Заметки о коллективизации

Говорить о коллективизации в СССР нужно, прежде всего, потому, что в массовом сознании она остается чем-то далеким, совершенно не касающимся нас сегодняшних, чем-то неизбежным. С одной стороны, школьное образование уже вполне четко обозначает в своем курсе негативные аспекты колхозной системы, хотя и делает это мягко  и оговорчато. С другой, в 21 веке приходится слышать от титулованных мужей, что коллективизация была единственным, спасительным выходом в то время из кризисной ситуации для страны. От апологетов Сталина приходится слышать и то, что это было гениально и восхитительно, впрочем, как и все, что творил их кумир.

 Данный материал  - это скромная авторская попытка внести некоторую ясность в оценку данного явления.

Первая проблема, с которой приходится сталкиваться при изучении коллективизации – это проблема источников. Положительные оценки базируются на различных советских таблицах, где отражено, как увеличилась, приросла, умножилась продукция сельского хозяйства после коллективизации. Причем этот прирост в некоторых случая случился буквально в течение года-двух после начала укрупнения. Дело в том, что за время обобществления и в первые годы после была потеряна огромная масса скота, фуража и товарного зерна из-за отсутствия условий для размещения и хранения. Сказалась давняя коммунистическая привычка, сначала сделать, а потом начинать готовиться. Кроме этого, достаточно большой объем сельхозпродукции даже в самые голодные годы шел на экспорт явно не в пользу развития сельского хозяйства. Именно поэтому советские статистические данные вызывают обоснованное  сомнение.

Кроме того, субъективность советской отчетности была вообще отдельным явлением. Вплоть до последних лет своего существования Советский Союз сообщал, как все у него замечательно: надои растут, чугун просто выплескивается из домен, стада тучны, а машины многочисленны. Но в таком случае перестройка не могла начаться в принципе, потому что одним из главными ее двигателями были гласность в общественной жизни и разруха в экономической.  Т.е. достоверность, открытость, консервативность и научность. Да и СССР не мог кануть в лету, коль так все замечательно у него было.  При внимательном изучении нашей недавней истории становится очевидно, что ложь в различной форме, несмотря на борьбу с ней, являлась вполне характерной чертой советского общества. Естественно, что приписки, подтяжки и иные искажения не могли миновать и советскую статистику.

Даже если оценивать коллективизацию на основании таблиц, могут ли таблицы перевесить ту массу народного горя, которая она принесла? Почему-то историки не так уж редко избегают оценок в выборе между надоями и тоннами с одной стороны и человеческими жизнями с другой.

Здесь, конечно, нужно вкратце рассмотреть, а действительно ли была коллективизация тем единственно-спасительным выходом из создавшегося в конце 1920-х годов кризиса. Потому что, увы, иногда человеческими жизнями приходятся жертвовать. И мы попробуем разобраться с обоснованием коллективизации.
Прежде всего, следует сказать, что экономическое обоснование коллективизации не проводилось. То, что можно к нему отнести сделано либо задним числом, либо крайне поверхностно и рассчитано на малосведущего человека. Например, коллективизацию связывают с кооперацией и считают ее едва ли не естественным развитием. Это при том, что даже со стороны коммунистов достаточно свидетельств о том, что первая по мере внедрения уничтожала вторую. Поэтому кооперация здесь, конечно, совершенно не причем, кроме прочего, еще и потому, что коллективизация далеко выходила за ее рамки, за рамки просто объединения. На этот крючок попалась даже Википедия.

Между тем, если бы все дело было в развитии кооперации, то колхозы не возникли бы; развитие продолжилось бы в уже существующих формах. Какие они? Артели, коммуны, сельхозкооперативы и совхозы. Чтобы не разоблачать себя, источники прокоммунистической направленности стараются умолчать о том, что кооперация имела место и бурно развивалась еще в Российской империи. После революции и начала НЭПа  сельхозкооперация снова получила мощный импульс, поскольку появились условия для нормального, в соответствии с классическими законами экономики, хозяйствования. Убить ее можно было, только диаметрально изменив эти условия, что коллективизация и сделала.
Отдельно стоит сказать о советских хозяйствах. Они начали возникать раньше колхозов и, казалось бы, делали коллективизацию не нужной. Далеко не всякий понимает разницу между колхозом и совхозом. Теоретическое различие между ними в том, что совхоз это госсобственность, а колхоз (якобы!) частная, коллективная. Реалии, однако, были таковы, что в обе формы были государственной. Именно совхозы делали коллективизацию бессмысленной, причем сразу по двум важным причинам:
- создание совхозов обнажило управленческую слабость советского госслужащего. Практически это выглядело как одна вялотекущая проблема с именем «совхоз». Иными словами, проблема совхозов была в них самих. Не хватало и толковых рабочих рук, и материальных ценностей; с завидным постоянством что-то пропадало или не родилось. Машин не хватало, но хватало директив и установок. И т.д. Отдельные партийные руководители, например, Н.И.Бухарин, осторожно обращали на это внимание

