Парадный выход Маргариты Петровны

- Мария! Это не солянка! Это непонятный мне винегрет! Дорогая, ты прекрасный юрист, вот и займись уже делами! Оставь кухню тем, кто не так богат умом.
- Марго, я не женщина! – Маша готова была реветь от досады.
Почему ей никогда не давались даже самые простые блюда? А уж замахнуться на что-то серьезное ей и в голову никогда не приходило. У них в семье давно уже все было распределено заранее.
Верочка – хозяйка, Маша – умница, а Светка – сорвиголова, и человек, который любую шестеренку может заставить вертеться именно в ту сторону, куда надо. Поэтому, обычно на семейные посиделки готовила Вера, а Маша и Света обеспечивали «тыл». Уборка, закупка продуктов, организация досуга детей. Последнее было на Светлане. Только ей удавалось организовать «Соколовскую группировку» так, чтобы дом Веры, где обычно собирались всем семейством, и прилегающие территории остались бы после очередной семейной встречи в более –менее приличном состоянии без необходимости капитального ремонта и возведения дополнительных жилых конструкций. В семействе Соколовых детей любили, баловали почем зря, но воспитывать старались строго, что, впрочем, особого результата не давало.
Все семеро внуков Маргариты Петровны, которых она любила без памяти, были похожи на свою младшую тетку – Светлану. Ведь, даром, что она сама уже стала матерью двоих из тех, кто носился сейчас по газону перед домом, пытаясь изобразить то ли команчей, то ли коренное население небольшой африканской страны, на Свете это обстоятельство никак не сказалось. Она сидела на ступеньках, перебирая сливу, из которой Маргарита Петровна собиралась варить очередную порцию компота, и подумывала о том, чтобы присоединиться к царящему веселью. Останавливали ее только строгие взгляды Веры. Та, яростно нарезая помидоры для очередного салата, бурчала себе под нос совершенно недвусмысленные возражения:
- Не женщина, а сорванец! Светка, когда ж ты уже остепенишься?! Машка вон – солидная баба! Я тоже, вроде, ничего. А ты? Так и будешь скакать всю жизнь зайчиком? Гонять на своем мотоцикле и рассказывать всем, как прекрасна жизнь? Свет, а дети растут! Им как на мать смотреть? Ладно, сейчас им по шесть, а через пару лет? Глаза будут прятать от стыда?
- Вера, не утрируй! – Маша, с сомнением заглянув еще раз в кастрюлю с солянкой, на которую убила сегодня все утро, решительно водрузила на место крышку. – Есть им чем гордится. У кого еще мать может собрать и разобрать любой мотоцикл? Ты можешь? Я – нет. Я даже суп дурацкий сварганить и то не могу! Мной тоже гордиться не надо?
- Надо. Ты суп не можешь, а в суде – все можешь.
- Вот! Это значит, что?
- Что?
- Что каждый должен заниматься своим делом.
- Прекрасно сказано! – Маргарита Петровна, которая пропустила часть разговора, выплыла на веранду и женщины дружно ахнули, а дети, перестав слышать перепалки матерей, остановились и замерли на месте, воззрившись на бабушку, явившуюся во всем великолепии.
- Вот это да! – близнецы Светы восхищенно прищелкнули языками так синхронно, что звук слился в один и прозвучал так громко, что Маргарита Петровна чуть вздрогнула.
- Эффект достигнут!
Она медленно повернулась перед своим семейством, позволяя им рассмотреть и новое платье, и туфли на шпильке, которые надевала только по «серьезным» случаям. Сегодня был как раз такой.
- Девочки, что скажете? Приемлемо ли появиться в таком виде даме примерно бальзаковского возраста на свидании с человеком, который видел меня последний раз лет этак сорок назад?
- Марго, ты великолепна! Он будет сражен наповал!
- Наповал – не надо! – Маргарита Петровна величественно прошлась туда-сюда перед ошеломленными родственниками и встала в любимую позу – руки в боки, нос по ветру. – Что мне делать с бездыханным телом? Мне нужно понять, зачем я понадобилась этому человеку, спустя столько лет. Какой ему толк от меня?
