ответы получить не удалось, уговорить или заставить Врубеля взяться за Харри было куда проще, чем философствовать с уже не совсем котом, но и не человеком.

- Такова жизнь, - сказал Врубель, завязывая на шее свой новый яркий шарф. - Они сказали, а мы делаем.

- Это как… Команда? - Харри тяжело переносил своё перевоплощение. Его носило из стороны в сторону — то он истерично и радостно со свойственной щенкам манерой крушил всё вокруг, то замыкался в себе и впадал в такое уныние, что не каждый человек сможет описать словами.

- Команда, да, - Врубель остановился на мгновение и поднял указательный палец в воздух. - Мы с тобой — команда.

   Харри с трудом понимал Врубеля. Тот походил уже больше на радио, чем на человека. Постоянно говорит что-то, громко бубнит и иногда даже играет музыку, но толку от этого чуть.

- Мы пойдём к моему старому другу, Арни Кэлью. Он работает в «Пропавших животных», это как бюро находок, только для питомцев.

- Мы будем искать кого-то? - Харри вопросительно покрутил головой. - Или нас будут искать?

- Скоро узнаешь, если пойдёшь за мной и слезешь с шкафа для обуви.

- А разве это — шкаф?

- Маленький, для обуви. Слезай, я сказал!

   Вопросов становилось всё больше, а ответов на них всё меньше. Харри назвал бы эту конструкцию хранилищем любимых нежёванных тапок или укромным убежищем вкусных запахов, запертых в обувных телах, которых необходимо разорвать на кусочки, чтобы освободить, но Врубель был непреклонен. Шкаф и шкаф. В какой-то момент пришлось с этим согласиться, хотя не хотелось. Куда интереснее смотреть на мир своими глазами, чем через призму скучного бытового восприятия. Чем бы ни было второе, оно куда хуже, чем свои собственные глаза.

   Воздух на улице был особенно прохладным, и Харри приходилось постоянно трогать свои щёки неудобными человеческими лапами, чтобы понять замёрз он насмерть или ещё нет. Врубель постоянно одёргивал его, и именно в этот момент Харри понимал, что всё ещё жив. Возможно, куда проще было бы хвататься сразу за Врубеля, но вряд ли тот обрадовался бы этому.

   Путь к другу Врубеля лежал через парк. Почти все дороги в этом городе проходили через парк, или людям просто нравился этот парк, поэтому они постоянно проходили мимо или через него, Харри не мог сказать наверняка. Всё время, пока они с Врубелем шли по парку, он всматривался в прохожих, надеясь увидеть Ирен или её мать. Но никого знакомого увидеть не удалось. Врубель продолжал бить его по рукам, и в какой-то момент Харри захотелось сильно его укусить. Может быть, в этот момент он тихо зарычал от досады, или Врубель умел читать мысли, потому что после этого он перестал бить Харри по рукам.

   Иногда Харри начинало казаться, что, наверное, мысли образцовых людей выглядят не так, как его — он постоянно думал о себе, как о Харри, но не как о «себе». Иногда его самого становилось слишком много, и мысли его кончались. Иногда мысли заполнялись Врубелем или каким-то случайным запахом. Но чаще всего они кончались, оставляя Харри в недоумении. Он пытался оглядываться, находить что-то, на что можно обратить внимание, но заполнить голову постоянным «Харри увидел бабочку» или «Врубель постоянно двигает ресницами» с каждым днём становилось труднее. Даже в парке, где было на что посмотреть, мысли кончались. А когда у Харри кончались мысли, у него начинались слова.

- Врубель, а ты тоже был собакой раньше? - спросил Харри у своего наставника, ресницы которого не переставали двигаться.

- Нет, - ответил Врубель, вернувшись к своему наискучнейшему занятию — молчаливой прогулке. Разве может быть прогулка молчаливой? Это же не прогулка, а какие-то уличные скитания без толка и расстановки. Вот если бы Врубель бежал за мячом...

- А кем же ты был? Ты никому-никому не рассказываешь? А почему?

- Ты задаёшь слишком много вопросов.

- Но разве ты здесь не для того, чтобы на них отвечать? А для чего тогда?

- Харри!

   Тяжёлая рука схватила и остановила Харри от падения с моста.

- Тут идут ремонтные работы, а ты, вместо того, чтобы смотреть по сторонам, задаёшь глупые и неуместные вопросы. Я понимаю, как тебе тяжело, но если ты будешь прикладывать хотя бы немного усилий…

- Куда прикладывать?

- Не куда, а… Нет! Совершенно не понимаю чем думала Евгения! Рэкс куда лучше справляется со щенками, чем я. Пока мы с тобой дойдём до сути дела, ты либо потеряешься, либо я потеряю контроль над ситуацией, но ни первое, ни второе, добра нам не сулит!

- А разве можно так громко кричать на улице? Когда я начинал слишком громко лаять, меня обычно били тапком. Может тебе тоже стоит?

- Ударить тебя тапком?

- Нет, ударить СЕБЯ тапком.

   Врубель нахмурился.

- Какой ты всё-таки невыносимый… - пробормотал он и молча продолжил идти по своему маршруту.

- А куда ты идёшь? А почему ты идёшь без меня? Я наказан? Я могу идти за тобой?

   Несколько метров Врубель прошёл молча, не оборачиваясь, но затем встал, как вкопанный, развернулся, резко подошёл к Харри и, всё так же молча, схватил его за руку, чтобы вести за собой.

- Ты злишься на меня, да?

   Врубель не отвечал.

- Я знаю, что ты злишься. Мы оба злимся. Если мы захотим, мы можем устроить драку и тогда…

   Врубель не отвечал, он решил просто игнорировать всё, что делает Харри, даже если это что-то выходило за рамки поведения человека. Парк всё равно рано или поздно кончится, а на шумных улицах Харри замолчит или станет менее заметным из-за шума, поэтому тратить время на силовое урегулирование проблемы не стоит. В чём-то Врубель был прав. Но часть его предположений оказалась более чем ошибочна.

- Это светофор, - Врубель пытался заставить Харри перейти улицу, но тот завис, глядя на мигание светофора. Тот периодически издавал прерывистые писклявые звуки, чем особенно привлекал внимание ещё не человека, но пока ещё всё-же щенка.

- Он пищит. Как думаешь, он хочет меня убить?

- Нет, это просто новый светофор. Его поставили тут недавно. До этого светофор не разговаривал…

- Он говорит?

- Нет, я не это имел в виду!

- И что же он говорит? Ты понимаешь, что он говорит?

   Прохожие начинали слегка коситься на шумную парочку. Что бы они не подумали о них, это не имело особого значения, пока это «что-то» не раскрывало их нечеловеческое происхождение.

- Харри! Он просто пищит и всё!

- Нет, он угрожает мне.

- Нет!

   Харри начал рычать, после чего Врубель снова ударил его. В этот раз не по рукам, а по лицу. Харри сразу же изменился в лице.

- Я не должен нападать на светофор?

- Ты не должен нападать на светофор! Пошли скорее, пока он не стал снова красным!

- Красным?

- Пошли, я говорю!

   Арни Кэлью немного удивился опозданию Врубеля, но когда за ним в помещение с трудом втиснулся Харри, понял, что причина опоздания не сам Врубель.

- Это наш стажёр, он ещё немного… Зелёный, - Врубель сразу же попытался объясниться.

- Что это за цвета? Ты так и не сказал мне, что это за цвета! Я не понимаю… - Харри продолжал задавать вопросы, ответы на которые Врубель или не знал, или не хотел ему говорить.

- Скоро поймёшь! Твоё зрение привыкнет, ты всё станешь видеть чётко и хорошо. А пока, прошу, помолчи хотя бы немного…

- Где ты его откопал, Врубель? - Кэлью застыл возле своего стола с улыбкой на лице. - Нам такие энтузиасты пойдут исключительно на пользу. Разве нет?

- Трудно сказать… Как я с ним намучился, ты и представить не можешь…

- Могу, у меня прекрасно развито воображение. Думаю, идти сюда вам было непросто, но, к сожалению, надолго оставаться вам нельзя.

- Что-то случилось?

- Да, у меня для вас есть задание.

- Что-то конкретное?

- Пропал кот.

Глава десятая,
Кот.

- Да, у нас и правда пропал кот, - девочка-подросток смотрела на Врубеля снизу вверх, пытаясь не нервничать. Её бабушка готовила чай на кухне, отец то и дело поднимался к больной матери, а старший брат просто тихо затаился где-то в гостиной, явно желая подслушать разговор с работниками бюро. - Вернее… Моя сестра тоже пропала. Но она человек, а он, Мартин, он кот. И, как вы должны, наверное, понимать, искать его должны особо обученные люди.

- Кот Мартин? - Харри, который вёл себя достаточно примерно в обществе новых людей, резко засуетился. - А какой он был? У него были особые приметы?

- Приметы? - девочка слегка разжалась. - О, конечно!

   Врубель давно подозревал, что его грозный вид отпугивает людей, но никогда бы не подумал, что безумие полу-щенка полу-человека покажется людям не просто менее страшным, а очень даже приятным. И, хотя потенциал Харри был ему понятен с самого начала, принять этот факт было непросто.

- Он был такой большой, чёрный кот… И у него есть белые пятна. Он такой… Как джентльмен в красивом костюме. Такой кот, - девочка начала показывать как выглядел костюм кота своими руками. - Очень красивый кот. Мартина постоянно чесали, потому что иначе он становился жёсткий-жёсткий. Вы ведь найдёте его, правда?

- Мэя! - сверху раздался женский голос. - Я сейчас спущусь и поговорю с этими людьми. Пожалуйста, иди к себе в комнату.

- А? Хорошо, мама! - девочка заметно погрустнела. - Мне никогда не разрешают присутствовать во время взрослых разговоров. А то, что мама решила спустится… Она плохо себя чувствует, но то, что она решила спустится — это знак, что будет что-то важное. А я так хочу знать всё-всё важное… Но…

- Я понимаю, - Харри кивнул головой. - Хочется знать всё, но либо это всё ещё непонятно, либо к нему не подпускают. Второе обиднее. Остаётся только расти… И изучать мир вокруг. Иначе ничего понять и не получится… Но это так долго…

- Очень долго, - согласилась Мэя. - Если найдёте котика моей сестры, то скажите мне, пожалуйста?

- Конечно, - Харри ещё раз кивнул. - Это ведь наша работа.

   Девочка стала выглядеть довольнее, чем до этого, и послушно побежала по лестнице в свою комнату.

- Знаешь, это было очень неплохо, - Врубель задумчиво разглядывал своего компаньона. - От тебя может быть толк.

- Толк? О! Это хорошо, - Харри улыбнулся. - Значит от меня будет настоящая польза…

   Пожилая женщина вышла из кухни, держа обеими руками небольшой, но очень увесистый чайничек.

- Вам помочь? - Харри привстал, но Врубель надавил своей ногой на его.

- О, что вы, я справлюсь! Вы такой вежливый и очаровательный молодой человек…

   Врубель молча заулыбался.

- Он у нас хороший, да, - сказал он не разжимая зубов. - Но иногда бывает… Слегка… Эксцентричен.

- О, не переживайте об этом. У нас вся семья собрана из таких людей, - женщина улыбнулась, поставив чайник на стол. Для него уже была заготовлена специальная подставка.

- А все люди любят чай? - тихо спросил Харри. В последнее время он видел очень много чая, именно поэтому и решил задать такой вопрос. Бабушка как раз отошла в сторону, чтобы достать печенье из буфета.

- Не все. С чего ты взял? - Врубель старался держаться максимально естественно и профессионально.

- Я выпил столько чая, сколько не пил за всю свою жизнь, но это не конец! Я получил работу, прошёл через парк, встретил светофор, а теперь всё равно буду пить чай. Снова.

- Это ничего ещё не значит.

- Но это так странно!

- Ничего подобного.

