Две утки

     В середине 80 годов, точно не помню, охотились мы на Айдаре. В команде были я, папа, Саша и неизменный тогда его водитель ГАЗ–69 узбек Рахмон. Был конец ноября,  солнечно, днем, в общем-то, довольно комфортно, однако ночью температура опускалась ниже нуля, и местами на береговой линии образовывалась тонкая корочка льда. Этому не стоит удивляться, поскольку в пустыне резко континентальный климат, то есть зимой бывает 30 – 35 градусов мороза, а летом – 45 – 55 градусов тепла.

     В это время рыба практически не клюет, и мы никаких снастей с собой не брали, однако Рахмон, у которого тогда еще не было ружья, захватил с собой несколько удочек, и пытался рыбачить с нашей надувной лодки, однако с нулевым результатом.

     Но и утки то же не было. Перелет уже прошел, остались одиночки, которые летали редко, высоко и далеко. На вечерке я так ни разу не выстрелил, на следующий день картина не менялась, утка не летала, папа и Саша стреляли по лысухам.

     На второй день, на утрянку, я пошел на дальнюю косу, где, как мне показалось вечером, что-то летало, устроил в хилых кустиках саксаула какое-то подобие засидки, но никто не пролетел даже в радиусе сотни метров. Часа через два, раздосадованный этим обстоятельством, я собрался идти в лагерь, тем паче там уже началось какое-то движение, свидетельствующее о том, что другие охотники, которые располагались гораздо ближе к лагерю, чем я, уже приняли, и отсутствие утки их перестало волновать.

     Я решил пойти не по берегу, поскольку это было довольно далеко, надо было обходить несколько заливов, а напрямую через барханы. Я любил ходить днем по барханам, там можно было встретить фазана, зайца или лису, последняя, правда, не представляла никакого интереса с гастрономической точки зрения.

     Пройдя по барханам приблизительно пол - километра, я вдруг увидел среди пустыни маленькое озерцо. Оно было в котловине между барханами, уже значительно высохшее, круглое, диаметром метров двадцать. Вокруг росли высыхающие камыши и несколько рядов чахлого саксаула. Саксаул растет вдоль кромки воды, чем стабильнее эта кромка, тем крупнее вырастает дерево. По мере отступления воды в результате высыхания озера, вырастает новое кольцо вдоль кромки, и так далее.

     В таких озерцах, иногда очень далеко от большой воды, часто кормятся одна или пара уток. Поэтому, я тихонько подкрался по бархану к озерцу, долго рассматривал его, но ничего не заметил, затем, обойдя за барханом озерцо с другой стороны, выглянул снова. На озерце никого не было. Раздосадованный, я спустился с бархана, и подошел к кромке воды. Почти вся поверхность  воды заросла осокой, кое-где  выделялись  отдельные кустики камыша. Кругом все было вытоптано копытами лошадей, приходящих сюда на водопой из пустыни, сплошь лежали большие кучи помета, а в воде мочи было столько, что она была светло-коричневого цвета. Я не сказал еще о запахе. Запах был крепкий и специфический.

     Однако внутренний голос мне подсказал, что это все ерунда, по всем параметрам озерцо весьма перспективное и отдохнуть здесь несколько минут перед броском через барханы будет полезно. Раскидав сапогом несколько куч, я наломал веток саксаула и уселся на них в камышах, метрах в трех от береговой линии. Передо мной было небольшое пространство чистой воды, чистой в том смысле, что на нем ничего не росло. Далее торчали камыши и осока, затем еще маленькие кусочки водной поверхности. Солнце выглянуло над барханом, немного пригрело, и тут же из под куч помета появились мухи, жуки и прочая живность.

     Положив ружье на колени, я расслабился. Может даже и вздремнул. Вдруг тихий свист и два шлепка по воде. Гляжу, а у меня прямо перед носом плавают две приличные утки. Меня прошиб холодный пот, сердце застучало со страшной силой, я стал поднимать ружье и попытаться стать хотя бы на колени, но утки то же меня увидели и начали взлетать. Вообще-то положено встать и стрелять стоя, однако одна нога зацепилась за ветку саксаула и в каком-то диком положении, я выстрелил два раза, отдача ружья меня опрокинула назад и вбок, так что задницей я приземлился на одну кучу говна, которая уже почти подсохла, а левой рукой угодил во вторую, довольно свежую. Матерясь, на чем свет стоит, по поводу моего положения, я стал смотреть по сторонам, об что бы вытереть руку, и вдруг мой взгляд остановился на двух утках,которые лежали в воде метрах в пяти - шести от берега. Мое раздражение моментально сменилось удивлением и радостью. Удивлением, потому что близко стрелять очень не просто, дробь еще не начала разлетаться, и ты стреляешь, практически, пулей. Кроме того, я падал, ну ладно первый, но как я попал второй раз, было вообще удивительно. А радостью, потому что уж очень маловероятное произошло событие. Осознав все это, я дал себе успокоиться и стал думать, как мне этих уток достать.

