Глава седьмая

Охотник, открыв глаза, увидел бледно серое небо, ласково обнимающее верхушки деревьев. Пытаясь встать, он почувствовал, как под ним все заколыхалось и загуляло, словно под ним не земля вовсе, а речные волны.  Бросив взгляд вниз, он разглядел что лежит на ветвях того самого дерева, что совсем недавно пролетая над ним, подбросило его вверх. Видно потеряв сознание, он приземлился на ветки словно на перину, оттого не чувствовалось на теле новых ран, всё также болели ноги и руки, ноющей болью откликалась спина, которую щипало при малейшем движении и ветре. Скатившись осторожно на землю, охотник посмотрел в сторону великана, чьё бездыханное тело лежало неподалеку. От крови, что вытекла из его тела и пропитала землю, пожухла и пожелтела трава, и теперь он лежал в обрамлении увядающей природы, словно под ним горел погребальный огонь. Подойдя ближе, человек внимательно вгляделся в лицо менква, оно уже не внушало страха, наоборот, застывшая улыбка, словно преобразила его, и охотнику даже стало жаль, что борясь за жизнь, он погубил эту. Злую, жестокую, но всё же жизнь. Просунув руку в рану, он нащупал рукоять ножа и вынул его. От крови великана лезвие и дерево почернели, будто их обожгла его ярость. Обтерев оружие, человек положил его обратно в ножны и принялся обрабатывать свои раны. Для чего пришлось снять верхнюю одежду, которая была изрядно потрёпана и мало на что годилась. Перебирая растущие поблизости растения, охотник искал те, что помогут ранам затянуться быстрее, но с недоумением, замечал, что они, хоть и были похожи на те, что он всегда использовал раньше, но будто были совсем не тем, что нужно. Они, как небо, были какими-то сероватыми, тусклыми. Только выбирать уже не было времени, иначе и ему грозит погибель, открытая рана – словно дверь для недугов, а вот выгнать их обратно уже очень сложно. Перебрав несколько трав, охотник не почувствовал изменений, поэтому решил использовать последнее, что пришло на ум. Собрав побольше сухой травы, он скатал ее в крепкий пучок, а чтобы огонь не побежал дальше по лесу играть в догонялки с ветром, подготовил для костра место, обрамив его влажной землей. Когда усталые руки всё же смогли высечь искру  на плотный сверток травы, человек осторожно стал  раздувать ее, чтобы маленькая звездочка надежды переросла в большой жизненный огонь. Вот пламя вспыхнув, стало с жадностью пожирать легкую пищу, приготовленную для нее человеком. Оттого что трава плотно прилегала друг к другу, сгорев, она не сразу погасла, а ещё сияла багровым пламенем при любом колыхании воздуха и лишь черная зола от травы выдавала призрачность огня. Охотник дождался, когда огненного свечения костра стало чуть меньше, убрал сверху остывший пепел и, повернувшись к огню изодранной и кровоточащей спиной, лег ею на остывающие от воздуха угли. Резкая острая боль пронзила всё его тело, словно под ногти впилась огромная заноза. Первое, что ему  захотелось сделать, это соскочить с углей и припасть спиной к прохладной земле, но понимая необходимость происходящего, он немного повертелся с бока на бок, чтобы пепел забился во все раны, а они сжались от огня, перекрыв кровотечения. Голова кружилась от боли, что уже стала монотонной и ноющей, будто коснулся обломленным зубом чего-то горячего и теперь чувствуешь этот жар всем телом. Наконец поднявшись, человек, шатаясь, стал прислушиваться к своему телу.  Холодный лесной воздух приятно охлаждал обожженную спину, делая боль терпимой, радовало другое: уже ничего не текло и не капало из ран на землю и ноги – значит, кровь удалось остановить. Теперь нужно восстановить силы, восполнить потерянную жидкость, чтобы руки и ноги вновь стали исправно слушаться, чтобы в голове снова начали появляться подходящие мысли. Накинув на себя остатки одежды, таким образом, чтобы более целая передняя часть закрыла спину, человек заострил ножом одну из поломанных веток, чтобы получилось копье, которое можно использовать в случаи опасности. Немного отдохнув, он забросал тело великана ветками, травой и валежником, чтобы оно не привлекло внимание раньше времени,  и, определив по следам направление, откуда великан нес его совсем недавно, направился обратно, в надежде поскорее вернуться домой.