   Лестница скрипнула. От резкого звука, Харри съежился. Он залез бы под стол, чтобы спрятаться, но Врубель не позволил ему. Медленно, но верно, вниз спускалась женщина, укутанная в плед. На ней была пижама не по размеру — слишком большая. Сухая и скукоженная женщина с трудом дошла до стола, ей помог её муж.

- Мэя сказала, что мы должны найти Мартина, - начала говорить она, оказавшись за столом. Увидев её нездорово уставшее лицо вблизи, Харри нахмурился. - А мы сказали ей, что нужно подождать, что он сам вернётся. И вот результат. Ха-кха… Смешная история — девочка вызывает бюро, которое ищет пропавших животных… Но совсем не смешная, на самом деле.

- Виктория, если вы позволите… - Врубель собирался наконец-то начать работать по-настоящему. Узнать детали пропажи кота, даже если тот являлся их новообращённым Мартином, разобраться в произошедшем. - Когда вы в последний раз видели кота?

- Его нет смысла искать, милые мои, или вы меня не поняли? - лицо женщины стало одновременно пустым и очень напряжённым.

   Харри не понравились выражение лиц Врубеля и Виктории. Он нахмурился ещё сильнее.

- Хотите сказать, что вы не хотите, чтобы кота нашли? - Харри слегка прищурился, пытаясь подражать своему наставнику. - Это звучит странно.

- Дело совсем не в этом, - Виктории было тяжело говорить. Она постоянно останавливалась, чтобы отдышаться. Её дыхание было шершавое, как щётка для чистки ботинок. - История его пропажи… Она…

   Молодой человек, брат Мэи и сын увядающей женщины, сидевшей за столом, вскочил с места. Не выдержал наконец-то. Харри давно ждал, когда он вмешается, и вот это случилось.

- Марта спрыгнула с моста, а кот был у неё в рюкзаке. Это написано в предсмертной записке. Её тело пока не нашли, а кота, как мне кажется, вообще не найдут. Тем более, что рюкзак стоял на мосту…

- Николай, я не знала, что ты здесь.

   Мать посмотрела на сына очень строго. Её уставшие глаза всё ещё были способны устрашать, несмотря на болезнь.

   Бабушка, замершая возле буфета с печеньем в руках, ожила и подбежала к внуку. Она сказала ему что-то негромко, и он молча ушёл.

- Разве мы можем сказать это нашей маленькой девочке? - подождав, сказала Виктория. - Вам ничего не сделать с этим делом, такова жизнь. И, хоть мне тоже очень не хватает нашего кота… Я не могу заставить вас искать его.

- Вам не обязательно заставлять, вы можете просто попросить, - несмотря на ногу Врубеля, активно пытавшуюся намекнуть ему, что сейчас не время говорить, Харри продолжал.

- Попросить?

- Если бы вы могли бы попросить нас о чём-то, о чём угодно, разве вы не попросили бы нас найти своего любимого кота?

   Виктория широко улыбнулась. Это была пугающая улыбка больного, отчаявшегося человека.

- Я попросила бы вас вернуть мне мою дочь, исцелить меня, и только потом я попросила бы вас найти нашего кота. Сейчас у меня есть проблемы серьёзнее этого, - женщина закрыла глаза на мгновение, а потом снова открыла. - Я прошу прощения, что Мэя потревожила вас, но ваша работа на этом окончена.

- Вы думаете только о себе, - Врубель был близок к тому, чтобы снова ударить Харри.

- Только о себе?

   Лицо Виктории исказилось. Кажется, вместе с возмущением на нём стала появляться жизнь. Неуловимое её присутствие.

- Ваш мир состоял из многих вещей. И людей. Ваше здоровье — тоже часть вашего мира. Когда вы думаете, что могли бы попросить, то можете выбирать. Вам есть из чего выбрать. Но мир вашей дочери куда меньше. Она верит, что её сестру найдут. Уверен, что она так же думает, что вам смогут помочь. Что вы будете… Ис-це-ле-ны? Единственное, что беспокоит её — это то, что никто не ищет кота. Это часть её маленького мира, без него он не полон. Он пуст. И разрушен! И вы не хотите помочь своей дочери? Не хотите избавить её от боли? Она же всё ещё жива!

   Врубель, кажется вжался всем своим телом в стул, отчего его монументальный вид куда-то улетучился. Замерла и бабушка, вновь вернувшаяся к печенью. Даже лестница, на которую вернулся стоять отец семейства, скрипнула от неожиданности. Виктория же, к всеобщему удивлению, молча заплакала. По её лицу покатились слёзы, живые слёзы, а голова сама собой начала кивать.

- Я не согласна с тем, что вы сказали, - сказала она без одышки. - Но вы правы…

- Дорогая…

- Клаус, не иди сюда. Разве ты сам не знаешь, что я не права?

- Но…

   Мужчина топтался на месте, боясь принять какое-либо решение.

- А что я могу сделать!? - внезапно Виктория перешла на крик. Её голос стал сильным, невероятно сильным. - Разве вы считаете, что...

- Вы сдались, - сказал Харри, спихивая со своей ноги ногу Врубеля. - И хотите, чтобы все вокруг вас сдались тоже. Хотя, это вы тот человек, который уходит. Они останутся тут, жить, даже если вас не станет.

- Какое право вы имеете так говорить!?

- Хотите сказать, что я не прав?

- Прав? Я уже сказала, что вы правы, но это не значит… Не значит, что я согласна вас слушать! Это не значит, что я согласна… Не значит, что...

- Не значит, что вы прекратите? Значит, вы правда думаете только о себе.

- Я думаю не только о себе, это не так!

- Но вы же сказали, что я прав.

- Я сказала это, но это не значит…

- А о ком же тогда ещё вы думаете?

- Я думаю о своей живой дочери. Я думаю о Мэе. Поэтому мы не говорим ей, потому что...

- Нет, вы думаете только о себе. Если бы вы думали о ней, вы бы дали ей шанс узнать правду.

- Что за бред вы несёте!?

- Вы уйдёте, не сказав ей правды. Её мир исчезнет, потому что вы врёте ей сейчас, не понимая, что она останется здесь, когда вас не станет. Она всё равно всё узнает. Она узнает! Но она никогда не услышит этого от вас. Разве это то, что вы хотите с ней сделать? Вы сдались, решили, что всё кончено. Это ещё не конец, а вы уже живёте так, словно не можете сделать ничего, потому что умерли!

- Я не живу, а выживаю… Если бы я могла… Если бы я могла, то я бы...

- Ваша дочь ушла, а вы были мертвы ещё до этого!

- Харри, прошу, остановись, - Врубель отчаялся и решил достучаться до Харри своим голосом. Это не помогло.

- Она ушла, и вы уйдёте. Но вы даже не пытаетесь прожить свои последние дни счастливо! Вам наплевать на мелочи! - Харри почувствовал невероятное жжение внутри себя, именно оно научило его говорить так длинно и громко. - И поэтому вы не хотите дать своей другой дочери искать кота! Это ведь не имеет смысла для вас. Вы уже умерли! Но она нет. Да и вы тоже всё ещё живы. То, что вы делаете... Это неправильно.

- Я умираю от неизлечимой болезни, у меня нет времени, чтобы доказывать что-то кому-то...

- Вы только что кричали на меня, не задыхаясь и не останавливаясь. Вы были готовы встать на ноги, чтобы ударить меня чем-то тяжёлым. И вы всё ещё хотите сказать, что у вас нет, не осталось надежды? Я не понимаю.

   Клаус наконец-то подошёл к жене, аккуратно сложив руку ей на плечо.

- Может быть, в его словах… - начал он тихо, но замолчал. - Мы ещё можем попытаться?

- О, милый, я всё-таки поговорю с ним до конца. Не беспокойся… Врачи сказали мне, что у меня нет шансов на исцеление, - Виктория выглядела очень злой, но лицо её стало выглядеть лучше. - Это был лучший врач в городе!

- Найдите другого врача.

   Дождь моросил, сильно ударяя по голове Харри. Это было щекотно и неприятно, но при этом как-то хорошо. Харри посмотрел наверх, в небо. Серые тучи казались такими близкими, но на самом деле висели далеко-далеко над головой.

- Но откуда в тебе, - Врубель ходил из стороны в сторону в ярости. - В твоей маленькой недотёпой голове… Такие сложные и взрослые мысли? Скажи мне? Откуда!?

- Я не знаю, - Харри пожал плечами. Это было непривычное движение, но оно ему понравилось. Поэтому он пожал плечами два раза. - Я не понял и части того, что говорил. Но это ощущалось как-то… Пара… Правильно? Как если бы я принёс брошенный мячик, и меня похвалили. Но не похвалили. Момент когда я несу мячик, зная, что меня похвалят.

- О чём я только думал, когда взял тебя с собой?

- Но всё ведь закончилось хорошо!

- Хорошо!?

   Врубель остановился.

- Они поговорили с дочерью и сказали ей правду, а мать семейства согласилась попробовать найти лечение. Семья не могла помочь ей, потому что она не давала им, - Харри продолжал смотреть на небо, борясь с желанием высунуть язык, чтобы съесть тучи и падающую из них на землю капли. - А теперь они могут двигаться дальше.

- Да, ты дал им надежду, но… - наставник смотрел на ученика с укором.

- Мы узнали, что случилось с Мартином.

- Нет, с чего ты решил…

- Когда они рассказывали Мэе, то сказали, что кот мог мешать ей спрыгнуть, поэтому она могла отбросить его в сторону. Рядом ездит много машин, он мог испугаться и убежать.

- С чего ты вообще решил, что этот кот — наш Мартин?

- Помнишь, Мэя сказала, что её сестру звали Марта?

- Да, это написано в бумаге, которую мне дал… Подожди!

- Как и владелицу Мартина.

   Харри так увлёкся желанием съесть небо, что чуть не упал на проезжую часть.

- То, что ты сказал, ни о чём не говорит. Да, это говорит о том, что у тебя теперь есть линейное мышление, ты научился складывать одно к одному… Евгения будет рада это услышать. Но… - Врубель с трудом вытолкал Харри обратно на тротуар.

- Линейное что? А как это? - Харри перестал смотреть на небо и уставился на Врубеля.

- Забудь что я сказал.

- Но всё равно хорошо, что мы им помогли.

- Каким образом? Устроив семейный скандал на два с половиной часа? Или тебе кажется, что Мэя рада узнать всё то, что она узнала?

- Я тоже не был рад, когда узнал про Аллу. Но если бы я не знал, было бы хуже.

- Нельзя равнять всех под себя.

- А как это?

- Так, как ты делаешь сейчас.

   Харри снова пожал плечами.

- И я решительно не понимаю, почему ты считаешь, что это всё как-то поможет Мартину.

- А ты не считаешь, что ему будет важно узнать о том, что случилось с Мартой?

- Это важно, я согласен. Но как это поможет ему найти своё место?

- Он сможет стать врачом и спасти Викторию. Разве это не здорово?

- Харри!

- Что такое?

- Вернись на тротуар! Даже если ты смотришь на меня, это не значит, что нужно ходить вокруг!

- Но ты же ходил!

- Я видел куда шёл!

- Но ты же не смотрел…

- Харри, перестань!

   Лёгкая морось стала усиливаться. Через несколько минут это был уже настоящий ливень. Харри и Врубель вместе бежали по лужам, и это было весело. Хотя, на самом деле, целью было не побегать по лужам, но Харри всё равно был рад. Они с Врубелем забежали в ближайшее кафе, чтобы спрятаться от непогоды. Правда, что это было за место Харри понял не сразу. Врубель пообещал угостить его чем-то сладким. Харри согласился.

   Приятно пахнущая девушка принесла им два странных предмета — мягких и похожих чем-то на застывшее молоко.

- Это торт, - сказал Врубель Харри. - А это ложка.

- Маленькая! Разве она не для чая? - Харри сжимал её в своём кулаке.

- Нет. Но и для него тоже. Это для того, чтобы есть торт.

- Я должен сначала убить его ей?

- Нет!

- А зачем…

- Ты должен отламывать кусочки от торта ложкой.

- Но он же твёрдый, как это получится?

- Он мягкий.

