Четыре сезона эпохи дефицита Осень

Все, свобода полная. На книжных лотках вперемешку разложены «Архипелаг Гулаг» Солженицына и «Руководство по сборке домашнего самогонного аппарата» неизвестного автора. Депутаты и артисты открыто матерятся с экранов телевизоров, сахарного песка и подсолнечного масла в продаже нет. Сахар-то понятно, а при чем здесь подсолнечное масло? Неужели наш народ и из него приспособился гнать самогон?
     Прилавки пусты, но в домоуправлении нам дали талоны – на сахар, подсолнечное масло и водку. Ходят слухи, что в универсаме на Высотной улице завтра будут отоваривать водочные талоны. Только бы не обманули, как в прошлый раз – привезли портвейн и попробовали всучить по водочным талонам.
    Если удастся, возьму три бутылки «столичной», потом две бутылки обменяю у медсестры Веры Павловны из седьмого подъезда на сахарный песок – у нее всегда есть сахар, она ворует у себя в больнице. За третью бутылку диабетик Волошин со второго этажа даст килограмм гречки – у него без водки душа инсулин не принимает. Масло сливочное пока есть, но мяса осталось мало, а без мяса никак нельзя – Колька любит мясные фрикадельки, а Пашке нужен бульон.
    В магазине у метро «Новокузнецкая» говядину дают каждый день, но не больше, чем полтора-два килограмма в одни руки. Занять очередь нужно до открытия магазина, но продавать начнут не раньше одиннадцати – пока мясники нарубят по кусочкам. Не успеете взять до обеда – придется целый час топтаться возле закрытых дверей магазина и наблюдать, как бойкие бабульки отгоняют нахалов, желающих прорваться внутрь:
    - Женщина, вы не стояли, куда вы лезете?
    - Мужчина, отойдите от двери, все равно, не пропустим!
    А какая-нибудь со склерозом может и законного очередника  не впустить – придется бегать и искать свидетелей, что ты тут стоял:
   - Женщина, подтвердите, что я за вами стою!
      Что бы ни случилось, нельзя паниковать и растрачивать силы на перебранку – в очереди больше, чем где бы то ни было, необходимы спокойствие и твердость духа. Потому что одного даже очень симпатичного куска мяса вам будет мало, и надо трезво поразмыслить, как в сложившейся ситуации найти оптимальное решение.
      Есть такие, что считают себя очень умными:
«Займу очередь, постою, отойду, а потом опять займу. И потом буду сторожить обе очереди – в первой постоял, во второй постоял. В первой постоял, во второй постоял. В первой постоял, во второй постоял. И так, пока не подойду».
        Метод старый, как мир. Примитивен, бесперспективен и, более того, может спровоцировать взрывную ситуацию. Например, когда подойдет ваша первая очередь, те, кто стоял за вами во второй, узнают вас, увидят, что вы берете, подбегут и начнут доказывать, что за вами стоят именно они, и именно они должны теперь брать. Те, кто стоял в первой очереди, естественно возмутятся, возникнет сумятица, поднимется крик, может даже дойти до рукопашной. Обе стороны будут призывать вас в свидетели, и лучшее, что вам останется, это поспешно ретироваться. В таких условиях лезть на рожон и пытаться купить дефицитный товар во второй раз – безумие.  Потому что если среди стоящих в очереди старушек есть бывшие комсомольские активистки, то могут и побить. Стоит ли так рисковать, чтобы взять всего лишь четыре килограмма вместо двух? Ответ напрашивается сам собой.
        Отсюда вывод: никакого примитивизма, только творческий подход к делу! Главное помнить, что любой процесс можно сделать занимательным и полезным для общего развития. Хотите классический пример из личной практики? Пожалуйста!
       Готовлюсь с вечера – достаю с антресолей две большие сумки-авоськи, вытаскиваю из пылящегося под кроватью чемодана яркую кофту паршивого салатного цвета и тонкий плащ-дождевик. В боковой карман одной из сумок засовываю черную вязаную шапку, в кошелек запихиваю пластиковые черные очки.
     Утром отвожу Пашку в детский сад к шести часам, надеваю салатную кофту, сверху плащ и в восемь уже на Новокузнецкой. Выйдя из метро, спешу к кучке людей у магазина. Возле самой двери успеваю обогнать приятную пожилую даму с зонтиком и, запыхавшись, спрашиваю:
 -Кто последний?
    Последним оказывается хлипкий мужчина в очках. Дама с зонтиком, которую я столь нахально обскакала, становится  позади меня. Зла на меня она вроде бы не держит, да и чего тут обижаться – жизнь есть жизнь, а очередь есть очередь. К тому же ей явно хочется поболтать, и мы тут же, слово за слово, затеваем разговор:
- Женщина, вы последняя?