- Бабуль, может, он хочет получить от тебя толк как от женщины? – старшая дочь Веры, пятнадцатилетняя Настена, присела на ступеньку рядом с теткой и засунула в рот половинку сливы. – Что?!
Хохот, который грянул после ее глубокомысленного замечания, заставил шарахнуться с перил веранды пригревшихся на солнышке котов, и напугал до истерики дрожащее недоразумение, которое Вера завела год назад и именовала гордым званием той-терьера.
- Настя, ты меня уморишь! – Вера вытерла выступившие слезы и пошла в дом за тряпкой, а Маша принялась успокаивать оконфузившуюся собачку.
- Марго, а что у вас было? – она шикнула на детвору и те, поняв, что лучше сейчас не вмешиваться во взрослые разговоры, унеслась куда-то на задворки большого участка.
- О, Машенька! У нас был роман!
Слово «роман» Маргарита Петровна произнесла с таким придыханием и чувством, что Настя, поднявшаяся было со ступеньки, чтобы бежать вслед за младшими, плюхнулась обратно и вздохнула так, что Светка снова сложилась пополам от смеха.
- Настена, тебе еще рано об этом думать!
- Да? А когда будет пора? – Настя отобрала тряпку у матери, вытерла лужицу, и снова вздохнула. - Никакой же личной жизни! Вот сколько тебе было, Марго, когда у вас был роман?
- Шестнадцать! – Марго развела руками, поймав взгляд Веры. – Что ты на меня так смотришь, девочка? Да, я была молода, неопытна и глупа неимоверно! Насте твоей это не грозит. Она вся в тебя – умница и красавица! Но, знать о коварстве мужчин и последствиях ранних романов для души, она должна? Или ты так не считаешь?
- Марго! Да рассказывай уже! – Света, отсмеявшись, вытерла слезы. – Ее все равно отсюда теперь не выгнать. Пусть сидит, слушает и ума набирается.
Настя, благодарно глянув на тетку, устроилась поудобнее на ступеньке, и подняла глаза на бабушку. Зеленые, словно ряска на соседнем пруду, они были удивительно похожи на глаза Маргариты Петровны. Странность эту замечали все, кто знал семью Соколовых, ведь кровными родственниками Марго и Настя не являлись. Равно как не были родственниками и Вера, Маша и Света для женщины, которая давно уже заменила им мать.
Маргарита Петровна появилась в жизни сестер Соколовых вскоре после того, как их родной матери не стало. Растерянный, разбитый горем отец никак не мог понять, как ему жить дальше. Все, на чем держался его мир, разом ухнуло в бездну, вслед за женой, которая скончалась слишком быстро и нелепо после непродолжительной болезни.
Вера, которой на тот момент едва исполнилось восемь, вынуждена была самостоятельно заботиться о младших сестрах, ведь на все ее вопросы и просьбы отец неизменно отвечал:
- Верочка, хорошо бы у мамы спросить. Она точно знает, как надо…
Вера подобных ответов боялась до икоты. Ей казалось, что отец сходит с ума. И потому, она перестала спрашивать его о чем-либо и принялась сама заботиться о «детях».
И если с Машей она еще как-то справлялась, ведь та была в свои пять вполне вменяема и адекватна, то с двухлетней Светой было очень сложно. Та лезла везде и сразу, не давая сестре даже мгновения передышки.
Бабушка девочек, которая прибыла «на помощь», хваталась за голову, а через пару месяцев и вовсе заявила, что справляться с таким количеством детей не в состоянии.
- Ты уж меня прости, зятек. Не могу я! Возраст, болячки… А детки у тебя очень уж шустрые. Поеду. У меня там дом, хозяйство. Если хочешь – Веру могу забрать. А с младшенькими ты уж как-нибудь сам.
Вера с ужасом слушала тогда разговор, способный лишить ее всего, что она знала и любила в этой жизни.
