Наводнение

     За пятьдесят лет, в течение которых я бывал на охоте, со мной и моими спутниками каких только событий не происходило, в какие передряги мы не попадали, чего только не терпели, но были два события, которые стоят отдельно от всего. Это были события, как пишут во всех договорах, непреодолимой силы, события, которые выходят за рамки человеческих возможностей. 

     Об одном из таких событий и пойдет здесь речь.

     В декабре мы решили последний раз съездить на охоту и закончить охотничий сезон 1991 года. Отъезд был назначен на 13 число, это была пятница, и чертова дюжина нас не смущала.

     Все было штатно. Я приехал вечером к Саше, там уже был Слава, мы загрузили два запорожца, и рано утром, даже можно сказать, что ночью, слегка позавтракав, в 3 часа 20 минут, выехали за Папой, который жил  на улице Саперная 64а.

     Такой ранний выезд был обусловлен тем, что, во-первых, у нас уже были сезонные охотничьи путевки, во-вторых, прогноз погоды был плохим, обещали похолодание, дожди и ненастье, значит, рассвет будет поздним и, таким образом, мы еще в день приезда попадем на утрянку, чего у нас практически не бывало.

     Следует заметить, что мы всегда ждали момента ухудшения погоды, чтобы ехать на охоту, очень этого желали и радовались, когда это происходило. Что плохо и не комфортно для простого человека, то рай для охотника, особенно на водоплавающую птицу. Дождь, ветер, волнение на воде, особенно на большой воде, не дают утке покоя, заставляют ее метаться из стороны в сторону, прижимаясь к земле. Особенно, когда низкая облачность, сильные порывы ветра, и вдруг в разрыве облаков прямо перед тобой материализуется утка, еще лучше, две, ты забываешь и об окоченевших пальцах, и о воде за шиворотом, и все мысли только о том, как бы не промазать.

     Папа был уже готов, и мы в четыре часа стартовали в направлении Айдара.

     Погода была действительно мерзопакостная. Лил дождь, временами настолько сильный, что приходилось останавливаться и пережидать. Но это все еще цветочки.

     Папа ехал вместе с Сашей, а я  - вместе со Славой. У Славы не работал обогреватель, и, как следствие, когда закрыты были все окна, запотевали стекла, так что Слава практически ничего не видел. Я сидел с тряпкой, и периодически протирал ему переднее стекло. Однако это мало помогало, мы ехали слишком медленно, пришлось приоткрыть стекла дверей. Стало еще холоднее и мокрее. Через некоторое время я совсем замерз, руки окоченели, я их временами отогревал под телогрейкой.

     Самое интересное, что Слава делал вид, что все прекрасно. Он спокойно, как ни в чем не бывало, рулил, иногда высовывая голову из машины, чтобы посмотреть, что там впереди, подшучивал надо мной и все обещал, что когда приедем, тогда и согреемся. Мы ехали первыми и задавали темп движения. На технических остановках я подходил к Сашиной машине, видел довольные лица отца и Саши, которые сидели в тепле и сухости, попивая чаек, и не очень-то вдавались в мои проблемы.

     Оставив в стороне Джизак, мы напрямую от поселка Учтепа выехали на Зерновое и направились вдоль Нуратинского хребта. По мере подъема к перевалу Асмансай облака спускались все ниже и ниже пока не обволокли нас полностью, дождь перешел в  мокрый снег, видимость упала практически до нуля. Мы двигались можно сказать на ощупь. Благо всю дорогу машин почти не было.

     Слава неоднократно предлагал мне остановиться, вытащить из багажника бутылку водки и согреться, но мне было как-то неудобно пить одному, и я все отказывался из-за солидарности с ним.

     Наконец мы добрались да райцентра Янгикишлак, который раньше именовался Фариж – в честь Парижа (узбеки в таких случаях выясняют, какое «П», показывая руки вдоль туловища, или уперев их в бока), и начали спускаться вниз к Узункудуку (теперь Кызылкум).

     Мы рассчитывали, что погода улучшится,  так оно и произошло - мокрый снег плавно перешел в сильный  дождь. Под его аккомпанемент мы доехали до Узункудука, это последний населенный пункт перед бескрайней пустыней Кузылкум.

     Узункудук мы знаем с начала семидесятых годов. Когда мы первый раз побывали в этих местах после образования в 1969 году Айдара, он представлял собой десяток кибиток и юрт преимущественно с казахским населением, и все надписи были на казахском языке. Потом население стало расти, в основном  за счет узбеков, появились деревья, кустарники, огороды, поставили высокую водонапорную башню, которая долгое время служила нам ориентиром в наших скитаниях по пустыне. Однако, еще долгое время, разъезжая по пустыне, мы наталкивались на различные надписи на казахском языке, в том числе даже и на латинском шрифте.

     С годами в Узункудуке  появилась школа, магазины, кинотеатр и другие блага цивилизации, он обрел статус поселка городского типа. Однако за Узункудуком цивилизация кончается совсем, а вместе с ней и асфальтовая дорога. Дальше пески и  такыры (глиняные участки), иногда довольно обширные, времена сильных дождей на них образуются мелководные соленые озера. Во все стороны  в пустыню идут дороги, иногда еле видимые, то есть в этом году прошли две – три машины, или три года тому назад прошло десять и с тех пор ни одной. А некоторые дороги, по которым ездят часто, представляют собой глубокую колею, особенно на такырах, причем, когда колея становится слишком глубокая и ехать по ней невозможно, рядом от машин возникает новая и таких может  быть и пять и десять, идущих параллельно, как многополосная магистраль. Это же пустыня, езжай, где хочешь, если сможешь.

