Все хорошие хозяева попадут в рай. Глава 11

Глава одиннадцатая,
Кошка.

- А злишься ты, потому что он оказался прав, - Евгения сидела в своём кресле, как в огромном высоком гнезде. Она не сильно склонялась над Врубелем, но всё равно слегка нависала над ним. - И, напомню, ты сам сказал мне…

- Я не просил приставлять его ко мне! - Врубель отвернулся от психолога, скрестив руки на груди. - Я недоволен этим решением.

- Разве это не принесло пользы? - Евгения прищурилась. - Ты боишься, что он окажется лучше тебя? Не уверена, что это будет так — вы оба слишком разные. Вас нельзя сравнивать.

- Нет, вовсе нет.

- Тогда в чём проблема?

- Ты бы видела, что он делал с тортом в том кафе… Никогда не вернусь туда, это будет выше моего чувства собственного достоинства… Я не могу воспитывать его. Я слишком сильно злюсь.

- Я помню, когда мы познакомились…

- Не начинай. Ты совершенно не слушаешь меня, а говоришь то, что хочешь. Меня это не успокаивает.

- Совсем нет?

- Нет.

   Евгения поставила руку на ногу и положила голову в свою ладонь.

- А что бы тебе хотелось услышать? И почему именно это?

   Врубель тяжело вздохнул.

   Время неумолимо продолжало идти.

   Харри начинал учиться новым вещам — например, он понял различие между ложкой и вилкой. Ложкой нельзя пораниться, только если кидать её в воздух и не ловить.

   Он чаще проводил время с другими новообращёнными. Слово это было для него слишком сложным, как и термин зверолюды, поэтому он просто называл их друзьями. Харри очень любил гулять и гулял бы один, но его больше не отпускали, поэтому радостно встраивался в компанию к кому-то.

   Так он узнал ещё больше нового, не только о мире, но и о других. О себе он тоже рассказывал.

- Получается, ты сын дворняжки? - доберман Эдуард оказался не таким уж и злым, но может быть от того, что уже почти перестал быть доберманом. Он любил поесть пончики, такие странные дырявые сладости из теста. Их делали в одном кафе, которое он знал ещё до того, как стал человеком. - И как это вообще возможно, чтобы в питомнике оказался такой, как ты?

- Мой отец — дворняжка, - поправил его Харри, кладущий пончик целиком себе в рот. - Ам-ма-ма…

- Прожуй сначала, а потом говори, - Эдуард всегда запивал пончики газировкой. Он говорил, что попробовал их ещё когда был собакой. - Так что ты там хотел сказать?

- Мой отец — дворняжка, а моя мама — золотистый блю-ривер.

- Кто?

- Не знаю. Она была пушистая и гладкая, с очень большим мокрым носом.

- И поэтому ты родился в питомнике?

- Я помню что-то, но очень сиюминутно.

- Смутно.

- Вроде того.

- Хочешь сказать, она просто вышла погулять, а там, во дворе, был твой папа, который был крайне рад её видеть?

- У неё был роман. Клаветт меня научила, что это такое. Это когда ты носишь с собой большую книжку… И вот она несла с собой книжку, но ей не давали этого делать. Ей предлагали другие книжки…

- Ничего не понимаю. Какие книжки?

- Де-коте-ктивы. Вкусные! Как пончики, только без дырок. Но это сначала, если их начать грызть…

   Эдуард тихо рассмеялся. Его очки блестели, даже когда не было темно.

- Я помню, как кто-то из людей говорил, что она очень влюбчивая, и они с моим отцом познакомились давно. К ней всегда ездило много женихов, очень успешных и красивых. Они тоже были чемпионами, как ты и моя мама, - Харри внимательно наблюдал за тем, как Эдуард возит пончик по чему-то белому. Он не знал, что это «что-то» называется сахарная пудра. - Но она всегда пыталась сбежать к нему. В итоге так и случилось. У меня были братья и сёстры, но они были больше похожи на маму. И, кажется, они смогли найти дом быстрее, потому что выглядели как золотые брю-ливеры, но их нельзя было водить… Я не помню, что они имели в виду. Они не стали бы чемпионами, как мама, но выглядели, как она. А люди любят… Таких. И были рады, что они есть, и они быстро нашли дом. А я не сразу нашёл Аллу.