    Если я был на охоте, в геологической партии, в туристическом походе, или даже на хлопке, у меня всегда был с собой джентльменский набор: нож, спички, бумага, карандаш и веревка. Срезав охотничьим ножом самый высокий камыш, я попытался выяснить глубину озерца, оказалось, что уже в полуметре от берега глубина под колено. Тогда я связал пару камышей  веревкой и попытался достать ими уток. К сожалению, камыш был тонкий, гнулся, доставал до одной из уток, но как-то подтянуть ее к берегу не удавалось, боле того, в результате моих усилий утка даже несколько отдалилась от берега. Промаявшись некоторое время, я решил сменить тактику. Теперь веревку я привязал к концу камыша  и забрасывал импровизированное удилище, стараясь зацепить веревку за шею утки. Веревка то не доставала, то соскакивала с утки, и сколько бы я не забрасывал, все было без результата. Я хотел привязать какой-то груз к концу веревки, но в пустыне не найти ни камешка, ни дощечки. Тогда я решил пожертвовать патрон, однако, когда я его привязал к концу веревки, вдруг подул ветерок и тихонечко подвинул моих уток к центру озерца, там, около камыша, они и застряли.

     Это было полное фиаско. Я сел и задумался. В принципе, было три варианта.

    1. Плюнуть к черту на этих уток и идти домой. Иногда были случаи, когда утка падала на воду и ее ветром или течением относило от берега, и ты со смертельной тоской смотрел, как гибнут результаты твоих трудов.
      
    2. Запомнить место и притащить сюда лодку. Этот вариант очень затратный. Лодка тяжелая и тащить ее по барханам пару километров можно только вдвоем и то выдохнешься. Можно ее сдуть, принести сюда, а здесь надуть снова, а затем опять сдуть. На это все нужно помимо сил, еще и много времени.
      
    3. Достать уток сейчас руками. Ведь они достались мне теоретически мало невероятным образом. Действительно: во-первых, я принял решение идти в лагерь через барханы; во-вторых, я наткнулся случайно на это озерцо; в-третьих, я не прошел мимо, а сделал остановку; в-четвертых, именно в это время прилетели две утки; в-пятых, я их подстрелил, причем обеих; в-шестых, они могут оказаться единственными за этот выезд, и мы их сегодня сготовим и съедим.
Приняв решение, я стал быстро готовится к его реализации, стараясь не думать о том, что мне предстоит. Я снял патронташ, телогрейку, свитер, резиновые сапоги, теплые штаны и шапку, связал одежду в один узел. Я хотел снять и трусы, однако, посмотрев на эту жижу, в которую мне предстояло войти, решил их оставить, тем паче запасные у меня в лагере были. Температура воздуха  была градусов 7 – 8, воды, наверное, еще меньше.

     Обычно, когда я захожу в воду, я делаю это медленно, постепенно привыкая к изменяющейся температуре тела. Здесь же я действовал быстро и решительно. Сделав первый шаг в вонючую жидкость, я поскользнулся на говне, которым было устлано все дно, и чуть не упал, но удержался, коснувшись только дна руками, и дальше двигался осторожнее. На втором шаге жидкость дошла до колен, на пятом – до пояса, дальше дно стало плоским, и я двигался малыми шагами к лежащим впереди уткам. Сначала всю нижнюю часть тела как будто страшно сдавило, потом было ощущение, что ты в огне, потом тело потеряло всякую чувствительность. Схватив уток за лапки, я повернул обратно, причем вылезти на берег оказалось труднее, чем войти, ноги скользили и не за что было уцепиться. Выкинув уток на берег, я на четвереньках вылез на грязный песок, сполоснул, насколько можно было, руки, снял трусы, связал уток веревкой, забрал все свои вещи, и, не чувствуя ног в прямом смысле, побежал к лагерю.

     Я бежал абсолютно голый, проваливаясь в песок по барханам, в одной руке у меня были ружье, сапоги и утки, в другой – патронташ и одежда. Постепенно я стал согреваться, и, как следствие, нижняя часть моего тела стала слегка покалывать. После того, как ноги обсохли, я, почистив  их песком, надел носки и сапоги, поскольку пустыня, это не только чистый песок, но и трава, кусты, колючки, бараний и лошадиный помет и прочая другая гадость. Естественно, все ноги были расцарапаны до крови, однако я этого почти не чувствовал.

     Пробежав километр с лишнем, я вдруг увидел Рахмона, который слышал мои выстрелы и, обеспокоенный тем, что меня долго нет, пошел на них. Он взял у меня мои вещи, а я с ружьем и утками добежал до лагеря, где с восторгом от моего вида, меня встречали папа и Саша, причем последний держал стакан с водкой и соленым огурцом. Выпив стакан водки, не закусывая, я побежал к воде отмываться. В холодной соленой воде мыло практически не мылится, поэтому запах мочи преследовал меня до самого дома.

     Отмывшись, насколько можно, от всего, что на меня налипло и, приняв вдогонку к первому стакану второй, я, тепло одевшись, рассказал моим спутникам, что со мной было.

     Вечером Саша приготовил свое фирменное блюдо «Утка по Арнасайски» и мы, обсасывая косточки, весело обсуждали мои приключения. Самое интересное, что никаких последствий от этого купания и кросса голышом по барханам у меня не возникло.