- для укрупнения производящего звена в сельском хозяйстве следовало устранить проблемы совхозов, а не приплюсовывать к ним колхозы, в которых эти проблемы только усугубились.

Вместе с тем, совхоз имел одно важное преимущественное отличие перед частным хозяйством или коллективным типа коммуны. Работники совхоза получали твердую оплату, в то время как коммунары и единоличники зависели от урожая, а колхозники зависели от ставки трудодня. Таким образом, развитый зерновой гигант в формате совхоза был более привлекателен для крестьянина и с ростом их числа, налаживанием нормального производственного процесса единоличник, прежде всего, мелкий, переходил бы работать в совхоз, все  более и более отмирая. В конечном счете, остались бы достаточно крупные сельские землевладельцы, способные за счет компактности и лучшего управления составить конкуренцию совхозам. Создание колхозов здесь вписывалось только по одной причине: если требовалось жесткой государственной рукой перекроить существующий порядок в пользу государства же.

Считается, что необходимость перекройки  сельского хозяйства возникла из-за хлебного кризиса, возникшего в конце 1920-х годов. В чем он заключался?
Все в том же; практически управлять страной, восстанавливать в ней экономику оказалось гораздо сложнее, чем устроить в этой стране революцию и гражданскую войну. Череда управленческих провалов привела к тому, что большевики вынуждены были изменить сами себе, вернуть частную собственность, в том числе  на средства производства. Страна перешла к НЭПу. В дальнейшем возможны были 2 пути развития.
- переход к нормальным экономическим отношениям, сохранение и развитие частной собственности. В перспективе могла случиться реставрация монархии либо страна могла остаться под красным стягом, пойдя тем путем, которым несколько позже пошел Китай.

- спустя несколько лет либеральной политики произошел бы «разворот вдруг»  в области имущественных и производственных отношений. Частная собственность была бы ликвидирована, кроме самой мелкой. Аналогичным образом сколь-нибудь крупные предприятия были бы снова национализированы, государственная собственность стала бы единственной. Государство вернуло бы себе полный контроль над промышленностью, торговлей и сельским хозяйством с целью единолично распоряжаться результатами труда.

Какой путь выбрали большевики, мы увидим чуть ниже. Пока же нас интересуют реалии в области заготовки зерна, которые принесла с собой НЭП. С ее приходом в стране образовалось как бы 2 рынка хлеба.
- частный. Здесь зерно свободно обращалось между покупателем и продавцом по рыночной цене.

- государственный. Существовал он благодаря тому, что Советское правительство установило твердые цены на зерно и муку, используемые для выпечки хлеба.
Естественно, цены на зерно, закупаемое для выпечки хлеба, с целью поддержания доступности оного государство держало на невысоком уровне. В то же время на остальной, нерегулируемой части зернового рынка цены были значительно выше. Также естественно, что производитель и перекупщик зерна достаточно быстро стал уклоняться от продажи зерна государству по сравнительно низким ценам, но весьма охотно вез зерно на рынок либо вообще придерживал его в расчете на еще большее повышение цен. Во второй половине 1920-х годов стал назревать очередной хлебный кризис. Государство этот кризис решило устранить глубокой реформой сельского хозяйства с целью подчинения и контроля его, которая и получила название коллективизации. Как отмечалось выше, экономических предпосылок для нее не было; это чистой воды политическое решение, оформленное на высшем политическом органе страны 15 съезде ВКП(б). Но нужно ли было оно?

Направление действий в условиях кризиса просматривались вполне четко и без коллективизации. Следовало устранить двойственность рынка зерна, установить один общий рынок, а доступность хлеба поддерживать другими инструментами помимо  госрегулирования цен. Правда, с точки зрения ВКП(б) здесь имелся  2 серьезнейших минуса:
- минус №1  – наличие самого рынка. Поскольку существование частной собственности принципиально противоречит коммунистической утопии, то и существование рынка – это вызов самой ВКП(б). Поэтому нормальный путь урегулирования проблемы не мог быть принят в силу положения вещей.

