Наместники леса

Лес встречает,
Лес располагает,
Лес угощает,
И лес провожает.
Но!
Лес хмурится,
Лес сердится,
Лес путает
И гонит прочь.
Справедливый лес!

      Горящая лампочка в коридоре моргнула раз, потом другой и наконец медленно потухла, чтобы через мгновение загореться снова и больше не гаснуть. Так, решил Человек,  квартира прощалась со своим прежним хозяином, подмигнув ему на удачу. Пальцы пробежались по стене, коснулись дверной обивки и нерешительно легли на ручку. Человек замер. Но почувствовав, что прощание затягивается, и собираться с духом можно бесконечно долго, а между тем дело сделано, – он отворил дверь и вышел.

Да, оставлять привычное место всегда тяжело. С квартирой не было связано особенных событий, памятных историй. Человек родился не здесь. Детство и юность его прошли в других краях, и там же он провёл большую часть сознательной жизни. А всё же уголок этот был ему дорог. И дело не только в привычке. Здесь он осел и основательно прикипел к этому городу. Не оттого ли, размышлял Человек, так трудно расставаться с насиженным местом, что всякая перемена сама по себе страшна. Оно, конечно, так. Но было что-то ещё. Может быть… Да так оно и есть – стены квартиры много лет впитывали размышления Человека, все его рассуждения, все порывы и молчаливую грусть, сомнения и отчаяние, надежду и решимость, сладкий восторг. Всё это стены, подобно свинцовой оболочке, держали внутри, не выпуская, сотворяя особую тонкую обстановку, схожую с духовным миром Человека.

Сердце Человека вмещало многое, даже нежные чувства к четырём бетонным стенам, но вот появилось маленькое неудобство, со временем выросшее в назойливое раздражение, и Человек сорвался с места. Поменял бетон на дерево, шумную суету на тихую неторопливость, тесноту города на деревенский простор.

С головы до ног он был городским. В городе родился, в городе вырос. И, как все городские жители, безоговорочно принял ускоренное движение жизни и полностью ему подчинился. Он даже не замечал, как быстро живёт. А как-то раз просто остановился, внезапно почувствовав усталость, и огляделся. И тотчас услышал грохот города, почувствовал его сутолоку. Человек и внимания не обращал, что руки его всегда в карманах. Вытащи их и непременно кого-нибудь заденешь. Человек с тех пор потерял покой. Он больше не слышал тишины. Всё вокруг стало теперь слишком громким.

Покупатель на квартиру нашёлся быстро. Впрочем, если быть точным, то был простой обмен квартиры на дом. Нашёлся человек, жаждущий перемен. Этакий Илья Муромец, пролежавший много лет на печи. Тут он вдруг пробудился, и ну догонять всё что упустил. А в деревне разве нагонишь! В город! В город!

Маленький домик без боковых пристроек, казавшийся отощавшим, стоял, скособочившись на подгнивший с одной стороны венец. Кроме этой неприятности, которую, как сказал сосед – старший по улице, легко уладить, нареканий к дому не было. Разве что вот ещё крышу бы перестелить, и «тыщу лет простоит». С дороги домишко был почти незаметен. Зажатый с двух сторон соседями, с фасада он спрятался за разросшимся палисадником. Позади дремал запущенный огород. В самом его углу, в бурьяне, притулилась сараюшка, оказавшаяся низенькой банькой.

В одно лето Человек поправил дом. Местные старики помогли с венцом, да и новеньким шифером не обидели. Прореженный вишнёвый палисадник хвастливо открыл красивый домик, выкрашенный в бирюзу. Выкошенный и перекопанный огород заботливо хранил на своих рассыпчатых комьях кучки навоза, припасённые до весны. Одним словом, благодать!

И потекли дни. С восходом они брали начало с вальяжного шествия коров, хозяйки которых шли тут же, лениво помахивая хворостинками. По темну, когда всякая работа в саду и огороде откладывалась до завтра, дни заканчивались милыми посиделками, собиравшими всю недлинную улицу. Дни текли и текли небыстро, под стать размеренной и неторопливой жизни местных стариков. А старики лучше всех знают великую тайну: чем быстрее бежишь, тем быстрее и прибежишь!

