Маятник качнулся

     Человек так устроен, что ночью ему надо спать. Не только потому, чтобы физически отдохнуть, а потому что  ночь всё искажает. То, что днём кажется пустяшным, мелким, незначительным, ночью выползает, разрастается, разбухает до монструозных размеров и не даёт уснуть.

     Когда не спится в голову лезут дурные мысли. Глупые, грустные, неприятные. Или это глупые, грустные, неприятные мысли не дают уснуть? Интересно, что первично? Придумываю нелепые и не нужные вопросы, чтобы "переключиться".

Считаю рахитичных овец, перепрыгивающих из одного загона в другой, с целью утомиться и уснуть "без задних". Почему рахитичных? А вы попробуйте ночи напролёт прыгать через загородку , чтобы убаюкать своим монотонным прыганьем некоего индивида с богатым воображением.

     Нет, не помогают овцы. Ощущаю  себя овцой, предназначенной на заклание. На растерзание глухой ночи, тёмных закоулков причудливой памяти,  хранящей в пыльных углах, стыдные воспоминания, вроде отрывания лапок насекомым, или чего похуже...

     Не спится. Роятся мысли, жужжат, как мухи, которым в детстве отрывались лапки, с целью удовлетворить нездоровое любопытство: - Каково это? Без лапки?

Теперь - мороз по коже. Потому что прожито, пережито. Знаешь каково. Гонишь воспоминания, потому, что больно, хотя уже, казалось, отболело. Даже лапки кое-какие отрасли. Дефективные, кривенькие, но есть же...

Лапки есть, а боль осталась. И даже воспоминания о ней такие, что дыхание сбивается, а сердце то замирает, а то так начинает биться, что в голове стучит. Вот этот стук-то и не даёт спать. Как тут уснёшь, если стучит? Может головой потрясти, чтобы он исчез?

Нет, это действительно стук...
А-а-а, это мерно стучат старые настенные часы.  По хорошему, их давно следовало бы выбросить, потому что проку от них, как от часов - ноль. Они живут своей собственной жизнью: то идут, то замирают, подчиняясь только своему настроению.

Хоть они и часы, но  даже их время не пощадило. Циферблат весь покрылся сеточкой трещин-морщин, деревянный корпус потемнел и тоже кое-где треснул. Их уже не берут в ремонт, потому что бесполезно. Но я люблю их нежной любовью и ни за что не расстанусь с ними по доброй воле.

Когда они неожиданно вспоминают о своём предназначении, какие-то, невидимые мне колёсики, прокрутившись внутри полуразрушенного временем механизма, заставляют стронуться с места большой круглый маятник. 

Он мерно качается под застеклённой дверкой и наполняет всё вокруг неким сакральным смыслом:
- влево-вправо;
- плюс-минус;
- день-ночь;
- белое-чёрное...
    
     Маятник качнулся... Туда и обратно...
   
     Сквозь неплотно зашторенные занавески вползает рассвет, а с ним - новый день...
     Наступивший день - удивительно хорош! Светит солнышко, зеленеет трава на газоне. Цветут цветы и толстые , жирные шмели, вальяжно перелетают с цветка на цветок. В синем небе неспешно пасутся белоснежные облака, которые ночью прикидывались глупыми и бессмысленными овцами, и деревянная скамейка  тёплая от согревающих её лучей.
    
Можно  просто дышать и созерцать. Смотреть на вишни за окном. На кроны далёких берёз, тихо струящиеся своими ветвями вниз, к шелковистым травам. Слушать, как за стеной скребётся ветка дикого винограда, в напрасных попытках запустить свою гибкую ветвь в полуоткрытую форточку.

Наверное, можно было бы придумать стихотворение про эти летние, полные ленивой истомы дни, но  любое движение, напряжение мысли может разрушить этот ласковый и уютный мир, обволакивающий меня своей нежностью, струящейся в потоках тепла.

И такое умиротворение и покой царят вокруг, что даже дыхание становится тихим-тихим. Таким, чтобы не стряхнуть, не вспугнуть невесомое счастье, по неизвестной причине, опустившееся на мои плечи...