Даже Светка, которая притащив отцовскую отвертку, пыталась засунуть ее в розетку, глянула на сестру, и заревела так громко, что Вера прижала ее к себе, гладя по голове. Прижала и замерла от страха, понимая, что вот-вот останется без сестер и без дома.
- Не плачь! Я не поеду! Спрячусь! Она не сможет меня найти! Я знаю, куда!
Но, бабушка, к счастью, искать ее и не думала. Отец Веры, промычав что-то невнятное, покачал головой, и его теща отбыла восвояси с твердой уверенностью в том, что дети под присмотром, а она свою задачу выполнила в полном объеме.
А еще пару месяцев спустя, в жизни девочек появилась Марго.
Заболевшая Светка температурила уже вторые сутки и Вера, которая не отходила от сестры ни на шаг, пришла-таки к отцу, который заперся у себя в кабинете, чтобы дети не мешали работать, просить вызвать врача.
- Верочка, мне некогда! Что-то срочное? – голос из-за двери был таким странным, что Вера чуть не разревелась от страха.
Страх вообще стал ее постоянным спутником. Она начинала бояться сразу, как только просыпалась и открывала глаза. Успеет ли она сегодня в школу? Сможет ли сварить кашу Маше так, чтобы та не крутила носом, а поела? Не натворит ли что-нибудь Света, пока ее не будет дома? Она боялась всего и сразу.
Но, сейчас девочка хорошо понимала, что бояться ей больше нельзя. Светка металась по мокрой от пота подушке, зовя то Веру, то маму.
- Да, папа! Это срочно! Света умирает!
То ли эта странная фраза сыграла свою роль, то ли отец услышал в голосе старшей дочери настоящую панику, но дверь кабинета была открыта, врач вызван, и Вера впервые за те долгие месяцы, что прошли с того дня, как не стало ее матери, выдохнула и отдала бразды правления в руки того, кто должен был стать опорой для нее, но почему-то решил этого не делать.
Маргарита Петровна, которая работала педиатром в детской поликлинике, приняла вызов, подменяя коллегу на соседнем участке. Вызов этот пришелся на вечер и Марго отправилась в путь, думая о том, что коты у нее не кормлены, на столе размораживается курица, которая уже точно «сошла с ума» от времени, отмерянного ей для этого действа, а домой попасть грозит теперь лишь к ночи, так как работу свою делать наполовину Маргарита Петровна так и не научилась.
Ругая на чем свет стоит коммунальщиков, которые зачем-то разрыли полрайона, она пробралась через изгвазданный грязью мостик у подъезда и окинула взглядом старушек на лавочке.
- Соколовы?
Короткий вопрос прозвучал именно с той интонацией и весом, которые давали ключи к сердцам и языкам ведающих, и Марго в кратчайшие сроки получила информацию и о семье, и о том, что случилось с ней в последнее время.
- Ясно!
Поблагодарив кивком говорливых соседок, Марго поднялась в квартиру и с тех пор в жизни Веры появилась та самая скала, за которой не дует, с которой все видно, и для которой она, Верочка Соколова, мелкая пушинка в мироздании, не пустое место, а величина.
В два счета разобравшись с тем, что происходит, Марго вызвала скорую, а потом отправилась в больницу вместе со Светланой и ее отцом, который получил такую трепку от этой странной, полноватой и громкоголосой женщины, что, растерявшись поначалу, попытался было что-то промямлить в свое оправдание, а потом просто заорал, уже не сдерживаясь:
- Да что же вы от меня хотите?
- Будь отцом, черт тебя подери совсем! Или тебе совершенно наплевать на детей? Матери нет, и отца не надо? Так, что ли? Совесть где твоя?!
Кричала Марго куда как громче Вериного отца и точку зрения свою умела донести в предельно доступной форме. Поэтому, спустя какое-то время Вера успокоилась, поняв, что папа, наконец, вернулся, и ей теперь не нужно быть взрослой еще хотя бы какое-то время. А вскоре после этого откровенно обрадовалась, узнав, что у нее появится мачеха.