Юма быстрым широким шагом мелькал между деревьями, чтобы поскорее вернуться домой. После того как  его ;;кв  упала лишившись чувств и какое-то время бездыханная лежала, уткнувшись в его плечо, он стал бояться надолго оставлять ее одну. И вот проверив ловушки няль , он с добычей мчался домой. Сегодня духи были благосклонны к ним, и его снасти поймали пару тетерок и глухаря - этого им хватит на несколько дней, значит можно не удаляться от дома далеко и надолго. Отчетливо напахнуло дымом, верный признак, что он совсем рядом. Да и лес стал светлее, вот-вот совсем закончится и Юма выйдет на поляну перед их стойбищем. Вот показалась кромка леса, за ней потянулся луг, на котором одиноко возвышался дом. Из чувала не шел, а будто вываливался дым, расстилаясь по крыше, а с нее стелясь по траве. На мгновение Юма даже остановился. Необычно это, причудливо. Так иногда туман стелился над поймой, но что характерно, именно над ней, а тут дым словно обнимал каждую травинку, проскальзывая все дальше и дальше. Его едкий аромат задолго до взгляда обозначал близость жилья.
Женщина, отринув ото сна, чувствовала невероятный прилив сил, и это, несмотря на то, что совсем недавно они так же неожиданно покинули. В голове, глубокой зарубкой на дереве, засело слово «жив», от того она не знала радоваться этому, или же печалится, вдруг то лишь отголоски ее чувств к мужу, что так искусно использует владыка Куль ….  Но раз есть силы, нужно их направить в нужное русло. Быстро, но без суеты, завертелось, закружилось всё по дому: веселыми красками заиграл очаг, зашипел на огне чайник, заметались по полу гусиные крылья, полетела за порог, оторопелая от такого напора, собравшая было, пыль. Всё пришло в движение, будто ожил от весеннего тепла ручей и побежал по земле, увлекая за собой. Вот в окне мелькнула тень, послышались шаги, по размеренной уверенной поступи, она поняла, что вернулся сын, с добычей вернулся.
Юма, скинув снаряжение в сенях, заглянул в дом, его мать, словно вернувшись в годы своей молодости, порхала по избе. Давно он не видел ее такой. Она же, взглянув на него, улыбнулась, как тем ясным днем, когда он, еще маленький, вместе с отцом первый раз вернулся домой с большой добычей. Образ того лося и сейчас стоял перед глазами, огромный, величественный, теперь словно скала нависал над Юмой, но не давил, а будто закрывал от опасности. Потому и не было сомнений с тех пор в удаче на промысле, не было страха, оставалось лишь уважение к заветам отца, любовь к матери, трепет перед богами и умение удивляться красоте и совершенству природы, где и надоедливый комар прекрасен. Особенно в свете закатных отблесков из-за леса, когда он не просто летит, он парит, танцует, увлекая за собой сородичей. Руки сами потянулись к укрывшемуся за пологом лебедю и легли на струны. Пальцы заскакали по струнам, выдавливая мягкие звуки натянутых сухожилий, унося сознание куда-то вдаль…
Охотник, едва перебирая ногами от усталости, медленно брел следами великана к месту, где все началось. Слабость, которую питало израненное тело, становилась с каждым шагом все сильнее и, казалось, сжимала холодной рукой горло, сдавливая всё сильнее, лишая воздуха. Человек обречено обмяк, опустившись на колени, силы оставляли его. Оттого стала нарастать обида, выгрызая остатки внутренних сил. Даже слеза, предательски прокатившись по скуле, оставила после себя мокрый след, немое свидетельство беспомощности. Охотник упал лицом на землю, в надежде, что она придаст сил и отрезвит помутневший рассудок. Но вместе ясности сознания, его снова стал окутывать туман. И когда он, уже совсем было растворился в нем, слух донес до боли знакомые звуки. Так звучат струны! Так играет человек! Так звучит песня его народа! так звучит жизнь! Как тут не подняться? Как разогнать наплывающую тьму? Как, разве что не бегом, снова двинуться в путь? Словно и не ты это, а неведомые силы, поднимают и несут, несут. Вот уже охотник приметил знакомую поляну. Вон лежит искуроченное ружье, а чуть дальше разорванная напополам напка .  Всюду щепки и комья земли – всё то, что вновь окунуло охотника в момент встречи с великаном. Он перескочил поляну, так быстро, как только мог, вот уже и лес стал редеть, показались с детства знакомые места. Но казалось что, будто что-то не так, ощущение серости и мутности окружающего мира так и не покидало человека. Это всё раны! – успокаивал он себя, и хранил надежду, что оно так и есть.