В деревеньке этой на три десятка домов жили сплошь такие вот мудрецы. Душа Человека обрела здесь покой. Днём он работал в огороде, а вечером с удовольствием присаживался где-нибудь с краешка маленького тёплого собрания и слушал. Слушал рассказы, беседы и песни. А ночами размышлял, засыпая, куда приспособить накопленные за годы деньги: купить ли корову и бычка и заняться разведением, или завести птичий двор. Или хватит огорода? Нет, думал он, без мяса никак. Да ведь и не от природы он такой тучный. Никак без мяса.

Старики любили его. Вдали от городских детей и внуков людям нужен был такой человек, который не только выслушает совет, но и переспросит, уточнит, попросит добавить подробностей. И Человек, наш любознательный Человек, слушал и переспрашивал, уточнял и просил подробностей. Но больше всего нравилось старикам, что он носил с собой тетрадь и всё записывал.

За годом шёл год. Прошло их не так уж много, и вот в один обычный день этот мир покинул староста улицы. Крепкий ещё дед, но одинокий, давным-давно схоронивший жену. Приехала родня на машинах, проводила деда и уехала. А через неделю на месте простенького частокола вырос глухой железный забор. Закипела стройка, и старенький домик спрятали под двухэтажной кирпичной коробкой.

Старики будто сговорились когда-то между собой и только и ждали отмашки. Глава улицы, Афанасий Иванович, положил начало вымиранию старой деревни, и за каких-то три года вслед за ним ушли его соседи, прожившие вместе на одной улице всю жизнь.

Коровы больше не будили Человека по утрам. Не стало тех славных посиделок. Деревня перестала быть деревней. Двухэтажные, похожие одна на другую, кирпичные коробки за высокими железными заборами засорили улицу. Вместо тёплых разговоров по вечерам на улице гуляла пьяная болтовня, вместо человечных и человеческих песен громыхали магнитофоны беззастенчивой молодёжи. Покоя не было и ночью. Люди привезли в деревню город.

В километре от посёлка раскинул вширь своё зелёное сокровище Батюшка-лес. Начинался он сразу за мостом и от моста налево, направо и прямо вели хоженые тропинки. Те, что уходили в стороны, огибали лесок, и обойти его можно было неспешным прогулочным шагом за час. Это был «предбанник», как любили говорить здешние жители. За ним начинался настоящий лес, густой, тёмный, нехоженый. Торные тропинки туда не вели, и Человек в него не хаживал.

С тех пор как деревня обзавелась новыми постояльцами, Человек всё чаще стал появляться в «предбаннике». Гулял до позднего вечера, забывая иногда о делах по хозяйству. Иной же раз, когда в посёлке намечалась очередная шумная гулянка, так и вовсе оставался с ночевой. Новенькие палатка, спальник, газовая горелка и остальные походные вещи, что берут с собой на природу городские туристы, спасали Человека холодными ночами. Всё свободное место необъятного рюкзака занимала еда. Ночью своими листьями лес нашёптывал сказки, и Человек засыпал. А поутру, как часто ему казалось, деревья и кусты с тоской и неохотой провожали гостя, цепляясь за одежду ветками.

Вскоре деревенским стало тесно на улице, и «предбанник» начал заполняться народом. Сначала люди постарше открыли для себя хорошее место для пикников, за ними подоспела и молодёжь, кто с музыкой, а кто и на мопедах.

С этих пор Человек всегда брал с собой мешки для мусора, и под вечер, когда народ расходился, набиралась пара полных пакетов с отходами цивилизации. И впрямь, думал Человек, хочешь понять, что такое цивилизация, приходи в лес и увидишь её под ногами.

Для уединения и возможности побыть в тишине «предбанник» больше не годился. Человек углубился в лес, протоптав тропинку и прихватив своё временное жилище.
Тишина. Слышен только шелест деревьев, ведущих между собой нескончаемую беседу. Звуки захваченного в плен «предбанника» остались за порогом. Старый лес не впускал к себе ни музыку из колонок, ни грохот мопедов, защищая Человека глухой стеной.

Здесь, в лесной глуши, Человеку по ночам слышались другие сказки, такие притягательно-жалостливые, что они оставляли белесые дорожки под опухшими после неспокойного сна глазами.