- Разве?

- Торт мягкий.

- В каком смысле?

- Я до сих пор удивлён, как ты смог вести диалог с человеком так долго.

- Это был не я, это тот огонь в груди.

- А?

- Но как я убью торт и отломлю от него кусочек этой маленькой ложкой? Он же твёрдый!

- Он мягкий.

- Нет, он…

- Попробуй и узнаешь.

Глава одиннадцатая,
Кошка.

- А злишься ты, потому что он оказался прав, - Евгения сидела в своём кресле, как в огромном высоком гнезде. Она не сильно склонялась над Врубелем, но всё равно слегка нависала над ним. - И, напомню, ты сам сказал мне…

- Я не просил приставлять его ко мне! - Врубель отвернулся от психолога, скрестив руки на груди. - Я недоволен этим решением.

- Разве это не принесло пользы? - Евгения прищурилась. - Ты боишься, что он окажется лучше тебя? Не уверена, что это будет так — вы оба слишком разные. Вас нельзя сравнивать.

- Нет, вовсе нет.

- Тогда в чём проблема?

- Ты бы видела, что он делал с тортом в том кафе… Никогда не вернусь туда, это будет выше моего чувства собственного достоинства… Я не могу воспитывать его. Я слишком сильно злюсь.

- Я помню, когда мы познакомились…

- Не начинай. Ты совершенно не слушаешь меня, а говоришь то, что хочешь. Меня это не успокаивает.

- Совсем нет?

- Нет.

   Евгения поставила руку на ногу и положила голову в свою ладонь.

- А что бы тебе хотелось услышать? И почему именно это?

   Врубель тяжело вздохнул.

   Время неумолимо продолжало идти.

   Харри начинал учиться новым вещам — например, он понял различие между ложкой и вилкой. Ложкой нельзя пораниться, только если кидать её в воздух и не ловить.

   Он чаще проводил время с другими новообращёнными. Слово это было для него слишком сложным, как и термин зверолюды, поэтому он просто называл их друзьями. Харри очень любил гулять и гулял бы один, но его больше не отпускали, поэтому радостно встраивался в компанию к кому-то.

   Так он узнал ещё больше нового, не только о мире, но и о других. О себе он тоже рассказывал.

- Получается, ты сын дворняжки? - доберман Эдуард оказался не таким уж и злым, но может быть от того, что уже почти перестал быть доберманом. Он любил поесть пончики, такие странные дырявые сладости из теста. Их делали в одном кафе, которое он знал ещё до того, как стал человеком. - И как это вообще возможно, чтобы в питомнике оказался такой, как ты?

- Мой отец — дворняжка, - поправил его Харри, кладущий пончик целиком себе в рот. - Ам-ма-ма…

- Прожуй сначала, а потом говори, - Эдуард всегда запивал пончики газировкой. Он говорил, что попробовал их ещё когда был собакой. - Так что ты там хотел сказать?

- Мой отец — дворняжка, а моя мама — золотистый блю-ривер.

- Кто?

- Не знаю. Она была пушистая и гладкая, с очень большим мокрым носом.

- И поэтому ты родился в питомнике?

- Я помню что-то, но очень сиюминутно.

- Смутно.

- Вроде того.

- Хочешь сказать, она просто вышла погулять, а там, во дворе, был твой папа, который был крайне рад её видеть?

- У неё был роман. Клаветт меня научила, что это такое. Это когда ты носишь с собой большую книжку… И вот она несла с собой книжку, но ей не давали этого делать. Ей предлагали другие книжки…

- Ничего не понимаю. Какие книжки?

- Де-коте-ктивы. Вкусные! Как пончики, только без дырок. Но это сначала, если их начать грызть…

   Эдуард тихо рассмеялся. Его очки блестели, даже когда не было темно.

- Я помню, как кто-то из людей говорил, что она очень влюбчивая, и они с моим отцом познакомились давно. К ней всегда ездило много женихов, очень успешных и красивых. Они тоже были чемпионами, как ты и моя мама, - Харри внимательно наблюдал за тем, как Эдуард возит пончик по чему-то белому. Он не знал, что это «что-то» называется сахарная пудра. - Но она всегда пыталась сбежать к нему. В итоге так и случилось. У меня были братья и сёстры, но они были больше похожи на маму. И, кажется, они смогли найти дом быстрее, потому что выглядели как золотые брю-ливеры, но их нельзя было водить… Я не помню, что они имели в виду. Они не стали бы чемпионами, как мама, но выглядели, как она. А люди любят… Таких. И были рады, что они есть, и они быстро нашли дом. А я не сразу нашёл Аллу.

- Наверное, щенок и взрослая собака по-разному понимают слово «быстро» и «долго», - Эдуард протянул Харри пончик, который побелел от сахара. - Интересно, видел ли я когда-нибудь твою маму на выставках… А ведь такое возможно.

- А как ты думаешь, она помнит меня?

- Твоя мама? Конечно.

- Разве такое возможно?

- Ты ведь помнишь Аллу? Вот и она тебя помнит.

   Харри нравилось гулять с Эдуардом, хотя удавалось это редко. Чаще всего они просто сидели где-то и разговаривали.

- Хм… Такой странный вкус. Это кислый? - спросил он, прожевав ещё один пончик. Во рту всё ещё оставался его вкус.

- Нет, это сладкий, - Эдуард усмехнулся. - Неудивительно, что Врубеля от тебя мутит.

- А как это?

- Когда-нибудь бегал за своим хвостом?

- О! Да.

- Потом кружилась голова?

- Один раз я ударился о ножку дивана.

- Вот представь, что Врубель — это ты, а ты — это ножка дивана.

- Ой. Как-то это совсем нехорошо.

- Вот именно.

   Иногда Эдуард гулял один, и тогда Харри общался только с ним, но порой к ним присоединялась Эмма. Эмма любила ходить в места, где было много вкусных книг. Некоторые книги можно было брать просто так, а некоторые должны были пищать у особого стола, иначе так и оставались на полках. Эмма изучала что-то вроде «философии», как и девушка бывшего владельца Эдуарда. Египтологию. Правда, в тот раз, когда они говорили о маме Харри, Эммы не было рядом.

- Клаветт сказала мне, - начал Харри внезапно. - Ну, когда говорила про романы...

- Да-да? - Эдуард уже предполагал, что скажет Харри. Он и Эмма правда очень хорошо общались, но оба боялись идти на опасное сближение. Сам факт подобного близкого общения казался им странным. Доберман хоть и может дружить с совой, в теории, но…

- Она показала мне книгу про вас.

- А?

   Харри задумался, возможно он вспомнил что-то не то.

- Она считает, что у вас всё будет хорошо, - сказал он, так и не вспомнив подробности.

- Это хорошо, но мне кажется, что Клаветт слишком часто суёт свой нос в чужие дела. Она, может быть, кошка… Была ей. И проницательная. И мудрая по возрасту. Но это не значит, что…

- Эмма тебе не нравится, да?

- С чего ты решил!?

- Почему тогда у вас не может быть всё хорошо?

   Эдуард нахмурился. Он очень глубоко задумался.

- Вы же люди, - Харри продолжал говорить, ощущая, как то самое чувство вновь просыпается в нём. - У людей не бывает «всё хорошо»?

- Бывает, - Эдуард улыбнулся. - Но я не знаю, как к ней подступиться.

- Ходи с ней на лекции?

- Хорошая идея, но она не ходит на лекции.

- Тогда своди её сам!

   В тот день Эдуард подумал, что это самый глупых хороший совет из тех, что Харри мог бы ему дать. Но он сработал — через неделю он и Эмма пошли на лекцию в музей. Это была лекция, посвящённая древним загадкам и тем людям, что когда-то их расшифровывали. Эмма предполагала, что смерть её владельцев-фокусников могла быть связана не только с конкуренцией. Быть может, они передавали своими выступлениями какие-то скрытые послания. Эти послания, как думал Харри, наверняка были как-то связаны с «египтологией», которую Эмма начала изучать. Но Эмма говорила, что связь есть, но не такая прямая.

   Харри казалось, что связь — это как верёвка. Но разве верёвка может быть абсолютно прямой? Только если её натянуть. Но почему он не смог натянуть связь, чтобы она стала прямой? Может быть, связь — это змея? Но тогда она должна извиваться, вряд ли она может натянуться и стать прямой...

   Кстати, о змеях.

   Милла часто соглашалась погулять с Харри, но чаще всего эти прогулки были по картинной галерее или магазинам с большим количеством запахов или пуговиц. С ней редко удавалось о чём-то поговорить, они просто ходили туда-сюда. Иногда Милла спрашивала мнение Харри, а порой просто водила его с собой. Один раз она сказала, что она рада, что у неё есть компания. Она почти никогда не была одной, всю свою жизнь она видела вокруг себя тех или иных людей, поэтому даже бестолковый Харри делал её новое существование лучше. Один раз Харри услышал, как она и Рэкс ссорились. Он спросил у них зачем. Они не ответили. Потом случилось и вовсе привычное, но немного не обычное событие — Рэкс кричал на Врубеля. Не так, как обычно. Они стояли у выхода из убежища.

- И с чего все взяли, что я люблю её? - Рэкс сердито смотрел на Врубеля, а тот расстроенно вздыхал, потому что сначала хотел избежать встречи с Харри и спешил уйти, а потом наткнулся на Рэкса и вступил в бессмысленный и утомительный разговор. - Да если и так, вам откуда знать это, а?

- О чём вы спорите? - Харри подошёл поближе.

- Ты ничего нового не можешь придумать? - Рэкс усмехнулся, но всё равно звучал недовольным. - Опять подходишь с одним и тем же вопросом.

- Это тебе ещё повезло, он мне всегда задаёт разные, - пожаловался Врубель.- А по поводу твоего вопроса… Знаешь, я считаю ты сам виноват.

- Ах, так? Ясно, я зря решил с тобой поговорить об этом, - Рэкс убежал вниз по лестнице. Кажется, он и до этого спешил куда-то, но встретил Врубеля и разговорился.

- Твоя ошибка в молчании! Я бы всему миру рассказал о своей любви -  пусть все знают, что моё сердце открыто этому чувству! - крикнул Врубель ему вслед.

- А моё, быть может, тоже? - Харри задумался. В последнее время он думал всё чаще.

- Вот и чудесно, - Врубель вытолкал его из комнаты. - Вперёд! На поиски открытых сердец!

   Харри не понял ничего из этого разговора, кроме того, что что-то внутри него, наверное, всё же открыто. Или открывается, ровно в тот момент, когда он начинает говорить много вещей, очень умных и правильных. Возможно, именно когда оно открывается, он начинает мочь говорить эти вещи. Да, скорее всего именно так.

   В следующий раз его сердце открылось тогда, когда они с Миллой гуляли среди резких и разных запахов. Сначала эти запахи были приятными, но чем дольше они ходили, тем тяжелее становилось дышать.

- А знаешь, Рэкс сказал, что не понимает, почему все думают, что вы любите друг-друга. Даже если это на самом деле и так, - Харри не церемонился ни с кем, просто не знал что это такое и поэтому не умел.

- Он так и с-сказал? - Милла улыбнулась. Это была не та обычная улыбка, которой она улыбалась почти всегда — в ней не было высокомерия, в ней было смущение и даже небольшой страх. - Интерес-сно…

   Когда Милла нервничала, она начинала шипеть. Не всегда, иногда она делала это специально. Но Харри точно мог определить, когда она нервничает по-настоящему.

   Сначала он немного жалел, что рассказал Милле о том, что рассказал Врубелю Рэкс, потому что боялся, что его наругают, или Рэкс расстроится. Но всё разрешилось благополучно — на одной из следующих прогулок Милла сказала, что они вместе с Рэксом сходят в кино.

- Кимоно? Или кино? - Харри запутался, когда Мартин попытался объяснить ему что это такое. - Но зачем им обматываться в одну простыню и идти куда-то? Это же будет сложно!