Появление Марго в семье девочки восприняли по-разному.
Вера была довольна. Ей нравилась эта деятельная женщина, которая живо навела порядок в их, потерявшей стабильность, жизни. А после того, как Марго, посадив всех трех сестер перед собой, объявила, что мама у девочек одна и звание это пусть останется за ней и только за ней, а потом приказала называть себя только по имени, Вера окончательно убедилась, что с мачехой им очень повезло.
Но, ее мнение разделяли не все. Маша, у которой связь с матерью была самой крепкой и нежной из всех сестер, Маргариту приняла в штыки. Как ни пыталась убедить ее Вера в том, что с появлением Марго их жизнь станет только лучше, Маша слушать сестру отказывалась. Она закрывала ладонями уши и принималась гудеть на одной ноте, изредка мотая головой и твердя:
- Отстань! Я хочу только маму!
Вера, пытаясь решить вопрос миром, держалась так долго, как только могла. А потом, видя, что Светлана стала повторять за сестрой, не выдержала.
- Машка! Я не знаю, что я с тобой сделаю! Ты – эгоистка! Не будет мамы! Понимаешь ты? Не будет уже! Я тоже к ней хочу! Я скучаю! Но ее больше нет! А я не хочу быть вашей мамой! Я не могу! Не получается у меня!
Марго застала девочек, ревущих в голос по углам детской. Оценив обстановку, она сгребла их в кучку, невзирая на протесты Маши, и, прижав к своей обширной груди, долго-долго качала, наглаживая широкими ладонями по щекам, макушкам, рукам, ногам, тощим спинкам и распухшим носам.
- Не плачьте, мои маленькие! Мамы у вас, и правда, теперь больше нет. Но, я – есть! Мамой не могу быть вам, а другом – стану. И в обиду больше никому вас не дам! Поняли?
Девочки ревели, впервые не стесняясь и не пытаясь спрятать друг от друга свои слезы. И пусть Маша еще пыталась вырваться из этих объятий, но Светка так и уснула на руках у Марго, всхлипывая во сне и вздрагивая то и дело. Начало было положено.
Понимание пришло гораздо позже. И, хотя за эти годы случалось всякое, Марго, которая отчаянно мечтала о детях, но после неудачной операции приняла то, что у нее их никогда не будет, стала матерью сестрам Соколовым пусть не по названию, но по сути.
Отец девочек ушел из жизни спустя всего год после повторного похода в ЗАГС. Задумавшись, шагнул с тротуара прямо под несущуюся машину…
Марго, узнав о том, что мужа больше нет, застыла на мгновение, а потом выскочила из кабинета, как была, в легких туфельках и без пальто, и бежала до школы, где учились Вера и Маша, так, словно сдавала самый главный норматив в своей жизни. Забег ее увенчался успехом и, перехватив в коридоре встревоженную директрису, которая шла в сторону класса Веры, задыхаясь, прохрипела:
- Я сама!
Недоумевающих детей Марго, приведя домой, сначала накормила, а потом, усадив перед собой, обвела взглядом.
- Девочки… Папа… Нет, не так. Вы не одни! Понятно? У вас есть я. И никогда я вас не брошу и никому не отдам!
Девчонки, уже понимая, что случилось что-то страшное, вразнобой кивнули, глядя на Марго, а потом вцепились друг в друга, понимая, что теперь в их жизни есть только вот это ощущение потной от волнения ладошки сестры в руке, да теплая большая грудь мачехи, в которую можно уткнуться и спрятать свое горе. Сильно легче не станет, но хотя бы будет не так страшно.
Слово свое Марго сдержала. Девочки остались с ней. Благодаря тому, что документы на удочерение Маргарита начала оформлять еще до того, как мужа не стало, вопросов к ней особо не возникло.
Она ушла из поликлиники, устроившись на работу сразу в два платных медицинских центра. Теперь денег почти хватало, и она принялась «давать ума своим воробушкам».