- Наверное, щенок и взрослая собака по-разному понимают слово «быстро» и «долго», - Эдуард протянул Харри пончик, который побелел от сахара. - Интересно, видел ли я когда-нибудь твою маму на выставках… А ведь такое возможно.

- А как ты думаешь, она помнит меня?

- Твоя мама? Конечно.

- Разве такое возможно?

- Ты ведь помнишь Аллу? Вот и она тебя помнит.

   Харри нравилось гулять с Эдуардом, хотя удавалось это редко. Чаще всего они просто сидели где-то и разговаривали.

- Хм… Такой странный вкус. Это кислый? - спросил он, прожевав ещё один пончик. Во рту всё ещё оставался его вкус.

- Нет, это сладкий, - Эдуард усмехнулся. - Неудивительно, что Врубеля от тебя мутит.

- А как это?

- Когда-нибудь бегал за своим хвостом?

- О! Да.

- Потом кружилась голова?

- Один раз я ударился о ножку дивана.

- Вот представь, что Врубель — это ты, а ты — это ножка дивана.

- Ой. Как-то это совсем нехорошо.

- Вот именно.

   Иногда Эдуард гулял один, и тогда Харри общался только с ним, но порой к ним присоединялась Эмма. Эмма любила ходить в места, где было много вкусных книг. Некоторые книги можно было брать просто так, а некоторые должны были пищать у особого стола, иначе так и оставались на полках. Эмма изучала что-то вроде «философии», как и девушка бывшего владельца Эдуарда. Египтологию. Правда, в тот раз, когда они говорили о маме Харри, Эммы не было рядом.

- Клаветт сказала мне, - начал Харри внезапно. - Ну, когда говорила про романы...

- Да-да? - Эдуард уже предполагал, что скажет Харри. Он и Эмма правда очень хорошо общались, но оба боялись идти на опасное сближение. Сам факт подобного близкого общения казался им странным. Доберман хоть и может дружить с совой, в теории, но…

- Она показала мне книгу про вас.

- А?

   Харри задумался, возможно он вспомнил что-то не то.

- Она считает, что у вас всё будет хорошо, - сказал он, так и не вспомнив подробности.

- Это хорошо, но мне кажется, что Клаветт слишком часто суёт свой нос в чужие дела. Она, может быть, кошка… Была ей. И проницательная. И мудрая по возрасту. Но это не значит, что…

- Эмма тебе не нравится, да?

- С чего ты решил!?

- Почему тогда у вас не может быть всё хорошо?

   Эдуард нахмурился. Он очень глубоко задумался.

- Вы же люди, - Харри продолжал говорить, ощущая, как то самое чувство вновь просыпается в нём. - У людей не бывает «всё хорошо»?

- Бывает, - Эдуард улыбнулся. - Но я не знаю, как к ней подступиться.

- Ходи с ней на лекции?

- Хорошая идея, но она не ходит на лекции.

- Тогда своди её сам!

   В тот день Эдуард подумал, что это самый глупых хороший совет из тех, что Харри мог бы ему дать. Но он сработал — через неделю он и Эмма пошли на лекцию в музей. Это была лекция, посвящённая древним загадкам и тем людям, что когда-то их расшифровывали. Эмма предполагала, что смерть её владельцев-фокусников могла быть связана не только с конкуренцией. Быть может, они передавали своими выступлениями какие-то скрытые послания. Эти послания, как думал Харри, наверняка были как-то связаны с «египтологией», которую Эмма начала изучать. Но Эмма говорила, что связь есть, но не такая прямая.

