Прекраснаяя Эрикназ 2. 3

Миновал год после убийства грозного Ага-Магомет-хана, в Иране окончательно утвердился у власти его любимый племянник Фетх-Али-шах, и однажды Ибрагим, вызвав к себе дочь, сказал ей:
– Аллах видит, ни я и никто из моей семьи не причастны к убийству Ага-Магомет-хана. В доказательство своей невиновности я предложил новому шаху, любимому пле-мяннику убитого, взять тебя в жены. Фетх-Али-шах принял это предложение с радостью, до него дошел слух о твоем уме и твоей красоте.
Желания дочери он не спрашивал. И в памяти у нее вновь встали слова Вагифа:
«…зная слабости других, сама будь выше слабостей. И тогда тебе удастся выбрать тот путь, к которому лежит твое сердце»
Еще до прибытия в Иран Агабеим начала расспрашивать о будущем муже. Никого это, естественно, не удивляло, все старались рассказать, как можно больше. К дню свадь-бы ей уже было известно, что шах очень красив, имеет самую длинную в мире бороду, сластолюбив и проводит время в гареме охотней, чем на поле боя или в занятии государ-ственными делами. Слушая болтовню служанок и евнухов, она пришла к выводу, что Фетх-Али-шах также крайне суеверен, боится шайтана, который может отнять у него мужскую силу, и часто решает поступить так, а не иначе, следуя советам являющихся к нему во сне покойных родственников – обычно матери или дяди Ага-Магомет-хана. По-качиваясь в своем роскошном шатре, который несли направлявшиеся в Тегеран верблюды, Агабеим с горечью думала:
«Я потеряла свою любовь, но не желаю быть игрушкой и рабой сластолюбивого шаха. Поможет ли мне то, что я узнала о его слабостях?»
При вступлении в гарем невеста шаха имеет право выбрать любой наряд. Агабеим-ага в день своей первой встречи с мужем облачилась в платье его матери. Увидев ее Фетх-Али-шах был ошеломлен, а Агабеим, слегка повернув голову вбок – в точности так делала и его мать, об этом ей тоже удалось узнать, – пала к его ногам. Торопливо подняв моло-дую жену, шах сам почтительно склонился перед ней.
Всю ночь она, подобно Шехерезаде, развлекала мужа, читала ему стихи, рассказы-вала чудные истории, но коснуться ее он не посмел – ни тогда, ни позже. Его останавли-вало почтение, испытанное при их первой встрече. Восхищенный красотой и талантами Агабеим, он объявил ее главной женой своего гарема, но они так и не стали супругами в полном смысле этого слова.
Для Агабеим доставляли редкие книги персидских и арабских поэтов, в ее саду цвели привезенные из дальних земель прекрасные цветы. Лишь цветок хары бюль-бюль так и не прижился на чужой земле, и тоскуя о нем, она писала:
 «Все растет в саду, кроме хары бюль-бюль.
Мы не выживем на чужбине»
Фетх-Али-шах навещал Агабеим довольно часто. Они беседовали о делах гарема, шах любовался ее рисунками, слушал песни, которые она слагала. Часто в его устремлен-ном на нее взгляде вспыхивали искры желания, но тут же гасли – болезненно суеверный шах боялся своего влечения к той, в ком однажды узрел свою мать. Тогда, покинув Агабе-им, он спешил в свои покои и утолял вспыхнувшую страсть с одной из женщин гарема...
...Однажды, явившись в ее покои, Фетх-Али-шах сказал:
– Поз-воль мне порадовать тебя, моя ханум, сделав подарок, который я тебе приготовил. Зная о твоей любви к поэзии, я хочу подарить тебе хорошо образованного слугу-евнуха, он станет для тебя пре-красным собеседником в те дни, когда я, занятый делами государства, не смогу тебя уте-шить в твоей печали, – он дважды хлопнул в ладоши, – Манучехр!
В гареме Ибрагим-хана не было евнухов, но, даже прожив восемь лет в Тегеране, Агабеим-ага так и не привыкла без содрогания думать о людской жестокости, превраща-ющей полного жизни мужчину или мальчика в обрубок человека. Тем не менее, она нашла в себе силы склониться к ногам мужа и поблагодарить его:
– Повелитель так добр!
Евнухи, кастрированные взрослыми, отличаются от тех, кто утратил мужествен-ность в детстве. Они долгое время сохраняют мужской облик, на их утрату указывают лишь отсутствие волос, некоторая полнота и тембр голоса, похожий на фальцет неумело-го певца. Во внешности человека, явившегося на зов шаха почти ничто не напоминало о его несчастье – лицо, правда, уже было безбородым, но фигура оставалась стройной, и голос звучал мягко, без визгливых нот:
– Повелитель меня звал.
Он пал ниц перед шахом. Тот милостиво махнул рукой.
– Встань, Манучехр. Благодари Аллаха за неслыханную удачу: ты будешь служить высокой ханум, повелительнице моего сердца.
– Я готов отдать жизнь за высокую ханум.
– Расскажи нам о себе, – велел шах, – мне сказали, что ты получил хорошее воспи-тание.
– Я из рода тифлисских армян Ениколопянов, повелитель, меня научили читать и писать на разных языках, потому что моя семья ведет дела со многими странами. Я с дет-ства любил читать книги и многое запоминаю, потому что у меня хорошая память. В Ти-флисе у меня семья – мать, братья и сыновья от первого брака. Когда началась война, мы с женой и маленькой дочерью гостили в Ереване у родных – брат моей матери выдавал за-муж дочь. Домой в Тифлис возвращались с караваном, в Караклисе присоединились к грузинскому военному отряду. Почти сразу же после этого отряд вступил в бой и был разбит. Меня и мою семью захватили в плен. Ага, купивший меня для гарема повелителя, долго задавал мне вопросы, чтобы судить о моих знаниях, и остался доволен. Меня год готовили для службы в гареме, ага сказал, что я обучился всему очень быстро. Мулла, ко-торый помог мне обратиться в истинную веру, тоже мною доволен.
Изложив таким образом свою историю, Манучехр застыл в почтительном ожида-нии.
– Так ты мусульманин, – с довольным видом произнес шах, – в таком случае, ты не можешь быть рабом, ты будешь получать жалование.
– Как прикажет повелитель, – скромно ответил евнух.
 
