Шкатулка княгини Вадбольской отрывок 2

Взяв в свои руки хозяйство, Кузьма Хохлов за пять лет утроил доходы с княжеских имений. В награду за службу князь подарил ему пять десятин земли и двадцать душ мужского полу. Теперь Хохлов имел собственный доход, одежду носил не хуже барской, и дом себе построил на каменном фундаменте, как у господ. Барские крестьяне и дворовая челядь дружно его ненавидели и также дружно перед ним заискивали, звали не иначе, как по имени отчеству – Кузьма Ильич. Да и сами господа частенько так к нему обращались, чтобы подчеркнуть свое расположение.
– Надо бы тебе жениться, Кузьма Ильич, – озабоченно сказала однажды управляющему княгиня Марфа, – нет ли у тебя кого на примете?
Он равнодушно пожал плечами.
– Некогда мне, барыня, на девок глядеть, все господские дела на мне. Сейчас двух-трех мужиков толковых приметил, хочу себе в помощь обучить. Как обучу, так, может, и время будет о себе подумать.
Княгиня растрогалась.
– Бог наградит тебя за преданность, Кузьма, только нельзя всю жизнь на дела положить, в доме без хозяйки одно запустение. Хочешь, я сама тебе жену подыщу?
Хохлов не возражал. Княгиня подобрала ему красивую девку из дворовых, расторопную и послушную. Перед свадьбой князь Сергей вызвал управляющего к себе.
– Я тебе, Кузьма Ильич, к свадьбе решил подарок сделать, тридцать рублей даю.
Хохлов стоял перед ним, опустив глаза.
– Спасибо, барин.
Княгиня Марфа, при этом присутствующая, внимательно посмотрела на него и, немного удивленная странным выражением лица управляющего, ласково спросила:
– А может, тебе еще что-то надобно, Кузьма Ильич? Коли можно, так за труды твои мы с барином просьбу твою всегда уважим.
Он поднял голову, и взгляд его сверкнул.
– Позвольте на волю за свои сбережения выкупиться.
Князь и княгиня ошеломленно молчали. 
– Зачем тебе вольная, Кузьма Ильич? – недовольно спросил наконец князь. – Во всем ты свободен, догляду за тобой нет. По делам везде ездишь с подорожной, как вольный купец, цилиндр, вон, у тебя и сапоги – я сам такого никогда не носил. Уйти от меня хочешь?
– Никак нет, барин, – почтительно ответил Кузьма, вертя в руках шляпу, купленную у купца в Туле за пять целковых, – работать у вас буду, как и прежде, а хочется себя вольным человеком почувствовать.
Возмущенный его словами князь чуть было не вспылил, но княгиня Марфа остановила мужа взглядом – понимала, что обижать управляющего не следует, это тебе не лакей из дворовых и не мужик-работник. Тех за дерзость или недоимки можно на конюшню послать, они потом только усердней трудиться станут, а ведь за Кузьмой не углядишь, коли он обидится и не по совести дело станет делать – хитер, умен, на нескольких иностранных языках читает.
– Послушай, Кузьма Ильич, – сказала она, – ты князем обучен, десятками приказчиков заправляешь и целого состояния стоишь, всех сбережений твоих не хватит, чтобы тебе теперь выкупиться. Ты пока лучше честно трудись, а как заслужишь, так князь отпишет тебе вольную. Тебе и всей твоей семье. Ты ведь теперь женишься, дети пойдут.
С ничего не выражающим лицом Хохлов поклонился.
– Разрешите идти, барин, барыня?
Когда он вышел князь Сергей дал волю гневу:
– Сколько ни благодетельствуй холопу, он всегда будет подлые мысли держать.
– Успокойся, друг мой, – примиряюще заметила княгиня Марфа, – он еще молод, не понимает, что во всем от милости господ зависит. Вот женится, пойдут дети, ему некогда будет о глупостях думать, а пока нам не следует забывать, что пользы от него мы видим немало.