   Харри казалось, что связь — это как верёвка. Но разве верёвка может быть абсолютно прямой? Только если её натянуть. Но почему он не смог натянуть связь, чтобы она стала прямой? Может быть, связь — это змея? Но тогда она должна извиваться, вряд ли она может натянуться и стать прямой...

   Кстати, о змеях.

   Милла часто соглашалась погулять с Харри, но чаще всего эти прогулки были по картинной галерее или магазинам с большим количеством запахов или пуговиц. С ней редко удавалось о чём-то поговорить, они просто ходили туда-сюда. Иногда Милла спрашивала мнение Харри, а порой просто водила его с собой. Один раз она сказала, что она рада, что у неё есть компания. Она почти никогда не была одной, всю свою жизнь она видела вокруг себя тех или иных людей, поэтому даже бестолковый Харри делал её новое существование лучше. Один раз Харри услышал, как она и Рэкс ссорились. Он спросил у них зачем. Они не ответили. Потом случилось и вовсе привычное, но немного не обычное событие — Рэкс кричал на Врубеля. Не так, как обычно. Они стояли у выхода из убежища.

- И с чего все взяли, что я люблю её? - Рэкс сердито смотрел на Врубеля, а тот расстроенно вздыхал, потому что сначала хотел избежать встречи с Харри и спешил уйти, а потом наткнулся на Рэкса и вступил в бессмысленный и утомительный разговор. - Да если и так, вам откуда знать это, а?

- О чём вы спорите? - Харри подошёл поближе.

- Ты ничего нового не можешь придумать? - Рэкс усмехнулся, но всё равно звучал недовольным. - Опять подходишь с одним и тем же вопросом.

- Это тебе ещё повезло, он мне всегда задаёт разные, - пожаловался Врубель.- А по поводу твоего вопроса… Знаешь, я считаю ты сам виноват.

- Ах, так? Ясно, я зря решил с тобой поговорить об этом, - Рэкс убежал вниз по лестнице. Кажется, он и до этого спешил куда-то, но встретил Врубеля и разговорился.

- Твоя ошибка в молчании! Я бы всему миру рассказал о своей любви -  пусть все знают, что моё сердце открыто этому чувству! - крикнул Врубель ему вслед.

- А моё, быть может, тоже? - Харри задумался. В последнее время он думал всё чаще.

- Вот и чудесно, - Врубель вытолкал его из комнаты. - Вперёд! На поиски открытых сердец!

   Харри не понял ничего из этого разговора, кроме того, что что-то внутри него, наверное, всё же открыто. Или открывается, ровно в тот момент, когда он начинает говорить много вещей, очень умных и правильных. Возможно, именно когда оно открывается, он начинает мочь говорить эти вещи. Да, скорее всего именно так.

   В следующий раз его сердце открылось тогда, когда они с Миллой гуляли среди резких и разных запахов. Сначала эти запахи были приятными, но чем дольше они ходили, тем тяжелее становилось дышать.

- А знаешь, Рэкс сказал, что не понимает, почему все думают, что вы любите друг-друга. Даже если это на самом деле и так, - Харри не церемонился ни с кем, просто не знал что это такое и поэтому не умел.

- Он так и с-сказал? - Милла улыбнулась. Это была не та обычная улыбка, которой она улыбалась почти всегда — в ней не было высокомерия, в ней было смущение и даже небольшой страх. - Интерес-сно…

   Когда Милла нервничала, она начинала шипеть. Не всегда, иногда она делала это специально. Но Харри точно мог определить, когда она нервничает по-настоящему.

   Сначала он немного жалел, что рассказал Милле о том, что рассказал Врубелю Рэкс, потому что боялся, что его наругают, или Рэкс расстроится. Но всё разрешилось благополучно — на одной из следующих прогулок Милла сказала, что они вместе с Рэксом сходят в кино.

