Внутри

               
  Наташа Ростова живёт в Москве. Уже шестой, нет, шестой с половиной месяц: июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь. Сегодня уже двадцатое.
Хорошо зимой. В Дятловке и здесь, в Москве. Москва – столица нашей Родины: снег, такси, троллейбусы, трамваи автобусы, метро. И мавзолей. В нём лежит Ленин – лучший человек на земле.  В Дятловке: семилетка, перевал, сопки, река Дикая, луга.  В школе тоже Ленин. Портреты. При входе с надписью: «Учиться, учиться, учиться и ещё раз учиться, товарищи школьники!».  Потом портрет Ленина в классе – висит и следит, как учатся. И чтобы не списывали. внимательно слушали учителя. Третий Ленин прибит на стене в библиотеке. Этот Ленин наблюдает, чтобы с книгами были аккуратней – какую взял, такую и верни. В срок.
И в Москве есть библиотека. «Публичная».
Наташа любит читать. «Книга – лучший друг,» - говорила Софья Егоровна, их учительница русского языка и литературы. А учительница музыки Ефросинья Борисовна говорила: «Берегите, девочки, честь смолоду!»
Честь – это не ездить «зайцем», помогать старушкам перейти дорогу, не подслушивать. И «это», которое закрывает вход «туда». «Туда» можно только после свадьбы.
Раньше Наташа думала, что детей приносят аисты.  Это правильно, есть вещи, которые преждевременны. Один раз Наташин брат Филиппок спросил:
- Откуда я получился?
- Аист принёс.
- Ты что, дура?
Филиппок любознательный. Но мал. Но в школу приходит. Тайком.  Встанет за дверью (в тулупе, валенках, шапке) и, пока не прогонят, слушает урок математики.
- Я бедовый, - говорит о себе Филиппок.
А Наташа о себе ничего сказать не может – просто девушка, один метр пятьдесят семь сантиметров.  И пока этого достаточно. Хорошо в Москве – всё впереди!
Наташа любит вспоминать Дятловку, Филиппка, читать и рисовать. Она хочет стать художницей. Потом. А сейчас увлечённо работает маляром. Уже шестой с половиной месяц: декабрь, ноябрь, октябрь, сентябрь, август, июль, июнь. Вышла из вагона (на Казанском) и ахнула – какой высокий дом со шпилем!
Живёт Наташа с ещё двумя  девушками в комнате общежития. С Танюшкой и Олюшкой Лариными. Хорошие девушки, скромные. Сёстры – Танюшка старшая, чернобровая.   Девушки приехали в Москву раньше.
Комнату в общежитии выделило «СМУ номер пять». На стене портрет Есенина и карта Москвы.
Танюшка и Олюшка тоже берегут честь. Им нравится читать «Молодую гвардию» и «Как закалялась сталь». И журналы. Иногда Наташа читает вслух – сёстры, затаив дыхание слушают – быть, как Павел Корчагин, как Любовь Шевцова.
Как это прекрасно! Людям дарить красоту: побелить потолки, лестницу. Покрасить лестницу, стены на кухне и туалете (в зелёный или голубой), покрасить рамы (белым). Здесь нужно искусство, чтобы не испачкать стёкла. Очень здорово клеить в новом доме обои – в комнатах становится веселее.  Поставил рояль – и играй! А кто-то танцует. Паркет недавний, не скрипит. Что такое счастье? Это когда на душе всё время играет музыка. Траля-ля… Пам-парам…
А двадцатого декабря произошло событие. Наташа шла белить потолки. Зимой их белят с обогревательной «пушкой», иначе будет сохнуть неделю. А план?  Поэтому тепловая «пушка». Шла Наташа своим маршрутом. Не напрямую от станции метро и сразу на стройку, а проспектом. Там красиво: троллейбусы, такси, магазины с новыми фасонами и обувью. И сама, как настоящая «москвичка». Да и время позволяет – Наташа уходила на работу раньше девчат.
И вот на том месте, где ещё вчера был антикварный магазин, сегодня его нет.  Правильное решение! Нечего барахлом торговать, лучше книгами. С витрины исчезла тюль, с потолков сняли хрустальные люстры, всё в кучу. Нечего! Головами гипсовыми, пейзажиками, вазочками с амурами, ящичками из карельской берёзы, малахитовыми пепельницами и прочей пошлостью. Лучше книгами и канцелярскими товарами.
Частично уже вывезли. Оставив самое тяжелое и крупногабаритное. И видит Наташа, что чуть в глубине стоит голый мужчина. Прямо под лампочкой на шнуре – вчера люстра висюльками переливалась, сегодня шнур с лампочкой.