- Нет, кимоно — это одно, а кино — совершенно другое, - отвечал уже не кот, а семейный врач. Мартин когда-то прочитал кучу медицинских журналов бабушки Стефании, ещё когда был котом. Став человеком, он понял, что его знания стали не кошачьими, а человечьими. Таким образом он смог вновь обрести связь со своей семьёй. — Кимоно — это одежда, а кино — это место.

- Как всё это сложно! - иногда на Харри накатывало отчаяние. Он, правда, очень быстро от него избавлялся.

- Да… Я понимаю… Непросто. Котом жить было проще.

- Но теперь ты снова обрёл своих родных, так ведь?

- Да, и всё благодаря тебе. Это ведь ты мне рассказал, что случилось, в то время как Врубель предпочёл промолчать. Виктории становится лучше… А я даже смогу подтвердить свою профессиональную подготовку, защитив диплом. Евгения сказала, что это частое дело, что мы, становясь людьми, так же обретаем человеческую историю. Я приехал издалека, поэтому должен снова доказать свои знания. Вот так.

- Я стал больше понимать тебя, но всё ещё не до конца.

- И что же ты понял?

- Мне нравится проводить с тобой время, вот что.

   Харри и Мартин чаще всего гуляли по парку, но иногда спускались по городу к большому озеру. С Евгенией Харри посещал школу, там он выступал в роли её ассистента. Иногда, когда Евгения отлучалась, Харри общался с Мэей.

- Мне кажется, - часто говорила она. - Что доктор Мартин — это наш кот, просто он стал человеком. Иногда я так думаю целый день!

- Может так и есть? - отвечал ей Харри, но Мэя сразу же начинала говорить, какой он глупый и наивный. Впрочем, кажется, каждый раз она только убеждалась в том, что это возможно.

   Рэкс часто звал Харри помогать в поисках животных. Иногда они находились, иногда нет. Парочку раз удавалось найти пропавшего, но слишком поздно. Смерть не пугала Харри тогда, когда он не грустил. Он очень быстро понял, что истинный кошмар смерти именно в горе, которое следует после неё. Не было бы горя, смерть не имела бы никакого смысла. Значит, дело было в том, что человек лишался чего-то очень важного, отчего его постигало горе. Смерть — это прощание с дорогим и ценным. Иногда внезапное и жестокое. Иногда короткое, а иногда достаточно длинное. Но каждый раз болезненное.

   Все обитатели убежища прошли через нечто подобное. Гуляя с ними, Харри понял это. С каждым он проходил свой путь, иногда чуть более длинный, а иногда более короткий. Все эти прогулки были совершенно разными, и Харри любил каждую из них. По-разному. Что-то давалось трудно, что-то вызывало печаль, что-то поучало, что-то просто радовало, а что-то долго не выходило из головы.

   Но было во всех этих встречах кое-что общее. Кошка.

   Почти каждый раз до или после прогулок, а может быть даже во время неё, Харри видел Клаветт.

   Она никогда не требовала от него особого внимания, ей хватало всего нескольких минут, чтобы сказать всё то, что ей хотелось сказать. Правда, было одно дело, в котором ей понадобилась помощь.

- Ты всем помогаешь, хотя они этого и не понимают до конца, - всегда говорила Клаветт. - Настанет момент, когда и мне ты поможешь.

   Харри долго не мог понять, как и кому он помогает. Он мог понять, что помог Мартину и его семье, но разве эта помощь была постоянной? Больше того, он не мог придумать, чем он мог бы помочь Клаветт.

   Правда, потом наступил тот самый момент, о котором она говорила, и всё стало чуть более понятно.

- Я не верю в чудеса, но может быть, - сказала в тот день Клаветт. - У нас получится что-то?

   Она попросила его сходить вместе с ней к дому, где жила её владелица. И Харри, конечно же, согласился.

   Это был большой, богатый дом на одной из старых улочек. Такие улицы Харри не очень любил — они были узкие, малолюдные и на них не было светофоров, с которыми можно было воевать. Но эта улица отличалась от других — она выглядела как парк, только с домами. Кругом были красивые заборы, деревья и цветы.

   Возле дома они с Клаветт провели какое-то время. Она рассказывала о своей хозяйке, о её книгах. Она делала это практически всегда, но в тот день это было особенно подробно.

- Татианна Федоренко-Бауслер была удивительной женщиной, очень заметной и громкой… Но умерла от старости и одиночества. Я пыталась позвонить, даже уронила телефон со столика, но… - Клаветт долго говорила, а потом остановилась. - Как я сказала это, ты слышал? А ведь даже не вспомнила, а просто сказала…

- Да, как по воле сердца? - Харри тоже чувствовал иногда эту волю сердца, она согревала его изнутри и заставляла делать удивительные по его меркам вещи.

- Как по воле сердца…

   Они уже собирались уходить, когда к ним подошло двое мужчин старшего возраста. Один из них представился членом союза писателей, они оба посчитали, что Клаветт — давняя подруга своей владелицы, писательницы Федоренко-Бауслер.

- Мы думали, что никого не осталось, кто знал бы её и мог бы рассказать… Такая удача встретить вас, Клаветт! Она о вас книгу написала, так ведь?

- Да, именно так. И я тоже безумно рада встретить вас...

   Харри плохо понял разговор, который в итоге произошёл между Клаветт и писателями. Клаветт была счастлива после него, и это было главным. Она взволнованно сказала, что в доме её владелицы будет музей. Это звучало гордо и необыкновенно. А это значило то, что Милла приведёт Харри туда хотя бы раз.

   Так и случилось.

   Во время этого визита, Клаветт устроила своим друзьям специальную экскурсию. В ходе экскурсии Харри узнал про самые удобные подушки, самые опасные полки и самые высокие шкафы дома писательницы. Так же он узнал, что её романы оказались теми самыми детективами, что он грыз. Теперь для него владелица Клаветт стала очень важным человеком.

- А это — фотография, - Клаветт указала на небольшую рамку, в которой был заперт чёрно-белый ребёнок. - У моей писательницы была одна история, особая и очень страшная. У каждого человека такая есть, но каждая ужасна лишь в меру его испорченности.

- Хорошо сказано, - Милла задумчиво смотрела на ребёнка. - А что за история? Разве Татианна не была хорошим человеком?

- Она была прекрасной писательницей, очень доброй и отзывчивой женщиной, но… - Харри заметил, что лицо Клаветт омрачила тень какого-то очень глубокого и давнего отчаяния. - В её жизни однажды появился другой человек. Мужчина. Это было давно. Тогда, Харри, если женщина и мужчина были вместе, а потом расставались, общество могло разозлиться.

- Почему? - Харри часто встречался с друзьями, но в итоге каждый раз расставались на то или иное время. - Разве это плохо?

- Если люди любят друг-друга, или любили когда-то, или думали, что любили — то да, это плохо, - Милла понимала всё куда лучше, чем Харри, поэтому пыталась ему объяснить. - Раньше считалось, что человек должен выбрать другого человека один раз и на всю жизнь. Если он менял свой выбор, то потом его осуждали.

- Значит, если я выбрал Врубеля, то не могу гулять с Мартином? - Харри переживал всё сильнее.

- Ты не можешь выбрать Врубеля, он твой друг. Он не может быть твоей женой! - Милла с трудом сдерживала смех. Всё чаще она становилась улыбчивой и меньше злилась, опускаясь всё ближе к земле с тех гор, на которые упала с небес. Клаветт с интересом наблюдала за говорившими.

- А что такое жена?

- Это человек, которого ты любишь, твой верный спутник. Это… Помнишь семью, где Мартин был котом? Виктория — чья-то жена. А тот человек — её муж.

- Клаус. Отца Мэи зовут Клаус.

- Вот! Клаус — муж Виктории, а Виктория — жена Клауса. И когда люди вместе, то жена может стать матерью, а муж отцом. Но не всегда это получается. Ты понял?

- Кажется да. Значит ты — жена Рэкса?

- Нет!

- Но он же твой верный спутник?

- Да, но для того, чтобы пожениться, нужно устроить свадьбу!

- Свадьбу?

- Это такая церемония.

- Понял.

   Харри ничего не понял, кроме того, что у любящих людей постоянно возникает море препятствий.

- Так вот, Харри, возвращаясь к Татианне… - Клаветт тоже улыбалась, но стоило ей начать говорить, как улыбка исчезла с её лица. - Когда-то человек не мог любить другого, если они не были в браке. Это считалось позором.

- Татианна любила кого-то, но не вышла замуж? - Харри пытался сложить в голове уже известные слова и те, которые он слышал когда-то в похожем контексте.

- Да, именно так. Тот мужчина, что любил её, обманул её ожидания.

- А почему он не вышел за неё замуж?

- Мужчина не может выйти замуж, он может только жениться! - вмешалась Милла.

- Но он не женился?

- Нет, не женился, - Клаветт вздохнула. - Он разбил её сердце и бросил её.

- А как все узнали об этом? Они же не могли разозлиться просто так? - Харри посмотрел на фотографию. - И разве это тот мужчина? Он выглядит очень маленьким.

- Нет, это не он. Всё произошло быстро. Татианна часто говорила об этом. Болезненная тема, самая чудовищная из всех. Она родила ребёнка, но не смогла оставить его. Ей пришлось отдать его в детский дом, потому что общество не приняло бы этого. Она была не замужем, а тот мужчина был женат на другой женщине. Татианна тогда уже начинала подниматься вверх по литературному небосклону, а эта история могла разрушить всю её жизнь…

- Как ужасно.

   Харри пожал плечами.

- Она всегда говорила, что лучше бы пошла против себя, против мнения людей и оставила сына у себя, - Клаветт взяла в руки фотографию. - Впрочем, я не уверена. Она упоминала об этом ребёнке просто как о «ребёнке» или «Чарли». А ведь Чарли может быть и женским именем. Татианна поддерживала общение, писала письма в тот интернат, куда попал её ребёнок. А потом… Всё оборвалось. И она так и не смогла найти Чарли. Хотя очень пыталась. Она проклинала себя, она не могла найти покой… Она говорила мне: «Клаветт, милочка, если когда-то наступит самый мой счастливый день, то это будет день, когда я обрету Чарли...» Теперь, когда мы вместе с союзом пишем её биографию, быть может, будет шанс, что Чарли найдётся… Письма ведь были, они могли сохраниться, быть может…

   Когда Клаветт закончила свой рассказ, в музее стало безумно тихо. Такая тишина пугала Харри, поэтому он очень обрадовался, когда она прервалась чьим-то вздохом. Это был вздох случайно зашедшей девушки, невысокой и очень симпатичной. У неё было круглое лицо и большие очки, а ещё широкие серьёзные глаза зелёного цвета. Её тёмные короткие волосы показались Харри слегка знакомыми — он несколько минут изучал портрет писательницы, написанный специально для музея невкусными масляными красками.

- Простите, мы увлеклись, - сказала Клаветт, увидев посетительницу. - Вы хотели посетить музей?

- На самом деле, - девушка вздрогнула и выпрямилась. - Я пришла, чтобы поговорить с вами. Но то, что мне было нужно, уже случилось. Понимаете, я услышала, что вы пишете биографию Федоренко-Бауслер…

- Да, это так.

- Я принесла письма! - девушка достала из своего рюкзака десяток исписанных со всех сторон бумажек. - Понимаете… Я…

   Клаветт взглянула на письма и сразу узнала почерк человека, который писал их.

- ...это такое невероятное совпадение, что вы именно сегодня рассказывали эту историю, - продолжала девушка. - Меня зовут Чарли. Я всю жизнь имела при себе эти письма, но часть из них была утрачена. Я не могла понять, откуда они взялись у меня. А когда поняла, кто их писал, удивилась ещё больше. У меня не было родителей или родственников, кто мог бы общаться с такой важной особой… И теперь я наконец-то знаю почему… Такой простой вопрос, а кажется, что от него зависит вся жизнь. И ответ на него так важно узнать…

   Чарли рассказала Клаветт свою часть истории — про то, как её забрали в семью из детского дома, про то, как ей трудно было ужиться на новом месте, в другом городе, про то, как приёмная семья любила её, но не могла объяснить самого главного, про то, как ей снилась волшебная кошка, которая обещала ей всё объяснить, про сложную учёбу и то, как она переехала обратно в родной город. Милла была так тронута, что заплакала. Харри удивился, потому что от её высокомерия словно не осталось и следа.