- Я
 -А вы за кем?
 -Вот за этим мужчиной
 - Интересно, много еще народу впереди? А то займут и уходят, до обеда пройдем, интересно? С утра думала – зонт брать, не брать? Взяла, а небо вроде расчистилось.
   Усиленно поддерживаю разговор о погоде – для моих целей это просто необходимо. Посудачив о том, о сем, я отпрашиваюсь в туалет.
    В кабинке снимаю плащ, засовываю его в целлофановый пакет и с независимым видом выхожу из туалета. Уборщица равнодушно смотрит мне вслед – снял человек плащ, ничего особенного. В руках у меня по-прежнему две большие авоськи, но это ничего, авоськи теперь у всех. Издали  оцениваю ситуацию – пока отходила в туалет, набежало уже человек восемь, можно занимать снова. Когда подхожу к хвосту очереди, моя дама с зонтиком не обращает на меня никакого внимания – я ведь уже не в плаще. Интеллигентная старушка, за которой я становлюсь, радостно говорит:
  - Хорошо, у вас кофта ярко зеленая, запоминается, а то если надо бывает отойти, то я всегда свою очередь теряю.
   Понятно, ей, стало быть, тоже случается отходить, она меня поймет и запомнит. За мной занимает сильно пахнущий перегаром мужчина с сизым носом:
 -Барыни, кто из вас тут последний?
 -Какие мы барыни, - смеется старушка, - барыни по очередям не стоят. Кобылы мы водовозные,  а не барыни.
    Посмеявшись, мы с ней становимся как бы ближе друг другу. Сизоносый не смеется, у него еще, видно, побаливает голова со вчерашнего перепою. Когда  я объясняю ему, что мне нужно отойти, он недовольно бурчит:
 -Одни стоять должны, а другие бегают. Вот я – встал и стою.
  Старушка горячо за меня заступается:
 - Надо если человеку, то как же быть? Вам захочется или мне – тоже побежим.
   Возвращаюсь в туалет и вновь переодеваюсь, в глазах уборщицы мелькает любопытство. В плаще подхожу к разговорчивой даме из моей первой очереди, спрашиваю:
- Все стоим?»
   Вопрос идиотский – конечно, она стоит, куда ей деваться? Дама радостно машет мне зонтиком, кивает, как старой знакомой, говорит:
  - Стоим, стоим. Помню, в семидесятых мы также занимали спозаранку очередь, чтобы зайти в Пушкинский музей, если привозили какую-нибудь редкую коллекцию. Когда из Лувра привозили Монну Лизу….
    Вот и тема для разговора нашлась – я тоже рассказываю, как мы с подругой трижды выстаивали, чтобы увидеть Джоконду. Два раза пытались постоять возле нее подольше, но милиционер торопил нас, чтобы не задерживать томившихся на улице людей. А вот в третий раз народу было не так много, и мне даже удалось обменяться взглядом с загадочной итальянкой да Винчи.
    Вдохновившись, вспоминаю Мариинский театр в Ленинграде. Жизель – Евтеева, Барышников порхает в воздухе, неподвластный земному притяжению. Компаньонка по очереди слушает меня с завистью, вздыхает:
 - Сколько раз хотела его увидеть – не успела. Наша страна столько потеряла, когда он уехал!
    Мы пытаемся вспомнить, в каком году Барышников покинул СССР, хлипкий мужчина в очках впереди меня благодушно замечает:
 - А я так считаю – уехал, и черт с ним! Незаменимых нет, проживем и без предателей! Страна дала им все, а они….
    Он сердито смотрит на меня, как бы ища одобрения.
    Дама с зонтиком вспыхивает:
 - Такие люди живут по своим законам, к божественному грязь не пристает!
   Она тоже смотрит на меня. У меня нет желания встревать в их спор, у меня свои дела и более важные. Но каждый из них принимает мое молчание за сочувствие и рассматривает меня, как группу поддержки. Теперь в этой точке очереди я своя, можно будет погулять подольше.
  Со страдальческим видом сообщаю, что мне опять нужно отойти. Дама кивает, в глазах ее сочувствие – возможно, она подозревает, что у меня неполадки с мочевым пузырем.
   Когда выползаю из туалета в своей яркой салатной кофте, интеллигентная старушка, не прерывая своей беседы с сизоносым мужчиной,  издали машет мне рукой – сюда, мол. Подхожу, она продолжает увлеченно рассказывать о том, как лечилась водой, заряженной Аланом Чумаком:
 - Поставлю у телевизора полную банку, потом за день выпиваю. Сын смеется, а мне помогало – спину перестало хватать, а то прежде сил не было никаких.
  Мужчина скептически морщит свой сизый нос:
 - Мать, ты меня прости, я всех этих Чумаков (непечатное выражение) и Кашперовских (непечатное выражение) знаешь, где видел? (еще более непечатное выражение).
