Голиков
В оркестре, в котором я сама провела последние годы до окончания всех надежд на излечение, он тоже проявлял себя, как тромбонист. Хотя намного выше ценились его услуги инспектора этого коллектива, и оркестровщика всех видов партий для исполнения. Для скорости ему даже на компьютер поставили особую программу, которая сильно ускоряла весь процесс. Так инспектором он пробыл все годы при мне, и потом еще несколько лет, пока не передал этот свой пост в более молодые руки. Да и при мне. Он тоже инспектором был, за исключением одного начального этапа, когда этот важнейший пост занимал один хороший флейтист. Да флейтист очень был увлечен переменами в своей личной жизни в те годы, поэтому пост и был сдан вот этому персонажу по имени Валерий Витальевич. А фамилия его в заглавии всего сочинения выставлена.
Могу точно утверждать, что в выдаче суточных, он всегда бывал предельно честен. И каждый получил от него точно по ведомости. Он ни евро не спрятал в карман. Хотя его реальное человеческое лицо проявилось, наверно, всего только однажды. Это летом мы ждали посадки в самолет, чтобы домой из Кольмара лететь. Вдруг он в лице изменился от какого-то звонка телефонного.- Это пришло ему известие, что его мама умерла. Все поохали, как положено, и пошли в самолет.
Осенью он признался, что отвез тело мамы для захоронения на родине. Знать бы мне уже тогда, как мы будем везти урну с пеплом бабушки для выполнения ее предсмертной воли, лежать рядом с отцом. А в случае с Голиковым меня нетактично мучал вопрос. Он что на свою родину вез? Хоть тело мамы он в гроб положил? Или просто сзади в машине пристроил? Даже самой непристойно думать такое. Но продолжает думаться.
Играл-то он. Как раз далеко не всегда хорошо. Все же и возраст уже сильно солидный. Но иногда он тоже занимался заранее много. И тогда все получалось и с этой их кулисой. Она помогала играть хорошо.
Но, пожалуй, еще без пары деталей обойтись не удастся. Без них портрет уж крайне скудный выходит. Из очень удачного необходимо вспомнить, как этот тромбонист регулярно приходил на работу еще на целый час раньше, и пока не собрался еще весь коллектив для работы, методично пихал в рот особую трубу из очень старых, которую ему по старой дружбе доверили в том самом театре для выступления, хоть он и ушел работать в симфонический оркестр. Речь я веду об огромном соло на басовой трубе, которую в обыденной жизни уже почти и перестали использовать. Это ждало его яркое соло в симфонии К.Пендерецкого, который не только перевез массу необходимых, но редких инструментов для ее исполнения, он сам и за пультом стоял. Так вот в том соло Голиков оказался реально на коне. Да не так вовсе, как герой Гафта Сатанеев на крыше, а честно и качественно.
А вот соло совсем небольшое, но невероятно значимое в пьесе М.Равеля "Болеро", этому самому Голикову так почти и не покорилось ни разу. Хоть он очень старался всегда. Но выходило... Не так, конечно, как у Бубнова с Шостаковичем. Но тоже! Хорошего было уж очень маловато всегда.
Но меня, как простую обывательницу из общего состава без особых заслуг для отличий, больше всего задевало одно его бытовое нарушение по отношению ко мне. Или то была хорошо продуманная акция? Напомню. Каждый вечер в Кольмаре следовала раздача особых талонов для весьма ограниченного контингента оркестра. Это были небольшие листочки с приглашениями на них отпечатанными, посетить городскую Ратушу в честь проведения сегодняшнего концерта. И там! Счастливцев кормили. И давали по бокалу вина к этому ужину. Хоть там и еда особо не была привлекательна, да и вино подавали из средних, поскольку все это было бесплатно.
Но сам факт. Что меня так и не пригласили ни разу. Очень обиден. Хоть есть после концертов обычно и не хотелось особо. Но тут...Даром давали. Но ни разу! Не мне.
Свидетельство о публикации №223032100870