   Клаветт и Чарли стали очень близки, они вместе ходили к писателям, собирали архивные данные и даже стали вместе работать в музее. Из всего того, что произошло, Харри больше всего запомнился выбор названия для книги.

- А ты как думаешь, Харри? - спросила его Клаветт, после того как они с Чарли обсудили много сложный и долгих названий.

- Я помню, что книга, в которой написано про тебя, Клаветт, называется «Требовательные жертвы». Вы уже обсудили несколько похожих названий, - Харри внимательно следил за этим обсуждением, но в итоге идея родилась не в его голове, всё изучившей, а в его сердце. В самой его сердечной части. - А я подумал и вспомнил… Татианна сказала, что день, когда Чарли вернётся к ней, будет самым счастливым, так почему же не назвать книгу «Обретая Чарли»?

- Как это хорошо! Не потому, что это про меня, просто это… Это… Это так... - Чарли засуетилась и даже сняла сразу же запотевшие очки, чтобы протереть их.

- Это… Звучит! - согласилась Клаветт.

   После того, как книга вышла, Клаветт стала брать Чарли и Харри с собой на пресс-конференции. Это такие мероприятия, когда много людей собираются вместе, светят друг на друга и задают глупые вопросы. Клаветт всегда хорошо отвечала на все, даже самые глупые и возмутительные вопросы. У неё было особое призвание. Она была не только хранительницей наследия великой писательницы, руководителем музея и преданной поклонницей творчества своей когда-то владелицы, но и по-настоящему мудрой женщиной.

- Скажите, в чём ваше главное сожаление в жизни? - спросил у неё назойливый журналист, который несколько раз пытался обвинить Чарли во лжи.

- А я всегда думала, что я — лишь тень, - сказала честно Клаветт. - А оказывается, это совсем не так. Подумайте, может это и в вас отзовётся.

   Кажется, тот журналист очень обиделся, а Харри и Чарли было очень даже смешно.

   Клаветт начала выглядеть человечнее, быть может потому, что она обрела своё прошлое и смысл жизни. Харри стал предлагать ей новые занятия, самостоятельно звать её гулять. И она тоже начала звать его с собой. Они стали чаще видится — на встречах с поклонниками, в музее и просто так, прогуливаясь у озера. Иногда они ходили по магазинам или в рестораны. Чарли часто присоединялась к ним. Она даже сказала, что обрела вторую семью и вторую себя. Клаветт тоже кое-что обрела - не только своё предназначение, но и верного спутника. Нет, им был не Харри. Об этом ему рассказал Мартин, который тоже во многом ей помогал.

- Как бы ни казалось, но она — везде, - сказал он. - Она очень многое знает, даже если иногда кажется наоборот.

   Везде, в каждой тени этого города была она — кошка. И за тенью этой кошки следовала великолепная Клаветт.

Глава двенадцатая,
На благо общественности.

   Харри очень изменился с того дня, когда Алла ушла.

   Можно сказать, что он изменился больше всех новообращённых в том году. Он был лишь щенком, попав в новый мир, но, кажется, начал становиться настоящим человеком.

   И, хоть обрести свой истинный смысл он не мог, но с каждым шагом приближался к нему.

   Так он думал.

   Ему всё ещё было трудно понимать некоторые вещи, и, если говорить честно, что-то он даже не пытался понять. Харри учился слушать своё сердце, чувствовать других и не сдаваться, даже если всё вокруг рушится. За всё то время, что он жил в убежище, он не разу не убегал оттуда. Но хотел. Очень хотел. Временами это желание становилось невыносимым.

   Но Харри не сдавался.

   Харри всегда искал что-то хорошее, всегда старался оставаться собой и не давать себе сбежать от самого себя.

   Должен был наступить день, когда этот навык пригодился бы ему. Он не знал наверняка, но из своего опыта мог судить, как письма пригодились Чарли, а чтение медицинских журналов помогло Мартину. Всё в жизни не просто так. Но зачем? Этот вопрос слишком долго остаётся неразгаданным, без ответа и должного внимания.

   И вот настал вечер, когда ответ на самый главный вопрос Харри подкрался к нему. Он был у него за спиной — буквально так близко.

   В этот вечер Харри дремал на подоконнике. Его голова и руки были на нём, а остальное тело распласталось по периметру стены, перетекая в периметр пола. Целый день Харри выслушивал как Эмма рассказывала ему истории про Древний Египет, отчего голова его, хоть и не стала заметно умнее, но очень заметно утяжелилась. Он даже не заметил, как пошёл дождь, и как этот дождь перерос из ливня в настоящую грозу. Он так же не заметил, как включился свет, и как по комнате забегали его друзья. Стоит отдать должное Харри, не он один был невнимательным в тот вечер — его тоже сначала никто не заметил, потому что кресло, в котором когда-то сидела Клаветт, уже развёрнутое от окна к центру комнаты, закрывало его своей огромной спинкой.

- Это чрезвычайная ситуация! Я даже не знаю, что нам делать... - голос Евгении слегка дрожал, что было совершенно на неё не похоже. - Если они поймают его...

- Он расследовал убийства, он должен был понимать, что это риск. Я говорил ему, чтобы не ходил один… - голос Рэкса вторил волнению Евгении, и это было уже по-настоящему нехорошо. Чтобы Рэкс так разволновался должно было случиться что-то ужасное. - Может он просто…

- Я не думаю, что это просто случайность, - Эмма, которая, судя по звукам, продолжала таскать туда-сюда свои тяжёлые книги, тоже звучала иначе. - Может быть, даже если это напрямую не связано с убийствами… Всё равно это серьёзно.

- Я понимаю, но я не понимаю что нам делать! - Евгения закричала. Она никогда не повышала голос так до этого. - Если пропал бы кто-то из вас, я бы послала Врубеля!

   Харри услышал что-то неприятное в этом разговоре. Была ли то интонация, которая менялась от слова к слову, или какое-то напряжение, что возникло в воздухе, не имело особого значения.

- Что случилось? - всего этого было достаточно, чтобы Харри взволнованно сполз с подоконника. - Что-то случилось, но я не понимаю что!

- Врубель пропал, - Рэкс развёл руками. - А до этого он переругался почти со всеми…

- Пропал? - Харри выглянул из-за кресла. - Совсем пропал?

- Он ушёл и не вернулся, - Евгения резко переключилась с Рэкса на Харри. - Ты не знаешь, где он может быть? Он тебе не сказал?

- Нет, - Харри покачал головой. - А… А о чём вы говорили? Убийства? Кто и кого убивает? Зачем?

- Долго рассказывать, но, - психолог приняла более привычный собранный вид. - Дело в том, что на таких, как мы охотятся. Люди. Люди, которые не хотят принимать тот факт, что мы существует. Что мы становимся людьми. Они думают, что мы… Опасны. Но мы совершенно безопасны, ты же сам знаешь. И они нападают на нас. Они хотят нас всех уничтожить. Они думают, что мы не можем стать настоящими людьми, что мы чудовища.

- Люди? Люди, которые убивают людей? - Харри не понимал.

- Люди всегда убивают людей, Харри, - Рэкс чуть повысил голос. - И зверолюдов, вроде нас с тобой.

- Хм…

   Харри вышел из-за кресла и задумчиво прошёлся по комнате.

- Вы думаете, что они убили Врубеля? - уточнил он осторожно.

- Нет, - Евгения тяжело вздохнула, она звучала крайне неуверенно. - Я не знаю. Никто из нас не может знать точно, пока мы его не найдём.

- Но разве… - Харри становился всё мрачнее. - Он не сказал куда идёт, чтобы его не нашли?

- Не говори глупостей! - Рэкс явно свирепел, или до этого был такой же свирепый, но глупости делали его ещё злее. - Ты можешь кого-нибудь подозревать?

- Я думаю да.

- Кого!?

   Евгения замерла, а Эмма уронила на пол тяжёлую книжку.

- Светофор.

- Светофо… Харри!

- Врубель знал, что он разговаривает, значит он мог его понимать! Значит, что он угрожал ему лично!

- Харри, ты не понимаешь — светофоры никого не убивают, это люди…

- Разве ты не считаешь себя человеком?

- Я — зверолюд. А почему…

- Хм. Мне казалось, что мы с вами… Тоже люди? Но мы ведь никого не убиваем. Почему тогда ты говоришь, что люди всегда...

- Не придавай этому такое большое значение, Харри. Сейчас вопрос самоиндефикации не стоит ребром, - Евгения бросила на Рэкса суровый взгляд. - Завтра утром мы пойдём и разберёмся… Искать его ночью опасно и бессмысленно. Сейчас темно, и мы вряд ли что-то поймём. Может к утру он вернётся. Сейчас мы можем только ждать… Не делайте глупостей, вы все, хорошо?

   Евгения ушла в свой кабинет, оставив троих своих товарищей в подвешенном состоянии стресса. Иногда стресс мог быть полезен, она сама так говорила, но вряд ли это был тот случай.

   Эмма продолжила убирать книги, но стала чаще их ронять, поэтому Рэкс решил ей помочь. Харри сначала смотрел за тем, как они методично перекладывали одинаковые на вид книги с места на место, а потом незаметно ушёл. Тихо, не касаясь двери, вышел к лестнице. Очень осторожно спустился. И оказался на улице.

   На самом деле, на этом недальновидный план Харри кончался. Всё, что он мог сейчас, это пройтись к парку, осознать, что ничего сделать не может, а потом вернуться обратно в убежище. Но, как уже было сказано выше, Харри учился никогда не сдаваться. Ему даже это удавалось. Поэтому, пока он шёл к парку, он усиленно думал. Он думал про Аллу и её сестру, он вспоминал то короткое время, что прожил в питомнике. Харри успел вспомнить всех своих новых друзей и то, как говорила Клаветт, что его помощь привнесла в их жизнь.

   Ещё Харри думал про Врубеля.

   Он пытался понять, что охватило его и куда унесло.

   Врубель был очень серьёзный и крайне отталкивающий. Он постоянно толкал Харри. Постоянно хватал его за руки. Такой человек, как Врубель, вряд ли уйдёт куда-то по своей воле, потому что ему там некого будет трогать. Харри подумал так, и количество мест, куда мог уйти Врубель, стало уменьшаться.

   С каждой мыслью, идеи Харри становились всё абсурднее, но количество мест стремительно уменьшалось. Когда осталось одно место, Харри догадался, что никакого отношения к Врубелю оно не имеет. Это было просто последнее место, в которое тот пошёл бы в обычное время. Но от этих размышлений тоже была польза — пока Харри выдумывал всё, что Врубель не стал бы делать, он вспомнил, как тот неловко обронил посреди разговора такую фразу: «Улики могут быть на мосту.»

   В городе не так много мостов. И улики могли бы быть лишь на одном из них — на том мосте, с которого упала хозяйка Мартина. Марта, наверное, выбрала какой-то особенный мост. Или первый попавшийся? Сейчас это не было так важно. Вряд ли её выбор сильно влиял на выбор Врубеля, но он точно пошёл туда, где когда-то была она.

   Оставалось выяснить, где был этот мост.

- Вы в порядке? - знакомый голос окликнул Харри. Тот тотчас же обернулся. - У вас такой озадаченный вид.

- А? - Харри увидел, что говорившая с ним фигура была явно женской. - Добрый вечер. Знаете, я правда озадачен.

- Что-то случилось? - женщина сделала шаг вперёд, и Харри узнал её. Это была Ирен. - В такое время с таким лицом люди обычно ходят, если случилось что-то чудовищное.

- Мой друг потерялся.

- Ох!

- Да, и я, кажется, знаю, где он. Но не знаю где.

- Интересно, а как так получилось?

- Я знаю точно то место, где он может быть. Но где оно расположено — не знаю.