А воробушки были очень шустрыми, характерными и с большими планами. И каждый план Марго принимала, пусть даже он совершенно не соответствовал тому, как она видела будущее своих, теперь уже, дочерей.
- Актрисой? Неожиданно! Мария, так просто это не делается. Погоди! – Марго брала телефон и через два дня везла Машку на прослушивание в театр. У режиссеров, пусть даже и знаменитых, тоже есть дети и внуки, а иногда даже одного возраста. И врачу, которому доверяешь самое дорогое, отказать не всегда язык поворачивается.
Прозанимавшись два года в театральной студии, Маша свое мнение о выборе профессии изменила, а Марго тихонько выдохнула. Все-таки профессия сложная, а девочка у нее тоже непростая.
- Светлана! Если уж ты решила свернуть себе шею, то делай это хотя бы по всем правилам!
И для Светки покупался комплект защиты и «нормальный» мотоцикл. И пусть для этого Маргарите пришлось продать свою наследную дачу, но она, понимая, что Светлана от своей мечты точно отказываться не собирается, об этом не жалела даже минуты. Безопасность ребенка дороже! А потом, поразмыслив и обзвонив своих клиентов, Марго нашла каскадера, который взялся обучить девочку, понимая материнскую панику от столь странных увлечений.
Спустя несколько лет остаток суммы от продажи дачи уйдет на покупку гаража для Светланы и у той появится своя мастерская. Маргарита, отвечая на многочисленные вопросы подруг, будет пожимать плечами:
- Чем не профессия? Да, нестандартная! Но кто их придумал, те стандарты? И кому они, в сущности, теперь нужны? Денежка капает, ребенок мой счастлив, а что еще надо?
Вера, единственная из всех, никаких хлопот Марго не доставляла. Она вообще была не по годам серьезной, и Маргарита иногда обнимала свою старшую дочь, прижимала к себе покрепче и шептала на ухо:
- Выдохни, маленькая! Я с тобой!
Вера до дрожи в коленках любила такие моменты, ведь, словно по мановению волшебной палочки, снова становилась маленькой девочкой, у которой есть тот, кто защитит, поймет и укроет от всего того, что ждет впереди.
А Марго старалась. И помочь, и укрыть, и уберечь. Получалось не всегда, но спустя годы она оборачивалась назад и понимала, что упрекнуть ей себя решительно не в чем. Всех подняла, всех вырастила, у всех семьи, дети… Жизнь… А, разве этого мало?
Ее жизнь текла спокойно и ровно, наполненная заботами и хлопотами. Текла… До того самого звонка три дня назад, когда давно забытый голос, невольно срываясь, произнес ее имя и Марго выронила любимую чашку со свежезаваренным чаем, отстранила с пути, кинувшуюся на помощь Настю, с которой занималась по вторникам математикой, и опустилась любимое кресло. А точнее, попыталась грациозно опуститься, но села мимо, потеряв равновесие, и долго лежала еще на полу потом, таращась в потолок и не отвечая на испуганные вопросы внучки.
- Настя, позвони матери! Мне нужна моральная и психологическая поддержка! Немедленно!
Вера примчалась через полчаса, отчаянно гоня машину и пытаясь дозвониться до сестер.
- Марго, что?!
- Кажется, я сошла с ума!
- Тоже мне, новости! – Вера, стянула куртку, пытаясь отдышаться, и обернулась в двери. – Светка! Ты – метеор! Гнала как сумасшедшая опять, да?
- На себя посмотри! – огрызнулась Светлана, пристраивая шлем на лежанке возмущенного кота. – Брысь! Ты ее в упор не видишь, когда спать надо, а теперь возникаешь! Мягонькая у тебя подушка! Моя прелесть не поцарапается! Марго, глянь, какой мне шедевр наваяли! Красиво?
- Бесподобно! Не пойму, что нарисовано?
- Дракон!