   Струны лебедя, то протяжно завывали, то вдруг резко вскрикивали, разрезая напряженный до предела воздух. Их звуки уносились прочь, успокаивая ветер, маня к себе плывущие вдали облака. Юма играл, мыслями находясь где-то далеко, словно слившись с музыкой, он будто также несся куда-то вдаль. А мать смотрела на него, одновременно гордясь и печалясь, ведь он словно представший перед ней муж. Так стал похож! Немного угрюм, но оно и понятно, взрослеть пришлось быстро, и не было рядом старшего мужчины, кто направил бы или помог советом. Но не стал он от этого нелюдимым, озлобленным. Наоборот словно за двоих живёт, за двоих всё успевает, за двоих старается. А как играет! Ведь никто не учил. Словно кто-то неведомый направляет его.
Вот и опушка, а за ней небольшой луг и дом, - промелькнуло в голове охотника. Даже звуки, невесть откуда доносившейся, мелодии стали как-то звонче, ближе. Ноги уже, словно сами несли его вперед, будто не было за спиной, в прошлом, тех страшных, изматывающих тело и душу, событий. Но что это?! Вновь опушка! Снова выход из леса, который он уже проходил… Нет, это не может быть! Видно мысли о доме ушли вперед ног, по памяти выстроив картинку. Так видно хочется скорее обнять жену, нежно потрепать за волосы сына. Уже скоро. Вон он, дом!
Да что же это такое? Опять лес…  Охотник обессиленно упал на колени, уже ничего не понимая. Он словно ходил по кругу поляны, вновь и вновь возвращаясь на неё.
- Каррр, кааррр,- раздалось вдруг где-то сверху. Еле подняв к небу измученное лицо, охотник заметил мутную фигуру большой черной птицы, толи сидевшей на макушке дерева, толи парившей над ней. Всё пространство вокруг птицы было будто в тумане, и она словно пробивала крыльями невидимую преграду, выпуская на поляну редкие лучики солнца, которые подобно игривым бельчатам тотчас исчезали в темных кронах елей и кедров.  «Вот он! Конец моего пути», - обреченно подумал охотник и устало, но облегченно вскинул руки к небу, стремясь поскорее прекратить этот страшный и болезненный сон. Ведь не может же всё это быть его жизнью?
Ворон встряхнул старые крылья, намереваясь поймать приближающийся поток воздуха, что выдал себя ещё вдалеке, изрядно потрепав макушки  тянущихся к солнцу деревьев. И в тот момент когда он уже почти было взмыл в небеса, его внимание привлекло смутное, размытое движение где-то там, внизу. Вроде и поляна та же, и лес знаком, а что-то там шевелится, и будто  бы не здесь. Но ворон за годы прожитой жизни знал, что мир велик и неограничен одной реальностью, есть в нём и другие миры, другая жизнь. А временами открываются между ними проходы и можно побывать по ту сторону нашего мира, видеть его, как бы со стороны. Вспомнилось старой птице и то, о чём говорил ветер, о чём шептала красавица Миснэ –  что он, ворон, может открывать двери между мирами, может помогать попавшим не в свой мир вернуться обратно. Оторвавшись от ветки, старая птица, зависнув в воздухе, стала интенсивно махать крыльями, словно разгоняя туман поутру. Видимость того, что происходит внизу, становилась всё отчетливее, пока, наконец, ворон не заметил на земле знакомого ему человека, которого в прочем, он уже давно не видел. «Так вот почему я не видел этого двуногого на поляне с другими людьми», - пронеслись мысли у него в голове. «Надо помочь, ведь и он меня тогда пожалел и отпустил», - подумал ворон и стал медленно опускаться к земле, размеренно двигая крыльями. 