- Кимоно? Или кино? - Харри запутался, когда Мартин попытался объяснить ему что это такое. - Но зачем им обматываться в одну простыню и идти куда-то? Это же будет сложно!

- Нет, кимоно — это одно, а кино — совершенно другое, - отвечал уже не кот, а семейный врач. Мартин когда-то прочитал кучу медицинских журналов бабушки Стефании, ещё когда был котом. Став человеком, он понял, что его знания стали не кошачьими, а человечьими. Таким образом он смог вновь обрести связь со своей семьёй. — Кимоно — это одежда, а кино — это место.

- Как всё это сложно! - иногда на Харри накатывало отчаяние. Он, правда, очень быстро от него избавлялся.

- Да… Я понимаю… Непросто. Котом жить было проще.

- Но теперь ты снова обрёл своих родных, так ведь?

- Да, и всё благодаря тебе. Это ведь ты мне рассказал, что случилось, в то время как Врубель предпочёл промолчать. Виктории становится лучше… А я даже смогу подтвердить свою профессиональную подготовку, защитив диплом. Евгения сказала, что это частое дело, что мы, становясь людьми, так же обретаем человеческую историю. Я приехал издалека, поэтому должен снова доказать свои знания. Вот так.

- Я стал больше понимать тебя, но всё ещё не до конца.

- И что же ты понял?

- Мне нравится проводить с тобой время, вот что.

   Харри и Мартин чаще всего гуляли по парку, но иногда спускались по городу к большому озеру. С Евгенией Харри посещал школу, там он выступал в роли её ассистента. Иногда, когда Евгения отлучалась, Харри общался с Мэей.

- Мне кажется, - часто говорила она. - Что доктор Мартин — это наш кот, просто он стал человеком. Иногда я так думаю целый день!

- Может так и есть? - отвечал ей Харри, но Мэя сразу же начинала говорить, какой он глупый и наивный. Впрочем, кажется, каждый раз она только убеждалась в том, что это возможно.

   Рэкс часто звал Харри помогать в поисках животных. Иногда они находились, иногда нет. Парочку раз удавалось найти пропавшего, но слишком поздно. Смерть не пугала Харри тогда, когда он не грустил. Он очень быстро понял, что истинный кошмар смерти именно в горе, которое следует после неё. Не было бы горя, смерть не имела бы никакого смысла. Значит, дело было в том, что человек лишался чего-то очень важного, отчего его постигало горе. Смерть — это прощание с дорогим и ценным. Иногда внезапное и жестокое. Иногда короткое, а иногда достаточно длинное. Но каждый раз болезненное.

   Все обитатели убежища прошли через нечто подобное. Гуляя с ними, Харри понял это. С каждым он проходил свой путь, иногда чуть более длинный, а иногда более короткий. Все эти прогулки были совершенно разными, и Харри любил каждую из них. По-разному. Что-то давалось трудно, что-то вызывало печаль, что-то поучало, что-то просто радовало, а что-то долго не выходило из головы.

   Но было во всех этих встречах кое-что общее. Кошка.

   Почти каждый раз до или после прогулок, а может быть даже во время неё, Харри видел Клаветт.

   Она никогда не требовала от него особого внимания, ей хватало всего нескольких минут, чтобы сказать всё то, что ей хотелось сказать. Правда, было одно дело, в котором ей понадобилась помощь.

- Ты всем помогаешь, хотя они этого и не понимают до конца, - всегда говорила Клаветт. - Настанет момент, когда и мне ты поможешь.

   Харри долго не мог понять, как и кому он помогает. Он мог понять, что помог Мартину и его семье, но разве эта помощь была постоянной? Больше того, он не мог придумать, чем он мог бы помочь Клаветт.

   Правда, потом наступил тот самый момент, о котором она говорила, и всё стало чуть более понятно.

- Я не верю в чудеса, но может быть, - сказала в тот день Клаветт. - У нас получится что-то?