Однако жена Хохлова все никак не рожала, а спустя несколько лет умерла, заболев холерой. Хохлов в это время ездил в Москву по делам. Узнав от посланного к нему человека о смерти жены и других случаях болезни в имении, он поспешил в Иваньковское и первым делом явился к княгине Марфе:
– Сей же час уезжайте с барчатами в Тулу, барыня. Пока болезнь не закончится, лучше вам быть отсюда подальше.
– Беда-то у тебя какая, Кузьма Ильич, – сочувственно сказала она.
Он развел руками.
– Что делать, барыня, Бог дает – Бог берет. Покойницу схороню по-христиански, а вы езжайте себе, не теряйте времени.
– Ты тоже уезжай с нами, неужто не боишься заразиться?
– При осторожности, барыня, заразы можно избежать. Ехать сейчас не могу, дел много. Нужно больных отделить, присмотреть, чтобы здоровые не разбежались. А то работников в хозяйстве не досчитаешься.
  Посоветоваться княгине было не с кем, князь в ту пору командирован был в Оренбургскую губернию формировать батальоны для армии. Она подумала и решила послушаться Хохлова.
– Сделаю, как ты говоришь. Что в Москве о войне говорят?
Война между британскими и французскими колонистами в Канаде, начавшаяся в 1755 году, уже перекинулась в Европу. Версаль разорвал дипломатические отношения с Лондоном, Британия и Пруссия объединили свои силы против Франции и Австрии. К последним примкнула и Россия – императрица Елизавета видела в этом противостоянии возможность приобрести новые территории. Однако пока Россия оставалась в стороне от военных действий, и Хохлов в ответ на вопрос княгини пожал плечами:
– Разные слухи ходят, барыня, ничего точно неизвестно. Говорят, у государыни кровь горлом идет, плоха она, а наследник престола Петр Федорович войны с Пруссией не желает – они с королем Фридрихом кузены и с детства большие друзья. Оттого Апраксин (командующий русский армией в начале Семилетней войны 1756-1763 годов) и тянет – боится отношения с наследником испортить, коли тот на престол взойдет.
 Княгиня с детьми провела в Туле более двух месяцев. Наконец приехал Хохлов и сказал, что можно возвращаться. Он привез также письмо от князя – тот сообщал жене, что получил приказ следовать из Оренбурга в Литву и теперь находится в пути со своими полками. Писал, что здоров, просил беречь себя и детей, передавал низкий поклон от верного Афоньки, во всех походах неотступно следовавшего за своим барином.
Под командованием фельдмаршала Салтыкова (главнокомандующий русской армией в 1759-1760 годах) князь Сергей участвовал во взятии Бранденбурга, Франкфурта и победной для русской армии битве при Кунерсдорфе в августе 1759 года.
Дальнейший поход был отложен на год, и князь, получив отпуск, возвратился домой. Как раз вовремя, потому что их шестнадцатилетней дочери Анюте сделал предложение сосед-помещик Николай Дурново. Партия была неплохая – богат, собой недурен, тридцать четыре года, и Анюта против жениха тоже ничего не имела, – но княгиня в отсутствие мужа принять предложение не решалась.
 С благословения князя объявили о помолвке, Дурново стал ездить в дом женихом. Прежде князь полагал выделить в приданое за дочерью имение Кучнево, но Хохлов толково и деликатно разъяснил ему, что предпочтительней отдать Косяево – так и молодым больше пользы, и для всего хозяйства Вадбольских лучше.
– Что бы я без тебя делал, Кузьма Ильич, – растроганно проговорил князь и неожиданно вспомнил, что несколько лет назад княгиня в своем письме сообщила о смерти жены управляющего, – писала мне княгиня, что жена твоя умерла. Упокой Господи ее душу, но времени много прошло, надо бы тебе снова жениться, негоже столько лет во вдовцах ходить.
К удивлению князя, Хохлов смутился и покраснел до самых корней волос.
– Я…барин… ваше сиятельство… мне… тут есть, но… как бы…
Догадавшись, князь рассмеялся:
– Да ты что, Кузьма, влюбился что ли? Так говори, я сватом буду.
– Никак нельзя, барин, – со вздохом ответил Хохлов, – молода больно, венчать не разрешат.