- минус №2 – невозможность по усмотрению государства распоряжаться его ресурсами. Жесткое подчинение государству всех областей хозяйства, в том числе и сельского – это обязательное условие коммунизма согласно главным его идеологам, Марксу и Энгельсу. Существование же НЭПа сильно затрудняло, например, существование Коминтерна, значительно уменьшало доступные валютные потоки, которые поступали в распоряжение ВКП(б) от экспорта.

 Если Ленина у нас во многих случаях знают хотя бы в пересказе, то вот Маркса и Энгельса, особенно, их «Манифест Коммунистической партии» к началу 21 века подзабыли. А зря, ведь «Манифест…» по сути краткая программа коммунистической партии. Все, что выходит за рамки «Манифеста…», как, например, китайская модель – это уже не коммунизм. И знакомство с «Манифестом…» помогает понять вполне очевидную истину, коллективизация была неизбежна. Ее  неизбежность состояла в догматике, в платформе  находящейся у власти политической силы. По этой же причине НЭП был обречен, и сменить его ничто иное, кроме коллективизации, не могло. Вопрос был только в сроках. Назревший же хлебный кризис оказался как нельзя кстати, позволив «обосновать» возврат страны, перевод сельского хозяйства на классические коммунистические рельсы.

Чтобы коллективизация в общественном сознании была прочно связана с позитивным кейсом, практически одновременно с ней заработал пропагандистский аппарат. Отголоски его работы мы слышим и сегодня. Вот один из примеров. Сообщается, что якобы после первых лет неустройства в колхозах все наладилось и они стали благоденствовать. Собственно, почему?

Благоденствие колхоза как хозяйствующего субъекта основано на прибыли, т.е. на деньгах. В данном конкретном случае речь идет о количестве зерна и ценах на него, а также продукции животноводства и растениеводства, которые и составят в совокупности прибыль колхоза. Считается, что после сдачи обязательных поставок государству, у колхоза оставалась свободная масса своей продукции, которой он мог распоряжаться как угодно.  То есть как?

Не стоит упускать из виду, что параллельно с коллективизацией в стране шли другие структурные изменения, закрепляющие жесткую доминанту государства в любой области общественных отношений. Так, в частности, после краткого либерализма НЭПа государству вновь была возвращена монополия внешней торговли, закрепленная в 1936 г Конституцией. Поэтому колхоз заключить экспортную сделку напрямую с покупателем не мог. Уже в самом начале розовые мечты об изобилии колхоза накрываются замечательнейшим медным тазом потому, что один из основных источников изобилия в нашей стране был, есть и довольно долго еще будет – это внешняя торговля. А колхозы от нее были отлучены. Поэтому если уж им хотелось отблеска сладких грез, они должны были продавать свою продукцию одному из подразделений Наркомата внешней торговли, Главторгу соответствующего направления. Т.е.  сдав обязательные поставки государству, оставшуюся продукцию своего труда колхозники опять  могли продать только государству, если они хотели как-то выйти на экспорт. А если не хотели выходить, то тем более только государству, поскольку внутренний рынок был также жестко закреплен за государством. Элеваторы, хлебозаводы, мясокомбинаты, молокозаводы, розничная торговля – все это параллельно с началом коллективизации было вновь возвращено в госсобственность. Колхоз был государственным, и вокруг  него было государство. А вот хозяйственной самостоятельности не было от слова «совсем». В этом причина того, что сельское хозяйство всю советскую эпоху находилось в устойчивом пике. Иначе быть и не могло, потому что колхоз был нужен государству как поставщик средств (валюты, прежде всего), а не как благодатель его членам.

Да, были благополучные колхозы, но отнюдь не в силу явления. На Кубани, например, любое сельхозобъединение в принципе не может быть бедным. Там хороший климат и плодородные почвы. По некоторым позициям сельхозпродукции государство держало цены, позволяющие колхозу иметь хороший финансовый результат. Так было, например, с хлопком. Имелись образцово-показательные колхозы, которые целенаправленно поддерживались районными и областными администрациями как подтверждение перед вышестоящими органами своих успехов. Но все эти «удачные» исключения лишь подтверждали общее правило в лице многих колхозов с мизерной оплатой на трудодень, да и то во многих случаях натурой.