   Она попросила его сходить вместе с ней к дому, где жила её владелица. И Харри, конечно же, согласился.

   Это был большой, богатый дом на одной из старых улочек. Такие улицы Харри не очень любил — они были узкие, малолюдные и на них не было светофоров, с которыми можно было воевать. Но эта улица отличалась от других — она выглядела как парк, только с домами. Кругом были красивые заборы, деревья и цветы.

   Возле дома они с Клаветт провели какое-то время. Она рассказывала о своей хозяйке, о её книгах. Она делала это практически всегда, но в тот день это было особенно подробно.

- Татианна Федоренко-Бауслер была удивительной женщиной, очень заметной и громкой… Но умерла от старости и одиночества. Я пыталась позвонить, даже уронила телефон со столика, но… - Клаветт долго говорила, а потом остановилась. - Как я сказала это, ты слышал? А ведь даже не вспомнила, а просто сказала…

- Да, как по воле сердца? - Харри тоже чувствовал иногда эту волю сердца, она согревала его изнутри и заставляла делать удивительные по его меркам вещи.

- Как по воле сердца…

   Они уже собирались уходить, когда к ним подошло двое мужчин старшего возраста. Один из них представился членом союза писателей, они оба посчитали, что Клаветт — давняя подруга своей владелицы, писательницы Федоренко-Бауслер.

- Мы думали, что никого не осталось, кто знал бы её и мог бы рассказать… Такая удача встретить вас, Клаветт! Она о вас книгу написала, так ведь?

- Да, именно так. И я тоже безумно рада встретить вас...

   Харри плохо понял разговор, который в итоге произошёл между Клаветт и писателями. Клаветт была счастлива после него, и это было главным. Она взволнованно сказала, что в доме её владелицы будет музей. Это звучало гордо и необыкновенно. А это значило то, что Милла приведёт Харри туда хотя бы раз.

   Так и случилось.

   Во время этого визита, Клаветт устроила своим друзьям специальную экскурсию. В ходе экскурсии Харри узнал про самые удобные подушки, самые опасные полки и самые высокие шкафы дома писательницы. Так же он узнал, что её романы оказались теми самыми детективами, что он грыз. Теперь для него владелица Клаветт стала очень важным человеком.

- А это — фотография, - Клаветт указала на небольшую рамку, в которой был заперт чёрно-белый ребёнок. - У моей писательницы была одна история, особая и очень страшная. У каждого человека такая есть, но каждая ужасна лишь в меру его испорченности.

- Хорошо сказано, - Милла задумчиво смотрела на ребёнка. - А что за история? Разве Татианна не была хорошим человеком?

- Она была прекрасной писательницей, очень доброй и отзывчивой женщиной, но… - Харри заметил, что лицо Клаветт омрачила тень какого-то очень глубокого и давнего отчаяния. - В её жизни однажды появился другой человек. Мужчина. Это было давно. Тогда, Харри, если женщина и мужчина были вместе, а потом расставались, общество могло разозлиться.

- Почему? - Харри часто встречался с друзьями, но в итоге каждый раз расставались на то или иное время. - Разве это плохо?

- Если люди любят друг-друга, или любили когда-то, или думали, что любили — то да, это плохо, - Милла понимала всё куда лучше, чем Харри, поэтому пыталась ему объяснить. - Раньше считалось, что человек должен выбрать другого человека один раз и на всю жизнь. Если он менял свой выбор, то потом его осуждали.

- Значит, если я выбрал Врубеля, то не могу гулять с Мартином? - Харри переживал всё сильнее.

- Ты не можешь выбрать Врубеля, он твой друг. Он не может быть твоей женой! - Милла с трудом сдерживала смех. Всё чаще она становилась улыбчивой и меньше злилась, опускаясь всё ближе к земле с тех гор, на которые упала с небес. Клаветт с интересом наблюдала за говорившими.

- А что такое жена?