- Вполне в твоем стиле! – Марго отвела, наконец, глаза от потолка. – Девочки! Можно, я пойду на свидание?
- Куда?!
Глядя на изумленные лица старших, Настя прыснула в ладошки и убежала на кухню ставить чайник. Это надолго. Прощай теперь математика! Ну и ладно! Она и так отличница, а один день погоды не сделает.
Зато, какова бабуля! Надо же – свидание! Интересно, с кем?
Обсуждение этого, безусловно, из ряда вон выходящего, события, затянулось на несколько дней. И, собрав в выходные все семейство в просторном доме Веры, Марго «страдала».
- Что мне вам рассказать? Он был моей первой любовью! Боже! Как же он был хорош! Шевелюра, рост… И голос, от которого я теряла волю еще до того, как он успевал сказать что-то более вразумительное, чем: «Привет!».
- Бабуль, а ты его любила?
- Безумно! – Марго, закатив глаза к небесам, вздыхала. – Любила и страдала!
- Почему? Страдать-то зачем?
- Потому, детка, что любовь моя была не просто безответной. Она стала для меня источником больших бедствий с последствиями. Я потеряла себя в этом чувстве! О, как сказала-то хорошо, а?
- Ой, расскажи, бабуленька! Ну, пожалуйста!
- О, дитя мое! Это не расскажешь! Это надо петь! Как балладу, достойную трубадуров Прованса! А, поскольку я сегодня не в голосе, то придется облечь трагедию моей жизни в словесную форму.
- Марго! – давясь от смеха, Света подвинула к себе очередное ведерко со сливой. – Меньше пафоса – больше реализма!
- Не обижай меня без нужды, дитя мое! А то вместо вожделенных тобою эклеров получишь ту самую фигуру из трех пальцев, которая до сих пор удивляет этнографов разнообразием толкований, но у нас имеет вполне определенный смысл и значение.
- Молчу-молчу! Не томи только! Вон, Настька уже извелась!
- Теть Свет, интересно же!
- Не спорю! Не ты одна такая любопытная! Наша Марго – тайна за семью печатями. Про нас знает все, а про себя рассказывает только тогда, когда случается что-то из ряда вон.
- Лучше так, чем вы будете знать обо мне то, что знать вам совершенно необязательно! Авторитет же, елки!
- Ага, у тебя его, конечно, недостаточно! – Света фыркнула и подмигнула сестрам. – Видали? Авторитета ей не хватает!
Маргарита Петровна опустилась в кресло-качалку и, обмахиваясь забытой Настениной тетрадкой так, словно это был веер из слоновой кости, молвила:
- Внимайте! И без комментариев! Я давно уже эту историю отправила в небытие, и не вам меня судить.
- Да мы как-то и не собирались! – Вера стряхнула дорезанные помидоры с доски в салатник и подвинула к себе миску с огурцами.
- Ага, знаю я вас, язвы! Увы, мне! – начала Марго. – Как это часто бывает, моя первая любовь не увенчалась узами Гименея. Да и какие узы, если мне было шестнадцать, ему семнадцать, а той, что нас разлучила, едва исполнилось восемнадцать лет?
- Она была старше? – Настя тут же прикусила язык, увидев, как Светлана погрозила ей пальцем, приказывая не мешать.
- Сейчас я бы сказала, что эта разница смешна. А тогда это было сродни веку! Мы еще учились в школе, а она уже была студенткой. Соседка. Ее мама дружила с моей и, конечно, мы отлично знали друг друга. Даже дружили. Вот тебе, Настена, первый урок! Никогда не рассказывай подруге, какой замечательный у тебя парень, поняла? Ничего хорошего из этого не выйдет. Зависть, дитя мое, самый страшный из пороков человечества. Она как черная плесень. Поначалу, когда она только появляется, ее вроде и не видно. Но потом затянет эта гадость все вокруг и избавиться от нее практически невозможно. Так случилось и со мной. Зависть была началом, а дальше – больше. Я узнала, что они встречаются, когда была уже по уши влюблена в него. Молчала, страдала, боялась открыться.