Поутру Человек умывался, завтракал и гулял, не показываясь людям, до вечера. Вечером набивал мешки, относил в положенное место, запасался попутно продуктами. Снов как будто не было. Всё одни мотивы туманом проникали в голову, из ночи в ночь меняя звучание с горького и унылого на нетерпеливое, а за ним и жалобно-просящее.

Однажды глаза открылись сами собою задолго до рассвета. В палатке как-то вдруг стало тесно и неуютно. А снаружи! А на просторе! Зябкий осенний воздух будто и не холодил совсем, а только ласково щекотал своими колючками, и Человек от удовольствия жмурился. Так он лежал на пожухлой траве, закинув руки за голову, до рассвета и дальше. Солнце уж зашло, а он всё лежал и как будто думал о чём-то. Еда в рюкзаке оставалась позабытой, нетронутой. С новым рассветом он наконец поднялся. Побродил вокруг. Огляделся. Начал кое-что примечать: грибок листвой засыпанный стоит – так он обметёт; веточка, ветром обломанная – землицей замажет; ёлочка молодая вкособочину растёт – поправит…

Много дел до вечера переделал. Как засмеркалось, народ в «предбанник» пожаловал. И показалось Отшельнику, что вроде близко где-то шумит. И музыка из колонок, и трескотня моторов, и голоса отчётливые. Походил, посмотрел, нет никого. Дошёл до порога в «предбанник» – все тут. Никто порог не переступал.

Забрёл он ещё дальше в лес. Про вещи свои забыл сперва. Спохватился, собрал, сложил, и как последний человек ушёл восвояси, так все вещи к мосту отнёс, там и оставил.

С той поры прошло столько времени, что одежда его поизносилась, поистёрлась, порвалась, да и развалилась совсем. Давно сплёл себе Отшельник обувку из бересты – лёгкую, удобную. Из подкорья смастерил одёжку. Оброс волосами, зарос бородой. Всё ходил с рассвета, делами в своём хозяйстве-владении занимался. Где водицы из-под земли добудет зверью всякому и друзьям пернатым. Где кустик сломанный поправит. Где бурьян расчистит, а где бурелом разберёт. Но больше любил он другой порядок наводить. И подходил к делу с юмором.

Раз одного «поросёнка» проводил до выхода, набив ему полные карманы прелых листьев с землёй и шишками вперемешку за то, что этот поганец кинул на землю обёртку от конфеты; один за дерево зашёл – мокрое дело сделать, – подошёл к нему неслышно и так в ухо дунул, что безобразник присел от неожиданности, огляделся – никого. Компанию однажды напугал. Расположилась та на поляне под солнцем, музыка из колонки орёт, сами горланят, стаканами и бутылками гремят, а шутник наш, затейник, начал бегать вокруг них, ветер нагонять, листья и траву кружить. Что ни круг, стакан уронит, бутылку опрокинет, музыку выключит, а то и ущипнёт кого пребольно. После третьего раза, как музыка смолкла, сорвалась та компания и наутёк, позабыв вещи и мусор свой. Всё это нашлось потом на мосту: мусор в пакетах, вещи сложены рядом.

Ещё любил Хозяин учить порядку самых наглецов, кто смел на своих мопедах и машинах приезжать туда, где технике не место – в лес. Глушил мотор, на ходу забивая выхлопную трубу шишками, спускал шины, а всего смешнее считал закруглить тропинку, чтобы гонщик до изнеможения катался по ней, пока не закончится бензин. После отпускал.

Вскоре среди людей пошёл слух, что в лесу завёлся леший. Шумных гуляк стало меньше, как и мусора. Наступили покой и тишина. А довольный Леший всё так же занимался хозяйством и гулял, позволяя рукам, позабывшим о карманах, парить легко и свободно на просторе.

Лес мудр и к людям терпелив, как дед к маленьким внукам. Он дозволяет многое, но не всё. Играй, да не заигрывайся! А будешь баловаться, не зная меры, узнаешь деда с иной стороны. Лес тогда кинет безмолвный клич, и на клич этот обязательно отзовётся некто, созвучный старому доброму зелёному старику. И появится наместник, как было во все времена.

А вас ещё не тянет в лес?

2023