Глава 2. Новоселье

               
    Спустя год после смерти мужа, Маланья Владимировна Чурбакова с согласия своих детей приняла решение о переезде из родного российского села Покровка, бывшей Оренбургской губернии, в неизвестный казахстанский хутор Петров. На этот шаг вдову подтолкнул ее деверь Петр Данилович Чурбаков. «Там под одной крышей вы будете жить втроем, -  доказывал он разумность переезда. - Это же лучше, чем здесь тесниться двадцати двум душам в одном доме».   
    Но самым главным соблазном, от которого трудно было отказаться (а это деверь гарантировал), являлось то,  что Николай и Степан сразу по приезде будут обеспечены хорошо  оплачиваемой работой. С его слов, в таинственном хуторке их  уже ждет хороший хозяин.
    Однако обещанные агитатором «златые горы» овдовевшая Маланья Владимировна воспринимала не без сомнений. Больше всего ее страшило одно: приехать неизвестно куда, к незнакомым людям «без ничего». По сути дела, все «богатство» семьи уместилось в одной арбе, на которой одним ранним летним утром 1926 года она была вывезена Петром Даниловичем из «насиженного гнезда» в неведомое селенье.
    Кроме скудной утвари, самым тяжелым грузом в арбе был мешок муки и столько же картошки, которые дед Данила выделил отделившейся от него семье. А кубатку топленого масла, трехлитровый бидончик меда и два больших шматка соленого сала можно не считать за груз. «Это вам в дороге пригодится и на первый случай…», - навязывал свёкор продукты. Но Маланья Владимировна отбивалась: "Вас-то вон сколько остается", - объясняла она мотивы своих отказов, хоть и осознавала, как нелегко впервые в жизни ей без мужа придется самостоятельно начинать  жизнь «с чистого листа».
    В сундуке – ничего слишком тяжелого. Кроме трех небольших подушек, двух одеял, двух простыней, покрывал и полотенец, там находилась в основном зимняя да летняя рабочая одежда, в которую бережно упаковали в вертикальном положении семейные остекленные иконы. Перина и кошма служили неплохими удобствами в дальней дороге.
    Но, страшась неизвестного предстоящего, Маланья  Владимировна помнила о главном своем неоценимом богатстве - о подросших детях. Именно на них она возлагала свои надежды. Она знала, что ее шестнадцатилетний Николай и четырнадцатилетний Степан хорошо усвоили уроки жизни, старательно преподнесенные дедом Данилом. Проведенное им трудовое воспитание оставило глубокий след в сознании парней. Дед привил внукам огромную любовь к труду и вооружил их знаниями и умениями, необходимыми человеку для жизни на селе. Невзирая на возраст, для них не существует проблем в житейских вопросах. Они не только могут отличить овёс от ячменя, но знают и многое другое. Своими руками самостоятельно ребята умеют насадить на черенок вилы или лопату, отбить косу, сплести корзину, изготовить топорище и даже деревянные санки. Благодаря деду Данилу парни знали, как разделывать туши животных, им были известны рецепты засолки свиного сала и еще многое другое, необходимое в крестьянской жизни.
    Хоть арбу и тянули самые молодые и самые прыткие из всех имевшихся у деда Данилы быков, но к пункту назначения новоселы приблизились лишь к концу второго дня. Десятки верст по землям Уральского казачьего войска они продвигались в южном направлении по еле заметным, заросшим травой дорогам. Петр Данилович, с целью сокращения километров пути, местами направлял парнокопытных напрямую, иногда оставляя видимые населенные пункты в стороне от избранного маршрута.
    На всем пути следования вокруг простирались почти сплошь девственные, благоухающие разноцветьем степи. Во время остановок путники наслаждались окружающим их колоритом. Пение зависших в небе птах, жужжание летающих пчел, стрекот кузнечиков в цветущем душистом разнотравье и весь окружающий, неведомый, живущий мир пробуждали у каждого путника чувства восторга, жажды жизни и прекрасного, а также ненасытного наслаждения зримым великолепием.