И еще один важный момент. Символом коллективизации давно стал трактор. На эту тему и картины писались и песни пелись. Сейчас уже не знают хорошей советской песни, еще в 1980-х годах звучавшей по радио почти каждый день. Есть там обязательные строчки и про трактор:
«По дороге неровной, по тракту ли,
Все ровно нам с тобой по пути!
Прокати нас, Петруша, на тракторе,
До околицы нас прокати!»
Песня, кстати, научно гораздо более выдержана, чем  некоторые исторические материалы, потому что   трактор  в ней катает слабый пол не в колхозе, а в коммуне. Именно так и было, "стальные кони" пришли в сельское хозяйство до колхозов. А вот коллективизация сопровождалась по существу изъятием техники у сельхозпроизводителей. И колхозы собственных тракторов, грузовиков не имели. По более чем странной прихоти когда речь заходит о коллективизации вопрос машинно-тракторных станций остается в стороне. А ведь это вопрос важный, помогающий понять существо коллективизации.

Именно в МТС сосредотачивались все машины для обработки земли; это были не только трактора, но и грузовики и различная вспомогательная техника. Правда, имелось одно весомое «но!»: МТС организационно не входили в состав колхозов. Это была совершенно независимая структура, с которой колхоз вынужден был заключать договор на обслуживание. С точки зрения экономики, здравого смысла и логики машинно-тракторные станции были не нужны; прибыли они не приносили, а расходов и немалых требовали. Кроме собственно оплаты за технику, колхоз обязан был кормить-поить, обустраивать быт механизаторов из МТС, предоставлять подсобных рабочих, оплачивать топливо и т.д.

 Для понимания той бесхозяйственности, которую вводила в обиход МТС, рассмотрим пример. МТС обслуживала обычно несколько колхозов, располагаясь отнюдь не всегда в центре их земель. Колхоз «Гримаса Ильича» успешно вел весенний сев. А вот колхоз «20 лет безобразию» отставал по засеянным площадям. Для ликвидации отставания тракторы, работавшие в «Гримасе…» решением политотдела МТС  при поддержке райкома  решено было перебросить в «20 лет безобразия» для ликвидации отставания. Сказано-сделано. И трактора своим ходом за 10-20 и более километров отправились к отстающим. Следом отправились и грузовики, обеспечивающие сев. Довольно значительное число топлива и ресурса машин пускалось по воздуху для данного марш-броска. Но это не все. Спустя несколько дней предстоял еще один марш-бросок в обратном направлении для возобновления сева в «Гримасе…». А сколько топлива пускалось по ветру при перегонках техники в МТС для планового и среднего ремонтов и обслуживания? Всего этого можно было избежать, если бы каждый колхоз располагал своей техникой.


Ситуация вообще выглядела более чем странно, поскольку сами основоположники коммунизма распекали буржуазию за присвоение орудий труда и признавали категорически нетерпимым, когда пролетариат не имел собственных орудий и вынужден был продавать свой труд. Но в коммунистической теории это было нельзя, а на практике в советском колхозе – можно. Советский крестьянин не имел  иных орудий труда, кроме патриархальных лопаты, косы и конного плуга.  Вся более развитая техника находилась в руках отдельной, независимой структуры, к колхозу отношения не имеющей. В связи с этим более чем критично воспринимают некоторые работы, в том числе зарубежные, о гигантском приросте валового продукта в стране после коллективизации. Этот прирост, действительно был, пусть и не в заявляемых пределах, только он достигался закручиванием гаек и гегемонией государства, а не интенсивным развитием.

С другой стороны, смысл в МТС, конечно, был. И понять этот смысл поможет организационная структура машинно-тракторной станции, а именно наличие в ней политотдела. Это подразделение можно назвать главным, поскольку его власть распространялась на все колхозы, которые обслуживались данной МТС. Вместе с райкомом политотдел реализовывал жесткий контроль государства над сельским хозяйством на низовом уровне, т.е.  реализовывал как раз ту идею, которая была заложена в «Манифесте…» Маркса и Энгельса при сохранении положения вещей в капиталистическом обществе, когда орудия труда не принадлежат рабочим.  Противоречие? Конечно! Но утопичность коммунизма как раз на массе таких противоречий, имеющихся в нем, и основывается. Для их увязки коммунистическая утопия изучалась в связке с так называемой диалектикой, которая противоречия легализовывала. Обилие таких противоречий затрудняет выделение главной мысли коммунистической теории. А она не в благодетельстве пролетариату, а в насаждении жесткого государственного регулирования во всех областях отношений, в том числе межличностных, с целью процветания компартии.