- А что за место?

   Ирен всегда была очень доброй и отзывчивой женщиной, но после смерти Аллы стала чуть более отстранённой.

- Мост.

- Мост?

- Да, мост, с которого недавно упала девушка.

- Мост… Не тот ли, что идёт в студенческий городок?

- А это единственный мост, который есть в городе?

- Нет, но он самый большой.

- Мост… Да, наверное это тот самый мост. А где он?

- Просто так до него пешком не дойти.

- Жаль.

- Я могла бы вас подвести?

   Ирен достала из кармана ключи от машины.

- Не переживайте, я не маньяк, - сказала она, улыбнувшись. - Просто я еду в ту сторону, а машина на той стороне парка… А тут вы… Вы мне почему-то кажетесь знакомым.

   Харри уже научился, что отвечать в таких случаях, и, хоть возможности сказать это кому-либо ещё не было, он был готов.

- Я работаю в бюро находок, в «Пропавших животных» если быть точнее. Я много где бываю, поэтому мы могли встречаться, - сказал он и обрадовался. - Я даже без запинки сказал!

- Да, - Ирен рассмеялась. - Не думаю, что видела вас среди толпы. Вас трудно не запомнить. Я думаю… Я Ирен, кстати.

- Я Харри, и я знаю как вас зовут.

- Правда? Откуда?

- Не знаю, просто знаю и всё.

- Интересно… О чём я подумала… Харри… Вы чем-то мне напомнили собаку моей сестры. Вас и зовут так же!

- А может я и есть собака вашей сестры, поэтому я и знаю, как вас зовут?

   Был бы тут Врубель, он бы ударил Харри или схватил бы и утащил куда-то очень далеко. Харри даже подумал, что чем страннее он будет себя вести, тем больше шанс, что Врубель почувствует это и сразу же найдётся. Этого, правда не случилось. Но Ирен не особо напугалась из-за его слов, скорее наоборот. И это было куда удивительнее пропажи Врубеля и того, что Харри смог сказать фразу не запнувшись.

- Может быть, - сказала она. - Я слышала про таких людей, которые в прошлой жизни были животными. Что-то вроде городской байки.

- Банки?

- Байки. Байка — это такая легенда.

- Леге… Да, я знаю, что это такое.

   Ирен продолжала смеяться.

- Вы точно в прошлой жизни были нашим щенком, Харри, - она внезапно замерла и перестала улыбаться. - Правда… Это немного странно. Щенок пропал не так давно, а вы уже вполне взрослый человек. Правда, странный. Но выглядите безобидно. Ладно, пойдём, а то ваш друг, наверное, вас уже заждался.

- Не знаю, может быть он специально ушёл, чтобы меня больше не видеть. Эдуард сказал, что у него от меня может мутить голову, - Харри последовал за начавшей идти вперёд Ирен.

- Правда? А зачем же его тогда искать?

- Потому что Врубель никогда не пропадает по своей воле.

- Вот как… Ладно, посмотрим, чем я смогу вам помочь. Помогу, чем смогу, даже так.

   Машина Ирен пахла так же, как и до того, как Алла ушла. И выглядела так же. Только в этот раз Харри был на переднем сиденье и без переноски. Последний раз, когда он ездил в этой машине, он был совсем маленьким щенком, а теперь был ростом с человека. Всё было непривычных размеров, но Харри даже понравилось. Если бы он не переживал за Врубеля, то мог бы сказать, что счастлив вновь увидеть Ирен и её машину.

   Пока они ехали к мосту, Ирен рассказывала Харри разные истории. Это были истории из её обычной жизни, о людях, с которыми она работала, о семье. Она даже рассказала одну историю об Алле, правда потом недолго молчала. И вот, наконец, они подъехали к мосту. Оказалось, что мост — это что-то длинное и стоящее над чем-то.

- Это он? - спросила Ирен, останавливая машину. На мосту и правда кто-то стоял. - У него такой чудаковатый вид…

- Скорее всего, - Харри всматривался в силуэт, прислонившийся к забору. - Я выйду и поговорю с ним.

- А если это не он?

- Тогда я… Уйду обратно в город.

- Но здесь достаточно далеко!

- Мы дойдём пешком, если это Врубель. А если нет, то я просто побегу в город.

- Харри, у вас отличное чувство юмора! Но я всё-таки отъеду и подожду вас вон там. Если это не ваш друг, приходите ко мне. А я уеду минут через… Пять. Хорошо?

- Хорошо! Спасибо, Ирен!

- Да пожалуйста! Почему бы и не помочь хорошему человеку?

   Ирен сделала ровно так, как сказала, а силуэт, стоявший, склонившись вниз, никакого внимания на это не обратил. Харри подумал, что если это действительно Врубель, то с ним что-то определённо не так.

   Хотя было несколько черт, по которым Харри, приблизившись к тени, определил, что перед ним именно его друг.

   Его яркий шарф развевался на ветру, делая Врубеля достаточно заметным. Свет фонарей не попадал на него конкретно, но шарф, этот яркий и безумно подвижный предмет, выдавал во Врубеле Врубеля. А ещё у него была очень похожая причёска. И одежда. И запах!

- Ты всех напугал! - воскликнул Харри, хватая человека за руку. - Зачем ты вообще здесь?

   Было бы очень неловко, если бы Харри всё опять перепутал. Но в этот раз он не ошибся.

- Харри? Что ты тут делаешь!? - Врубель был Врубелем, и ещё он был очень недоволен. - В такую позднюю пору…

- А ты? - Харри не знал, как объяснит своё нахождение здесь, и ещё он не знал, как они с Врубелем попадут домой, но точно знал, что не собирается отпускать его ни на секунду. - Все переживают! А ты ушёл и стоишь тут! Зачем?

- Зачем!?

- Они думают, что тебя убили люди!

- Люди?

- Да! Рэкс сказал это. Но это звучало очень плохо.

- Они думают… О, нет, я не убит. Я живой! Меня не убили эти сумасшедшие, что всегда выслеживают нас. Я сам себя собирался убить.

   Харри не успел обрадоваться, что его друг жив, как перед ним возникла новая угроза.

- Почему? - только и смог спросить он.

- Потому что, - ответил Врубель. Его глаза из злых превратились в очень грустные и уставшие. - Несмотря на то, что всё выглядит так, что я хорошо освоился… Я так и не смог найти себя. Я занимаюсь чем-то, но не знаю чем.

- Не знаешь чем?

- Я… Зачем мне рассказывать тебе? Ты всё равно не поймёшь!

- А вдруг у меня загорится сердце, и я скажу что-нибудь умное, а потом тебе станет легче?

   Врубель грустно улыбнулся.

- Ты ведь даже не знаешь, кем я был в прошлой жизни, - Врубель звучал тихим и совершенно несчастным. - Но всё равно хочешь помочь. В этом твоё истинное предназначение, да? Нести свет туда, где он потух?

- Не знаю, - Харри внимательно посмотрел на свои руки. - Я не свечусь, я не светлячок.

- Я тоже не светлячок.

- А кто ты?

- Я не скажу тебе.

- Может, ты просто не помнишь?

- Нет, я помню.

- Хочешь я угадаю?

- Нет, не хочу.

- Ты был бабочкой?

- Что, нет, конечно!

- Собакой?

- Нет!

- Тогда я сдаюсь.

   Врубель рассмеялся. Это был не совсем правильный, искажённый смех.

- Даже если я скажу тебе, ты не поймёшь, - сказал Врубель, немного успокоившись. - Хотя, что мне терять? Я был морской свинкой.

- Морской свинкой? - Харри задумался. - Таким большим хомяком, да?

- Морская свинка — это не хомяк!

- Никогда бы не подумал, что ты был хомяком…

- Харри! Морская свинка — это не хомяк!

- Рэкс бы удивился, что хотел подраться с большим хомяком. Ты бы всё равно победил, потому что ты был больше.

- Но я не был хомяком!

- А кем же ты был?

- Морской свинкой.

- А какого ты был цвета?

- Чёрного.

- Чёрного? Без пятен?

- Да, без пятен.

- И что, ты был мягким?

- Нет. Не знаю!

- Ты был гладким?

- Чего ты хочешь от меня, почему ты всегда задаёшь так много вопросов?

- Но ты ведь должен на них отвечать, разве нет? Ты ведь мой наставник?

   Врубель замолчал. Его лицо стало плоским и безжизненным.

- Ты решил притвориться мёртвым? - Харри ухмыльнулся. - Тогда, Врубель, я удостоверюсь в этом. Или в том, что ты всё ещё жив.

   Он уткнулся в него носом, от чего Врубель сразу же задвигался.

- Не толкай меня!

- Тогда перестань меня трогать!

- Не могу! Иначе ты упадёшь с моста!

- Я не буду падать с моста!

- Но ты ведь хотел…

- Уже не хочу!

- Я тебе не верю!

   Врубель зарычал от бессилия.

- А морские свинки разве рычат? - уточнил Харри.

- Нет, но я уже не морская свинка! И вообще, я уже падал с этого моста!

- Падал с этого моста?

- Да!

- Когда был морской свинкой?

- Ты всё равно ведь считаешь, что морская свинка — это огромный, жирный хомяк, зачем тогда говоришь другое?

- И вкусный наверное…

- Что!?

- А! Прости, я задумался про твой шарф.

- Мой что!?

- Твой шарф. Он пахнет тобой, поэтому, наверное, он очень вкусный.

- Тебя ничто не спасёт, сколько ты уже человек, а?

- Я ещё не разу не ел шарф. Ну… С того момента, как стал новым собой.

- И не начинай. Если начнёшь его жевать, я…

- А ты не расскажешь мне, как ты стал человеком?

- Ты же знаешь часть истории.

- Я знаю только то, как ты, Врубель, упал с моста, оказался в канализации и хотел подраться с Рэксом. А потом вы стали людьми.

- Разве этого не достаточно? Ты даже знаешь, кем я был!

   Харри закачал головой.

- Ты пришёл сюда, чтобы уйти навсегда. Ты правда думаешь, что я достаточно знаю о тебе? Я даже не знаю почему ты пришёл именно сюда. Да, это, может быть, тот мост, с которого ты упал… Но чтобы попасть сюда ты должен был… Прийти сюда? Вряд ли морские хомяки могут так далеко ходить…

- Морские хомяки?

- Ну ты же был большим хомяком.

- Харри…

   Врубель перестал пытаться вырваться.

- Я просто не хочу, чтобы ты уходил, - сказал Харри. - Вот и всё. Даже если мне не нравится, как ты меня толкаешь или бьёшь по рукам, это не значит, что я хочу, чтобы ты ушёл. И мы с тобой ни разу не гуляли просто так. Я думаю, мы могли бы сходить в кафе. Я знаю, как ронять пончики на пол.

- Я не пошёл бы с тобой в кафе, Харри, даже если бы не хотел умереть. И если бы хотел, то тоже не пошёл бы, - слова Харри становились более серьёзными, и Врубелю это не нравилось. Он понимал, что ему придётся открыться зверолюду, который до сих пор думал о том, как бы съесть пуговицы, пожевать ботинки и проглотить чей-нибудь шарф. - Ты мне не нравишься. Я не хотел бы встречать тебя вообще!

- Почему?

- Потому что ты…

- Собака?

- Нет!

- Тогда я не понимаю. Мне же не важно, кем ты был до этого.

- Это я уже заметил.

- Тогда почему…

- Хочешь, чтобы я тебе всё рассказал? Хорошо. Но ты всё равно ничего не поймёшь!

- Разве это не то, что ты хочешь?

- А? В каком смысле?

- Ты хочешь рассказать, но чтобы никто ничего не узнал. Разве я не прав?

- Перестань это!

- Перестань что?

- Ты становишься невероятно умным и харизматичным, а потом говоришь такие вещи, что волосы встают дыбом!

- Каким?

- Так, ладно…

   Врубель стал чуть больше похож на себя, хоть и не до конца. Его монументальность так и не вернулась к нему. Было ли это дело времени или постоянный эффект, Харри ещё не знал. Он приготовился слушать долгую историю, держа при этом ухо востро, а Врубеля в своих крепких человеческих лапах.