- Это человек, которого ты любишь, твой верный спутник. Это… Помнишь семью, где Мартин был котом? Виктория — чья-то жена. А тот человек — её муж.

- Клаус. Отца Мэи зовут Клаус.

- Вот! Клаус — муж Виктории, а Виктория — жена Клауса. И когда люди вместе, то жена может стать матерью, а муж отцом. Но не всегда это получается. Ты понял?

- Кажется да. Значит ты — жена Рэкса?

- Нет!

- Но он же твой верный спутник?

- Да, но для того, чтобы пожениться, нужно устроить свадьбу!

- Свадьбу?

- Это такая церемония.

- Понял.

   Харри ничего не понял, кроме того, что у любящих людей постоянно возникает море препятствий.

- Так вот, Харри, возвращаясь к Татианне… - Клаветт тоже улыбалась, но стоило ей начать говорить, как улыбка исчезла с её лица. - Когда-то человек не мог любить другого, если они не были в браке. Это считалось позором.

- Татианна любила кого-то, но не вышла замуж? - Харри пытался сложить в голове уже известные слова и те, которые он слышал когда-то в похожем контексте.

- Да, именно так. Тот мужчина, что любил её, обманул её ожидания.

- А почему он не вышел за неё замуж?

- Мужчина не может выйти замуж, он может только жениться! - вмешалась Милла.

- Но он не женился?

- Нет, не женился, - Клаветт вздохнула. - Он разбил её сердце и бросил её.

- А как все узнали об этом? Они же не могли разозлиться просто так? - Харри посмотрел на фотографию. - И разве это тот мужчина? Он выглядит очень маленьким.

- Нет, это не он. Всё произошло быстро. Татианна часто говорила об этом. Болезненная тема, самая чудовищная из всех. Она родила ребёнка, но не смогла оставить его. Ей пришлось отдать его в детский дом, потому что общество не приняло бы этого. Она была не замужем, а тот мужчина был женат на другой женщине. Татианна тогда уже начинала подниматься вверх по литературному небосклону, а эта история могла разрушить всю её жизнь…

- Как ужасно.

   Харри пожал плечами.

- Она всегда говорила, что лучше бы пошла против себя, против мнения людей и оставила сына у себя, - Клаветт взяла в руки фотографию. - Впрочем, я не уверена. Она упоминала об этом ребёнке просто как о «ребёнке» или «Чарли». А ведь Чарли может быть и женским именем. Татианна поддерживала общение, писала письма в тот интернат, куда попал её ребёнок. А потом… Всё оборвалось. И она так и не смогла найти Чарли. Хотя очень пыталась. Она проклинала себя, она не могла найти покой… Она говорила мне: «Клаветт, милочка, если когда-то наступит самый мой счастливый день, то это будет день, когда я обрету Чарли...» Теперь, когда мы вместе с союзом пишем её биографию, быть может, будет шанс, что Чарли найдётся… Письма ведь были, они могли сохраниться, быть может…

   Когда Клаветт закончила свой рассказ, в музее стало безумно тихо. Такая тишина пугала Харри, поэтому он очень обрадовался, когда она прервалась чьим-то вздохом. Это был вздох случайно зашедшей девушки, невысокой и очень симпатичной. У неё было круглое лицо и большие очки, а ещё широкие серьёзные глаза зелёного цвета. Её тёмные короткие волосы показались Харри слегка знакомыми — он несколько минут изучал портрет писательницы, написанный специально для музея невкусными масляными красками.

- Простите, мы увлеклись, - сказала Клаветт, увидев посетительницу. - Вы хотели посетить музей?

- На самом деле, - девушка вздрогнула и выпрямилась. - Я пришла, чтобы поговорить с вами. Но то, что мне было нужно, уже случилось. Понимаете, я услышала, что вы пишете биографию Федоренко-Бауслер…

- Да, это так.

- Я принесла письма! - девушка достала из своего рюкзака десяток исписанных со всех сторон бумажек. - Понимаете… Я…

   Клаветт взглянула на письма и сразу узнала почерк человека, который писал их.