- Не вышло из тебя Татьяны Лариной, бабулечка?
- Нет. Я слишком любила Пушкина. И читала всегда очень внимательно. Поэтому ее путем не пошла. Может, и зря, конечно. Признайся я ему, что он мне не просто друг – возможно, сложилось бы все иначе. Но, я молчала. Кляла свою нерешительность, в то же время понимая, что все делаю правильно. Какое у нас могло быть будущее? Пара месяцев поцелуев под луной? Он собирался уезжать. Хотел стать подводником. А я мечтала быть врачом. Хоть в этом наши мечты сбылись… Знаешь, — Марго оживилась и отбросила в сторону тетрадь. – А ведь он писал мне! Дважды. В первом ответном письме я призналась, что люблю его.
- Ура! – Настя чуть не свалилась со ступеньки в восторге взмахнув руками.
Света подхватила ее и настороженно глянула на Марго. Тот тон, которым мачеха произнесла последнюю фразу не сулил ничего хорошего. Боли в этих словах было столько, что сестры невольно поежились переглянувшись.
- А дальше?! – Настя стиснула руки, ожидая продолжения, но Марго молчала.
Пауза затянулась и Света хотела уже турнуть племянницу, объявив вечер воспоминаний оконченным, но тут Марго, словно очнувшись, промолвила:
- А во втором письме я ему отказала…
- Почему?! – Настя недоуменно уставилась на бабушку.
- Потому, детка, что дать ему, кроме своей любви ничего не могла. А мужчине иногда нужно что-то большее.
- Что?
- Дети, солнышко. Его продолжение. А так уж сложилось, что как раз этим я бы своего любимого обделила. А ведь так нельзя. Нельзя в любви думать только о том, что хорошо будет тебе. Когда любишь – думаешь о чувствах того, кого ты любишь. И это правильно. Так это устроено. И вот тебе второй урок! Когда найдешь того, кто будет о тебе и твоих интересах думать больше, чем о себе самом – смело бери за руку и ступай под венец! Это точно твой человек. Даже не сомневайся.
Настя, задумчиво крутила в руках сливу, поглаживая темный бочок и стирая пальцем сизый налет с него.
- А потом? – она вскинула глаза на бабушку и увидела, что та плачет. Слезы катились по ее щекам так легко и привольно, что Настена, вскочив на ноги, подбежала к креслу, обняла Марго и поцелуями собрала с ее щек соленую влагу. – Не плачь! Не надо больше ничего рассказывать! Я все поняла! Бабуленька! Тебе нельзя плакать! Нос покраснеет, и глаза опухнут! Даже макияж тогда не поможет!
- И то верно! – обняв в ответ внучку, Марго выбралась из качалки и смахнула остатки слез. – Пойду отдохну! Чтобы к вечеру быть свежей как розанчик! Все-таки – парадный выход! Это бывает не так часто! Нужно соответствовать!
Сестры проводили Марго молча. Что тут скажешь? Да и зачем? Она всегда учила их, что если перевернута страница, то оборачиваться назад не стоит. Нужно читать дальше, даже если уже не так интересно, а конец вполне предсказуем.
Света закончила чистить сливы и унесла таз в дом. Вера убрала со стола и убежала хлопотать на кухню, а Маша завалилась в гамак с книгой, но благополучно уснула уже через пару минут, успев напоследок удивиться нависшей над домом тишиной. Это немного встревожило ее, но дрема так сладко принимала уже ее в свои объятья, что Мария только вздохнула поглубже и решила, что ей просто показалось.
Ох, как же она потом об этом пожалела!
Спустя пару часов у ворот остановилась машина и пожилой, невысокий человек в модной кепке выбрался из нее, а потом, сверившись с какой-то бумажкой, стукнул в калитку.
- Добрый вечер! Я могу увидеть Маргариту Петровну?