– Сколько же ей?
– Еще и пятнадцати нет.
– Так погоди чуток. Я с отцом Ионой поговорю, он мне не откажет – как пятнадцать минет, так и поведешь ее под венец. Кто она?
– Дарья, мельника старшая дочь. Красива, уже парни вокруг ходят, – из груди его вырвался тяжелый вздох.
– Ежели красива, то и нужно раньше замуж отдавать, пока в грех не впала, а потом держать в строгости. Отцу ее скажи, чтобы сей же час явился ко мне, объявлю ему свою волю.
Хохлов просиял.
– По гроб жизни благодарен буду, барин!
Благодушно усмехнувшись, князь дал ему поцеловать свою руку и отпустил, а позже сказал жене:
– Представь себе – наш Кузьма Ильич влюбился.
Она всплеснула руками.
– Да неужто? И в кого же?
– В мельникову дочку. Я уж с мельником нынче говорил, он от радости прыгать готов, что дочь так удачно пристроил, в семье у них мал-мала меньше. Как ей пятнадцать исполнится, так отец Иона их и повенчает, а ты позаботься, чтобы свадьба чин чином была, Кузьма Ильич не простой холоп.
Княгиня, как все женщины обожавшая свадьбы пришла в восторг.
– Уж я постараюсь, не бойся.
Перед самым Великим постом сыграли свадьбу княжны Анны Вадбольской и Николая Дурново, после этого князь отбыл в армию.
Осенью стало известно, что русские войска взяли Берлин и ключи от него выслали императрице Елизавете Петровне. Тогда же пришло первое письмо от князя, сообщавшего, что находится под Кольбергом (сейчас Колобжек, город в Польше). В ответном письме княгиня сообщила, что дома все здоровы, сына Петеньку обучают учителя, которых она подыскала, а недавно приезжала из Москвы погостить ее приятельница княгиня Горчакова и намекала, что их Марфуша может составить неплохую партию ее сыну. Конечно, Марфуша еще не вошла в возраст, но время бежит быстро. И еще княгиня сообщила, что Кузьма Ильич наконец-таки дождался своей невесты, отец Иона обвенчал их, и все было чин чином. Молодой женой управляющий доволен, хотя и строг с ней.
Княгиня тоже была довольна, ибо с годами стала все больше уважать Хохлова и понимала, что от него, как ни от кого, зависит благоденствие Вадбольских. Зная, как ревниво управляющий следит за каждым шагом своей юной жены, не позволяя ей лишний раз выйти одной из дому, она однажды даже предложила:
– Ежели тебе, Кузьма Ильич, куда отлучиться по делу нужно, ты Дарью ко мне приведи, пусть поживет в барском доме. Я за ней пригляжу, скажу Аксинье, чтобы дело дала, а то разленится. 
Хохлов искренне обрадовался.   
– Сделайте такую милость, барыня! Мне как раз в Тулу нужно – с купцами насчет цен на овес сговориться, – так вы уж приглядите за ней.
– Не тревожься, Кузьма Ильич, езжай спокойно и делай свое дело.
В день отъезда он привел жену к княгине, и та велела Дарье ночевать в гардеробной, куда войти можно было лишь из господской спальни, а днем делать несложную работу в девичьей под надзором вдовой ключницы Аксиньи. Последняя строго следила за девками, не допуская никакого баловства, но при этом была женщиной незлой.
– Не понесла еще? – добродушно спросила она, зорко оглядывая тоненькую фигурку стоявшей перед ней с опущенными глазами девочки-жены, и утешила: – Ничего, понесешь, так Кузьма Ильич, небось, не станет тебя боле запирать. А теперича с девками в девичьей сиди, кружева плети, дело нехитрое.
Однако месяцы шли, а Дарья все никак не беременела и во время частых отлучек мужа по-прежнему плела кружева в девичьей. Теперь взгляд Хохлова, остановившись на жене, часто мрачнел, он говорил с ней резко, порою бывал груб, а она испуганно, ежась от слов мужа, все ниже и ниже опускала голову.