Охотник, не отрываясь, смотрел, как фигура черной птицы, увеличиваясь в размерах, неторопливо опускалась к нему. Уже уверовав, что это и есть последний миг его существования, он облегченно упал на спину, расправив измученное ранами тело и глубоко вздохнув, закрыл глаза, провалившись, толи в сон, толи в безмерную пустоту, наподобие той, что завела его в этот мир.
Ворон подлетев к безвольно распластавшемуся на траве человеку, осторожно подхватил его крепкими лапами, взмыл наверх, удивляясь как мал и легок, стал тот, кто казался ему в прошлый раз таким огромным и страшным. С каждым новым взмахом своих крыльев, ворон ощущал, что лететь становится тяжелее. И вот он уже и не летит, а будто плывёт. Да и ноша с приближением к заветному проблеску пространства, начинала тянуть его вниз, словно кто-то невидимый хватался за неё, стремясь утянуть обратно. А когда ворон уже чувствовал свежий порыв ветра и до мира людей оставался буквально один взмах, он упёрся в преграду и завис. Перед глазами расплылось чистое небо, по которому бежали облака, прячась друг за другом от ветра. Человек стал невыносимо тяжелым и утягивал их обратно вниз…
Миснэ резво пронеслась по опушке леса. Вдали слышались знакомые звуки музыки. Да, точно, это же тот самый инструмент, что молодой охотник сделал на её глазах из упавшего на поляне дерева. Этот неповторимый голос уходящего казалось в небытие дерева, которому посчастливилось обрести новую жизнь. Богиня расположившись на широкой лапе ели, смотрела на игру в  прятки между ветром и облаками, на солнце медленно шагающее на запад, и слушала. Неожиданно её всю передёрнуло, от умиротворения не осталось и следа. Чувство тревоги и опасности  наполнило воздух вокруг. Оглядевшись, миснэ заметила, как чуть поодаль, откуда-то снизу, будто пробиваясь через ливень, из последних сил поднимался к небу ворон, чьи большие размеры удивляли. В его лапах виднелось очертание человека, что по мере приближения становились всё больше и больше. Ворон же, напротив, уменьшался, обретая свои обычные размеры. Вот ворон совсем лишился сил и замер. Быстро сообразив, что к чему, богиня подхватила его руками и буквально вырвала уставшую птицу с её ношей на эту сторону жизни, в этот мир.
Ворон уже было подумал: «А, будь, что будет», как вдруг его нежно взяли на руки, и вместе с человеком вынесли на свет дневного солнца. Разжав лапы, он отпустил охотника, наблюдая, как тот подобно осеннему листу, медленно опускался на землю, приняв на земле то же положение, в каком он был. Налетевший ветер расправил ему крылья, унося его куда –то вдаль, только и успел крикнуть ворон: «Карр, живи человек! Карр, дыши жизнью, охотник!».
Струна лопнув больно ударила Юму по пальцам. От неожиданности, все размышления улетучились. Что-то потянуло его прочь из дома, заставив отложить инструмент и выйти на улицу. Вот над опушкой высоко поднялся ворон, пронзительно прокричав: «Карр, Карр». Этот крик будто звал: «Сюда, сюда»! Повинуясь зову сердца, Юма отправился в ту сторону, откуда взлетела старая птица, даже не заметив, как следом шла его мать, движимая теми же чувствами…