Вера, которая открыла гостю, вопросительно подняла брови, но отказывать в просьбе не стала. До встречи у Марго еще пара часов, а мало ли зачем приехал этот человек? Может, ему помощь нужна или внуки заболели?
И лишь когда гость представился, Вера чуть не рассмеялась в голос. Это был тот самый «герой романа», о котором рассказывала им Марго.
- А разве вы не договорились встретиться в городе?
- Да-да. Просто я освободился чуть раньше и мне очень захотелось не откладывать встречу на вечер.
- Я поняла. Проходите! Сейчас я ее позову.
Вера шагнула было к веранде, но тут же замерла на месте, боясь пошевелиться и раскрыв рот от изумления.
Было от чего!
На веранду, во всей своей красе, выплыла Маргарита Петровна и дар речи потеряли все, кто ее увидел в этот момент.
Парадный выход состоялся…
Красота Марго была усилена стараниями внуков в сто… нет, даже в тысячу раз!
Густые черные стрелки, на которые близнецы не пожалели своих новых перманентных маркеров, сделали глаза Марго выразительными настолько, что Настя, вздохнув, отправилась за уже знакомой тряпкой, а бедная собачка забилась под стол, завывая на все лады и боясь даже выглянуть оттуда без дальнейшего ущерба для своей нежной психики.
Прическа же Марго, над которой почти сорок минут колдовали младшие внучки, пока бабушка спала, была подобна башне и украшена таким количеством заколочек и цветов, что больше походила на сумасшедшую фантазию какого-нибудь победителя международного конкурса парикмахерского искусства.
- Боже мой! Марго! – Вера ахнула и, не выдержав рассмеялась. – Ты – бесподобна!
Но, ее смех перерос в гомерический уже хохот, когда гость, оторопело постояв с минуту на одной ноге, потому, что вторую просто забыл поставить на дорожку от удивления, судорожно выдохнул и стянул в головы кепку. Его лысина сверкнула в лучах заходящего солнца, и Вера осела на дорожку, хохоча уже во все горло и слыша, как вторят ей сестры.
- Ше… Ше… Шевелюраааа!
Ничего не понимающий гость покрутил головой по сторонам, поразмыслил немного, и засмеялся тоже.
- Да! Когда-то я был кудряв, прекрасен и опасен! Теперь эти времена в прошлом! Марго, я рад тебя приветствовать!
Маргарита Петровна, проснувшись теперь окончательно, кинула взгляд на Настю, которая смотрела на нее с восхищением и ужасом, и метнулась в дом и участок огласил сначала какой-то придушенный странный вой, а потом такой смех, что Света подхватилась с места, завопив:
- Я - первая! – и унеслась в дом, захлопнув за собой дверь туалета.
А после, когда страсти немного улеглись, а Марго, как могла, отмылась от последствий приложенных к ней стараний и вполне объяснимого желания внуков сделать ее краше, чем была, на веранде расселось все семейство и длинный вечер стал началом еще одной главы в жизни этой замечательной семьи.
И еще одна страница была перевернута.
А сестры Соколовы, не сговариваясь, пришли к выводу, что хороших людей много не бывает.
И если уж этот человек, который был совершенно не похож на тот образ, который нарисовала им Марго, приехал сам, а потом не сбежал в первую же минуту от всего увиденного, и, наоборот, отреагировал как «свой», выспросив у детворы не только о том, какие именно средства для макияжа они использовали, но и вдоволь посмеявшись вместе со всеми, то, возможно, он и достоин того, чтобы доверить ему ту, которая стала для семьи центром их маленькой вселенной? Как знать. Время покажет. Главное, что это время нужно дать тому, кто его просит. А то, что просьба эта есть, сестры видели отчетливо. И в глазах гостя, и, что было для них главным, в русалочьих, темных сейчас от волнения, глазах Марго.
И Вера, ставя очередную чашку чая перед мачехой, легонько приобняв ее за плечо, прижмется на секунду, и шепнет на ухо:
- Ну, что ты? Не бойся ничего! Мы рядом! Дерзай!