     Кстати, мы  как то в конце семидесятых годов мы приехали в Узункудук вечером, и решили побыстрее добраться до нашего охотничьего места, где мы разбивали лагерь. Стемнело, ночью дорога  в пустыне выглядит совсем иначе, чем днем, и, несмотря на то, что мы всегда первые лет двадцать каждый выезд рисовали самодельные карты, в тот раз мы где то пропустили очередной поворот, и заблудились. Всю ночь мы елозили по пустыне, так и не найдя нашего места, натыкались на кошары и отдельные юрты, были облаяны кучей собак, страшно вымотались и устали, и вдруг под утро въехали в какой то кишлак. Заглушив мотор, мы тут же уснули. Каково же было наше удивление, когда проснувшись, и немного проехав по кишлаку, мы наткнулись на водопроводную башню, а затем на знакомый дувал, он был выкрашен известкой в белый цвет, что большая редкость, и поняли, что мы снова в Узункудуке!

     Однако, вернемся к нашей поездке. Как только мы выехали из  Узункудука  на запад, в направлении озера Иссыккуль, куда вела дорога в сторону фермы, такая, как я описал выше, мы сразу же застряли. Все пространство впереди было залито водой, торчали отдельные холмики и кусты верблюжьей колючки. Вытащив одну машину с помощью другой, мы, грязные и мокрые, попытались еще несколько раз сунуться туда или сюда, но каждый раз сползали в очередную затопленную колею, и  застревали снова и снова. А дождь все лил и лил. Наконец осознав, что в этом направлении перспектив никаких нет, мы решили поехать другой дорогой, на север, которая была длиннее, такыров на ней было меньше, но она быстро выходила к подножью длинного бархана и далее шла вдоль него до Иссыккуля.

     Снова вернувшись в Узункудук, мы выехали из него с другой стороны, и снова сели. Хотя такой глубокой колеи, как в первой нашей попытке, здесь не было, однако, часто встречались всякие ямки, в которых мы беспрерывно застревали. Надо ли говорить, что все время шел дождь, вода не успевала впитаться в песок, и все вокруг было в воде. Пустыня вся была залита водой! Никто из нас, никогда, ничего похожего не видел. Промучившись так полчаса и не продвинувшись дальше пятидесяти метров, мы решили сдаться. Выбравшись назад на асфальтную дорогу, мы помылись в окрестных лужах и, ничего не поев, поехали назад, домой.

     Настроение было мерзопакостное. У нас и раньше были проблемы, связанные с этой дорогой. Так в конце декабре 1990 годы мы охотились на Колгансыре, это озеро в шести километрах от Иссыккуля. В день отъезда, проснувшись утром, мы не смогли выйти из палатки без определенных усилий. Оказалось, за ночь нас здорово завалило снегом. Однако ненастье быстро прошло, вышло солнце, и снег начал быстро таять. Дорога превратилась в непролазную грязь. Наши два запорожца то и дело становились поперек колеи, мы их, по сути, тащили на себе, были в грязи по самые уши, и на те девять километров дороги от Иссыккуля до Узункудука, на которые в обычное время мы затрачивали десять минут, у нас ушло более часа. Но тогда мы их преодолели, а сейчас — нет.

     Назад было ехать гораздо тяжелее, не только физически, но главным образом, психологически. Мы все были подавлены, такие надежды с утра, и такое фиаско в полдень.

     Однако назад мы ехали быстрее. Если до Узункудука мы добирались семь с половиной часов, то обратно доехали за пять.  На перевале Асмансай снег уже не шел, а только дождь, и ветер дул нам в зад, что было уже лучше. Слава остановился  на автобусной остановке Джизак – Фариж, который ходил один или два раза в сутки, вытащил бутылку водки и открыл банку маринованных огурцов, которые предназначались нам на закуску сразу же, как только мы бы отъехали от Узункудука. Там, под дырявой крышей, с которой со всех сторон текло,  и я, наконец, сдавшись под давлением обстоятельств, дерябнул грамм сто пятьдесят, закусил огурцом, а когда подъехали Саша с папой и начали выяснять, по какому поводу тут банкет, принял еще. После этого жить стало легче, и не так мокро, и не так холодно, и мы, в конце концов, приехали в Ташкент.  Первым делом  выгрузили папу, который держался весьма мужественно как во время поездки, так и после, затем, поехали к Саше, выгрузили там только всю еду и питье, которые  предназначались нам на три дня, и устроили грандиозную пьянку.

     Конечно, основными героями были водители, особенно Слава, который вел себя так, как будто для него поездка в машине с неработающей печкой, в ненастную, дождливую и снежную погоду  была естественным делом. Саша и Слава провели за баранкой более тринадцати часов, проехав более шестисот километров, по сути,  в экстремальных условиях, которые встречаются очень редко.