Покорённые

Ради такого я даже решил пожертвовать своим привычным режимом. Мне важно высыпаться, чтобы на следующий день выполнять работу хорошо, а тут ещё вахта без выходных – ритм очень важен. Мустафа, водитель думпера, настолько был твёрд, настолько уверен в своих словах, насколько я уважал этого человека. Среди всех узбеков, он был самым честным, самым трудолюбивым и самым добрым. Да что среди узбеков – среди всех, а у нас люди со всего Союза работали. Мы так и называли этот объект Союзом, а управлял нами ужасный самодур, которого мы называли Генералом. Не хотелось бы врать, с какой именно службы он ушёл на пенсию, но любимым занятием его был ор и унижение рабочих. Мерзкий гад. Он приезжал не контролировать то, как идёт строительство, а ради того, чтобы во время похмелья всю свою гадость вылить на людей. И рожа у него всегда была такая багровая, что я всегда ждал, когда же у него оборвётся тромб или какая-нибудь вена в мозгу лопнет. А ведь все терпели. Представители всех национальностей Союза просто терпели и молчали, а когда Генерал уезжал, тихо шушукались о том, как они его ненавидят. Но рассказ не о нём.

В Бога я тогда совершенно не верил, поэтому истовая вера Мустафы меня забавляла. Он, например, не ел мясо, потому что не был уверен, правильно ли было убито животное. Я до сих пор не знаю, как у мусульман правильно убивают животных, наверное, с определённой молитвой. Тем не менее, его твёрдость в вере, а главное его нравственность вызывала уважение.

Мы ехали по ночной грунтовой дороге сквозь мрак тверских лесов, подпрыгивая на кочках и шурша камнями. Мне эти места очень напоминали родной Карельский перешеек, а когда я вспоминаю дом, мне становится тепло на душе, но тоскливо и мучает ностальгия. Мустафа был напряжён и молчал – обиделся на меня, что я ему не поверил. «Я тебе Лёша когда врал? Поехали, сам увидишь!» – последнее, что я от него слышал. Обиделся. Значит есть в этом что-то. «Но какой там город призраков?» – думал я тогда.

Мы остановились на обочине. Вышли, погасили фонари. Нас съела плотная лесная темень. В ней было промозгло и холодно: «утром будет туман» – подумал я. Пахло нетронутым грибным и ягодным лесом. Ни слова не говоря, Мустафа направился в густую черноту леса, пришлось оторвать взор от сказочного звёздного неба.

Хрустело под ногами, ветки били по щекам и кололи, а запах леса дурманил. Хорошо, что Мустафа надел белую куртку, она отражала синий свет звёзд и полной Луны и был хоть как-то заметен

В конце-концов перед нами открылось озеро с виду совершенно точно волшебное, загадочное. Казалось, что вот вот русалки подплывут к берегу, или леший схватит за ногу из темноты. На воде была такая гладь, что небо во всех деталях отражалось в нём. Сверкающие точки. Мустафа присел за кустами, я сел рядом. Он прислонил палец к губам.

Мы ждали. Город-призрак не появлялся уже примерно сорок минут. Я сказал:
– Ну, видишь, ничего нет… Поехали.

Мустафа молчал в ответ. «Обиделся, и ещё больше обижается, потому что я оказался прав, а ему на религиозной почве что-то почудилось.» – думал я.

Но действительно, вскоре стало происходить нечто совершенно необъяснимое. Из под воды медленно появился купол с крестом,  потом высокие стены, бойницы, купола, удивительной красоты здания, гигантские ворота – перед нами предстал древнерусский город цвета густого тумана. Он возник так, как возникают в океане киты, демонстрируя свою мощь людям.

Мустафа обернулся и снова прижал палец к губам, а потом так кивнул, что в моей голове прозвучало его торжествующее: «Я же говорил». Я ущипнул себя за кожу между большим и указательным пальцем, протёр глаза. Это был не сон. Вместо исчезновения, город становился всё более отчётливым и детальным, но оставался таким же белёсым и туманным.

На берегу напротив ворот города возник трон как будто на каменном постаменте. Около него стояли стражники в китайских доспехах. На троне кто-то сидел накрытый покрывалом. Потом я рассмотрел, что постамент составлен не из камней, а из тел убитых витязей. «Хан» – подумал я, и в этот момент двери на городской стене открылись со звуком призрачного ветра, а из них потекла к трону медленная река людей. Они ползли на коленях держа в руках мешки, тазы, одежду… Нет, это не дары… Это дань… Люди ползли, ползли и текли как смола поднося то золото, то одежду то зерно. Некоторых людей стражники уводили за трон, где они исчезали. Перед Ханом, который прятался под покрывалом, росла гора из дани.

На небе появился благородный орёл. Он гордо взирал на это унижение. Вереница людей не кончалась, а гора повинных даров перед троном росла. И когда она стала выше постамента из воинов, стражники водрузили трон на эту гору золота, тканей, зерна, посуды и прочего. Внезапно орёл кинулся на трон и скинул покрывало, под которым никого не оказалось. Трон был пуст, но люди не смели поднять головы и заметить это.

Я вскочил и начал кричать: «Смотрите, смотрите! Он пуст!». В этот момент я оступился и упал в воду, Она была ледяной, тёмной и страшной.

Мустафа вытащил меня, города уже не было. По дороге обратно он ещё ворчал и припоминал мне, что я ему не поверил, что эта картина тут всегда, и как это объяснить как не наличием жизни духов и вообще, что я не прав, что не верю в Бога. Я уже был готов на тот момент поверить во что угодно, связь между этой страшной галлюцинацией и Верой у меня установилась сама собой, а критическое мышление отступило.

Мустафа причитал, что нас, русских, сгубит отдаление от Бога, что уж надо взять да принять ислам. А я уж было хотел ему возразить тем, что мы никогда не примем религию, адепты которой взрывают по всему миру всё подряд… Потом, конечно, вспомнил, что сам Мустафа не такой, а значит и мусульмане, которые верующие, такие как он, они не убийцы, а порядочные и добрые люди. Далее пошёл круговорот неразрешённых мыслей о всех религиях, и почему каждая из них считает себя единственной верной, и философские вопросы о природе зла и добра, и почему всё это допустил Бог, почему всё так, если он благ… Стандартный набор, человека в сомнениях. Короче, я ничего не ответил Мустафе, а просто молчал, с волос моих стекала холодная вода, сиденье промокло, а я немного замёрз.

Когда на объект приехал Генерал и начал унижать работяг, я вспомнил про этого призрачного Хана, который оказался иллюзией, пустым троном накрытым простынёй. Я смотрел на эту наглую красную рожу, которая брызгала ядовитой слюной ребят лопатёров, беларусов, очень хороших парней. Называл бульбашами и дебилами, умственно-отсталым быдлом. В них я увидел тех людей, которые не поднимая головы несли к этому трону, пустышке, свои пожитки и свою честь, своё стремление быть свободными. Так уж я об этом думал, и, наверное, мой взгляд сильно жёг эту садистскую мразь, Генерала. Он поймал мой взгляд спросил:
– А ты чего вылупился?
Я молчал. Генерал подошёл поближе.
– Язык проглотил? Чё вылупился, спрашиваю?!
В этот момент я набрал полный рот вязкой слюны, смачно харкнул ему в его усатую морду. Обильная и вязкая белая масса стекала по его поганым усам. Теперь он терпел.

 И знаете что со мной потом было? А ничего! Я просто уволился и нашёл нормальную работу в городе, а не на этих вахтах. И уволился я по собственному желанию, меня даже никто увольнять не мог, ведь эта пустышка не имела даже права что-то со мной сделать.