    На фоне безграничных степей, завораживающих чудом неповторимой прелести, в основном вблизи встречавшихся хуторов прямоугольными лоскутами выделялись находящиеся в обработке поля да изредка, в ложбинах, «выбритые» литовками щетинистые плешины. Сенокосная страда еще не стартовала, но кое-где уже стояли первые, заготовленные на зиму одинокие копны душистого сена.
    В конце длительного переезда утомленные путники в очередной раз  обратились к вознице с вопросом: «А мы не заблудились?» Но Петр Данилович и на этот раз с усмешкой успокоил волнующихся своими излюбленными «неопровержимыми доказательствами» безошибочности направления их движения. «Как можно заблудиться? Ембулатовку видите? – указывал он на петляющую речушку. – Она нас приведет прямо на хутор Петров».
    В трех километрах от цели черные земли закончились.
    - Вот, смотрите! Такого вы еще не видели! – произнес  Петр Данилович, желая пробудить у переселенцев изумление. – Это уже не наша Оренбургская, а настоящая казахстанская степь!
    И действительно, взору путников открывался не виданный ранее ими пейзаж. Впереди простирались необычные окраины этой степи с песчаной почвой и со своей необыкновенной, своеобразной растительностью. Она изобиловала зеленовато-коричневым джагаром, неувядающим седоволосым ковылем, шарообразными перекати-поле, бритвенно  острой осокой и множеством других преобладающих в регионе растений. Степь, простираясь вперед,  ровной полосой уходила влево, далеко на восток.
    А вскоре эту необычную степь переселенцы не просто увидели, но и прочувствовали. Это случилось сразу, как только черноземная почва осталось за их спинами, и все четыре деревянных колеса арбы въехали в песчаную колею. После двухдневного многокилометрового изнурительного перехода  бычки, свободно тянувшие свою лямку по голой дороге, почувствовав разительное сопротивление, вначале замедлили ход, а потом, натужно сопя, вознамерились остановиться.
    Ощутив резкое изменение скорости движения и поняв причину этого явления, умудренный опытом Петр Данилович, спрыгнув с телеги, обратился к парням:
    - Ээ! Вы чего сидите? Не видите, что быкам тяжело? Это вам  не дома. – И тут же скомандовал: - Быстро с телеги! А ты сиди, Маланья Владимировна. Тебя с твоим грузом, - пояснил он, указав рукой на быков, - они довезут. - Остается самая малость.
    Парни, утопая в желтом песке и глядя на него с неподдельным изумлением, высказали свои восхищения:
    - Ух ты! Прямо сыпучий! - первым изрек Николай.
    - Вот это да! Гляди-ка! У нас в Покровке такое не увидишь, - поддержал брата Степан.   
    Через десятки метров, когда гребень бархана был преодолен, быки вновь зашагали облегченно. И Петр Данилович, запрыгнув на арбу, разрешил парням вернуться на свои места. А спустя несколько минут, желая вновь удивить ребят, он, указав рукой в сторону, где по правому, противоположному берегу ранее малозаметной Ембулатовки, словно лохматые холки верблюдов, возвышались поросшие травой высокие песчаные холмы, обратился к парням:
    - А теперь посмотрите еще вон туда.  Это барханы! Такие холмы вы будете видеть теперь постоянно. Они будут позади вашего дома.
    Минут через двадцать переселенцы приблизилась непосредственно к границе старого крохотного хутора Петрова. На его окраине на расстоянии не более пяти саженей друг против друга стояли две мазанки. Та, что справа, в которой проживал украинский переселенец Дмитрий Иванович Девицкий, двумя мизерными фасадными окнами смотрела на дорогу, а что слева, почти на самом яру старицы Ембулатовки, словно не желая никого видеть, была обращена глухой стеной к ней. А далее, по продолжавшемуся яру, на разном удалении виднелись еще три аналогичные по размерам мазанки.