- Мама, а зачем мы поедем? - семилетняя Барри-Сьюзен ужасно любила свою морскую свинку. Она даже назвала его в честь художника, картинами которого восхищалась мама. - А почему нельзя взять Врубеля?

- Я же сказала, Сью, он уже пожилого возраста… - отвечала мама, Елизавета Кэлью, достаточно знаменитый в узких кругах искусствовед. - Но, может быть, одна поездка за город ему не повредит…

   Врубель был порядочной морской свинкой. Тихой, прагматичной, он даже никогда не сбегал из клетки. Ни разу! Сам порядок в лице небольшого грызуна.

   Его хозяйка очень бережно заботилась о нём, постоянно придумывала какие-то игры и делилась самыми сокровенными секретами.

   В тот день, когда её не стало, мост, по которому ехала машина семьи Кэлью, перегородила машина. Из этой машины вышли люди. Эти люди звали себя «Человек-и». Они презирали зверолюдов, считали их исчадиями ада и прочими ужасными словами. Им не нравилось, что чистая человеческая кровь смешивается с нечистой кровью тех, кто был готов отдать жизнь ради спасения самого дорогого, что у них было — людей. Их не устраивал такой порядок мира. Что-то страшно оскорбляло их в самом существовании зверолюдов.

   Встреча с членами организации никогда не значила ничего хорошего. Такие люди, как семья Кэлью, были в особой опасности — Борис Кэлью изучал зверолюдов, он не только знал о их существовании, но и не считал их угрозой. Его преследовали, но он успешно сбегал. До того момента, как его всё-таки поймали.

- Выходи, уродец, сейчас ты нам всё расскажешь про свои дурацкие исследования. Кэлью теперь тебя зовут, да?

- Вы ошиблись, я еду в университет, я преподаватель, но еду к сыну...

- Не пудри мне мозг! Выходи, я сказал! Иначе выстрелю!

   Сью было очень страшно. Она вжалась в переносной прозрачный домик своего любимого питомца. Врубель не мог позволить, чтобы его любимую хозяйку хоть кто-то обидел. Он чувствовал, что это может случиться. И чувство это его, к сожалению, не обманывало.

   К машине подошёл громоздкий человек.

- Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому…

   Он ударил в переднее боковое стекло, и его толстая рука очень быстро оказалась в салоне. К этому моменту Врубель успел вырваться наружу — впервые за всю свою жизнь он нарушил правила. Поэтому, противные пальцы не посмели коснуться Сьюзен.

- Чёрт! Ай! А! - Врубель вцепился в нарушителя спокойствия, думая, что сейчас всё закончится. Он разделается с ним, а потом они все вместе, всей дружной семьёй просто забудут об этом. Но рука вылезла наружу, трясясь и размахивая Врубелем туда-сюда.

   Врубель мало что видел в тот момент, но кое-что слышал.

- Борис, нам нужно уезжать!

- Но Врубель! Мама, папа, Врубель!

   Гул тормозов и какой-то хлопок. Выстрел или удар — первое или второе испортило план побега.

- Эй! Что тут такое… - чей-то голос донёсся неподалёку.

   Врубель уже был в воздухе и быстро летел куда-то вниз. Последнее, что он увидел, перед тем, как вокруг стало темно — это кукольно спокойное лицо Сью, прижатое к стеклу. Неживое детское лицо.

- Я не спас её, - голос Врубеля становился всё тише. - Я ничего не смог сделать. И я даже не мог понять тогда… За что… Я никогда не чувствовал себя собой с того дня. Семь лет назад… Это было семь лет назад, а я до сих пор не могу забыть...

- А ты ведь поступил очень храбро, - сказал Харри. Он начинал чувствовать примерный смысл своего предназначения — напоминать другим о их ценности, кажется. Или не так конкретно, но примерно похожим образом открывать им что-то новое о себе. Думать об этом придётся много, но пока лучше не думать, а говорить. Врубель всё ещё выглядел неважно. - И до сих пор ты очень хорошо справлялся, живя с постоянной болью в сердце. Это ведь так трудно… Ты молодец.

- Я? - Врубель мотал головой, чтобы сбить с лица слёзы. - Что ты такое говоришь, Харри?

- Ты прошёл этот путь, как бы трудно тебе не было, и не сдался! Ну… До этого момента. Может быть ты устал, ты должен отдохнуть? И сказать, что на самом деле...

- Но причина моего поступка… Моего желания… Она не в этом! Я полюбил человека, а она… Она не любит меня. Она любит другого. И я ничего не могу сделать! Ничего! Тебя все любят, ты не поймёшь!

- Все, кроме тебя.

- Я видел в ней тот свет, что согревает и ласкает, но не меня. Но она не видела меня. И я не хотел думать об этом, я врал себе, врал… Я думал, что она заметит это… Но она...

- Она не виновата в том, что не может ответить к тебе взаимностью. Как и ты не виноват в том, что полюбил её. Мы не выбираем свои чувства, это они выбирают нас. Вы оба просто должны продолжать жить. И не умирать из-за этого, понимаешь? Разве тебе станет легче, если ты потеряешь то чувство, что имеешь, даже если оно тебе так мучительно? Разве это то, чего ты хочешь? Разлюбить и навсегда потерять...

- Харри...

   Машина Ирен громко загудела. Харри дёрнулся, но не ослабил хватку.

- Давайте я вас обратно довезу? - Ирен выглянула из окна. - Холодно, а по радио передавали дождь… Да и вообще, я уже еду обратно.

   Врубель не хотел соглашаться, но Харри просто молча потянул его за собой. Он сказал ему сесть спереди, а сам сел назад. Ему было интересно посмотреть как машина выглядит сзади.

- А что с вами случилось-то? - в машине долго играло радио, и Ирен не начинала говорить.

- Ему разбили сердце, - Харри обнаружил место, которое поцарапал, когда сбежал из переноски, и очень обрадовался. - И поэтому он решил отомстить и разбить всем остальным их сердца.

- Правда? - Ирен осторожно взглянула на Врубеля. - Как странно. Разбитое сердце — не повод для смерти. Сердце может ещё обрести второе дыхание. А может то, что его разбило, вообще не стоит того, чтобы так убиваться… Во всех смыслах.

Глава тринадцатая,
Ворон.

   Харри почувствовал, что Ирен немного соврала им в тот день. Она никуда не собиралась ехать и ни откуда не возвращалась. Чуть позже она сама подтвердила это.

- Я просто поговорила кое с кем в тот день, а к вечеру увидела тебя, Харри, - она оказалась большой любительницей походить по ресторанам. Харри раньше этого не знал. - Тот кое-кто рассказал мне немного о зверолюдах. И я задумалась… А потом познакомилась с тобой и Врубелем. И это было неплохим таким подтверждением его слов… Алла была бы рада узнать, что что-то подобное может быть реальным.

- Она никогда бы не узнала, - Врубель был более скептически настроен в отношении Ирен, хотя Харри был в полном восторге. Несмотря на это, Врубель часто соглашался составить им обоим компанию. - Ведь Харри тогда был бы просто собакой.

- И это тоже правда… - Ирен улыбнулась. - Как там ваше сердце, художник? Всё ещё разбито.

- Я не собирался и не собираюсь делиться подробностями своей личной жизни…

- Он всё ещё страдает, - прошептал Харри.

- Я тебя слышу, Харри!

- И ещё ты злишься на меня из-за этого! Но ведь я даже не тот, кто виноват…

   Ирен рассмеялась.

   Её звонкий смех приводил Харри в чувство. Возвращал в себя. Это было хорошим воспоминанием из прошлого, ожившим в настоящем.

   И, хоть сначала Ирен не рассказывала, кто именно открыл ей правду о зверолюдах, в один из дней она всё-таки проговорилась. Тогда Врубель сделал сложное лицо, а после этой встречи сказал, что им с Харри нужно переговорить с Евгенией. Это было что-то очень серьёзное, учитывая что монументальный Врубель говорил об этом с большим и пугливым уважением.

   Евгения тоже напряглась, но из их разговора с Врубелем Харри не понял и слова. Зато после этого разговора, его стали брать на более новые прогулки.

   Становилось холоднее, и с неба вместо дождя начинал идти снег. Сначала Харри подумал, что это сахар. Потом, приглядевшись и попробовав этот летающий сахар на вкус, он понял, что это та же самая вода, только уже не мокрая, а мягкая и холодная. Снежинки ему понравились, особенно ему было весело, когда их было много, и они кружились в небе, словно танцевали.

   Евгения не разделяла чувств Харри. Она методично считала свои шаги, молча продвигаясь к цели. А целью в этот раз было здание, настоящий шедевр архитектуры, место в котором собирались верующие люди. Харри слегка отстал, потому что увлёкся изучением книги в яркой обложке. Кажется, это была книга про разные волшебные вселенные. Его и эту невероятно вкусную книгу отделяла лишь стеклянная стена, но это было непреодолимым препятствием. Харри подумал, что это похоже на любовь — что-то всегда появляется между двумя, не давая им быть вместе.

- Да, я привела его с собой, - голос Евгении звучал вдали, но не мог отвлечь Харри от витрины книжного магазина.

- И где же он? - второй женский голос был ему ещё не знаком, но и особо не привлекал его внимание.

- Он? А… Харри!

- Отстал и смотрит теперь на витрину, как заворожённый? Это он твой новый помощник?

- Да. Он… Харри!

   Харри наконец-то услышал, что его зовут, мысленно попрощался с книгой и… Побежал вперёд. Он не смотрел, откуда его зовут, поэтому не знал, что бежать придётся недалеко. И Харри пришлось резко притормозить, отчего он чуть не подскользнулся на маленьком слое свежевыпавшего снега.

- Я здесь, - сказал он. - Я немного устал, но я уже здесь.

- Ты отстал, Харри, а не устал, - поправила его Евгения. - Знакомься, это адвокат Анга. Она тоже когда-то была собакой, но теперь человек.

- Ад-во-кот? - Харри покачал головой. - Вы не любите котов?

- Почему же? - Анга была такого же роста, как и Евгения. Её короткая стрижка и длинные серьги очень понравились Харри. - Я отношусь к ним… Обыкновенно. Но это сейчас не так важно, Харри. Мы идём кое-что расследовать.

- Это я умею. Я уже один раз нашёл Врубеля!

- Да, мы знаем, поэтому ты должен нам помочь. Мы с Евгенией должны будем кое с кем поговорить, а ты составишь нам компанию.

- Здорово! Я люблю гулять. А куда мы идём?

- Туда — видишь вон то здание?

   Объяснять Харри понятие религии Анга и Евгения не решились. Они лишь строго настрого запретили ему вести себя неприлично. Харри по их лицам понял, что вести себя придётся очень сдержано, хоть и не понял почему. А когда заветное здание оказалось прямо перед ним, и вовсе растерялся. Оно было не таким, как все прочие здания, которые он уже видел, и пахло от него как-то иначе.

   Когда Евгения, Анга и Харри вошли внутрь, они почти сразу разделились. Харри был оставлен наедине с самим собой и интересным интерьером.

   Внутри этого здания было светло и прохладно, при этом всё было покрыто лёгкой дымкой и очень сильно пахло. Но запах этот был такой же особенный, как и всё это место. Людей вокруг было не так много, но один из них привлёк внимание Харри. Он выглядел совсем не так, как другие.

- А кто вы? - поинтересовался Харри, разглядывая человека в необычной тёмной одежде. - И почему вы так одеты?

- Я — Эдмунд, - поздоровался неизвестный. - И я священнослужитель, поэтому я так одет.

- О! Вот оно что, - Харри начинал расстраиваться, что ничего не понимает из того, что ему говорят. - А что это значит?

   Эдмунд улыбнулся. Он выглядел уже достаточно взрослым человеком, у него были длинные волосы и большой нос, напоминавший клюв.

- Я вижу, что ты из новообращённых зверолюдов, юноша, - сказал Эдмунд, прищуриваясь.