Манучехр не только имел приятную внешность, но и хорошо умел скрывать свои чувства. Рассказывая шаху и Агабеим о себе, он успешно подавлял воспоминания о кри-ках жены и маленькой дочери, когда их отрывали от него, о мучительной операции, о рынке рабов в Тебризе, куда привезли его и немногих выживших после кастрации муж-чин. Однако что-то все же мелькнуло в его взгляде, и Агабеим это заметила. Поэтому она мягко сказала:
– Моя благодарность к повелителю не знает границ, мне действительно нужен грамотный слуга, который приведет в порядок мою библиотеку. Однако удовольствия бе-седовать с моим повелителем мне никто не заменит.
– Беседа с моей ханум для меня услада из услад, – галантно ответил шах.

С появлением нового евнуха Агабеим стала меньше скучать – Манучехр прекрасно знал восточную литературу, неплохо читал вслух, к тому же быстро разобрался в хозяй-ственных делах гарема и мог дать полезный совет. Беседы их с каждым днем становились все занимательней и иногда могли длиться часами. Однажды, вызвав к себе Манучехра, она протянула ему книгу стихов Абульхасана Рудаки, недавно доставленную из Самар-канда.
– Прочитай вслух, ага Манучехр, я хочу услышать, как это будет звучать, хочу уло-вить ритм касыды (твердая поэтическая форма в восточной поэзии).
Он начал читать, но, проговорив «кудрями сердце отняла, его глазам ты отдала. Моя душа полна тоской, но сердце радостью горит…», внезапно выронил книгу и упал на колени:
– Да простит высокая ханум мою дерзость, не могу больше терпеть! Грудь мою сжимает тоска, отчаяние разрывает мне душу.
Агабеим испуганно смотрела на его искаженное болью лицо.
– Аллах, встань и расскажи, что тебя мучает, ты болен?
По щекам его текли слезы. Не вставая с колен, он прижал руку к груди.
– Боль живет в моем сердце, ханум. Когда я был захвачен лезгинами, со мной были жена и маленькая дочь. После… после того, что со мной сделали, я сначала не хотел жить. Потом пришел в себя, стал думать – что сталось с женой и нашей девочкой? Спрашивал, мне говорили, что их тоже отвезли на рынок рабов. Моя жена красавица, не знаю, кто ее купил, но дочь… Дочь я нашел.
– Нашел? Где? – воскликнула пораженная Агабеим. – Ты не мог ошибиться?
Он покачал головой.
– Нет, эта она, моя девочка, она в доме Иса-хана. Ей еще нет одиннадцати лет, он купил ее, чтобы взять в гарем, когда она подрастет, но сейчас ее заставляют делать в доме самую грязную работу. Я видел ее – она несла ведро с помоями. Раньше была веселая, птичкой летала, теперь боится глаза поднять. Помню, как она плакала и кричала, когда нас схватили. На правой щеке у нее родинка, раньше мы шутили, ее ангел поцелуем по-метил, теперь кажется, черная слеза по щеке ползет. Высокая ханум, я скопил немного денег, но мне Иса-хан откажется ее продать….
– Ты хочешь, чтобы я ее выкупила? – голос Агабеим был полон сочувствия. – Хо-рошо, завтра я навещу ханум Фариду, старшую жену Иса-хана.

В доме Иса-хана были потрясены, когда у ворот остановились носилки повели-тельницы. Сияющая улыбкой Фарида склонилась в низком поклоне, льстивый голос ее был подобен меду:
– Аллах шепнул мне, что сегодня нужно ждать чуда, и чудо свершилось, высокая ханум осчастливила мой дом.
Суетились служанки и евнухи, над серебряным блюдом с пловом поднимался го-рячий пар, в хрустальных вазах сочно темнели засахаренные фрукты, золотилась рассып-чатая пахлава, в воздухе стоял аромат кофе. Отведав угощений и выпив две чашки кофе, Агабеим-ага начала разговор:
– Слышала, у вас в доме живет армянская девочка лет десяти с маленькой родин-кой на щеке, хочу ее купить.
– Эту бездельницу? – Фарида была потрясена. – Высокая ханум, хочет купить эту неряшливую и глупую девчонку? Для чего?
– Говорят, люди с родинкой, похожей на слезу, приносят удачу, – Агабеим-ага чуть улыбнулась, но взгляд ее, устремленный на хозяйку дома, стал холоден, – однако, если она столь неряшлива и глупа, то твой муж, конечно же, не станет заламывать за нее непомерную цену. Поговори с ним, передай ему мои слова, а завтра утром я пришлю мое-го евнуха, он принесет деньги и заберет девочку.
Фарида почтительно поклонилась, не смея выразить своего недовольства. Девочка, купленная мужем, пришлась ей в хозяйстве как нельзя более кстати – слишком мала, что-бы посещать ложе Иса-хана в ущерб другим женам, но уже достаточно велика для выпол-нения самой неприятной работы. Однако отказать в просьбе первой жене шаха было немыслимо.