    С правой стороны, если ее можно было назвать улицей, за Девицкими, были видны  еще жилища, построенные по традиционному для того времени принципу «кому где вздумается». Ну и в самом  конце «проспекта», словно в два прищуренных глаза, с берега реки на него смотрело  типичное  строение – мазанка украинского отпрыска Игнатия Тарасовича Слюсаря.
    Остановились возле одной обветшалой, по всему виду, долго не обитаемой крохотной мазанки с правой стороны улицы. Бог весть, когда и кто отстроил ее. Не менее загадочным для Маланьи Владимировны являлось и то, за какие глазки приобрел ее для них Петр Данилович. «Вот это ваш «дворец»! Пусть он принесет вам счастье!» –  промолвил благодетель, первым соскочивший с телеги после ее остановки.
    Парни, по-военному, тоже оказались рядом с арбой. Николай помог матери опуститься с насиженного места.
    Но, ступив на землю, свой взор новоселы невольно обратили не на крохотную мазанку, а на открывшуюся за ней неповторимую по красоте чарующую панораму, созданную теснящимися за рекой, различными по форме и размерам, поросшими травой барханами. Красный диск солнца, нависший над близким горизонтом, щедро обливал золотисто-малиновым светом эти нерукотворные экзотические создания и всю прибрежную растительность реки Ембулатовки. Лучами небесного светила были также озарены «дворец» новоселов и сами переселенцы, словно благословляемые ими на новую, счастливую жизнь.
    И для Маланьи Владимировны, и для парней после Оренбуржья этот пейзаж был диковинным. Очень понравилось всем новоселам место их будущего проживания. В ста метрах позади их нового подворья протекала на юг неширокая речушка. Через двести метров она упиралась в высокий бархан, заросший множеством любящих  песчаную почву растений, и изменяла свое течение, чуть ли не на обратное направление, а затем сразу же, словно одумавшись, устремлялась на юго-восток. 
    - Хорошее место! - произнес Петр Данилович, видя восторг сородичей. – И на задах речка, и спереди она же – Ембулатовка. А перед ней, в тридцати метрах от нас, под яром - ее старое русло с никогда не высыхающими озерами: Катькиным, Паранькиным, затем - Безымянным, потом – Матроскиным, а там еще с несколькими озерами - до самого соединения с Ембулатовкой.       
    Петр Данилович, возможно, продолжал бы описывать экзотические окрестности, но его повествование было прервано приходом соседа – уральского казака Филиппа Автономовича Бунькина, жившего через дорогу.
    Увидев приезд долгожданных соседей, казак спешно приоделся в белую косоворотку навыпуск, подпоясанную кушаком, шаровары с лампасами, надраенные до блеска хромовые сапоги и казачью фуражку, из-под которой вихрился в правую сторону густой темный чуб. Им можно было залюбоваться: добродушный взгляд темных глаз, пухловатые губы и приветливая улыбка на смуглом, без морщин лице, аккуратно подстриженные усы и борода - все вкупе говорило о добропорядочности этого человека. Заметно прихрамывая, он  неторопливо приблизился к прибывшим новоселам.
    - Мир вашему дому! – по-библейски поприветствовал казак, с искренней радостью и с оттенком глубокого почтения своих новых соседей.
    - С миром  принимаем! – ответила тоже с улыбкой на приветствие  Маланья Владимировна. С Петром Даниловичем и ребятами Филипп Автономович поздоровался за руки.
    Познакомившись с новоселами, сосед не заспешил домой. В его присутствии первым делом достали и занесли в обращенную на восток комнату иконы и установили их на привезенный из дома иконостас. Скромный скарб приезжих занял свои места в разделенных узкими сенями двух комнатушках мазанки. По указанию матери Николай установил во дворе таганок и разжег под ним костер, а Петр Данилович со Степаном ушли на Ембулатовку за водой.  А сама Маланья Владимировна, отвечая на вопросы гостя, спешно и привычно орудовала ножом, очищая от кожуры картофель.