- А как? Разве это так заметно?

- Конечно. И я уже видел многих других до тебя.

- А почему я ничего не вижу и не понимаю?

- Может быть, тебе нужно больше времени?

- Знаете, я где-то уже слышал ваше имя…

- Но я нигде не слышал твоё. Ещё ни разу.

   Харри задумался.

- Меня зовут Харри, - сказал он. - Но я всё никак не могу вспомнить… Было что-то важное, что я забыл.

- Иногда память теряется в самый важный момент.

   Эдмунд был не так страшен, как о нём говорил Врубель. Кажется, он подозревал его в чём-то.

- А это вы убили кого-то? - спросил Харри, а потом вспомнил, что его просили вести себя прилично. - Я хотел сказать…

- Я вижу, вы с Врубелем весьма близки, - священнослужитель даже не смутился. - Что же… Я могу рассказать эту историю ещё раз. Только нового ты не услышишь, Харри.

- Почему же, я же не разу ещё её не слышал.

- Вот как. Тогда это и правда будет для тебя новостью. Оглянись вокруг, что ты видишь?

- Дым.

- Дым?

- Я не знаю где я.

   Эдмунд тихо усмехнулся.

- Когда-то я был вороном, что летал в облаках. Одной ночью, в тяжёлую грозу, я попал сюда. Я прилетел, ворвался внутрь, и здесь я увидел человека.

- Человека?

- Он был здесь до меня. И я занял его место после того, как он умер.

- Он умер? Это его вы убили?

- Я не убивал его. Нет. Я пытался спасти…

- Иначе вы бы не были здесь, так ведь?

- Да. Ты и сам знаешь. Есть ли толк рассказывать?

- А почему тогда вас подозревают?

- Орёл и собака? Хм. Первая видела, как её владельца убили в лесу бандиты. Она не привыкла доверять незнакомцам, а после того, что видела, стала ещё более замкнута в себе. Потерять учителя и единственного кормильца в одном лице… Это как потерять родителей. Сразу двоих. Я не могу её судить. Не мне судить, вовсе не мне. Но я могу её понять. А вторая жила в религиозной семье, которую я с трудом мог бы назвать таковой. Отец семьи был сумасшедшим человеком, настоящим экстремистом. Он использовал веру как прикрытие. Он был жесток, он по постоянно кричал и дрался. Его дочь привела домой собаку, надеясь, что та защитит её… Но собака лишь смогла отсрочить момент её гибели. Конечно, теперь она защищает всех тех, кого никто не защищает. Правда, это не лишает её слепой ярости. И в этой ярости она бросается на меня. Только вот я не тот, кого они ищут.

- Как странно…

   Харри почувствовал движение в своей груди, тёплое и колючее.

- А почему же Врубель…

- Он влюблён в ту, что не любит его.

- И при чём тут вы?

- Она…

   Эдмунд замолчал.

- Она любит вас? - робко спросил Харри, чувствуя как новое чувство охватывало его всё сильнее. Оно не было приятным, оно заставляло его дрожать.

   Эдмунд не ответил на этот вопрос.

   Сзади раздался шум, топот и крики.

- ХАРРИ! - Евгения бежала вниз по лестнице, вслед за ней бежала и Анга. - ЭДМУНД! Они напали на неё!

   «На кого?» - подумал Харри, но не спросил вслух и просто бросился вперёд.

Глава 14,
Торжество разума.

   У Харри болела голова.

   Он упал куда-то, где было очень темно.

   Или ему только казалось, что он упал?

   Он слышал удар. Разбитое стекло.

   И много шума.

   Кажется, он побежал наверх, хотя его пытались остановить.

   Но где было это «наверх»?

   Харри ничего не соображал.

   А может ему это всё лишь приснилось? И он лаял во сне, и поэтому проснулся?

   Проснулся ли он?

   И если проснулся, то где?

   Всё смешалось в одно большое непонятное пятно.

   Всё прошлое и настоящее, будущее и прошлое.

   Харри почти ничего не чувствовал. Только голова болела, только и всего.

- И что он пытался сделать? Снова превратиться в кого-то? - голос Рэкса звучал тихо и глухо. Но он был так же возмущён, как и всегда. - Хочешь убедить меня в том, что они бы не уничтожили его? Поганые «человек-и»…

- Рэкс, разве это не ты был той крысой, что хотела отречься от своего начала, чтобы стать человеком? - Врубель звучал чуть беспокойнее обычного. - Откуда в тебе столько злости?

- Злости!? - Рэкс стал звучать громче. Очень резко и шумно. - Они чуть не прикончили его, а тебе лишь бы позадавать глупых вопросов! Знаешь, почему ты так его не любил? Потому что вы два одинаковых…

- Рэкс, пожалуйста! - голос Евгении был совсем рядом. - Не кричи, я не могу сосредоточиться.

- С ним всё будет в порядке? - это был уже голос Чарли.

- А что, успела к нему привязаться? - Врубель звучал удивлённо. - Никогда бы не подумал, что этот тип, что ползал по асфальту, станет всеобщим любимцем. Даже моим… Жизнь человека — это такое странное и непредсказуемое действие.

- Никогда не спеши делать выводы, - Клаветт была где-то рядом с Чарли, потому что голос её был примерно такой же громкости. - Если бы не Харри, мы все так и не стали бы самими собой. Он — настоящее сокровище.

- И хороший слушатель, - Харри услышал Миллу, которая почему-то говорила голосом Эммы. Может быть они обе говорили одновременно.

- И настоящий друг, - добавил Мартин, который почему-то всхлипывал.

- Ладно убиваться, он же живой! - Эдуард звучал бодрее всех. - Всё обошлось, а это главное.

- Хочешь сказать, это не ты вырыдал целое море? - Врубель рассмеялся.

- Ничего подобного!

   Чувство, которое беспокоило Харри до этого, должно быть, было каким-то невероятно могущественным чувством. Мало того, что из-за него у Харри разболелась голова, так ещё и все его друзья внезапно оказались рядом с ним.

- Харри, открой глаза, пожалуйста, если можешь, - Евгения стала ещё ближе. Кажется, Харри даже ощущал её дыхание.

   Харри с трудом приоткрыл глаза. Он лежал где-то внизу, потому что сверху было небо. Это значит, что он был не сверху, на небе, а внизу.

   Правда, что-то было совсем не так, как обычно.

   Небо было… Другим.

   Светлым. Снежным. И голубовато-сиреневым.

- Цвета! Я вижу цвета! - Харри хотел было вскочить, но не смог. - Что случилось? Почему тут так пыльно! Я сейчас чихну.

- Ты устроил драку, - Анга, сидела рядом с ним. - И это не пыль, это снег. Хотя, ты мог надышаться во время пожара…

- Пожара? - Харри предпринял ещё одну неудачную попытку встать. - А я что опять горел?

- Не ты, - улыбнулась Анга. - Никто не пострадал. Нам всем очень повезло.

- И полиция теперь имеет доказательства того, что эта группировка делает всё, что угодно, ради дестабилизации и… - Рэкс резко замолчал. - И ты спас девушку, которая ни в чём не была виновата. Наш герой.

- Девушку? - Харри совершенно ничего не понял.

- Да, Эрику. Думаю, Врубель уже мог рассказать тебе о ней… - Евгения провела своей сухой и шершавой рукой по лбу Харри.

- О ней? О… Возможно.

- Она — дочь двух зверолюдов, но она родилась человеком. Настоящим человеком, не зверолюдом. И это был большой удар для «человек-ов». Но теперь это уже не так важно. Всё поменялось. Благодаря тебе.

   Харри помогли подняться. Оказалось, что он долго пролежал на холодном асфальте. Быть может, именно поэтому он начал чихать. Каждый из его друзей сказал ему, чтобы тот больше думал перед тем, как начнёт что-то делать. В своей манере. А потом все разошлись. Харри остался сидеть на мягкой подушке, принесённой из ближайшего кафе. Врубель остался с ним, пока остальные пошли делать что-то важное.

   Харри начинал понимать мир, что был вокруг него, но всё ещё не до конца. Может быть, самым главным пониманием было то, что остальные так же ничего не понимают, и только кажется, что они знают всё на свете.

- Эдмунд и Эрика смогут быть вместе, - Врубель звучал опечаленным. - И я подумал о том, что ты говорил мне до этого. Знаешь, может быть это и неплохо.

- А почему они не могли быть вместе до этого?

- Потому что за ней велась охота. Её хотели уничтожить, ведь она являлась доказательством того, что зверолюд — тоже человек. Просто переродившийся из животного… А «человек-и» в это не верили. И в итоге поплатились за это.

- Поплатились?

- Конечно. Ты набросился на их главаря, а Эрика ударила другого по голове стеклянным яблоком, которое ей дал Эдмунд до этого. Это был его подарок ей.

- И как же она без подарка?

- Как-нибудь справится. Он может подарить ей что-то ещё.

   Харри пожал плечами.

- Ты всегда жмёшь плечами в самый неподходящий момент, - сказал Врубель.

- Я просто всегда верю в добро, - сказал Харри. - И, я думаю, именно это побуждает меня делать странные вещи. Вера в то, что всё получится и будет хорошо.

- Вот как…

- Да.

- И поэтому ты постоянно жмёшь плечами?

- Наверное.

   Ветер начинал дуть сильнее. Снежинки, медленно кружившиеся до этого в воздухе, стали превращаться в небольшие снежные шарики. Они стремительно летели вниз. Харри хотел что-то сказать, а потом побоялся. Его попросили сначала думать, а делать это правильно он так и не научился.

   Мимо проезжали машины.

   Одна из них показалась Харри знакомой.

   Да, так и было — эта машина принадлежала сестре Аллы, Ирен.

- А знаешь, - сказал Харри, всё-таки не подумав сначала. - Может ты сможешь полюбить Ирен?

- Ирен?

- Она, кажется, тебя уже полюбила… Ей весело проводить с тобой время.

- Ирен… Тебе так кажется, потому что ты скучаешь по Алле, или ты правда так думаешь?

- Я так чувствую.

- Ох… Харри! Ты невыносим.

- А меня не надо никуда носить.

- Как только тебя земля носит…

- Но я же… Меня никто никуда не несёт! А ты всё-таки подумай. Вера в лучшее, поиск себя и смысла жизни — разве это плохо? Тем более вокруг есть много людей, которые готовы помочь.

- У тебя в волосах уже сугробы, Харри.

- Сугробы?

- Очень много снега.

- Надеюсь моя голова не отвалится.

- Не отвалится, поверь мне.

- А откуда ты знаешь?

- Я не знаю, я верю. Разве это не ты только говорил, что это самое главное?

Глава 15,
Вместо послесловия.

«…и будет мир, в котором всякий зверь, защищая хозяина ценой жизни, обретёт свою.»

   Так сложилось в один из моментов создания мироздания, и так продолжалось на продолжении всей жизни мира.

   Кто-то мог принять это, а кто-то так и не смог. Кто-то прятался, боясь узнать правду, а кто-то годами не мог найти её, хотя делал всё для этого.

   С рождением истинного человека, дочери двух зверолюдов, мир навсегда поменялся. Бесповоротно он стал иным — более полным и открытым. Полным чудес и открытым к изменениям.

   Харри с каждым днём понимал всё больше, правда, давалось ему это нелегко. Впрочем, он не жаловался. Он обрёл дом и друзей, даже призвание, что помогало ему двигаться вперёд. Харри чувствовал себя хорошо, потому что знал, что с далёкого-далёкого неба за ним наблюдала Алла. Её трепетный взгляд согревал его сердце, на давая потухнуть. А Харри, как свеча, разносил это тепло дальше. Людям, животным, всем-всем-всем.

   Харри точно знал, что все хорошие хозяева попадут в рай. Он так же знал, что и сам однажды уйдёт, чтобы встретиться с Аллой. Но пока он был здесь, он не собирался тратить время попусту. И никогда не сдавался. В душе его так и остался жить маленький, жизнерадостный и бесстрашный щенок.