   Изо рта его с новой силой вырывается запах перегара. Старушка укоризненно качает головой, смотрит на меня, я киваю ей, и между нами  надолго возникает взаимопонимание. Немного еще послушаю их беседу, потом можно будет вновь отпроситься в туалет.
   Когда я в очередной раз выхожу из кабинки, уборщица испуганно крестится – на мне опять плащ, но теперь он застегнут по самое горло, на голове устрашающим колпаком торчит черная вязаная шапка, надвинутая на глаза.
   Я приближаюсь к только что замкнувшей очередь невероятно толстой женщине и низким голосом с сильным кавказским акцентом спрашиваю:
 - Дорогая, и кто же здесь будет последний?
    Толстуха принимает меня чуть ли не с распростертыми объятиями, мне даже неловко от столь сильного дружелюбия. Закатывая глаза, она тарахтит:
 - У меня такие воспоминания о вашей Грузии, такие воспоминания! Я была на свадьбе у подруги – она вышла за грузина – там сациви подавали просто бесподобное. Я сто раз потом пробовала дома приготовить, но соус не получается. А без соуса какое сациви? Вот скажите честно, что туда надо класть, чтобы вкус был настоящий? Ведь признайтесь, кладете вы туда какую-то вашу восточную траву, разве нет?
     Непонятно, почему моя новая компаньонка считает, что все, кто говорит с кавказским акцентом, непременно должны быть грузинами и знать, как готовить соус для сациви. Она долго пытается выпытать у меня секрет рецепта, я колеблюсь, но, в конце концов, намекаю, что готова приподнять покров над тайной соуса – когда вернусь из туалета. Думаю, в этой точке очереди будут ожидать моего возвращения с нетерпением и надеждой. Возле туалета захожу в телефонную будку, звоню на работу подруге – спрашиваю, что такое сациви и как его готовить. Она удивляется:
 - Чего это тебя на экзотику потянуло? Ладно, перезвони минут через десять – я тут у девочек поспрашиваю.
     Минут через десять, так минут через десять. Пока же я возвращаюсь в туалет и выворачиваю свой плащ наизнанку. С одной стороны он бежевого цвета, с другой – лилового. Снимаю жуткую шапку-колпак, надеваю темные очки. Уборщица, увидев меня, пожимает плечами и вертит пальцем у виска.
     Я выхожу из туалета и, припадая на одну ногу, приближаюсь к симпатичному молодому человеку с томиком Оскара Уайльда  в руках. Приятная неожиданность – оказывается, и в наше сложное время молодежь читает классику.
 - Вы последний?
    Он кивает, и на губах его появляется оскал саркастической ухмылки –  возможно, в этот самый момент он воображает себя Дорианом Греем. Непонятно, почему молодых так привлекают красивые, но негативные персонажи? Я стою рядом с ним и сквозь черные очки наблюдаю за остальными своими тремя очередями. Сейчас за мной займут, и вернусь в свою первую ипостась. Операция по изъятию говядины у государства продолжается.
   Спустя несколько часов, покрытая липким потом, с руками, мелко трясущимися от нервного возбуждения, я приближаюсь к витрине. Уже присмотрела себе в середине хороший кусок мяса и мысленно его взвесила, но передо мной еще два человека – вдруг перехватят? Мечтательно смотрю совсем не туда, где находится предмет моего вожделения, и говорю стоящей позади меня даме с зонтиком, словно советуюсь:
  - А, вон там, с краю, а? Вроде бы ничего кусок, как вы думаете? Кость маленькая и жиру совсем не видно. Его я, наверное, и возьму.
    Хлипкий мужчина впереди меня следит за направлением моего взгляда, и лицо его принимает замкнутое выражение, словно говоря:
«Сейчас не ваша очередь, а моя. И этот кусок с краю возьму именно я, а не вы!»
  И берет – чисто из вредности. А на тот симпатичный, что так пришелся мне по сердцу, он и внимания не обратил, ура!
    Но жаден человек, ему бы все брать, брать и брать! Поэтому, надежно упрятав вожделенный кусок в авоську, я спешу в туалет – вторая моя очередь уже на подходе.
     И вот, наконец, я еду домой, стоя в набитом тамбуре электрички. В обеих руках сжимаю драгоценные сумки, в них десять килограммов говядины (а не два и не четыре!) Настроение у меня прекрасное, спину ломит, ноги болят, веки тяжелеют, и я расслабляюсь – народ так жмет со всех сторон, что все равно не упасть. Закрываю глаза и неожиданно засыпаю – стоя, как лошадь. Во сне веселая старушка из второй очереди насмешливо шепчет мне прямо в ухо:
«Какие мы барыни? Кобылы мы водовозные, а не барыни!»