    Казак с нетерпением ждал приезда новых соседей. От Петра Даниловича ему было известно, что из далекого оренбургского села, как  спасительница, приедет не дряхлая старушка с малолетними внуками, а средних лет женщина, рано овдовевшая Маланья Владимировна Чурбакова со своими взрослыми и, со слов Петра Даниловича, трудолюбивыми сыновьями. Не имея собственных взрослых помощников, раненный на братоубийственной войне казак на этих парней возлагал свои большие надежды. И без преувеличения будет сказано, что в этот теплый июньский вечер самым естественным образом произошло, на первый взгляд, срочное, но прочное объединение двух незнакомых семей. Спеша приготовить стол для новоселья, Маланья Владимировна обнаружила, что в прибывшем на новое место скарбе, как нарочно, отсутствует одна, на первый взгляд, пустячная, но очень необходимая в доме, а в особенности на данный момент вещь.
    - Что же теперь мне делать? – отчаянно произнесла хозяйка, собравшись нарезать почищенный картофель. В поисках выхода она обвела всех присутствующих своим вопрошающим взглядом.
    - Чё стряслось-то, шабриха (соседка – И.Ч.)? Сказывай, что тебе надо, – обратился к встревоженной стряпухе с заметным уральским казачьим говорком Филипп Автономович. 
    - Вот. Собралась поджарить на новоселье картошку, но оказалось, что сковородка осталась в Покровке.
    - Эка  беда! Пошто зазря печалишься? Да это я сейчас мигом  доставлю! Выпалив это, сосед сорвался с места и, прихрамывая, устремился к своему дому. А через несколько минут возвратился, но не один и не с пустыми руками.
    - Познакомься, Маланья Владимировна. Это моя Анюта, - указал он рукой на свою статную, красивую спутницу, одетую в ситцевый сарафан, поверх которого висела борка (украшение из простых камней – И.Ч.). - А это вам подарок от нас на новоселье! Жаровенька (глубокая сковородка – И.Ч.), – произнес, улыбаясь, сосед, отдавая новую сковороду. – И вот это еще для новоселья! – протянул он бутылку самогона и небольшую кастрюльку с солеными огурцами. - А это вот балык, из кадки. Ум отъешь!
    - Зачем вы нас обижаете, Филипп Автономович? - взмолилась хозяйка. – Нам очень неудобно!
    - Не зря бают, Маланья Владимировна, неудобно, извините, только дрыхнуть без подстилки на бревнах. Берите. Не пужайтесь!
    - Ну, тогда спаси вас Христос! Благодарствую за подарки!
    Сказав это, хозяйка ополоснула водой сковородку, положила на нее топленого масла, наполнила приготовленным картофелем и поставила на обданный пламенем таганок.
    Привезенный разборный стол установили во дворе рядом с мазанкой. С одного его торца на табуреты посадили гостей, а напротив, на правах хозяйки, заняла место Маланья Владимировна. По бокам  на скамейках расположились парни и Петр Данилович. Он быстро наполнил стаканы спиртным (чуть на донышке женщинам и парням, а казаку и себе - по полстакана) и «вооружил» ими всех присутствующих за столом. А затем, с позволения хозяйки, предложил всем выпить за новоселье и знакомство. Когда «тара» повторно наполнилась спиртным, слово взял Филипп Автономович. Стоя, подняв правой рукой наполовину наполненный горячительным напитком стакан, а левой, пригладив, скорее всего, по привычке пышную бороду, он изрек:
    - Маланья Владимировна! У тебя два трудоспособных сына, а у меня - земля, инвентарь и скот! И я предлагаю объединиться!
    - А на каких условиях? – незамедлительно поинтересовалась хозяйка.
    - Если мы сейчас сговоримся, то вам апосля каяться не придется. Треть от каждого дохода я буду отдавать вам. Только бы вы согласились на это.   
    - А что? На это можно согласиться. Как вы считаете, дети?
    - Мы согласны, – объявили парни почти в один голос.
    - Ну тогда за это давайте и употребим! – произнес казак радостно и, крякнув, опустошил стакан.
    Так оперативно, но безошибочно созрел взаимовыгодный межсемейный союз Бунькиных и Чурбаковых.