- ...это такое невероятное совпадение, что вы именно сегодня рассказывали эту историю, - продолжала девушка. - Меня зовут Чарли. Я всю жизнь имела при себе эти письма, но часть из них была утрачена. Я не могла понять, откуда они взялись у меня. А когда поняла, кто их писал, удивилась ещё больше. У меня не было родителей или родственников, кто мог бы общаться с такой важной особой… И теперь я наконец-то знаю почему… Такой простой вопрос, а кажется, что от него зависит вся жизнь. И ответ на него так важно узнать…

   Чарли рассказала Клаветт свою часть истории — про то, как её забрали в семью из детского дома, про то, как ей трудно было ужиться на новом месте, в другом городе, про то, как приёмная семья любила её, но не могла объяснить самого главного, про то, как ей снилась волшебная кошка, которая обещала ей всё объяснить, про сложную учёбу и то, как она переехала обратно в родной город. Милла была так тронута, что заплакала. Харри удивился, потому что от её высокомерия словно не осталось и следа.

   Клаветт и Чарли стали очень близки, они вместе ходили к писателям, собирали архивные данные и даже стали вместе работать в музее. Из всего того, что произошло, Харри больше всего запомнился выбор названия для книги.

- А ты как думаешь, Харри? - спросила его Клаветт, после того как они с Чарли обсудили много сложный и долгих названий.

- Я помню, что книга, в которой написано про тебя, Клаветт, называется «Требовательные жертвы». Вы уже обсудили несколько похожих названий, - Харри внимательно следил за этим обсуждением, но в итоге идея родилась не в его голове, всё изучившей, а в его сердце. В самой его сердечной части. - А я подумал и вспомнил… Татианна сказала, что день, когда Чарли вернётся к ней, будет самым счастливым, так почему же не назвать книгу «Обретая Чарли»?

- Как это хорошо! Не потому, что это про меня, просто это… Это… Это так... - Чарли засуетилась и даже сняла сразу же запотевшие очки, чтобы протереть их.

- Это… Звучит! - согласилась Клаветт.

   После того, как книга вышла, Клаветт стала брать Чарли и Харри с собой на пресс-конференции. Это такие мероприятия, когда много людей собираются вместе, светят друг на друга и задают глупые вопросы. Клаветт всегда хорошо отвечала на все, даже самые глупые и возмутительные вопросы. У неё было особое призвание. Она была не только хранительницей наследия великой писательницы, руководителем музея и преданной поклонницей творчества своей когда-то владелицы, но и по-настоящему мудрой женщиной.

- Скажите, в чём ваше главное сожаление в жизни? - спросил у неё назойливый журналист, который несколько раз пытался обвинить Чарли во лжи.

- А я всегда думала, что я — лишь тень, - сказала честно Клаветт. - А оказывается, это совсем не так. Подумайте, может это и в вас отзовётся.

   Кажется, тот журналист очень обиделся, а Харри и Чарли было очень даже смешно.

   Клаветт начала выглядеть человечнее, быть может потому, что она обрела своё прошлое и смысл жизни. Харри стал предлагать ей новые занятия, самостоятельно звать её гулять. И она тоже начала звать его с собой. Они стали чаще видится — на встречах с поклонниками, в музее и просто так, прогуливаясь у озера. Иногда они ходили по магазинам или в рестораны. Чарли часто присоединялась к ним. Она даже сказала, что обрела вторую семью и вторую себя. Клаветт тоже кое-что обрела - не только своё предназначение, но и верного спутника. Нет, им был не Харри. Об этом ему рассказал Мартин, который тоже во многом ей помогал.

- Как бы ни казалось, но она — везде, - сказал он. - Она очень многое знает, даже если иногда кажется наоборот.

   Везде, в каждой тени этого города была она — кошка. И за тенью этой кошки следовала великолепная Клаветт.