Просуществовали МТС около 30 лет и на рубеже 50-60-х годов тихо канули в лету, уступив место ремонтно-техническим станциям. Вся техника, которой располагали на этот момент МТС, была частично продана, частично безвозмездно передана колхозам.
Конечно, нельзя этот рубеж ликвидации МТС считать началом развития коллективизации. Скорее, это было начала конца строительства коммунизма в СССР. Несмотря на то, что к этому моменту сельское хозяйство было полностью приведено к государственной гегемонии, передача основных средств производства крестьянству, даже формальная, противоречила теории коммунизма коренным образом. С учетом колоссальных потерь крестьянства, утраты им земледельческой и животноводческой культуры, ничего хорошего ожидать  не приходилось.

В качестве последнего штриха следует рассмотреть коллективизацию в контексте личных и профессиональных качеств тогдашнего лидера страны Иосифа Сталина. Создание колхозов было первым крупным проектом генерального менеджера страны Сталина. Что же оно показало?
- отсутствие последовательного, взвешенного подхода, основанного в том числе на научном анализе. Практически это выразилось в том, что коллективизация  была не нужна и не подготовлена, но она случилась. Припоминается постулат о том, что Сталин читал много и серьезных книг. Дело в том, что читать мало; нужно читать и понимать, кроме того, не   все прочитанное нужно принимать к сведенью. По крайней мере, первый же крупный проект книжность лидера страны не подтвердил.

- ортодоксальность, определенная упрощенность понимания Сталиным коммунизма. Можно обоснованно полагать, что он на уровне постулатов, того же «Манифеста…» хорошо знал коммунистическую теорию, но в отличие от Ленина и некоторых других партийцев считал именно марксоэнгелесовский вариант законченным и достаточным. По крайней мере, практические шаги на посту главы государства не дают оснований полагать, что Сталин пытался творчески осмыслить коммунизм.

- пренебрежение человеческими жизнями, вытекающими из ортодоксальности коммунизма. Хорошо бы об этом помнить всем тем, кто пишет иконы и золотит нимб диктатора.

- весьма распространенная модель поведения «все хорошее от меня, все плохое от других». Все сложности и недочеты, упущения и ошибки при коллективизации были списаны на оперативно обнаруженных виновных, подавляющее большинство которых были простыми исполнителями. Сама идея коллективизации была свята и неподсудна не только потому, что она была стержневой в коммунизме, но потому, что за ней стояла ВКП(б) и лично Иосиф Сталин. Именно эта модель поведения, весьма распространенная на бытовом уровне, лежит в основе диктаторства. Иными словами, у Сталина не было ни искры, ни таланта; он, говоря современным языком, был обычный абъюзер. Просто абъюз Иосифа Джугашвили оказался усиленным в десятки раз в силу того, что он находился на вершине власти. В том числе и в вопросе коллективизации Сталин  быстро «задавил авторитетом» ее робких (Н.И.Бухарин, А.И.Рыков и др.) противников, а спустя несколько лет задавил и буквально.

 Более того, эту модель поведения можно назвать  чертой поколений, живших при Сталине. Они были всегда правы, всегда четко знали, как надо. А что не получалось, так это от происков мирового капитализма, от примазавшихся, и, особенно, от слишком умных.  Отголоски этого сумасшествия доносятся до нас и сейчас, когда в Интернете ностальжирующие по СССР страшно ругают могильщиков Союза. К сожалению, им недоступно понимание того, что Советский Союз рухнул не столько усилиями внешних лиц, сколько стараниями его граждан и менеджмента.

Таким образом, при тщательном критическом изучении коллективизации мы обнаруживаем, что это явление имело четко выраженный деструктивный характер, вытекающий из догматики находящейся в тот момент у власти политической силы. Основным моментом догматики в свою очередь было жесткое и всестороннее подчинение государству не только общественных сторон жизни, но и личных. Попытки искать положительные моменты в коллективизации принципиально ошибочны из-за ее псевдонаучности. Соответственно, последствия для общества от этого явления могли быть только отрицательными. В частности, всплеск коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны имеет одной из основных причин коллективизацию; ликвидация колхозов была обязательным пунктом практически всех экономических платформ от КОНР до Локотской републики. Помнить это, знать это наша обязанность не только как ныне живущего поколения, но и как дань памяти тем многим нашим предкам, потерявшим жизнь или здоровье в жерновах коллективизации и ее детища.