Мужчина голый, но не настоящий, а скульптурный. Чуть даже крупнее натурального человеческого роста. Размером приблизительно с маховую кисть на рукояти.  Свет мужчину обливает: кудрявые волосы, поворот головы, небольшое полотенце на плече (держит левой рукой). Вторая рука (правая) висит вдоль туловища, касаясь пальцами бедра. Ноги слегка расставлены. За задней ногой торчит пень. Или коряга. Видимо, купался недавно и вылез из речки. У них в Дятловке, на реке Дикая тоже из берега местами коряги торчат. На них удобно платья вешать и сандалии прислонять. Сильный мужчина – мускулы, вены на руках, живот втянутый Может быть, шахтёр. А может быть, землекоп или каменщик.  Сильный и молодой мужчина. И голый. То есть висит у него на всеобщее обозрение… «сарделька». Сверху очень кудряво, ниже болтается – нате! В двух метрах от Наташи Ростовой.
И на голове густые волосы волной и кудрями, и там – где орган. Сравнительно небольшой. А говорили, что большой, и даже больно. А этот небольшой, если соотнести с пропорциями тела. Красивое тело… И похоже, мягкий. Раз, висит. А говорили (не сёстры Ларины, другие), что он твёрдый. Странно… И стыдно, за такие мысли.
Наташа засмущалась. Даже покраснела. И побежала белить. Унося в памяти увиденное. И сложное впечатление, которое словами не расскажешь. Вроде и противно, но и разглядывать почему-то хочется. И думать, а почему так устроено? У всех… У девушек «честь», у парней и дядек – «сарделька».
И потом, когда они в вагончике переодевшись, пошли на «четвертую лестницу», Наташа всё думала и представляла. Причём уже не статую, а у живых ребят и остальных на стройке. Идёт, скажем, прораб Армен Георгиевич – ватник, ватные штаны, валенки с калошами, шарф. Но и у Армена Георгиевича там сейчас висит. И можно представить, какой. Цвета кожи, а волосы чёрные, как на голове. Или Сашка-электрик… Его если взять. Смеётся, шутит, проводами обмотан, в кепке. Сапоги, галифе. А под ним, в трусах висит. И Наташа знает, как выглядит.  И хочет Наташа избавиться от такого и не может. Всё представляет, помимо упорства эту гадость не представлять. А почему «гадость»?  И почему говорят, что он твёрдый, и больно?
- Ты что это, Наташа? – спросила Наташу Танюшка Ларина.
- А что?
- Чудная ты какая-то. Случилось, что?
- Нет. Ничего… - Наташа залилась румянцем.
- А ну признавайся, я же чувствую. Что стряслось? Чем тебе помочь?
- Да! – задев ведро с извёсткой, подбежала Олюшка. – Ты сегодня, Наталка, другая. Деньги потеряла?
И Наташа рассказала о мраморном красавце-шахтёре.
- Где?
- На проспекте. В бывшем антиквариате.
- Врёшь! Такой срам. Полностью голый?
- Полностью.
- Статуя?
- Да. Но если покрасить бежевым колером, будет, как живой.
- И висит? Прямо так, без листа?
- Прямо так. Мол, любуйтесь. А чем?
- Мда… -  Танюшка вздохнула. – Никогда не видала.
- И я, – призналась Олюшка. – Тоже мне! Было бы, что.
- А давайте, девчонки, сбегаем в обед и посмотрим вместе? А? – глаза Танюшки наполнились весёлым озорством. – узнаем, отчего у нас Наталка сегодня такая печальная.
- Я не печальная.
- Печальная, печальная… Точно, девчонки – сбегаем в обед.
И девушки сбегали. И смотрели. И смеялись – фу, чепуха какая…
Наташа тоже смеялась. Для вида. Внутри себя, думая: «Магнит какой-то. Только бы не начать представлять, как…»
Потом они обсуждали. Почему он держит полотенце и куда так пристально и строго смотрит.
- На других парней. Они его одежду спрятали. Пошутили. У нас в Малаховке так все делают, - предположила Танюшка. – Жизненная статуя.
- А мне кажется, он в бане. И это не полотенце, а мочалка. Ребята, кто спину потрёт? – высказала свою версию Олюшка. – Очень похоже.
- А ты откуда знаешь? В бане мужской была, что ли?
- Нет. Это я по аналогии.
Наташа почти молчала. Только «да», «нет», «не знаю»…
А после работы статуи уже не было. Они специально сделали крюк, чтобы ещё раз посмотреть. Просто так. Но увезли – помещение было пустым.
Какое-то время Наташа мужчин и парней не замечала, сразу представляя их «сардельку» независимо от лица, симпатичный или не очень. После Нового года прошло. Миновало наваждение после Нового года.
Осенью Наташа поступила учиться на художника. Через пять лет учиться закончила. Но замуж не вышла – страсть к живописи перевесила семью (Рисовать! Рисовать, рисовать, товарищи!).
Теперь Наталья Ильинична уже тридцать с гаком лет рисует хорошие и красивые картины. Без пошлости и ненужных подробностей.
Иногда вспоминая (и улыбаясь) прежнюю наивность и узость культурного кругозора…